Скачать 6.88 Mb.
|
А. АвторхановМЕМУАРЫПОСЕВ Из биографии моего народа Кавказская война и имам Шамиль Кавказское абречество и абрек Зелимхан 1. Побег из дому 2. Школьные годы 3. В Москву и обратно 4. Обком - ОНО - Партиздат 5. Как началось строительство социализма 6. Утопист Бухарин и реалист Сталин 7. Я открыл и закрыл национальную дискуссию в «Правде» 8. На Курсах марксизма при ЦК 9. Как я свел абрека с Орджоникидзе 10. В Институте Красной профессуры истории 11. Под верховным партийным судом 12. Как я воспринял убийство Кирова и московские процессы 13. Движение к краю бездны 14. Из ИКП в НКВД 15. Второй визит Бутыркам 16. Суд 17. Новый арест и новый суд 18. Грозный – Берлин 19. Участие в Висбаденской конференции эмигрантов 20. Под советским молотом на американской наковальне 21. Заключение ИЗ БИОГРАФИИ МОЕГО НАРОДА Кавказская война и имам Шамиль Именем моего народа русские матери пугали на Кавказе своих детей: «По камням струится Терек, Плещет мутный вал; Злой чечен ползет на берег, Точит свой кинжал; Но отец твой старый воин, Закален в бою: Спи, малютка, будь спокоен, Баюшки-баю». (М. Ю. Лермонтов) Другой великий поэт предупреждал, чтобы при этом сам «старый воин» не спал: «Не спи, казак: во тьме ночной чеченец ходит за рекой». (А. С. Пушкин) На берегах той реки Терек стоят два поселения: одно на правом берегу (с незапамятных времен) – это чеченский аул Лаха Неври (т. е., по-русски, – Нижний Наур), где я родился Бог весть когда, что-то между 1908 и 1910 годами (во время депортации чеченцев Советами аул этот уничтожен, и само его название исчезло с карты Чечни), а напротив, на левом берегу, казачья станица – Наурская, созданная в начале XVIII в. вместе со всей Терской линией казачьих военных поселений, которые Россия рассматривала как форпост своей будущей. экспансии на юго-восток Кавказа. Но предшественники терских казаков – гребенские казаки (староверы), бежавшие на Терек от крепостного права и религиозного преследования, жили с чеченцами в мире, дружбе и многие даже в родстве. Участник Кавказской войны, большой кунак чеченцев Лев Толстой писал в «Казаках»: «На юг за Тереком – Большая Чечня... (...) Очень, очень давно предки их (казаков – А. А.), староверы, бежали из России и поселились за Тереком, между чеченцами на Гребне, первом хребте лесистых гор Большой Чечни. Живя между чеченцами, казаки перероднились с ними и усвоили себе обычаи, образ жизни и нравы горцев... Еще до сих пор казацкие роды считаются родством с чеченскими и любовь к свободе, праздности, грабежу и войне составляют главные черты их характера. Влияние России выражается только с невыгодной стороны: стеснением в выборах, снятием колоколов и войсками, которые стоят и проходят там. Казак, по влечению, менее ненавидит джигита-горца, который убил его брата, чем солдата, который стоит у него, чтоб защищать его станицу...» Когда Россия приступила к покорению Кавказа, казаки и горцы очутились во враждебных лагерях и стали воюющими сторонами. Чеченцы и ингуши, по существу, один народ. Язык у них тоже один, с незначительными диалектическими отклонениями. Культивируемая как до революции, так и сейчас теория о двух народах и двух языках – чеченском и ингушском – лингвистический ляпсус, анахронизм. Есть один народ – «нах» (по терминологии ингушского ученого Заурбека Мальсагова), или «вайнах» (по терминологии самих чеченцев и ингушей, использованной в литературе русским ученым Н. Ф. Яковлевым), есть и один язык – нахский, или вайнахский. Чеченцы и ингуши термин «вайнах» («вай» – «наш», «нах» «народ», «вайнах» – «наш народ») используют, когда они хотят сказать, что они составляют один «наш народ» в отличие от соседа «нехи-нах», «другого» или «чужого» народа. В лингвистике чечено-ингушский язык относят к нахско-дагестанской группе иберийско-кавказских языков (сюда входят также грузинский и абхазо-адыгейские языки) . Чеченцы и ингуши вместе составляют (по переписи 1979 г.) около миллиона человек. Они аборигены Кавказа. Чеченцы и ингуши живут также за границей, где они поселились после покорения Кавказа во второй половине XIX столетия, – в Турции, Сирии и Иордании. Чеченцы сами себя именуют «нохчи», а ингуши – «галгай». Чеченцами и ингушами их назвали русские в XVI столетии, впервые столкнувшись с их пограничными аулами – «Чечен аул» и «Ангушт аул». Почему чеченцы называют себя «нохчи» или «нахчуо», тоже неизвестно. Чеченский ученый-лингвист И. А. Арсаханов пишет: «Этноним нохчи или нахчуо, до сих пор не получил в вайнахской литературе удовлетворительного объяснения. Он – древнего происхождения. На это указывают армянские письменные памятники VII в. н. э., в которых упоминаются кисти, туши и нахчаматьяны («Армянская география» Моисея Хоренского, русский перевод Паткова, 1877). Слово нахчаматьян легко расчленяется на почве чеченского языка – нахча /нахчуо – «чеченцы», – мат/мот – «язык», – яны (в древнеармянском – «еанк») – суффикс множественного числа имен существительных» (И. А. Арсаханов, Чеченская диалектология. Под ред. 3. А. Гавришевской. Грозный, 1969, с. 5). Еще со средневековых времен на мусульманском Кавказе арабский язык играл такую же роль, что и латынь в средневековой Европе. На основе арабской графики развивалась и письменность чечено-ингушского народа. Арабская письменность была заменена, при Советах, сначала латинской, потом русской. Первый русский алфавит для чеченского языка составил еще до революции Т. Э. Эльдарханов (Мариам Чентиева. История чечено-ингушской письменности. Грозный, 1958). Интересно, что сообщала русская литература о чеченцах и ингушах до их покорения Россией. Передо мной лежит редкая книга, изданная в Москве в 1823 г.; она называется «Новейшие географические и исторические известия о Кавказе», часть II, Семена Броневского. Вот его «известия» (с сохранением стиля подлинника) об ингушах: «...ингуши, называемые также кисти-галгаи – сильное кистинское племя. В древнейшие времена ингуши, как и все кисти, были христиане... Ингуши разделены на маленькие независимые общества под управлением выборных старшин... Ингуши, не столько наклонные или менее других имеющие удобности к грабительству, почитаются за добрых и кротких людей. Они довольно прилежат хлебопашеству и изрядное имеют скотоводство. Дома строят каменные или деревянные... Частые разорения, наипаче от кабардинцев им причиняемые, побудили ингушей в 1770 г. предаться российскому покровительству... Могут выставить 5000 вооруженных людей, следовательно население ингушской земли должно быть не менее 5000 дворов» (сс. 160-166). Чеченцам автор дает крайне отрицательную характеристику: «Нравы сего колена отличают его от всех кавказских народов злобой, хищностью и свирепым бесстрашием. По сей причине соседство их с российскими границами почиталось весьма беспокойным. Так что отношений с ними других не бывает, кроме воинских... Со времени императора Петра Великого для усмирения чеченцев предпринимаемы были неоднократно воинские поиски... чеченцы не имеют своих князей, коих они в разные времена истребили... управляются они выборными старшинами, духовными законами и древними обычаями. Дружба (куначество) и гостеприимство соблюдаются между ними строго по горским правилам и даже с большей против прочих народов разборчивостью: гостя в своем доме или кунака в дороге, пока жив, хозяин не даст в обиду. Из ружья стреляют метко, имеют исправное оружие и сражаются большей частью пешие. В сражении защищаются с отчаянной храбростью, которую можно назвать ожесточением: ибо никогда не отдаются в плен, хотя бы один остался против двадцати; и буде кому случиться нечаянно быть схвачену, такая оплошность причитается семейству его в поношение. ...В образе жизни, воспитания и внутреннего управления чеченцы поступают, как следует отчаянным разбойникам, но, взяв сию разбойничью республику в политическом ее составе и в отношении с соседями по примеру других подобных же в Кавказе республик, только в степенях злодейств от чеченцев отличных, должно бы ожидать, что для собственной безопасности они будут стараться о сохранении какой-либо стороны дружественных связей и доброго соседства. Напротив, только чеченцы отличаются от всех кавказских народов оплошным непредвидением, ведущим их к явной гибели... Чеченцы так обуяли в злодействе, что никого не щадят и не помышляют о будущем. Нередко сами старшины их предлагают им благоразумные советы и наипаче, изъявляя желание пребывать в мире с Россией, но ветреники их, как они называют своих зачинщиков или разбойничьих атаманов, на то не соглашаются. Из всех чеченских отделений. собраться может до 15 000 вооруженных людей; из того заключить должно, что население чеченской области простирается до 20 000 дворов» (сс. 171-183). Кавказ – страна древнейших народов мира. Сложна его история, мозаична его культура, изумительны его легенды. Кавказ – страна гор и горы языков, народов, рас. Здесь говорят на 50 языках, из которых 40 чисто кавказских. Кавказ – страна ландшафтных и климатических контрастов, от континентальных до субтропических. Кавказ – страна чарующих равнин и долин, тянущихся к омывающим его двум морям: Черному и Каспийскому. Кавказ – страна вечных снегов его величавых гор, где к скале был прикован ревнитель народной свободы, враг тирании, герой греческой мифологии титан Прометей. Кавказ – древнейшие и часто использовавшиеся завоевателями геополитические ворота из Азии в Европу и из Европы в Азию. Через эти ворота огнем и мечом проносились всеистребляющие орды великих полководцев Кира Персидского, Александра Македонского, Чингисхана, Тамерлана. Через эти ворота двигались скифы, сарматы, хазары, аланы, монголы, татары, арабы, турки, русские, оставляя за собой не только следы своей культуры, но и кровоточащие раны на теле аборигенов. Кавказ – страна, где представлены все мировые религии – христианство, ислам, иудейство, буддизм; страна, где христианство стало впервые в истории государственной религией еще до Рима (Армения), а магометанство – государственной религией через семь лет после смерти Магомета (Азербайджан). Кавказ – страна, где кавказские народы с феодально-аристократической конституцией (армяне, грузины, азербайджанцы, дагестанцы, осетины, кабардинцы, черкесы) жили по соседству с такими же кавказскими народами с патриархально-родовой демократией (чеченцы, ингуши). Кавказ – страна, по имени которой антропология назвала белую расу – «кавказской расой». Откуда же произошло слово «Кавказ»? Никто этого не знает. Впервые слово «Кавказ» встречается в трагедии «Прикованный Прометей» у древнегреческого драматурга Эсхила (около 500 лет до христианской эры). В своей «Греческой мифологии» Ранке-Гравес говорит, что название «Кавказ», вероятно, происходит от греческих слов «Кау казос», что означает «Трон богов». Тяжелой была доля кавказских горцев, оказавшихся волей судьбы на перекрестке стратегических ворот Евро-Азии. Трагедия – или величие – горского народа заключалась еще в том, что он никогда в своей истории не признавал над собой иноземной власти. Отсюда – вечная борьба за самосохранение. Многочисленные войны против во много раз превосходящего завоевателя – иногда безумно наступательные. Северокавказцы, несмотря на разные языки и диалекты, составляют единую социально-этническую общность по своей расе, истории, культуре, адатам, психологическому складу, территории, религии (они мусульмане, кроме большой части осетин и малой части кабардинцев). Поэтому до революции их называли и общим именем: в русской литературе – «горцами», а в европейской – «черкесами». По сути дела они – племена одной северокавказской нации. Это национально-историческое единство горцев засвидетельствовано и в их неоднократных совместных попытках создать общее государство: движение шейха Мансура (1780-1791), государство Шамиля – «имамат Шамиля» (1834-1859), Республика Северного Кавказа (1918-1919), Северокавказское эмирство (1919-1920) и, наконец, Советская горская республика (1920-1924), которую Москва потом ликвидировала, как ликвидировала она подобные федерации в Закавказье и в Туркестане, ибо убедилась в мудрости староримского принципа «разделяй и властвуй». Указания о северокавказских племенах под разными наименованиями встречаются в летописях и трудах древних писателей – греков, римлян, арабов, персов, армян и грузин. Непрестанное движение через Кавказские ворота чужеземных народов прибавляло все новые и новые экспонаты к «этнографическому музею», как историки назвали Кавказ. Вот и получилось, что не найти на Земле другого такого места, где на столь малом участке скучилось бы так много разных языков, как на Кавказе. Однако, как уже указывалось, это разнообразие языков не мешало северокавказским племенам чувствовать себя одним народом и совместно отстаивать свою независимость. Когда в VII-VI вв. до Рождества Христова огромное царство скифов, распространившее свое господство до Центральной Европы, завоевало и Кавказ, северокавказские племена все же успешно отстаивали свою внутреннюю автономию. Вот что писал об этом древнем периоде истории горцев известный русский историк Ростовцев: «Хотя северокавказские племена и находились под властью скифов, но они пользовались, однако, далеко идущей самостоятельностью, которая все более усиливалась... они уже долгое время имели стабильный оседлый образ жизни, находились в постоянных торговых отношениях с южными и восточными соседями и жили при относительно развитых хозяйственных условиях, как земледельцы, скотоводы, рыболовы. Греческие колонии нашли в них быстро готовых клиентов для своих товаров и посредников для своих сношений с югом и востоком» (Проф. М. И. Ростовцев. Эллинство и Иранство на юге России. Петроград, 1918, с. 75). В V и VI вв. северокавказцы участвуют в войнах между Персией и Восточно-Римской империей. Знаменитый император Юстиниан делает безуспешные попытки ввести среди северокавказцев христианство. С приходом арабов в VII в. появляется и мусульманская религия на Северном Кавказе, правда, пока только в Дагестане, другие северокавказские племена приняли христианство, занесенное сюда грузинскими миссионерами. Но позднее они тоже перешли в мусульманство. Торговые сношения северокавказцев с внешним миром, развивавшиеся раньше через греческие колонии на Черном море, значительно расширились в средние века, только вместо греков появились, начиная с XII в., генуэзцы. Генуэзцев в XV в. сменили турецкие купцы. В XVI столетии впервые и русские обратили свои взоры на Кавказ, сразу после завоевания Казанского и Астраханского ханства Иваном IV (Грозным). Первоначальный план Ивана Грозного, вероятно, предусматривал мирное покорение Кавказа, чем, собственно, и объясняется женитьба Ивана Грозного на черкесской княжне Марии Темрюковой (1561 г.), но мирное покорение так и не состоялось. В дальнейшем царь Борис Годунов предпринял ряд новых попыток – мирных и вооруженных – проникнуть на Кавказ, но и они оказались безуспешными. После этого Россия уже целое столетие не дает о себе знать. Только Петр I предпринимает большую военную экспедицию для покорения Кавказа. Эта экспедиция тоже не увенчалась успехом. Петр успел только заложить крепость Терки на северокавказском побережье Каспийского моря, как бы символический знак будущего направления русской экспансии. Новую экспедицию, но уже в более широком масштабе и с более основательной подготовкой, предприняла Екатерина II. Ее лучший стратег, знаменитый Суворов, командует экспедиционной армией, но встречает неожиданный и хорошо организованный отпор северокавказцев – чеченцев, черкесов, кабардинцев, ногайцев (последнее племя было почти целиком уничтожено). Во главе оборонительной войны этого периода становится чеченец из Алдов шейх Мансур Ушурма (1785 г.), который сумел объединить под знаменем священной войны «Газават» значительные силы чеченцев, кабардинцев и черкесов. Новое оборонительное движение горцев произвело на русских такое большое впечатление, что Екатерина II, по свидетельству современников, одно время носилась даже с идеей закончить войну с горцами, заключив с ними выгодный мир. Однако вступление в войну Оттоманской империи на стороне своих единоверцев-горцев резко изменило положение: Россия двинула сюда новые войска. Ожесточенные сражения продолжались целых шесть лет. Новые усилия и новые переброски русских войск предрешили победу России. Силы Мансура и турок были разбиты. Командующий турецкими войсками Мустафа-паша и имам Мансур были взяты в плен. Пленный Мансур был перевезен в Петербург, представлен императрице и заточен в Соловецкий монастырь, где он и скончался. Но война этим не кончилась. Под властью России оказались только некоторые плоскостные районы Предкавказья. Самая страшная и самая большая война, так называемая Кавказская война, – а по существу, русско-кавказская война – была еще впереди. Скоро последовали три важнейших исторических события, которые, в конечном счете, должны были окончательно решить и судьбу горцев: в 1801 г. Грузия была присоединена к России, в 1813 г. – Азербайджан и в 1828 г. – Армения были завоеваны Россией у персов. Свободный и независимый Северный Кавказ неожиданно очутился в тылу Российской империи. Периодические войны императорской России за покорение горцев Кавказа продолжались, если считать только с Петра I до Александра II, 150 лет. Они были жестокими и бесчеловечными с обеих сторон, но особенными жестокостями отличился на Кавказе человек, который в Петербурге слыл либералом и чуть ли не другом декабристов, а в Чечне и Дагестане – безбожным палачом: генерал Ермолов. Знаменитая Кавказская война, ведшаяся беспрерывно 47 лет (1817-1864), собственно и началась с Ермолова, когда он был назначен в 1816 г. главнокомандующим всеми русскими войсками на Кавказе. Он разработал особый стратегический план покорения Кавказа, выполнение которого должно было начаться с Чечни. Сооружение линии военных крепостей с пугающими названиями: Преградный Стан (1817), Грозная (1818), Внезапная (1819), Бурная (1821), сплошная рубка лесов, уничтожение посевов, угон скота, реквизиция продуктов, сожжение непокорных аулов и истребление их жителей, – такова была «стратегия» Ермолова. Когда Александр I, не в период своего либерального правления во время Сперанского, а в мрачную эпоху Аракчеева, заметил Ермолову, что он, кажется, слишком жесток в Чечне, то Ермолов ответил императору: «Ваше Императорское Величество, я хочу, чтоб страх перед моим именем вернее защищал наши границы, чем крепости на них». Что же касается его жестокостей в Чечне, то генерал разъяснил царю: «Коварнее, преступнее и злее народа не было под солнцем, как именно чеченский народ, поэтому он заслужил свою участь». В «Кавказском пленнике» Пушкин запечатлел «подвиги» этого генерала: «Твой ход, как черная зараза, Губил, ничтожил племена... ................................................ Но се – Восток подъемлет вой! Поникни снежною главой, Смирись, Кавказ: идет Ермолов! И смолкнул ярый крик войны: Все русскому мечу подвластно. Кавказа гордые сыны, Сражались, гибли вы ужасно; Но не спасла вас наша кровь, Ни очарованные брони, Ни горы, ни лихие кони, Ни дикой вольности любовь!» (Царское правительство поставило Ермолову памятник в Грозном. Во время революции чеченцы его снесли. Большевики его сейчас торжественно восстановили.) Но такой же генерал русской армии, участник той же Кавказской войны против горцев, генерал Кундухов приводит в своих мемуарах многочисленные примеры, дающие возможность сравнивать «добродетель» Ермолова с «коварством» его противника. Приведу здесь лишь один рассказ, показавшийся мне наиболее характерным. Даю его в изложении самого генерала: Несправедливо было бы оспаривать ту истину, что честность, правдивость и храбрость были отличительными качествами кавказских народов, где каждый человек, стремясь оставить по себе добрую память среди своего отечества, избегал делать то, что по народному понятию считается стыдом. К большому несчастью, правительство ложно признало эти качества вредными своим видам и не только не поощряло их, а напротив того, к большому стыду и вреду своему, сильно их преследовало и тем, вооруживши против себя всех благородно мыслящих туземцев, наделало много и много зла краю и России. Доказательством сему я из множества бывших плачевных дел помещаю только те из них, которые случились в мое время и более врезались в мою память. Например. В Большой Чечне старшина Майр Бей-Булат своим личным достоинством успел соединить вокруг себя всю Чечню и, твердо держа сторону справедливости, часто, по народным делам, обращался к ближайшему русскому начальству, которое, согласно своей политике, употребляя в дело обман, на словах желало и обещало ему много добра, а на самом деле оказывало большое пренебрежение к обрядам, обычаям и справедливым просьбам чеченцев. Вследствие чего Майр Бей-Булат, окончательно потерявший терпение и доверие к русским, посоветовал народу восстать и силой оружия требовать от русских управлять чеченцами по народному обычаю, а не по произволу местного начальника. Таким образом начались враждебные действия между русскими и чеченцами. В 1818 г. главнокомандующий кавказскими войсками генерал Ермолов, заложив крепость Грозную, двинулся с сильным отрядом в Большую Чечню в аул Майр-Туп, где двум чеченцам предложил триста червонцев за голову Майр Бей-Булата («Майр» по-чеченски – «храбрый»). Чеченцы, отказавшись от коварного предложения Ермолова, немедленно дали об этом знать Майр Бей-Булату. Но, к немалому удивлению этих чеченцев, Майр Бей-Булат вместо того, чтобы порицать Ермолова, был чрезвычайно обрадован намерением главного начальника края и, подаривши чеченцам по одной хорошей лошади, отпустил их домой. Вскоре вслед за этим он попросил к себе народного кадия со всеми членами народного махкеме (суда) и обратился к ним так: – Я сегодня перед приходом вашим составил план выгодного мира или вечной войны с русскими. Если только народ верит тому, что я из любви к нему и к его свободе готов пожертвовать собой, то прошу уполномочить меня на исполнение задуманного мною плана и не дальше как завтра вы все будете знать, что угодно Богу: мир или война. – Ты не раз доказал народу, – ответили члены суда, – что готов умереть за него, и поэтому Чечня тоже готова без малейшего возражения исполнить все то, что ты найдешь для нее полезным. Бей-Булат, поблагодарив их, приказал, чтобы все конные и пешие ополчения были готовы к бою. Между отрядами генерала Ермолова и чеченскими сборищами было расстояние не более пяти верст. В ту же ночь из передовой русской цепи дали знать главному караулу, что трое лазутчиков имеют сказать весьма важное дело лично главнокомандующему. Караульный офицер доложил об этом состоявшему при корпусном командире по политическим видам полковнику князю Бековичу-Черкасскому, а он генералу Ермолову. Скоро лазутчики эти с князем Бековичем и с переводчиком без оружия вошли в Ставку Ермолова. Один из них, тщательно окутавший голову башлыком, обратился к нему через переводчика со следующими словами: «Сардар! я слышал, что вы за голову Бей-Булата отдаете 300 червонцев, если это справедливо, то я могу услужить вам и не дальше как в эту ночь голова Бей-Булата будет здесь перед вами, не за триста червонцев, а за то, что вы из любви к человечеству избавите бедный чеченский народ и ваших храбрых солдат от кровопролитных битв». Ермолов, будучи удивлен и заинтересован словами, бойко и твердо выходившими из-под башлыка, спросил его, кто он такой и каким образом он может исполнить все, что он говорит и обещает. – Прошу вас не спрашивать, – ответил лазутчик, – вы узнаете, когда я представлю вам голову Бей-Булата. Ермолов, еще сильнее заинтересованный, жадно ловил слова лазутчика и, желая хорошенько понять его, спросил : – Сколько же червонцев он хочет за голову Бей-Булата? – Ни одной копейки, – ответил лазутчик. Ермолов и любимец его Бекович-Черкасский взглянули друг на друга с недоумением. Ермолов с иронической улыбкой, назвавши этого чеченца небывало бескорыстным лазутчиком, потребовал от него сказать решительно и откровенно его желание. – Мое желание, – продолжал тот, – состоит в том, чтобы вы, получивши в эту ночь Бей-Булата, завтра или послезавтра повернули свои войска обратно в крепость Грозную и там, пригласивши к себе всех членов народного махкеме, заключили с ним прочный мир на условиях, что отныне русские не будут строить в Большой и Малой Чечне крепостей и казачьих станиц, освободили всех арестантов, невинно содержащихся в Аксаевской крепости, и управляли ими не иначе, как по народному обычаю и шариату в народном суде (махкеме). Если вы, сардар, согласитесь на указанные условия и дадите мне в безотлагательном исполнении их верную поруку, то прошу вас верить тому, что голова Бей-Булата будет в эту ночь здесь, но повторяю, не за деньги, а на вышесказанных условиях. – Не правда ли, мы имеем дело с весьма загадочным человеком, – заметил Ермолов любимцу своему Бековичу-Черкасскому.
– Скажи ему, – приказал Ермолов, – все, что он желает, есть благо народа, и потому я охотно соглашусь с ним, пусть он только скажет, кого он хочет иметь порукой. – Честное слово сардара Ермолова и милость царя Александра, – сказал лазутчик. – Пусть будет так, – заключил Ермолов и протянул ему руку: – вот тебе моя рука и с ней даю тебе честное слово, что, получивши от тебя голову Майр Бей-Булата, нарушителя спокойствия целого края, исполню с большим удовольствием все то, что между нами сказано, и кроме того народные кадии и достойные члены суда будут получать от правительства хорошее содержание, а тебя, как достойного, щедро наградит царь. Теперь, – продолжал Ермолов, – я свое кончил, также требую от тебя, как истинного мусульманина, верную присягу на Аль-Коране, что ты исполнишь в точности свое обещание. Лазутчик, не выпуская руку Ермолова, благодарил Бога, назвал себя чрезвычайно счастливым, что надежды и ожидания его совершенно оправдались и что чеченцы избавлены от разорительной войны; затем, выпустив руку Ермолова, сказал: – Теперь вам, сардар, присяга моя не нужна, и – (снявши башлык) – вот вам голова Бей-Булата. Она всегда готова была быть жертвой для спокойствия бедного чеченского народа. Поручаю себя Богу и Его правосудию. – Он сам!.. Он сам!.. – воскликнули одновременно изумленные Бекович и переводчик. – Да кто же он? – поспешно спросил Ермолов. – Сам Майр Бей-Булат, Ваше Высокопревосходительство, – ответил Бекович» (журнал «Кавказ», №1 (25), 1936, Париж). И что же происходит дальше? Верный своему честному слову, генерал Ермолов отпустил Бей-Булата. Даже больше, от имени русского правительства он его назначил «старшиной всей Чечни», а через непродолжительное время тот же генерал Ермолов, заманив Бей-Булата в ловушку, убил его руками наемника, его же кровника. Бесстрашный вояка, герой Бородинской битвы с острым стратегическим умом, один из представителей выдающейся плеяды генералов штаба Кутузова, победивших Наполеона, – Ермолов в войне с горцами стоял и через одиннадцать лет своего командования кавказскими войсками в кровопролитнейших сражениях на том же самом месте, с которого он начал эту войну, – на границах Чечни. К неуспехам на Кавказе прибавились тяжкие огорчения из Петербурга: в списке членов будущего Временного правительства, составленном восставшими декабристами, Николай I, к своему ужасу, обнаружил имя человека, которому верил, как самому себе, имя генерала Ермолова, намеченного на должность военного министра (само по себе это ни о чем не говорило, ибо там числилось и имя великого русского реформатора, богобоязненнейшего и преданнейшего слуги императора, Сперанского, намеченного на пост министра иностранных дел). Но уже и одного того, что декабристы могли рассчитывать на Ермолова, было достаточно в глазах Николая I, чтобы в 1827 г. снять его и даже отставить от военной службы. Назначая на его место фельдмаршала Паскевича, победителя в русско-персидской войне 1928 г., завоевателя Армении, названного в честь этого князем Эриваньским, – Николай I в рескрипте на его имя писал: «После того, как выполнена и эта задача, задача покорения Армянского нагорья, предстоит Вам другая задача, в моих глазах не менее важная, а в рассуждении прямых польз гораздо важнейшая, – это покорение горских народов или истребление непокорных» (М. Н. Покровский. Дипломатия и войны царской России в XIX в.). Легко догадаться, что верный этой программе Николай I теперь форсирует темпы и расширяет театр войны на Кавказе. Тридцать лет продолжается Кавказская война при нем, действующую кавказскую армию он доводит до 200 тыс. солдат. Трезвые наблюдатели говорят о неоправданно высоких жертвах русских, но Николай I упорствует. Результат? Умирая в 1855 г., Николай I стоял на Кавказе там же, откуда он убрал генерала Ермолова, – на границах Чечни. Но была и разница: при Ермолове были «мирные» и «немирные» чеченцы, но когда правительство Николая I в 1840 г. предъявило ультиматум о разоружении мирных чеченцев, они ответили: «Чеченцев никто не разоружал – разоружали только их трупы» – и, восставши, присоединились к знаменитому имаму Шамилю, написав на своем знамени стих из Корана: «О избранники Бога, вы не знали ни страха, ни траура» (X, 63). За три года до этого Николай I посетил Кавказ. Побывал он и в «мирной» Чечне. Чеченцы решили, воспользовавшись этим, подать царю жалобу о причинах своего недовольства местным начальством. Вот что пишет об этом цитированный выше генерал Кундухов: «В 1837 г. император Николай I, первый из русских царей, осчастливил приездом своим Кавказ. На другой день государь принимал депутатов с народными просьбами, говорил с ними очень благосклонно, исключая из этого злополучных чеченцев, которых упрекал в неверности ему и его русским законам. Чеченцы в свою очередь ответили: «Вашему Императорскому Величеству мы преданы не менее других горцев и уважаем законы не менее других, но, к несчастью нашему, ближайшее начальство, затемняя истину и не соблюдая никаких законов и обычаев, управляет нами совершенно по своему произволу, отзываясь о нас с дурной стороны...». Резкий, но очень справедливый ответ чеченцев не понравился государю, и, назвав его клеветой, он приказал им выкинуть из головы вредные мысли. Царь вместо того, чтобы хоть сколько-нибудь оправдать ожидания народа, приказал держать чеченцев под сильным страхом» (журнал «Кавказ», № 1 (25), 1936, Париж). Однако, вернувшись в Петербург, царь несколько изменил свое мнение о чеченцах. Царь писал своим подчиненным: «... я хочу не победы, а спокойствия... для интересов России надо стараться приголубить горцев и привязать их к русской державе. ... я написал инструкцию и приказал учредить в разных местах школы для детей горцев, как вернейшее средство к их обрусению и к смягчению их нравов» (Л. И. Барат. Кавказцы в собственном Его Имп. Величества конвое. – «Часовой», 1981). Но война оставалась войной. Командующий войсками в Чечне генерал-майор Пулло, по словам Кундухова, «начал ходить с отрядами по аулам мирных чеченцев под предлогом ловить там непокорных тавлинцев, будто в аулах их скрывающихся. На ночлег солдат и казаков расставляли по домам чеченцев и, отыскивая небывалых тавлинцев, забирали все, что понравится солдату. На жалобы хозяев, на слезы женщин и детей Пулло смотрел со зверским равнодушием и, гордясь своими позорными делами, называл жалобу чеченцев, как и император Николай I, клеветой. В следующем, 1839 году, он опять повторил этот поход» (генерал Кундухов, там же). Вот это и привело ко всеобщему чеченскому восстанию. Чечня отныне стала частью территории имамата Шамиля. Так начался новый этап Кавказской войны. Правда, был еще один генерал, более гуманный и более разумный, который хотел предупредить расширение восстания. Это командир корпуса генерал Головин. Он послал вышеназванного генерала Кундухова к чеченцам, чтобы они ему рассказали причины, почему они восстали. Чеченцы ему ответили: «Если корпусному командиру угодно узнать причину нашего восстания, то пусть спросит генерала Пулло, начальника чеченского округа, он причины знает лучше всех чеченцев, которым теперь остается только просить Бога, чтобы навсегда избавиться от всех Пулло или умереть на штыках их» (там же). В одном из первых же сражений с чеченцами пал и сам генерал Пулло. С этого времени русская кавказская армия несла огромные потери в войне с горцами, совершенно не оправдывавшиеся успехами в деле их покорения. При этом горцы, постоянно переходя от обороны к наступлению, сводили на нет первые кажущиеся успехи. Корреспондент «Московских ведомостей» писал из действующей русской кавказской армии: ,,... в Чечне только то место наше, где стоит наш отряд; двинулся наш отряд, то и это место немедленно переходит в руки противника». Из десятков крупных военных экспедиций и походов на Чечню и Дагестан сошлемся только на одну из них, на так называемую «Сухарную экспедицию Воронцова» в 1847 г. Военные сводки кавказского главного командования о ходе этой экспедиции начинались обычно трафаретной фразой: «Предпринятая по Высочайшей воле Императора Николая I военная экспедиция на Большую Чечню проходит...» Этой экспедицией руководил лично сам новый главнокомандующий кавказскими войсками генерал граф Воронцов. Немецкий писатель Фридрих Боденштедт, писавший свою книгу о Кавказе по свежим следам этой экспедиции, так рисует ее ход по рассказу одного русского офицера, участника этой экспедиции: «... между тем из Петербурга последовал приказ снарядить новую, более значительную экспедицию в Большую Чечню, которая и началась в конце сентября. Гигантский корабль, плывущий по морю, оставляет за собой видимые длинные борозды, на время впереди и по бокам волны расходятся, но тут же сходятся вновь, как только корабль поплывет дальше. Так шел и наш военный поход по Чечне. Там, где мы только что прошли, не находилось больше врагов, но впереди и по бокам они беспрерывно выплывают, и как только мы двинемся, они вновь немедленно смыкаются между собою. Экспедиция не оставляет среди них каких-либо заметных следов, только там и здесь из лесного моря виднеются русские сигнальные флаги –горящий аул. Единицы пленных и некоторое количество скота – таковы наши трофеи. Может, с точки зрения Петербурга, такой поход и кажется более успешным, чем он есть на самом деле» (Кавказские народы в борьбе за свою свободу, ч. П. Берлин, 1855). Эта «сухарная» экспедиция в горную Чечню (Дарго) оказалась роковой для Воронцова. Дав Воронцову возможность углубиться в горы и уступив ему даже очищенное Дарго, Шамиль отрезал генералу пути отступления и снабжения. Посаженному на голодный паек – сухари – и полностью отрезанному от своего тыла, Воронцову ничего не оставалось, как просить помощи из России. Прибытие новых частей генерала Фрайтага спасло его от полного разгрома. Вместе с ним спасся и участвовавший в экспедиции, как гость генерала Воронцова, принц Александр Гессенский. При этом экспедиция потеряла убитыми трех генералов, 195 офицеров и 4 тыс. нижних чинов, много боеприпасов и оружия. Таковы были данные самого русского командования. Численность всех русских сил, участвовавших в экспедиции на Дарго и поддерживавших ее из окружающих районов, доходила, по официальным данным русских военных историков, до 150 тыс. человек, а по сведениям того же Боденштедта даже до 200 тыс. человек. Официально Кавказская война кончилась в 1859 г., когда действующая кавказская армия была доведена, по словам генерала Фадеева, до 280 тыс. чел. – при постоянной армии у Шамиля 20 тыс. с трофейными пушками и снарядами, отлитыми национальными мастерами и русскими пленными. (Вся русская армия в Отечественной войне 1812 г. против Наполеона составляла всего 500 тыс. чел.) В августе 1859 г. новый главнокомандующий кавказскими войсками генерал князь Барятинский мог издать свой победный приказ: «Гуниб взят, Шамиль в плену. Поздравляю кавказскую армию. Князь Барятинский». Таким образом, преемник Воронцова князь Барятинский при огромной концентрации новых вооруженных сил и модернизации военной техники (у Барятинского уже было нарезное оружие, чего не было у горцев) взял Шамиля в плен, а в 1864 г. пала и последняя область независимого государства Шамиля – Черкессия, возглавляемая выдающимся наибом Шамиля Магометом Эминым. Своеобразный итог русско-кавказской войны подвел исследователь русской военной старины и пламенный монархист наших дней, вышецитированный Леонид Иванович Барат, писавший: «Плоды русского покорения Кавказа один из его участников, офицер Терского казачьего войска, сформулировал так: Ведь Кавказ добыть не шутка! Храбрый там гнездился враг, Приходилось часто жутко – Крови стоил каждый шаг». К пленному Шамилю русское правительство отнеслось как к пленному государю. После продолжительной почетной ссылки в Калуге ему был разрешен выезд вместе с семьей в Аравию, где он и умер в Медине в 1872 г. Хотя горцы были побеждены силой оружия в столь кровопролитной для России войне, царское правительство воздало дань их стремлениям к независимости и любви к свободе, объявив горцам определенные свободы по внутреннему самоуправлению. Вот что гласит прокламация чеченскому народу от имени императора Александра II: «Прокламация чеченскому народу: Объявляю вам от имени Государя Императора – 1) что правительство русское предоставляет вам совершенно свободно исполнять навсегда веру ваших отцов, 2) что вас никогда не будут требовать в солдаты и не обратят вас в казаков, 3) даруется вам льгота на три года со дня утверждения сего акта, по истечении сего срока вы должны будете для содержания ваших народных управлений вносить по три рубля с дома. Предоставляется, однако, аульным обществам самим производить раскладку этого сбора, 4) что поставленные над вами правители будут управлять по шариату и адату, а суд и расправы будут отправляться в народных судах, составленных из лучших людей, вами самими избранных и утвержденных начальством, 5) что права каждого из вас на принадлежащее вам имущество будут неприкосновенны. Земли ваши, которыми вы владеете или которыми наделены русским начальством, будут утверждены за вами актами и планами в неотъемлемое владение ваше... Подлинную подписал Главнокомандующий кавказской армией и Наместник Кавказа генерал-фельдмаршал князь Барятинский» (см. Воспоминания генерал-майора Мусы-Кундухова, – журнал «Кавказ», май 1936, № 5/29). Если бы сегодняшняя «автономная» Чечено-Ингушская республика имела такую конституцию, – я ее считал бы сверхсчастливой страной. Однако, боясь новых восстаний на Кавказе и желая избавиться от наиболее активного элемента в движении за независимость, царское правительство предпринимает переселение около 800 тыс. черкесов, чеченцев, дагестанцев и осетин в Турцию. Оно началось в 1864 г. Переселение было проведено в настолько тяжелых условиях, и жертвы во время самого переселения были столь велики, что это вызвало крупные протесты на Западе. В Англии был создан комитет помощи этим переселенцам, делавший большие денежные сборы в их пользу. О Кавказской войне и о ее трагическом исходе для горцев существует огромная историческая, повествовательная и поэтическая литература. В глазах официальной России задача Кавказской войны была чисто стратегическая – обеспечение экспансии Русской империи покорением народов Северного Кавказа, которые после присоединения Азербайджана, Армении и Грузии остались независимыми в самом тылу Империи. Даже либеральствующий историк Ключевский считал, что дагестанцы, чеченцы и черкесы – просто «дикие племена», которых надо было покорить, чтобы Россия могла решать свои стратегические задачи (В. О. Ключевский, т. 5, Москва, 1958, ее. 195-196). Иностранные писатели, современники и свидетели Кавказской войны не разделяли мнения Ключевского о «диких племенах». Они находили, что внутренняя социальная организация и формы правления горцев в период их независимости стояли на более высокой ступени развития, чем в самой крепостнической России. Вот два из этих свидетельств: вышецитированный немецкий писатель Боденштедт, который участвовал в одной из экспедиций против чеченцев, констатирует: «Чеченцы имеют чисто республиканскую Конституцию и имеют одинаковые права» («Die Volker des Kaukasus und ihre Freiheitskampfe gegen die Russen, von Friedrich Bodenstedt. Berlin, 1855). Французский писатель Шандре писал в 1887 г.: «Во время своей независимости чеченцы жили в отдельных общинах, управляемых через народное собрание. Сегодня они живут как народ, который не знает классового различия. Видно, что они значительно отличаются от черкесов, у которых дворянство занимает такое высокое место. В этом и состоит значительное различие между аристократической формой республики черкесов и совершенно демократической Конституцией чеченцев и племен Дагестана. Это и определило особенный характер их борьбы... У жителей Восточного Кавказа господствует отчеканенное равенство и все имеют одинаковые права и одинаковые социальные положения. Авторитет, который они передоверяют племенным старшинам выборного совета, был ограниченным во времени и объеме... Чеченцы веселы и остроумны. Русские офицеры называют их французами Кавказа» (Е. Chantre. Recherches anthropologiques dans la Caucase. Paris, 1887). Александр Дюма, путешествуя по территории имамата Шамиля, в своей очередной корреспонденции в Париж замечает: «Шамиль – титан, который воюет против владыки всех русских». Маркс в своих высказываниях, посвященных Кавказской войне, называет Шамиля «великим демократом». Энциклопедия Брокгауза, говоря о роли чеченцев в Кавказской войне, констатирует: «До 1840 г. отношение чеченцев к России было более или менее мирное, но в этом году они изменили своему нейтралитету и, озлобленные требованием со стороны русских о выдаче оружия, перешли на сторону известного Шамиля, под руководством которого в течение почти 20 лет вели отчаянную борьбу против России, стоившую последней огромных жертв... неукротимость, храбрость, ловкость, выносливость, спокойствие в борьбе – черты чеченцев, давно признанные всеми, даже их врагами... Во время своей независимости чеченцы, в противоположность черкесам, не знали феодального устройства и сословных разделений. В их самостоятельных общинах, управлявшихся народными собраниями, все были абсолютно равны. Мы все «уздены» (то есть свободные, равные), говорят теперь чеченцы... Этой социальной организацией (отсутствие аристократии и равенство) объясняется та беспримерная стойкость чеченцев в долголетней борьбе с русскими, которая прославила их геройскую гибель» (Энциклопедический словарь, т. 38, сс. 785-786, СПб., Брокгауз-Ефрон, 1903, С.-Петербург). Концепция большевиков о характере борьбы горцев за независимость менялась несколько раз. Первоначальная советская концепция говорила о прогрессивности движения Шамиля и реакционности политики царей. Она отражена в Большой Советской Энциклопедии первого издания в статье о Чечне. В рекомендованных к этой статье моих книгах я тоже держался этой концепции. БСЭ писала: «Исключительно упорную борьбу с наседающим царизмом горцам пришлось выдержать с конца XVIII века (1785-1859). Наиболее активными и сильными противниками царского правительства при завоевании Северного Кавказа справедливо считались чеченцы. Натиск царских войск на горцев вызвал их объединение для борьбы за свою независимость, и в этой борьбе горцев чеченцы играли выдающуюся роль, поставляя главные боевые силы и продовольствие для Газавата (священной войны). Чечня была «житницей» Газавата. Выдвинувшийся из чеченцев пастух Мансур Ушурма, ставший в качестве имама во главе организованных сил горцев, вел ожесточенную борьбу с царскими войсками в течение шести лет (1785-1791). В первой половине XIX в. велась непрерывно организованная борьба горцев против царизма под руководством имамов Чечни и Дагестана – Кази-муллы и Гамзат-бека; но наибольшей силы борьба достигла в эпоху знаменитого вождя горцев – Шамиля (1834-1859), который, опираясь на широкое народное движение, сумел блестяще организовать длительный отпор царизму не только в силу своих военных талантов, но и в силу проводимых им социально-политических реформ... Шамиль организовал централизованную военно-гражданскую систему власти (имамат Шамиля). Николаевские генералы после ряда поражений поняли, что путь завоевания горцев лежит через Чечню. Началось методическое вытеснение чеченцев с плоскости путем уничтожения аулов, рубки лесов, устройства крепостей и заселения освобожденных земель казачьими станицами» (БСЭ, первое издание, т. 61, 1934, сс. 530-531). Об имаме Шамиле: «Шамиль – вождь национально-освободительного движения горских народов Кавказа, направленного против колонизационной политики царской России. Шамиль, по выражению Маркса, «великий демократ», был захвачен с горсточкой своих людей двухсоттысячной царской армией и отвезен в Петербург» (там же, сс. 804-806). В полном согласии с этой концепцией азербайджанский профессор Г. Гусейнов написал книгу об Азербайджане в XIX в., в которой движение Шамиля по-прежнему оценивалось как национально-освободительное движение, а сам Шамиль как вождь и герой Кавказа в этом движении. За эту книгу проф. Гусейнов, по постановлению Совета министров СССР за подписью его председателя Сталина, получил Сталинскую премию. Но очень скоро – в мае 1950 г. – последовало новое постановление Совета министров, опять-таки за подписью Сталина: лишить профессора Гусейнова Сталинской премии. Причину объяснил Комитет по Сталинским премиям: «Шамиль вел переписку с турецким султаном. Шамилю был обещан по взятии Тифлиса титул короля Кавказа, Шамиль официально получил от Порты звание Генералиссимуса черкесских и грузинских армий. Мюридизм ориентировался на Турцию и Англию» («Правда», 14 мая 1950 г.). Ставленник Сталина и Берии в Азербайджане, первый секретарь ЦК Багиров в своей статье объяснил дело проще: оказывается, человек, с которым Россия не могла справиться четверть века, был всего-навсего «шпионом Турции»! (журнал «Большевик», № 9, 1950 г.). После разоблачения культа Сталина советские историки перевели Шамиля из шпионов в главаря реакционного государства – имамата. В третьем издании Большой Советской Энциклопедии сказано: «Имамат Шамиля представлял из себя государство, которое прикрывало религиозной оболочкой мюридизма свои чисто светские цели: укрепление классового господства дагестанских и чеченских феодалов» (БСЭ, т. 10,1972, стр. 142). Общая историческая концепция осталась ортодоксально сталинская: цари и их генералы, насильственно покоряя Кавказ и Туркестан, делали великое прогрессивное дело, а вожди национально-освободительного движения этих народов, сопротивляясь покорению, выступали как реакционные вожди. Такова сущность нынешней исторической концепции советских историков по отношению к народам Кавказа и Туркестана, покоренным силой оружия. Русские классики с глубоким сочувствием и пониманием относились к борьбе горцев за независимость. Начало положила бессмертная поэзия Пушкина о Кавказе, кавказских горцах, русско-кавказской войне. За ней последовали шедевры кавказской поэзии и прозы Лермонтова, который воспел кавказскую свободу и осудил Кавказскую войну. Великий кавказский цикл завершил гениальный Толстой в рассказах «Набег», «Рубка леса», в повестях «Казаки» и «Хаджи Мурат». (Пушкин был свидетелем, а Лермонтов и Толстой и сами участвовали в Кавказской войне, но, став выше великодержавных предрассудков, они были вдохновлены на свои великие творения неистребимой любовью горцев к свободе!) Совершенно особое место в этом цикле занимал Лермонтов. Для северокавказцев Лермонтов не просто «певец Кавказа», он для них – свой, кавказский поэт по духу. Он даже психологически физически мужественный, мечтательный, свободолюбивый, со смуглым лицом и темными глазами – больше походил на горца, чем на русского. Сравнивая кавказскую поэзию Пушкина с поэзией Лермонтова, русский поэт П. Антокольский не без упрека по адресу Пушкина заметил: «С головокружительной, сверхальпийской крутизны увидел Пушкин Кавказ: «Кавказ подо мною: Так буйную вольность законы теснят, Так дикое племя под властью тоскует, Так ныне безмолвный Кавказ негодует, Так чуждые силы его тяготят». Лермонтов прочел то же самое – ту же точку и то же негодование, но в противоположном. Никогда он не сказал бы: «Кавказ подо мною», потому что был внутри Кавказа» (М. Ю. Лермонтов, Избранные произведения, т. 1, вступительная статья П. Г. Антокольского, Москва, 1964, с. 23). Неудивительно, что мое поколение горской молодежи училось любви к Кавказу в одинаковой мере как у величественной кавказской поэзии Лермонтова, так и у богатого кавказского фольклора (вот что писал о чеченском фольклоре Лев Толстой в письме к поэту А. А. Фету от 26 октября 1875 г.: «Читал я это время книги, о которых никто понятия не имеет, но которыми я упивался. Это сборник сведений о кавказских горцах, изданный в Тифлисе. Там предания и поэзия горцев и сокровища поэтические необычайные. Хотелось бы Вам послать. Мне, читая, беспрестанно вспоминались Вы. Но не посылаю, потому что жалко расстаться. Нет-нет и перечитываю. Вот Вам образчик: «Высохнет земля на могиле моей, и забудешь ты меня, моя родная мать. Прорастет кладбище могильной травой – заглушит трава твое горе, мой старый отец. Слезы высохнут на глазах сестры моей – и улетит и горе из ее сердца». Конец этой песни по-чеченски звучит так: «Только брат не забудет, пока не ляжет рядом со мною». Мы знали, что царь сослал Лермонтова за вольнодумство к нам, на Кавказ, в виде наказания, а он, дерзкий и неумолимый, со своей родной страной прощался, как узник прощается с неволей, предвкушая блаженство свободы среди нас, на Кавказе: «Прощай, немытая Россия, Страна рабов, страна господ, И вы, мундиры голубые, И ты, им преданный народ. Быть может, за стеной Кавказа Сокроюсь от твоих пашей, От их всевидящего глаза, От их всеслышащих ушей». Побывав на Кавказе, он не разочаровался в своих ожиданиях, он вернулся к себе, в Россию, глубоко влюбленным в Кавказ: «Хотя я судьбой на заре моих дней, О южные горы, отторгнут от вас, Чтоб вечно их помнить, там надо быть раз: Как сладкую песню отчизны моей, Люблю я Кавказ». Он не только любил Кавказ, он глубоко сочувствовал и переживал его трагедию: «Кавказ! далекая страна! Жилище вольности простой! И ты несчастьями полна И окровавлена войной!.. ........................................... Нет! прошлых лет не ожидай, Черкес, в отечество свое: Свободе прежде милый край Приметно гибнет для нее». В двух шедеврах своей кавказской поэзии – в «Валерике» и «Измаил-Бей» Лермонтов особенно ярко осудил Кавказскую войну России и воспел героизм горцев в борьбе за свою свободу и независимость: «Вот разговор о старине В палатке ближней слышен мне; Как при Ермолове ходили В Чечню, в Аварию, к горам; Как там дрались, как мы их били, Как доставалося и нам... ... Вон кинжалы, В приклады! – и пошла резня, И два часа в струях потока Бой длился. Резались жестоко, Как звери, молча, с грудью грудь Ручей телами запрудили. Хотел воды я зачерпнуть... (И зной и битва утомили Меня), но мутная волна Была тепла, была красна... ...Жалкий человек. Чего он хочет!.. небо ясно, Под небом места много всем, Но беспрестанно и напрасно Один враждует он – зачем? Галуб прервал мое мечтанье, Ударив по плечу; он был Кунак мой; я его спросил, Как месту этому названье? Он отвечал мне: |
Пушкарев С. Г. Воспоминания историка 1905-1945 Пушкарев С. Г. Воспоминания историка 1905-1945. — М.: Посев, 1999 / Библиотечка россиеведения №3. Журнал «Посев», специальный выпуск... | Литература : Мемуары : Кариус О. "Тигры" в грязи Электропривод и автоматика промышленных установок и технологических комплексов (ЭП) | ||
Российской федерации фгбоу впо белгородская государственная сельскохозяйственная академия Посевная секция, анкер, щиток, пружина, почва, уплотнение, посев, семена, удобрения, сошник, эффективность | Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах... Предлагаем Вашему вниманию две статьи из журнала «Посев» №9 за 2013г о патриотизме и о сельском хозяйстве в России.] | ||
Сергей Михайлович Эйзенштейн Мемуары Том первый Иллюстрации из фондов Музея-квартиры С. М. Эйзенштейна и Российского государственного архива литературы и искусства | Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах... П. О. Бомарше «Севильский цирюльник, или Тщетная предосторожность»; «Мемуары», комедии | ||
Биография императрицы Екатерины I Виртуальный музей Отечественной войны 1812 года. Исторические труды, мемуары, художественные произведения. Иллюстрированный биографический... | Бюллетень книг на cd поступивших в библиотеку в 2010 году Азаров, Михаил Зазнобы августейшего маньяка : мемуары Фанни Лир / Михаил Азаров; читает Татьяна Смаржевская, [б м.], 2009. 1 эл опт... | ||
Шелленберг В. Мемуары В своих воспоминаниях руководитель внешней разведки нацистской Германии Вальтер Шелленберг рассказывает об истории создания политической... | 1. Свойства почвы. Гранулометрический состав, влажность, кислотность... Печатается по решению Центрального координационно-методического совета Казанского государственного медицинского университета | ||
Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах... Алексеевны, супруги Александра I. Еще в рукописи Мемуары, переходя после их написания из рук в руки, породили многочисленные копии.... | Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах... Режиссером фильма выступила датчанка Лоне Шерфиг ("Уилбур хочет покончить с собой", "Итальянский для начинающих"). В основу своего... |