М. В. Дмитриев: Одна из не только важных, но и остро-современных, даже политизированных тем нашего университетского преподавания это тема идентичности и границ Европы в соотнесении с ролью христианства и иных религ
Скачать 421.65 Kb.
|
| Райвола, 1 июля 2008 года. Дискуссионный круглый стол: «Является ли Европа исключительно христианской? Современные дискуссии о религии и европейской идентичности». Дискуссию открывает М.В. Дмитриев. М.В. Дмитриев: Одна из не только важных, но и остро-современных, даже политизированных тем нашего университетского преподавания – это тема идентичности и границ Европы в соотнесении с ролью христианства и иных религиозных традиций в формировании этой идентичности и в выстраивании этих границ. Как говорить об этом в наших курсах? Я предлагаю, как и в других случаях, сделать из нашего круглого стола инструмент разработки, «обкатки», проверки, конструкции и деконструкции ряда «модулей» для таких курсов, и начну с попытки поделиться собственным опытом и приспособить этот опыт к нашим прагматическим нуждам. Мне приходится говорить об этой теме в спецкурсах по истории католицизма, православия и протестантизма, в курсах по истории Польши, Украины и Белоруссии… Кроме того, тема звучит на многих научных и околонаучных встречах… И не стоит ли сразу же погрузить наших студентов в пучину страстей и публицистики, сопровождающих споры о границах и идентичности Европы? Тогда первым пунктом в соответствующем «модуле» или разделе курса будет вопрос: как отделить идеологию и политику – от науки и рационального здравого смысла в наших дебатах об Европе? Я бы сказал тут о двух моментах. Первый момент (1) - драматический, скептический и негативистский. После того как в Европейский союз вступили страны из бывшего Варшавского договора, СССР, Восточной и Юго-Восточной Европы и захотели вступить Молдавия, Украина и Грузия, вопрос «Что же такое Европа?» приобрел совершенно особое значение в том, в частности, смысле, что вполне академическая тема вдруг стала политически жгучей, и историки поэтому на короткое время почувствовали себя общественно значимыми фигурами… Ведь кому как не им отвечать на вопросы: откуда взялась Европа? Что отличало в истории Европу от не-Европы? Составляла ли Россия, Албания, Греция, Византия, Турция часть Европы? Совместимы ли византийско-православные, российско-православные и балканско-православные традиции с европейскими ценностями, с религиозными аспектами европейской идентичности, с – «европейскостью»? И в связи с этим невозможно не поставить в наших курсах и вопрос: что такое Восточная Европа? Где её границы? А границы Центральной Европы? А Юго-Восточной? А Восточно-Центральной? И в связи с этим: в какой степени и когда Украина и Белоруссия принадлежали или не принадлежали к европейскому миру? Драматизм этих вопросов настолько очевиден, что комментарии не нужны… Нужно, на мой взгляд, лишь резко окунуть наших студентов, коллег и слушателей в душераздирающие споры о Европе и показать, что в нашей нынешней жизни очень многое зависит от того, как историки и журналисты на эти вопросы ответят… Скептический и негативистский обертон данного спора можно заставить звучать, спросив: Почему вообще мы считаем, что должен быть кто-то, кто определит границы Европы и решит, кому быть ее частью, а кому нет, поскольку у Европы есть своя «европейская» идентичность? Имеет ли вообще этот вопрос отношение к науке – или это сугубо политическая проблема? И тут – в негативистко-скептическом духе – можно и нужно показать нашим студентам, насколько наука и университеты подчиняются политическому давлению в этой области знаний. Я бы привел ряд примеров из своего опыта (каждый сможет помножить эти примеры на десять). Я хорошо помню передачи на французском телевидении в мае 2004 г., когда Польша и другие страны Восточной Европы вступили в Европейский союз. Ежедневно выступал известный и очень уважаемый польский историк и бывший диссидент (а потом – министр иностранных дел) Бронислав Геремек, не скрывавший своей радости от того, что Польша вернулась в отчий дом из долгого изгнания. Он был счастлив, и мы были очень рады за Польшу. Романо Проди, председатель Европейской комиссии в этот момент также не скрывал своей радости, приглашал к вступлению в Европейский Союз страны Юго-Восточной Европы но очень настаивал на том, что надо ясно определить культурные границы Европы и на них остановить расширение Европейского Союза. Европа должна где-то закончиться, говорил Проди, и это подразумевает, что есть многие культуры - в том числе выросшие из того же античного и христианского корня - чем-то принципиальным отличаются от европейской культуры… Прав ли Романо Проди и сотни других политиков, публицистов, журналистов, историков, которые считают, что у Европы есть особая культурная идентичность? Политические ситуации подталкивают и публику к вопросам более широкого плана: где (с исторической точки зрения, с точки зрения тех, кто всерьёз изучает особенности разных культурных, цивилизационных, национальных или региональных традиций, кончается Европа? Кончается ли она на географически признанной точке на Урале (так сказал де Голль в своей знаменитой фразе об «Европе от Антлантики до Урала») или её пределы маркируются культурной идентичностью? Я бы поделился со студентами мнением о поразительной неопределенности и острой противоречивости всех построений, которые имеют целью сказать, где же кончается Европа? Тут можно привести множество характерных и вполне репрезентативных примеров. В частности, я бы сослался на статью известного польско-французского ученого и публициста Кшиштофа Помяна. По его мнению, «настоящая» Европа – это мир латинского христианства, который, соответственно, ограничивается Западом и теми регионами, где католицизм и протестантизм имели решающий вес1. В ответ на такую постановку вопроса многие пишут о том, что Европа не может быть представлена как Европа без Византии, Греции и даже Израиля и напоминают, что у Европы есть свой восток2. А где “восток Европы” начинается и заканчивается? В контексте дискуссий о Центрально-Восточной Европе, в которую включают Украину и Белоруссию, но не включают даже центральную Россию. все эти темы приобретают необычайную, даже экзальтированную остроту. В украинских университетах концепт Украины как части Центрально-Восточной Европы, противостоящей России и, соответственно, «Восточной Европе» в старом понимании, стал, кажется, обязательной интерпретационной нормой, хотя более, чем очевидно, что понятие «Центрально-Восточной Европы» очень идеологизировано и уязвимо, и его рационально обосновать много сложнее, чем понятие «Восточной Европы» и Европы в целом… В конечном итоге, аргумент стоится на мнении о приобщении к Европе через посредничество польской культуры… Можно, наверно, представлять Центрально-Восточную Европу как зону польских влияний, но они приходят и уходят, как приходят и уходят влияния Византии, степи, ислама, России, и локальные цивилизационные, наверно, не менее сильны, чем польские… Сможет ли кто-то доказать, что центральная, днепровская и южная Украина была менее «евроазиатской», чем Россия? Что татары и мусульмане вообще, активно присутствуя в украинской истории, не оказывали на неё такого же влияния, как и на северо-восточную Русь? что общение Украины с мусульманским миром было менее интенсивным, чем в случае Великороссии? Одним словом, я бы обратил внимание студентов но, что большинство современных публицистических представлений о Центрально-Восточной Европе как особом регионе и особой традиции – более всего похожи на идеологические конструкции ad hoc. И я, как преподаватель, не знаю, как построить убедительную типологию, которая бы отделила Центральную Европу от Западной, с одной стороны, и Восточной, с другой… Это касается и Европы в целом, то есть вопроса: как отличить Европу от «не-Европы»? Жан Поль Виллэм, известный французский учёный-социолог, пишет, что если мы ищем характерные черты европейской идентичности, то одной из главных, если не главной является или должен стать культурный плюрализм. Иначе говоря, в европейском пространстве объединяются много разных традиций, и именно в плюрализме, пестроте и разнообразии этих традиций мы можем увидеть то, что может стать «минимумом европейскости»3. В частности, напоминает Виллэм, в этот мир входит и то, что мы называем европейским востоком… Но хорош ли такой критерий? Какова мера разнообразия и плюрализма, необходимая для того, чтобы типологически соответствовать европейской модели? Разве мир России XIX века менее разнообразен, чем мир Европы того же времени? Можно взять и Ближний Восток, и зону вокруг Средиземноморья… В целом, обозревая, что пишется и говорится об европейской идентичности, я присоединяюсь к тем учёным, которые говорят, что на вопрос о том, что же такое именно европейская идентичность, ответить попросту невозможно… И вовсе не потому, что вопрос чрезмерно сложен, а потому, что именно европейской идентичности как осязаемой культурной, цивилизационной реальности не существует… Нет объекта для описания, анализа, исследования и моделирования… Поэтому построить общую убедительную модель европейской идентичности видимо невозможно4. Перехожу ко второму «моменту» (2) – уже не негативистскому, а конструктивному. Мне кажется, что стоит поставить в наших курсах вопрос: не нужно ли вообще отказаться от понятия «Европа» как типологического понятия?? Трудно, потому что «привычка свыше нам дана…» И что предложить взамен? В моих курсах я даю два ответа: во-первых, увидев, что «Европа» как некий тип цивилизации – это мифологема, мы можем весьма комфортно говорить о европейском пространстве, пространстве от Урала до Азорских островов и Исландии, от Ледовитого океана – до Средиземного моря. На этом пространстве сосуществуют, соревнуются и пр. разные цивилизационные традиции, и именно ими (а Европой как таковой) мы занимаемся… Во-вторых, самый надёжный критерий, чтобы отличить одну традицию от другой – это критерий религиозно-культурный. Я показываю студентам, на ряде примеров, опираясь и на веберовскую традицию, что с исторической точки зрения (с точки зрения историзма как бы мы его ни понимали), проблема границ Европы и не-Европы решается намного проще тогда, когда мы берем в основу этот культурно-религиозный критерий. Тот факт, что существуют культурные и цивилизационные зоны, которые отделяются друг от друга действием религиозных факторов – это представляется мне бесспорно. Есть христианская культурная традиция (цивилизация), которая имеет свои анклавы в Африке, в арабском и китайском мирах, есть китайские и исламские анклавы внутри христианской зоны. Если берем понятия «христианская культура и цивилизация», «исламская культура и цивилизация», «конфуцианская культура и цивилизация», «языческая культура и цивилизация» (вместо Европы и Азии!), это оказывается продуктивнее, чем спорить о «Европе» и её Центральной, Западной, Восточно-Центральной или «восточно-восточной» частях… Есть зоны христианской культуры, есть зоны нехристианской культуры и есть зоны контактов, где они перемешиваются…. И тут возникает едва ли не самый существенный вопрос всего нашего проекта: как быть с различиями внутри христианского мира, как быть с православием? Сильны ли дифференцирующие факторы, противопоставляющие православную традицию как культурно-цивилизационную силу – «латинской», католической и протестантской? Как сказать об этих различиях в наших курсах? Начиная соответствующие курсы (или части соответствующих курсов), я сразу же предлагаю несколько параметров, о которых потом можно спорить – вплоть до того, что вообще от них отказаться, если кто-то сочтёт их исторически нерелевантными…. При этом подразумевается, конечно, что студенты должны прочитать и знать о внешних, очевидных различиях двух традиций в а) области догматики и догматических аспектах вероучения (filioque, учение о папстве, учение о сверхдолжных заслугах святых, о трансубстанциации и т.д.); б) институтах (целибат или его отсутствие, наличие или отсутствие монашеских орденов, институт папства и иерархическая централизация и пр.); в) обрядах (язык богослужения, причастие под двумя видами, икона и пр.). Первый параметр (специфически религиоведческий, но одновременно – очень весомый с культурно-исторической точки зрения): понимание и интерпретация Библии через призму преимущественно апофатического богословия и богословствования, понимание, которое, в силу своих апофатических начал, не отделяет Библию от литургии, от Предания, от «живого предания»... Этот вопрос мне кажется очень важным, мы к нему вернемся, а пока мне представляется необходимым подчеркнуть, что Предание в православной традиции, в той культуре, которая «реально переживалась» не заканчивается ни на Иоанне Дамаскине, ни на Григории Паламе (как оно, с католической точки зрения, на Западе оканчивается на Исидоре Севильском), и не будет ничего чрезмерного в том, чтобы сказать, что А.С. Хомяков, рассуждавший о проблеме Предания и о природе Церкви, тоже Отец церкви, как человек, сумевший это Предание и сохранить, и обогатить… Это не так скандально, как может показаться на первый взгляд и - самое главное! – видимо, очень релевантно и полезно для адекватного понимания развития православных культур. Это, кроме того, один из критериев, который исторически ощутимо отличает восточное христианство от западного. Второй параметр – это тема православной антропологии теозиса, обожения… Профессор Петербургской духовной академии И. Попов, наверно, был совершенно прав, когда написал в начале XX века, что тема теозиса – это тема, вокруг которой вращаются все вопросы восточнохристианского богословия. Мне кажется, что при обращении ко многим источникам и реалиям православной культуры 14-17 вв. в Восточной Европе в самом деле видно, что очень многое «замыкается» на теме теозиса. А тема теозиса связана с проблемой христианской антропологии. Иная, чем на «латинском» Западе, антропология, резюмируемая во многом именно в теме теозиса – это второй (после апофатики) критерий, который отделяет православную традицию от западной. Это другое, чем на Западе понимание путей спасения, другое понимание греха (первородного греха, в частности), другое понимание взаимодействие природы человека (и, может быть, материи вообще) и благодати. В моих лекциях, семинарах и консультациях я пытаюсь показать студентам, что всё это – не «чистая теология», а важнейшие компоненты «переживаемой» православной культуры… Третий параметр – особое понимания эсхатологии. О том, что в католицизме, в отличие от православия, есть учение о чистилище, упоминают все учебники. В православной традиции нет чистилища как концепта5, но этим дело никак не ограничивается. Есть ещё и иное понимание перспектив и «модальностей» спасения вообще…, о чём нам ещё предстоит толковать, чтобы сделать научные данные понятными нашим студентам…Мне кажется, что стоит вводить и сведения об апокатастасисе, учении о всеобщем спасении (если я правильно понимаю, он допускает, что даже дьявол и демоны могут спастись), следы которого можно увидеть в «переживаемой» в православной традиции на Востоке и Юго-Востоке Европы. Самое же существенное, с культурно-исторической и историко-антропологической точки зрения, это то, насколько сильно различается восприятие смерти в двух традициях… Одним словом, «малая» и «большая» эсхатологии, судя по всему виделись и переживались по-разному католиками и православными, не говоря уже о протестантах… Четвертый параметр - отношения между государством и церковью. Вместе с Жильбером Дагроном6 мы можем теперь увидеть несостоятельность прежних представлений о «цезарепапизме» в Византии…. Пятый параметр - отношение церкви и общества, а точнее – мирян и духовенства. Опыт русского Севера или украинских казаков показывает, что взаимодействие между мирянами и церковью также происходят иначе, чем на Западе… Таким образом, мы получаем различные христианские гносеологию, эсхатологию, антропологию, экклезиологию и, если хотите, «социологию» и «политологию». Подводя итог (прежде чем представить более развернутую картину в «модуле»), я бы свёл его к двум тезисам: - в наших курсах, как мне представляется, нужно скептически взглянуть на принятую манеру говорить о «европейской идентичности», которая мне представляется почти не уловимой; Европа – это физическое пространство, в котором встретились и развивались разные культурные традиции; - вместо «европейской модели» этого можно предложить модель, которая показывает, каковы были истинные различия между христианскими, исламскими и иудейскими культурными традициями внутри Европы-пространства, исходя из того, что религиозная традиция – едва ли не главный фундамент того или иного цивилизационного типа. Н. Лёмэтр: Представления об идентичности Европы в разные времена были, конечно, разными. Когда Эней Сильвио Пикколомини, будущий папа Пий II, писал о Европе и христианских началах Европы, то для него Европа – это только латинская Европа. Вместе с тем любопытно, что в это же самое время, в середине 15 в., греческое наследие и греческий вклад в католическую ученость, невероятно велик. Чуть позднее наряду с этой темой у французского гуманиста и эрудита Гийома Бюде возникает тема европейской идентичности. По его словам, идея европейской идентичности опирается на translatio studii, трансмиссию античного древнегреческого знания с Востока на Запад. Однако эта позиция не встречает понимания в 17 веке, в частности интерес римской курии к греческому Востоку не всегда находил соответствующий отклик. Этот интерес интерпретировался как уступка латинского мира греческому миру… Тема Европы как латинского мира звучит и в наши дни; однако при таком подходе ускользает, например, проблема демократии, появившейся не в католической Западной Европе, а в античном греческом мире. Политический дискурс о Европе непременно включает греческую традицию, и, соответственно, Византию. С другой стороны, я хочу сказать о различиях между США и континентальной Европой. Это очень важная тема для современного европейского мышления. Теория Хантингтона, согласно которой есть западнохристианский западный мир, включающий Америку, противостоящий Востоку, с точки зрения многих европейцев не является убедительной, так как для них важно отметить различия между Европой и Америкой. По их мнению, в США ее политическая и гражданская система четко ассоциируется с протестантами, в то время как в Европе они находят плюрализм католиков и разных протестантских традиций. Сторонники этого взгляда постоянно акцентируют внимание на том, что Европа построена на постоянной дискуссии, диалоге между разными группами, силами, тенденциями. Начиная с Реформации, когда Европа стала жить в постоянном диалоге и конфронтации, и продолжая до последнего времени, когда мы наблюдали конфронтацию между Западом и советским блоком, - конфронтация и диалог, расхождение и сближение, компромисс и конфликт стали маркерами европейской идентичности. Преодоление конфликтов стало основой для европейской идентичности. Обратите внимание, что без обращения к христианской теологии мы не поймем сущность этой конфликтности и плюралистичности. Преодоление конфликтов возможно благодаря двухтысячелетнему опыту единства в разнообразии. Поскольку Бог триипостасен, постольку целое состоит из частей... и как соединяются Божественные ипостаси, так могут соединиться сравнительно несовместимые части в европейском целом... Христианская традиция - это то пространство, в котором встречаются разные культуры, из которого черпаются разные традиции, и из которого возникают разного типа культурные модели, и это многообразие является основой европейской идентичности. А.И. Филюшкин: Мне понравилось то, что говорил Михаил Владимирович. Мы должны перепроверять заданные со школьной скамьи конструкции о том, что есть Европа, Азия, Запад и Восток. Эти конструкции меня смущают. С другой стороны, скепсис и такой вот своеобразный геополитический и культурный агностицизм не должны приобретать чрезмерных масштабов. Изучаемые нами исторические персонажи четко знали, что такое Европа, а что такое Азия. Московит никогда не считал себя европейцем. Точно также любой европеец ощущал себя европейцем, частью христианского мира, в который до определенного времени никогда не включали Россию. Только при Екатерине II российская имперская элита — и только она! — стала ощущать себя частью Европы. Что вовсе не адекватно воспринималось в Европе — с Россией считались, как же, без дозволения России ни одна пушка в Европе не могла выстрелить. Это был не пустой лозунг. И в плане политкорректности и конъюнктурности западные политики могли рассуждать о «Европе от Атлантики до Урала». Но во всех культурных практиках и политических дискурсах Россия всегда фигурировала как что-то чуждое и даже враждебное Европе. Здесь необходим исторический подход. Возможно, применительно к Европе можно использовать теорию «длящегося Рима». Был «длящийся Рим» (Великий Рим — Константинополь — Москва как III Рим). Возможно, стоит говорить о «длящейся Европе». В древности Европа — это античные цивилизации Средиземноморья (безусловно, с малоазийским и африканским побережьями). В средневековье Европа смещается вглубь континента и теряет свои средиземноморские позиции — их заняли арабы (Северная Африка и юг Испании), а чуть позже — турки (Балканы и Греция). Вплоть до возникновения классических европейских колониальных империй (то есть до возникновения мирового деления на Старый и Новый Свет) Европа, в общем, совпадала с понятием «христианского мира» — то есть это Священная Римская империя и ее соседи, католические и протестантские страны. До Петра Россия – однозначно не Европа, после Петра — возможно, в каком-то роде и Европа, но Европа своеобразная. Тот же Петр очень четко определял границы европеизации России: «Европа нам нужна на несколько лет, а потом мы повернемся к ней задом». Известно и другое высказывание, более позднего времени — что единственным европейцем в России было имперское правительство. В этом высказывании много истины — европейскость в России всегда была атрибутом элиты (вплоть до французского языка и галломании, позже — германофильства и т. д.). Но всерьез говорить о европеизации сколь либо значительной части населения «европейской» территории России нельзя. Однако хотелось бы подчеркнуть одно обстоятельство. Данное положение связано не только с культурным своеобразием России, но и с абсолютно недвусмысленной позицией Европы в отношении России. Я должен возразить Николь Леметр. Я не согласен с тем, что Европа – это диалог, что европеец объясняет позицию Другому и рад его услышать и понять. Если это диалог равного с равным, в котором Другой – это свой, то в этом случае диалог возможен. Но если перед ним Чужой — европеец его не только даже не пытается услышать, но, наоборот, не остановится перед насилием, агрессией и эрадикацией Чужого. А Россия для Европы — это Чужой. У Лари Вульфа есть прекрасное выражение: «Если бы России не было, ее надо было выдумать». С определенного момента, с 16 в., Европа начинает мыслить о России как анти-Европе. Было совершенно неважно, что происходило в самой России. Важно то, что Россия никогда не вступит в Священную унию, не станет частью Священной Римской империи. Стала работать другая модель, согласно которой оказалось, что все неевропейское – это русское. Поэтому я не бы смотрел на Европу как на модель толерантности. Это было вполне ксенофобная модель, которых хватало в средневековом мире и в мире Нового времени. Последнее. Если говорить о выражении «христианский мир», то надо помнить, что Россия никогда не была его частью. Это все что я хотел сказать. Д.И. Полывянный: Я солидарен с Александром Ильичем во многих положениях. Сделаю только два замечания. Первое. Концепт «Европы» меняет свое содержание, когда мы говорим о современном европеизме в интерпретации Европейского Союза, который не имеет ничего общего ни с культурными, ни религиозными традициями, а основан на соответствии кандидатов в европейцы т.н. «копенгагенским критериям» или трем десяткам статей «acquis communautaire». Доказательство тому - единодушие, с которым Европарламент отверг формулировку об иудео-христианских корнях Европейского Союза. Правда, сама формулировка была неточной - о иудео-христианстве в разных смыслах говорят не только в Европе, а в США и мусульманском мире. Во-вторых, я хотел поддержать Александра Ильича ссылкой на то, что европейская идентичность и Европа христианского мира вырастали не в столько в диалоге внутренних традиций, сколько в сопоставлении себя с внешним миром. Этапы осознания Европы изнутри опираются на Крестовые походы, падение Византии и борьбу против османов. Европа вырабатывала христианскую европейскую идентичность в то же самое время, когда внутри нее закреплялось деление на Западную и Восточную христианские церкви, каждая из которых считала другую схизматической. Не лишне вспомнить и о вещах, которые сейчас кажутся старыми и забытыми. Веберианская традиция сочла религиозные основы базой, на которой развивается экономическая и правовая среда, и, на мой взгляд, этот подход себя оправдал. Однако механизм распространения «духа капитализма» у Вебера не показан. Не случайно тут мы уже говорили об экспансии. Первая волна того, что называют «гражданской экспансией» – это распространение римского права, и эта волна пережила Римскую империю. Вторая волна – это средневековое городское право. Эта волна до наших границ докатилась отчасти, захватила только Украину и Белоруссию, но затем была продолжена в реформах Екатерины. Третья волна – реформы Наполеона и распространение гражданского права в духе его Кодекса. Наконец– четвертая волна, которая также идет с Запада Европы вместе с расширением ЕС по настоящий день. Правовые основы европейской цивилизации по крайней мере столь же важны, как и религиозные. Еще раз подчеркну, что тезис Хантингтона о восточнохристианской цивилизации, которая пережила рубеж Средневековья и Нового времени, мне кажется глубоко политизированным и ошибочным. Л.В. Тимошенко: Как я понимаю, речь идет о том, принимать ли Россию в Европу или нет. Мне кажется, этот путь очень скользкий... Что касается восточных границ Европы, то следует вспомнить понятие «Центрально-Восточной Европы», которое часто рассматривается как чисто историографическое. Это понятие появилось в межвоенной Польше благодаря усилиям известного историка Оскара Галецкого (1891-1973), после Второй мировой войны – эмигранта (автор книги «Границы и разделы европейской истории», Нью-Йорк, 1950). Концепция О. Галецкого базируется на представлении о том, что Европа является не просто общностью разных народов, здесь стыкаются великие культуры – Восточная и Западная. В историческом и географическом измерениях – это такие страны, как Венгрия, Чехия, Словакия, Польша, а в составе федерации Речи Посполитой – Литва, Украина и Белорусь, Латвия и часть Эстонии. В зарубежной науке концепцию поддерживают П. Вандич и И. Шевченко 7. В современной Польше концепцию ЦВЕ отстаивает люблинский кружок историков во главе с профессором Е. Клочовским. В 2000 г. в Люблине вышла двухтомная «История Центрально-Восточной Европы» (авторы Даниэль Бовуа, Мари-Элизабет Дукро, Ежи Клочовский, Генрик Самсонович, Петр Вандич). Причем, вначале появилось французское издание этой книги в Париже; сейчас эта книга уже переиздана на русском. Известно, что немцы склоняются к понятию Центральная Европа, россияне – Восточная Европа и др. В Украине концепция ЦВЕ поддерживается многими научными кругами 8. Есть мнение о том, что Европа заканчивается там, где начинается Великая Степь9. Может быть в этом смысле всех бы выручили идеи евразийства. Т.И. Хижая: Михаил Владимирович, Куда включать христианский Восток? Это колыбель христианской цивилизации в историческом, географическом и культурном плане. Я имею в виду коптский Египет, Эфиопию, Армению, христиан-арабов Сирии… М.В. Дмитриев: Я не предлагаю никакого взгляда на вопрос о связи христианского Востока с Европой, потому что этот вопрос снимается самим скептическим и «негативистским» отношением к понятию «Европа» как понятию типологическому. Я подчеркиваю, что мой взгляд было бы адекватно говорить о том, что реальные границы – это не границы между Европой и «не-Европой», а границы между разными культурными ареалами, и границы эти по своей исторической генетике – именно религиозные… Это не политические, не экономические, не институциональные, а культурно-религиозные границы, которые, в известном смысле, и создают различия в политическом развитии, экономических моделях, институтах… Поэтому весь христианский мир, формировавшийся вокруг Средиземноморья, - вместе с коптами, арабами христианами и даже монофизитами – и может быть показан нами в наших курсах как зона, отделенная истинными границами от других зон10. Иначе говоря, мне кажется, что более операционально и рационально говорить о религиозных традициях и религиозно-культурных типах, чем о таких типах как «Европа» и «не-Европа». Е. Семичева: Не стоит забывать, что понятие «идентичность» принадлежит к конструктивистским моделям. Когда речь идет об идентичности и/или самоидентичности, то следует признать все эти термины чрезвычайно ситуативными. Говорить об этом по большому счету невозможно, у нас нет своего рода мета-языка (термин в данном контексте аналогичен употребляемому И.Г. Яковенко) 11, при помощи которого мы бы оперировали этими категориями как универсалиями. Тем более проблематично сопоставлять и соединять культурную и религиозную идентичности? Кто будет восприниматься «своим»? Человек одного с тобой вероисповедания? Или одной культурной традиции? Простой пример. Кто будет «ближе», «более своим» для православного жителя Белгорода: православный швед/американец/африканец или теща-атеист, живущая в соседней комнате, или коллега-иудей/мусульманин, работающий в соседнем офисе? Что является первичным в идентичности? Этот вопрос наиболее важен методологически. Ф. Дорофеев: Вопрос о Европе географический, но география бывает разной: политической, экономической, физической. Проблема лежит именно в пределах политической, экономической и исторической географии. Термин «Европа» придумал Геродот. Затем вопрос о границах Европы стал европейским вопросом, это европейцы считают, и пересчитывают, кого включать в Европу, а кого из Европы увольнять. Это не наша политика и не наша игра. Проблема во многом связана с экономикой, с распределением ресурсов. Меня он волнует поскольку-постольку, сам ехать в Европу не хочу, да и не зовут покуда. И.И. Лыман: Два критерия позволят говорить о Европе более или менее определенно: политика и география…. Все остальное – единство и многообразие, - очень шатко. Но вопрос болезненный для многих в Украине, России и в Белоруссии…. А.Л. Осипян: Я бы хотел сделать небольшое дополнение относительно проблемы Европы и Азии, Запада и Востока, христианства и ислама, их соотношении и границе между ними. Недавно я просматривал книгу Энея Сильвио Пикколомини (папа Пий ІІ в 1458-1460 гг.) «Описание Азии и Европы» (Asiae Europaeque elegantis descriptio, 1531). Для нас, привыкших к европоцентризму, странным кажется уже то, что Пикколомини начинает свой труд с описания Азии, а не Европы. Азии и Европе в книге уделен равный объем текста, но большую часть Азии занимает описание Малой Азии (почти 100 страниц из 500) и ни одна страна Европы не идет ни в какое сравнение с ее описанием. Почему? По моему мнению, это связано с мировоззрением и знанием (источниками информации). Из Азии в Европу пришло христианство. На средневековых картах Азия занимала половину площади, Европа только четверть, а центр мира располагался в Иерусалиме. Мы все знаем о роли Малой Азии в становлении христианства. Большинство новозаветных посланий адресовано христианским общинам Малой Азии, здесь проповедовали многие апостолы, что отражено в «Деяниях», здесь приняли мученический венец многие святые и здесь в Средние века существовала масса святынь и реликвий. Кроме того, Малая Азия подробнейшим образом описана в «Географии» Страбона (который сам был родом из этих мест). Гораздо меньше внимания в «Географии» уделено Британии, Галлии или Германии, т.е. тем землям, которые мы сегодня считаем истинной Европой. Античное описание мира Страбона пользовалось популярностью у гуманистов, к числу которых принадлежал и Эней Сильвий. Думаю, что Пикколомини, как и многие его современники, воспринимал Малую Азию как часть «своего/нашего мира», совсем недавно завоеванную турками-османами. Уже в качестве папы Пия ІІ (1458-1460) он инициировал крестовый поход против турок, который хотел лично возглавить, но умер в лагере крестоносцев накануне отплытия из Отранто в Италии. Вероятно, среди прочих целей поход предполагал возвращение в «наш христианский мир» Малой Азии, которая была важной составляющей частью идентичности этого мира. В последствии Малая Азия стала ядром Османской империи и ассоциировалась у европейцев с угрозой мусульманского завоевания. Она стала анти-Европой, «враждебным/не нашим миром». И сейчас мы воспринимаем Малую Азию как Турцию, которая не имеет никакого отношения к христианству и Европе, кроме пяти веков военной конфронтации. У Пикколомини в 15 в. было христианоцентрическое представление о мире, в то время как для современных евробюрократов вопросы религии не играют никакой роли в определении европейскости той или иной страны. Главное это целесообразность, рентабельность, эффективность. В некоторых странах ЕС иммигранты-мусульмане уже составляют 10-12 %. Существует проект создания европейских мусульман. То есть, предполагается, что это будут мусульмане, которые разделяют европейские ценности, считают себя европейцами и ходят в мечети. Вопрос в том, хотят ли они стать евро-мусульманами? По крайней мере, пока они жгут машины во Франции (октябрь 2006), взрывают в Испании поезда (март 2004), а в Лондоне – метро (июль 2005). Хотят ли коренные европейцы принять их в свою среду как равных, а не как дешевую рабочую силу? Если проект создания евро-мусульман все же удастся, то в Евросоюз примут и мусульманскую Боснию, и Албанию, и Турцию; никто не будет смотреть мусульмане ли это, или латинские христиане. Тогда найдутся и интеллектуалы, которые в своих статьях и книгах обоснуют принадлежность этих стран к Европе. Если же этот проект не удастся, то границы Европы в этом направлении расширяться не будут. Определяющие факторы здесь – экономика, геополитика и политика. Мне кажется, эти два примера показывают, что в разные эпохи существовали разные подходы, и какой-то один, приемлемый для всех, навряд ли будет когда-либо выработан. |
Добавить документ в свой блог или на сайт
Похожие:
 | Реферат по географии тема: страны западной европы Океания и Африка. Но именно Европа нередко оказывается тем эталоном, с которым сравнивают все остальные части света. Даже без территории... |  | People speak English all over the world Ребята, это прозвучал не только ответ на мой вопрос, но и тема нашего урока! Как вы думаете как будет звучать тема нашего урока? |
| Работы актуальна потому, что безработица — это явление, органически... «Безработица в современной экономике России» одна из важных и актуальных тем на сегодняшний день в экономике | | Актуальна, так как это одна из важных тем химии 9 класса, которую... «Кислоты. Определение кислотности среды с помощью различных индикаторов. Сравнение силы кислот» |
| Мгпу 24 2008 699 «Мотивация труда персонала фирмы» одна из важных и актуальных тем на сегодняшний день | | Мгпу 24 2008 699 «Персонал предприятия и его структура» одна из важных и актуальных тем на сегодняшний день |
| Работы актуальна потому, что смуте предшествовало четыре неурожайных... «Российская государственность в «смутное время» одна из важных и актуальны тем в истории государственного управления России | | Урок место разнообразных коллективных действий и переживаний, накопления... Духовно-нравственное воспитание личности ребёнка – одна из самых важных задач школы. И это закономерно, потому что в жизни нашего... |
| 10 класс Раздел 1 чтение Установите соответствие тем ”а-g текстам 1 Занесите свои ответы в таблицу. Используйте каждую букву только один раз. В задании одна... | | Тема : «Виды сложноподчиненных предложений» Урок разработан для учащихся 8 «А» класса при прохождении темы «Одна из достопримечательностей нашего города», предусмотренной учебной... |
| Это информационно письмо составлено сотрудниками научной библиотеки... Как оказалось, многие даже не подозревают о сущестовании возможности обратится к тем или иным издательствам удаленно. Другие пытаются,... | | Курсового проекта: “ «Маркетинговые исследования фитнес-клуба “Апельсин”» В маркетинговой практике используется аналогичный подход и для удовлетворения потребностей лиц, не являющихся конечными потребителями.... |
| Работы актуальна потому, что кадровая политика – это один из важнейших... «Формирование кадровой политики» одна из важных и актуальных тем на сегодняшний день | | Курсовая работа Целью данной работы является рассмотрение теоретических подходов для объяснения этничности и этнической идентичности с позиций категории... |
| М. В. Дмитриев (мгу, Истор факультет) Православие, католицизм, протестантизм в культуре Европы: специфическое и общехристианское | | Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах... Модернизация сферы жкх одна из важных тем в повестке дня, каждого региона рф, в том числе и Новосибирской области |
