Часть 3.
Практические аспекты российско-американских отношений
6. Российско-американские отношения: ключевые проблемы безопасности в Европе и мире
Ключевой интерес нашего государства в области безопасности в отношениях с США сформулирован в новой Концепции внешней политики РФ: «Россия последовательно выступает за конструктивное сотрудничество с США в сфере контроля над вооружениями, в том числе с учетом неразрывной взаимосвязи между стратегическими наступательными и оборонительными средствами, императивности придания процессу ядерного разоружения многостороннего характера, исходит из того, что переговоры о дальнейших сокращениях стратегических наступательных вооружений возможны только с учетом всех без исключения факторов, влияющих на глобальную стратегическую стабильность».32
В отношении взаимодействия Москвы с США и их евро-атлантическими союзниками в Концепции внешней политики четко отмечается: «Приоритетный характер имеет развитие отношений с государствами Евро-Атлантического региона, с которыми Россию связывают, помимо географии, экономики и истории, глубокие общецивилизационные корни. С учетом растущей востребованности коллективных усилий государств перед лицом транснациональных вызовов и угроз Россия выступает за достижение единства региона без разделительных линий, через обеспечение подлинно партнерского взаимодействия России, Европейского союза и США».33 Как указанные принципы можно приложить к конкретной ситуации взаимодействия Москвы и Вашингтона в лице администрации Б. Обамы?
В контексте безопасности в Европе – США считают, что евроатлантизм доказал свою жизнеспособность, в том числе и как фактор обеспечения европейской безопасности с опорой на инфраструктуру НАТО. В целом ситуация в Европе, даже при отсутствии многих важных договоренностей и фактический слом системы регионального контроля над вооружениями, не внушает Вашингтону беспокойства.
Главный вопрос европейского «досье» - развитие региональной системы противоракетной обороны НАТО. В середине марта с.г. глава Пентагона Чак Хейгел объявил о реструктуризации американской программы противоракетной обороны, предполагающей отказ от четвертого, ключевого этапа реализации планов развертывания ЕвроПРО. США больше не планируют размещать к 2020 году модернизированные ракеты-перехватчики SM-3 Block 2B в Польше, а намерены сосредоточиться на защите своей территории в связи с «растущей угрозой ракетного нападения со стороны Ирана и особенно Северной Кореи».34 В этих целях количество стратегических перехватчиков GBI на Аляске будет увеличено к 2017 году почти в 1,5 раза – с 30 до 44 единиц. Также предусматривается разместить в Японии еще один радар для наведения американских противоракет на цели. Кроме того, в Тихом океане уже находятся 16 из 26 кораблей ВМС США, оснащенных системами Aegis с ракетами-перехватчиками SM-3 Block 1A, а в Южной Корее и Японии развернуты несколько батарей тактических противоракет Patriot-3.35 Этих средств, как считается, вполне достаточно для защиты от ракет малой и средней дальности, которые имеются у Пхеньяна, и перехвата нескольких ракет большой дальности, которые могут появиться у КНДР в ближайшие годы.
Возвращаясь к ЕвроПРО, отметим, что в связи с отказом США от реализации четвертой фазы этой программы, которая изначально вызывала главные возражения Москвы, ряд российских экспертов посчитали, что появляется свет в конце туннеля для разблокирования двустороннего диалога по проблемам разоружения. Так, директор Института США и Канады, академик РАН С.М. Рогов завершил свою статью в «Независимой газете», озаглавленную весьма симптоматично: «Барак Обама проявил гибкость по ПРО», следующим пассажем: «Таким образом, открылось новое окно возможностей. Пора начинать серьезные переговоры между Москвой и Вашингтоном. Хочется надеяться, что нам удастся прийти к компромиссным договоренностям, учитывающим интересы безопасности обеих сторон и укрепляющим стратегическую стабильность».36 А старший вице-президент ПИР-центра генерал-лейтенант запаса Е. Бужинский выразил следующее мнение: «Мы все время говорили, что нас беспокоит четвертая фаза (и частично третья) ЕвроПРО. Теперь США отказываются от нее. Обама посылает Путину явный сигнал: американцы услышали наши озабоченности».37
Однако, заместитель министра иностранных дел РФ С.М. Рябков проявил заметно меньший оптимизм. Как он подчеркнул, «никакой связи между возражениями РФ против развертывания американской ПРО в Европе и тем, что было объявлено министром обороны США, я не усматриваю. Это не уступка России, и нами она так не воспринимается. Все аспекты стратегической неопределенности, связанные с созданием системы ПРО США и НАТО, остаются. Соответственно, в силе остаются и наши возражения». Далее дипломат пояснил, что «планы по развертыванию дополнительного количества тяжелых ракет-перехватчиков системы GBI на Аляске и в Калифорнии – это не символический жест. Речь идет о существенном наращивании способностей США в сфере ПРО». По его словам, России еще предстоит оценить последствия этого решения с точки зрения интересов ее собственной безопасности. «Никакой эйфории по поводу того, что объявлено министром обороны США, мы не испытываем. И оснований для того, чтобы корректировать нашу позицию, не видим. Будем продолжать диалог и вести дело к заключению юридически обязывающих договоренностей о ненаправленности всех элементов системы ПРО США против российских стратегических ядерных сил».38
В самом конце марта с.г. Москву посетил заместитель генерального секретаря НАТО Александр Вершбоу, имевший контакты в Администрации Президента РФ, в МИДе и Минобороны России, а также с представителями российского экспертного сообщества. Судя по сообщениям информационных агентств, речь на беседах шла о новых предложениях Североатлантического союза по сотрудничеству в области ПРО, большей транспарентности по отношению к ядерному оружию и о дальнейшем его сокращении. Представитель Альянса утверждал, что после отказа США от четвертого этапа развертывания ПРО «становится очевидно, что эта система не представляет собой угрозы российскому стратегическому арсеналу ни сегодня, ни в будущем».39 Если последние шаги США и НАТО действительно свидетельствуют о готовности Вашингтона и Брюсселя к диалогу с Москвой, то это – хороший знак. Но, как учит опыт, не будем забегать вперед и спешить с оценками, тем более, что внятного ответа на известные российские озабоченности пока все же не последовало.
Тем не менее, нельзя отрицать, что определенное взаимодействие между Россией и США в области контроля над вооружениями в последние 20 лет наладилось.
Решение этой проблемы состоит из нескольких тесно взаимосвязанных между собой блоков вопросов. Первый из них — стратегические ядерные силы (СЯС), ПРО и проблема предотвращения вывода оружия в космос. Примечательно, что Б. Обама, по сути дела, перехватил наш традиционный с советских времен лозунг «безъядерного мира» и всеобщего и полного разоружения под строгим международным контролем. Если не развернуть активной контрпропагандистской работы, то может возникнуть впечатление, что США, сохраняя ядерный потенциал, выступают за мир без ядерной угрозы в будущем, а Россия является сторонником гонки ядерных вооружений. Поэтому наши сомнения в целесообразности обсуждения недавнего американского предложения о снижении уровня развернутых стратегических ядерных боезарядов до 1000-1100 единиц с нынешних разрешенных по Договору СНВ 1550 вызвали определенное разочарование, причем не только в Вашингтоне, но и в других столицах. Логика российской стороны повторена уже не раз - мы подошли к определенному барьеру в снижении уровня ядерных потенциалов, ниже которого на данном этапе опускаться не можем, пока не будет решен целый комплекс вопросов обеспечения стратегической стабильности в мире в целом - от ПРО до невывода оружия в космос, от ограничения новых высокоточных обычных стратегических вооружений до урегулирования темы региональных балансов силы и парирования новых вызовов безопасности, в частности, в контексте распространения ядерного оружия и других видов ОМУ.
Тем не менее, в плане компромиссной развязки вполне возможно, как это было сделано в 1987 г., выделить из такого «пакета» условий одну тему – например, проблему предотвращения размещения оружия в космосе, и начать по ней диалог.
Для Обамы идея разоружения имеет принципиальное значение как инструмент закрепления его роли в американской истории. Тем более, что нынешний потенциал стратегических ядерных сил действительно явно избыточен – причем, у обеих сторон.
Второй блок проблем – нестратегическое ядерное оружие. Российские военные эксперты совершенно правильно заявляют, что условием для начала разговора является вывод всего американского тактического ядерного потенциала на национальную территорию, как это в начале 90-х годов прошлого века сделала Россия. Однако, судя по всему, США к этому пока не готовы – американцы заявляют, что даже малое количество этих средств – около 200 устаревших атомных бомб «В-61», разработанных еще в 1963 г., и размещенных на шести авиабазах США в Европе, расположенных на территориях пяти стран-членов НАТО: Бельгии, Германии, Италии, Нидерландов и Турции – необходимо им для поддержания «расширенного ядерного сдерживания-устрашения».
Многие эксперты считают, что если какого-то прорыва невозможно добиться прямо сейчас, то, по аналогии с разоруженческим процессом прошлого, необходимо начать обмен данными либо осуществить какие-то согласованные меры транспарентности и доверия, или, как раньше говорили, начать «переговоры о переговорах», в частности, о том формате, в каком эта проблема может и должна решаться в будущем. Здесь будет много «подводных камней», к примеру, при решении проблемы контроля. При этом очевидно, что все это можно преодолеть только в непосредственной взаимосвязи с решением проблемы ограничения и контроля над обычными вооружениями в Европе – поскольку все носители тактического ядерного оружия, как правило, имеют двойное назначение.
Главное, чтобы в процессе контроля над вооружениями не было длительной паузы – это не отвечало бы ни нашим, ни американским интересам.
7. Влияние проблем Афганистана и Центральной Азии на российско-американские отношения
Интересы России в отношении США и других стран НАТО на афганско-центральноазиатском направлении четко сформулированы в новой Концепции внешней политики РФ: «Россия исходит из стратегической общности целей со всеми государствами Евро-Атлантического региона, в том числе со странами - членами НАТО, по поддержанию мира и стабильности, противодействию общим угрозам безопасности - международному терроризму …, незаконному обороту наркотиков, …»40. В Концепции также отмечается, что Москва «… рассматривает в качестве важнейшей национальной и внешнеполитической задачи борьбу с международным терроризмом, выступает за системное и комплексное использование политико-правовых, информационно-пропагандистских, социально-экономических и специальных мер с упором на превентивную составляющую такого противодействия на основе глобальных и региональных антитеррористических конвенций».41 Однако в налаживании такого сотрудничества есть ряд проблем, которые будут проанализированы ниже.
Помимо нашей позиции по Ирану и частично по Сирии США в гораздо большей степени беспокоит «евразийский вектор» российской внешней политики, который в основном определился и имеет долговременный характер. Сверхзадача Вашингтона на этом направлении заключается в том, чтобы не допустить возникновения нового образования в виде союза тесно интегрированных государств, в известной степени напоминающего СССР, закрепить суверенитет стран Центральной Азии и обеспечить их невключение в геостратегическое пространство, находящееся под влиянием Москвы.
Одновременно эта проблематика является важной внутриполитической темой в плане предвыборных обещаний Барака Обамы. Перед первым президентским сроком Обама выстроил внешнеполитическую часть своей предвыборной программы на критике действий Дж. Буша-мл. в Ираке. Он вполне справедливо утверждал, что перенос «основного театра» борьбы с международным терроризмом из Афганистана в Ирак был большой ошибкой, так как привел к бессмысленной растрате сил США и к распаду международной коалиции. Более того, первоначально разгромленные и ошеломленные мощью международной коалиции талибы достаточно быстро опомнились и уже сейчас, фактически, являются самой мощной силой в Афганистане, что представляет серьезную проблему для США на период после 2014 года.
Поскольку Обама полностью сосредоточился на Афганистане, ему ко времени выборов надо было показать, что там достигнуты серьезные успехи. Определенные результаты действительно были получены. Главным из них было убийство лидера «Аль-Каиды» Бен Ладена, долго скрывавшегося под прикрытием определенных военных кругов в Пакистане. Но ликвидация отдельных лидеров международных террористов принципиальным образом не изменила ситуацию в Афганистане.
Поэтому программа вывода американских войск из этой страны к 2014 году, по сути, была одним из главных предвыборных внешнеполитических лозунгов Обамы в новом электоральном цикле: «Проблему решили, мы уходим». Интересно, что республиканцы в целом «проглотили» этот тезис демократов. В ходе предвыборной кампании они не утверждали, что политика Обамы в Афганистане зашла в определенный тупик. Республиканцы всего лишь говорили о том, что Обама слишком мягкий, и что с терроризмом и исламским экстремизмом надо обходиться жестче, но вместе с тем часто признавали его заслуги в борьбе с террористической угрозой. Вся критика республиканцев (за исключением, пожалуй что, убийства посла США в Ливии и невнятных объяснений по этому поводу Х. Клинтон) сосредоточилась на экономической политике Обамы. Таким образом, можно констатировать, что линия Обамы в Афганистане в основном достигла своих целей (по крайней мере, предвыборных), получив поддержку основной части американского политического истеблишмента.
Однако по окончании выборов Обаме пришлось вернуться к афганским реалиям, которые существенно отличаются от того, что хотели бы видеть в Вашингтоне. На берегах Потомака прекрасно понимают, что нынешний режим в Афганистане чрезвычайно непрочен и после вывода из страны МССБ может быстро развалиться. В результате, дабы не допустить подобного сценария, который бы живо напомнил о печальном для США вьетнамском опыте, там принято решение оставить в Афганистане после 2014 года «ограниченный» воинский контингент, размещенный на ряде военных баз.
Обаме необходимо продолжать удерживать ситуацию в этой стране под своим относительным контролем, чтобы создать задел во времени, необходимый для поиска мирных путей разрешения конфликта, преимущественно самими афганцами. Именно на это будет направлена политика США внутри и вовне региона в ближайший период. Более того, Обама обречен на этот стратегический выбор, поскольку иначе его имя будет связано с крупным внешнеполитическим фиаско США, подобно тому, как имя Дж. Буша-младшего связано с войной в Ираке, а имя Линдона Джонсона – с войной во Вьетнаме (характерно, что война во Вьетнаме заслонила его либеральную программу построения «великого общества»).
Для России особенно важно внешнеполитическое измерение всех этих процессов. Причем оно выходит за пределы собственно Центральной Азии и затрагивает весь стратегический комплекс взаимных интересов России и Соединенных Штатов. Можно предположить, что США, оставаясь вовлеченными в афганскую ситуацию, будут иметь все меньше ресурсов для воздействия на нее. Соответственно, они будут стремиться теснее взаимодействовать со всеми ключевыми внешними и внутренними игроками в Центральной Азии, пытаясь заручиться их поддержкой в решении афганских проблем. Логика в этом есть, так как «черная дыра» в центре Евразии никому не нужна: она нанесет России, Китаю, Индии и даже Европе намного больше вреда, чем самим США. Поэтому у России, с учетом роста угроз на юге постсоветского пространства42, есть хорошая возможность наладить в этом вопросе взаимодействие с американцами в интересах всех и, прежде всего, в своих собственных национальных интересах. «Ульяновский транзит» и сотрудничество в борьбе с афганской наркоугрозой являются на сегодня одними из основных направлений взаимодействия. Однако администрация Обамы, как можно прогнозировать, будет заинтересована в расширении подобного сотрудничества и, возможно, именно для этого предложит Москве продолжить реализацию отдельных элементов политики «перезагрузки», несмотря на относительное напряжение в российско-американских отношениях, складывающееся в последние месяцы.
Объективно определенное (желательно, ограниченное во времени) присутствие США в Центральной Азии на данном этапе, как полагают многие эксперты, не противоречит - в общем плане - нашим геополитическим интересам. Речь идет не только о том, чтобы сдерживать Талибан на границах с центральноазиатским регионом, но и о том, чтобы поддерживать стабильность, а также мир и согласие между центральноазиатскими государствами, которые, к сожалению, так и не научились за два десятилетия самостоятельного существования ладить друг с другом. (Противоречия, как известно, существуют между Таджикистаном и Узбекистаном, Узбекистаном и Казахстаном, Киргизией и Узбекистаном, Туркменией и Узбекистаном). Немаловажным фактором является и то, что дозированное присутствие Запада в странах ЦА может в определенной мере сдерживать расширяющееся китайское присутствие в этом регионе, которое при известных негативных обстоятельствах может подрывать наши позиции здесь, складывавшиеся веками. Наши центральноазиатские партнеры также обращают на это внимание.
|
