Перед каждым лежат десять тысяч дорог, ведущих за пределы круга. Первый шаг по любой из них может стать последним. Последний — приведет на порог вечности
Скачать 1.66 Mb.
|
| ГЛАВА 8 На фронт нас отправили на полтора месяца раньше положенного срока. Дела там были совсем плохи. Легионы несли тяжелые потери, сражаясь с плохо вооруженными и почти не обученными, но готовыми ради свободы на все повстанцами. Эти ребята делом доказывали простую истину: лучшего доспеха, чем мужество и уверенность в своей правоте, не существует. К тому же у них были неплохие командиры, понимавшие, что в открытом бою против легионов им не выстоять. Поэтому они нападали из засад, изматывали наши регулярные части постоянными стычками, нарушали снабжение, словом, вели самую настоящую партизанскую войну, которая оказалась очень эффективной. Когорты таяли на глазах. Об этом нам рассказывали те парни, что побывали на передовой. Отпускники, раненые, вербовщики, гонцы — все они твердили одно: мы столкнулись на Дунае с ожесточенным сопротивлением. На счету был каждый легионер. Добровольцев уже не хватало. Молодых людей призывного возраста хватали прямо на улицах и приводили к присяге. Поговаривали, что Цезарь разрешил брать на службу даже рабов, давая им свободу, а после службы — гражданство. Ходили слухи и о том, что создают и небольшие отряды из гладиаторов. Но в это мало кто верил. Очевидно было одно — там, куда мы отправляемся, нас ждет кое-что похуже, чем Бык со своим витисом. Чтобы ускорить нашу отправку, консул вооружил и снарядил несколько когорт за свой счет. В число счастливчиков попали и мы. По крайней мере, не пришлось самим раскошеливаться на доспехи. Это, а также мысль, что вскоре мы наконец навсегда распрощаемся с Быком, здорово поднимало наш дух. Мы не задумывались о том, с чем вскоре предстоит столкнуться. Война казалась нам едва ли не увеселительной прогулкой. Мы мечтали о богатой добыче, о наградах, о том, как вернемся героями. Мы считали себя настоящими крутыми вояками и не сомневались в том, что, стоит нам появиться на фронте, дела пойдут на лад. В ожидании отправки на войну почти забылись все внутренние дрязги. Бык не казался чудовищем, служба перестала быть пыткой. Даже Луций почти не донимал меня. Хотя после того памятного штурма не было дня, чтобы он не подстроил мне какую-нибудь пакость. От Быка ему досталось тогда крепко, и он посчитал, что во всех его бедах виновен я. Обычное дело. Всегда легче справляться с неприятностями, если веришь, что втравил тебя в них кто-то другой, а не ты сам. Я же старался не обращать внимания на его выходки. Меня куда больше волновало то, что совсем скоро я встречу одного из убийц отца. Каждую свободную минуту я посвящал упражнениям с оружием. Ведь для того, чтобы я смог достичь своей цели, мне нужно было любой ценой уцелеть в бою. Вся палатка по-прежнему считала, что я выслуживаюсь. Я их не разубеждал. Что-то объяснять другим людям будешь, если сомневаешься в том, что делаешь. Объясняя другим, объясняешь и себе. Когда уверен в своих действиях, слова не нужны. И мнение других не важно. Тем более что авторитет мой заметно вырос. Не каждому даже бывалому легионеру сам Цезарь дарит фибулу со своего плаща. Бык, видя мое усердие, постепенно начал выделять меня. Нет, никаких поблажек не было. Наоборот, ко мне он относился требовательнее, чем ко всем остальным Однажды, когда я, вконец обессилевший после двух часов беспрерывного фехтования, просто упал на землю, он сказал; — Тяжело? Я смог лишь прохрипеть что-то в ответ. — Ничего. Сейчас тяжко приходится, зато в бою будет легче. Нам предстоит множество сражений. И совсем скоро. Мне понадобятся надежные ребята. Да, не смотри так. Я иду с вами. Не могу в тылу отсиживаться, когда где-то хорошая драка идет. Только своим пока не говори, — он ухмыльнулся, — хочу их сам обрадовать. Работай, рекрут, работай. Жизнь себе сбережешь, а может, и другим. Эх, был бы ты чуть постарше... Ну и я, конечно, старался, как мог. А еще часами ломал голову над тем, как же мне отомстить за отца. Но сколько бы я ни размышлял над этим, ничего толкового так и не придумал. В конце концов я решил, что на месте будет проще составить план. ...Это произошло в ночь перед отправкой в действующую армию. До сих пор я не уверен в том, что это был не сон. Слишком уж странная штука приключилась. Расскажи мне эту историю кто-нибудь другой, ни слову бы не поверил... Да что там, не знаю, верить ли самому себе. Глаза ведь тоже часто обманывают. И уши... Правда, редко бывает, чтобы и те и другие вместе шутки шутили. Я стоял ночью в карауле. Весь день мы готовились к выступлению. Лагерь и так-то на муравейник похож. А в тот день он напоминал муравейник, который разворошили. Командиры все как с ума посходили. Палок об наши спины сломали, наверное, больше чем за все время обучения. Как бы скоро мы ни исполняли приказы, им казалось, что мы спим на ходу. В обгцем-то, понять их можно. Дел было невпроворот. Оружие и снаряжение в порядок привести, паек и «гвоздевые»* получить, весь скарб собрать... За весь день ни разу не присели. Так что, стоя в смотровой башне, я просто засыпал. До смены оставался час, и темень стояла кромешная. Лагерь, измотанный дневной суетой, спал мертвым сном. Тишина была такая, что я слышал, как позвякивают доспехи у часового на соседней башенке. Это позвякивание было единственным звуком, который нарушал безмолвие. Обычно даже ночью в лагере чувствуется жизнь, а тут и правда будто все умерли. Несколько костров горело, но далеко, на другом конце лагеря. Чтобы не уснуть, я, вытаращив глаза, вглядывался во тьму, но не видел ничего дальше рва. Небо, затянутое облаками, тоже было черным-черно. Ни луны, ни звезд... Мне, честно говоря, даже не по себе стало. Сам не знаю, чего боялся, но сердце так и колотилось. Казалось, что никого, кроме меня, в этом мире не осталось. Вот только я, башенка и темнота... Хотел было окликнуть соседних часовых, но в последний момент побоялся, что рядом окажется проверяющий офицер. Тот бы вмиг мне показал, как стоя на посту орать. Да еще среди ночи... Странно было. Вроде и спать хочется, а при этом страшно до одури, и сердце из груди выскакивает. Чтобы хоть как-то отвлечься, я начал вышагивать по сторожке. Два шага в одну сторону, поворот, два шага в другую. Сначала ходил молча, потом стал себе под нос командовать. Раз, два, кру-гом! Раз, два, кру-гом! На какое-то время действительно стало полегче. И сон почти прошел, и сердце вроде перестало колотиться. Я решил, что теперь можно передохнуть, и достал флягу. Но, поднеся ее ко рту, замер, чувствуя, как зашевелились волосы под шлемом. Откуда ни возьмись спустился густой туман. Настолько плотный, что я не мог разглядеть ничего уже в десяти шагах. Только что даже намека на туман не было, и вдруг будто молоко вылили. Сырые ладони тумана, как живые, тянулись ко мне, осторожно дотрагивались до лица, оставляя на щеках липкие потеки. Впереди белесые лоскуты, переплетаясь между собой, принимали причудливые очертания невиданных существ, но эти смутные образы тут же таяли, плавно перетекали один в другой, являя все новые и новые неуловимые видения. Я почти не мог дышать. От каждого вдоха невыносимо першило в горле. На секунду я всерьез испугался, что могу захлебнуться. Такого тумана я не видел ни разу, даже в самое сырое время года, когда выходил на рассвете в поле. Он был... как будто живой. Я почти чувствовал его дыхание, его волю. Казалось, что вот-вот он заговорит со мной. Я сжал пилум так, что хрустнули костяшки. Хотя чем он мог мне помочь? Не метать же его в туман. Однако выучка сделала свое дело: оружие для солдата — его жизнь. И как бы страшно ни было, почувствуй его тяжесть в руках, и тебе станет спокойнее. Спокойнее не стало. Наоборот. Я чуть не закричал, когда увидел, как в нескольких десятках шагов от меня туман вдруг сгустился еще больше. Этот сгусток поплыл ко мне, по пути приобретая очертания человеческой фигуры. Человек, или что там это было, не шел, а именно плыл, не касаясь земли. Он приближался медленно и плавно... _______________________________________________________________________ *«Гвоздевые» — деньги, выдаваемые солдату на совершение перехода. И неотвратимо. Я почувствовал, как по спине стекла струйка пота. Она была ледяной. Доспехи вдруг разом отяжелели. Да так, что мне пришлось опереться на пилум, чтобы не рухнуть на деревянный настил под их тяжестью. Белый призрак, детище тумана, уже преодолело ров. Теперь я мог разглядеть его лучше. Это был высоченный старик, с седой бородой, доходившей чуть ли не до земли. На нем был надет белоснежный балахон. Не тога, не плащ, а именно широкий просторный балахон. Я и не представлял себе, кто может носить такую одежду. Чем ближе «подходил» старик, тем тяжелее становились мои доспехи и оружие. Глаза закрывались сами собой. Я даже не почувствовал, как из ослабевших рук выскользнули пилум и щит. Странно, но я не слышал, как они упали. Будто не деревянный пол был под ногами, а бездонная пропасть. Старик был уже в двух шагах от моей башни. Наш лагерь не был маршевым, которые мы обычно строили в конце перехода. Это был постоянный стационарный лагерь, практически небольшая крепость. Помимо обычных рва и вала, утыканного кольями, он был обнесен частоколом высотой почти в два человеческих роста. Башня же находилась еще выше. Так вот этот старик, подойдя вплотную к стене, начал расти, вытягиваться, постепенно поднимаясь над частоколом. Я, обессиленно привалившись к стене башенки, смотрел на его макушку, постепенно поднимающуюся все выше и выше. Рука сама собой попыталась нащупать рукоять меча, но пальцы лишь скользили по полированному дереву, гладиус* словно примерз к ножнам. Впрочем, даже если бы мне удалось обнажить клинок, что бы я с ним стал делать? Вряд ли у меня хватило бы сил даже поднять его. Голова старика поднялась над частоколом. Я смог разглядеть его лицо. Не скажу, что это придало мне сил. Кожа, покрытая струпьями, светилась каким-то причудливым зеленоватым светом. Неопрятная клочковатая борода, казалось, была соткана из липкого тумана. Вместо глаз — пустые глазницы, в которых зеленоватое свечение было чуть-чуть ярче. И только тонкие губы были ярко-красными, будто испачканными кровью... Кажется, я перестал дышать, когда это лицо замерло в шаге от меня. Старик уставился на меня своими чудовищными глазницами, но я чувствовал, что он видит меня насквозь. Все мои страхи, потаенные желания, сомнения — ничто не было скрыто от него. И у меня не было сил сопротивляться этому взгляду. Я просто стоял, чувствуя, как судорожно сжимается желудок, и не мог даже отвести глаза. Не знаю, сколько мы смотрели друг на друга. Может, минуту, может, вечность. Для меня-то прошла целая жизнь. Постепенно я начал приходить в себя. Во всяком случае, смог ухватить рукоять меча и наполовину вынуть его из ножен. Но тут старик заговорил. Нет, рот он не открывал... Его голос просто зазвучал в моей голове. Причем язык был мне незнаком, но я прекрасно все понимал. Уж не знаю, как это возможно, но именно так все и было. Голос в голове, незнакомые слова и полное понимание сказанного. Как если бы его слова сразу превращались в картины в моей голове. Правда, и сказано-то было немного. Всего одна фраза, повторенная много раз: — Верни Сердце Леса. Лишь три слова. На все лады. То умоляюще, то грозно, то холодно, то яростно... Снова и снова. Пока голова у меня не начала разламываться от боли. Не знаю, действительно закричал я тогда или мне только так показалось, а на самом деле и это происходило в моей голове. — Перестань! — завопил я. — Ради всех богов, прекрати! — Верни Сердце Леса, — бубнил старик, прожигая меня насквозь взглядом пустых глазниц. — Какое сердце? — Я был близок к тому, чтобы потерять сознание. — Верни Сердце Леса. _______________________________________________________________________ *Гладиус — меч легионеров. Наверное, он так и повторял бы эти слова до самого утра. Но внезапно налетел ветер, разрывая туман в клочья. Вместе с туманом начал таять и сам старик. Его голос все еще звучал в моей голове, но все слабее и слабее, пока не превратился в едва различимый шепот: — Верни Сердце Леса... По-моему, на какое-то время я все же лишился чувств. Но к счастью, успел прийти в себя до появления смены. Туман уже полностью рассеялся, небо на востоке едва заметно посветлело. Теперь лагерь выглядел как обычно. Вернулись звуки и запахи... Но пережитый ужас все еще держал меня железной рукой за горло. Лишь когда до меня донеслись позвякивание доспехов, покашливание и вялая брань сержанта, я смог вздохнуть свободно. Вернувшись в палатку, я решил, что при первой же возможности навещу гаруспиков*. Может, они смогут растолковать, что означало это видение. Так закончилась последняя ночь в лагере. Последняя ночь мирной жизни. Спустя три часа взревели трубы, выдергивая нас из палаток. А уже к полудню наши когорты выбивали пыль из дорог Италии. _______________________________________________________________________ *Гаруспики — коллегия жрецов этрусского происхождения, ведавшая гаданием по внутренностям жертвенных животных. Шире — толкователи знамений. ГЛАВА 9 Марш, марш, марш... Мы «мулы Мария». Выносливые, жилистые, безропотные. У нас приказ уменьшить обоз до минимума. Поэтому каждый тащит на себе: доспехи, шлем, зачехленный щит, тяжелый пилум, меч, кирку-«долобру», лопату или топор, или пару деревянных кольев, или нож для резки дерна, котелок или сковороду, запас пищи на три дня, одеяло, плащ, баклагу с водой и уксусом. Все вместе сто тридцать — сто пятьдесят фунтов*. Плюс личные пожитки вроде бритвы, доски для игры в кости, неуставных ножей, сменной одежды, фигурок предков или каких-нибудь безделушек, напоминающих о доме, кремня, точильного камня, мешочков с лечебными травами и прочей необходимой в походе мелочи. Это еще пять—десять фунтов. Сто шестьдесят фунтов на собственном горбу. За день мы должны протащить весь этот груз на расстояние в двадцать миль**. Кто выдержит такое? Только мулы. Ну, или «мулы Мария»... Мы встаем на рассвете, разбираем лагерь, навьючиваем себя, помогая друг другу, и до полудня глотаем пыль, стараясь пройти как можно больше, чтобы выгадать себе лишние полчаса отдыха на привале. Шлемы болтаются на груди и тянут вниз, лица наполовину закрыты шейными платками, которые становятся почти черными уже через две мили, фурки*** с навешанным на них скарбом пригибают к земле, жесткие ремешки калиг натирают ноги, а грязь и пот превращают потертости в подолгу не заживающие язвы. Главное — не смотреть вперед или по сторонам, когда идешь. Смотреть нужно под ноги, на дорогу. Можно на спину впереди идущего. Так, по крайней мере, ты не видишь ленты дороги, убегающей за горизонт. Стоит глянуть туда, как ноги сами собой сбиваются с шага и начинают слабеть. Если смотришь вперед, понимаешь, что этот путь бесконечен. А если под ноги — ничего, ты просто делаешь один шаг... Потом еще один и еще. И когда сил совсем не остается, говоришь себе, что нужно лишь сделать еще только один шаг, последний. А за ним еще один. Так и обманываешь себя. До тех пор, пока не прозвучит команда «поставить боевые значки»****. Вечером мы разбиваем лагерь. Еще три-четыре часа каторжной работы, прежде чем можно будет, наконец, поесть и привести в порядок себя и снаряжение. Если повезет и не попадешь в караул, часов пять удастся поспать. А едва посереет горизонт, трубы и барабаны сыграют подъем, и все начнется сначала. И так день за днем. Дождь, зной, ветер — неважно. Щит за спину, фурку на плечо и — марш, марш, марш! Через десять дней мы подошли к Анконе. Оттуда на кораблях нам предстояло дойти до Салоны, которую удерживали наши войска. Вспоминать про переход по морю даже не хочется. После него я надолго проникся уважением к морякам и морским пехотинцам. Постоянная качка, от которой все внутренности так и норовили вылезти через горло наружу, уходящая из-под ног палуба, морская соль, разъедающая все, куда бы ни попала, днем слепящее солнце, ночью непроглядная тьма и утробные вздохи моря... Мы шутили, что нет смысла доставать из мешков припасы — все равно все тут же достанется Нептуну и рыбам, а ты даже не успеешь почувствовать себя сытым. Никогда я так не радовался тому, что стою на твердой земле, как в день высадки. Уж лучше топать на своих двоих, чем чувствовать себя игральной костью в стакане, который встряхивает суетливый игрок. Близился ноябрь, и нас вели на зимние квартиры. Как сказал всезнающий Бык, четыре наши когорты должны были влиться в новый, еще окончательно не сформированный легион. — До марта будете жиром заплывать, — сказал он. — Ну а по весне начнется дело. Посмотрим, кто из вас солдат, а кто дерьмо овечье. _______________________________________________________________________ *Римский фунт — 327,45 г. **Римская миля — около 1500 м ***Фурка (furca) — крестообразная жердь для переноски вещей. ****Поставить боевые значки (signa constituere)—совершить привал. Под Салоной к нам присоединились три отряда вспомогательных войск с осадной артиллерией и две кавалерийские турмы. Обоз увеличился вдвое. Зато идти стало легче — самое тяжелое снаряжение теперь тащили на стоящие мулы. Несмотря на то что военные действия в этом году практически завершились, разведка сообщала, что отдельные отряды восставших все еще продолжают беспокоить наши части. Потому-то нам и освободили руки. Мы постоянно ждали нападения и каждую минуту были готовы развернуться в боевой порядок. Но уже после трех дней пути все расслабились. Повстанцев не было ни видно, ни слышно. Не верилось, что вообще идет война. Мы чувствовали себя в безопасности, как во время учебного марша. Так всегда и бывает — никогда не поверишь в то, что дело плохо, пока не окажешься в дерьме по самые уши. По-настоящему почувствуешь опасность только тогда, когда столкнешься с нею нос к носу. И ни минутой раньше. Мы оказались в дерьме на пятый день перехода, едва успели сняться с привала и пройти пару миль. Дорога вилась между поросшими редколесьем холмами. Передовой отряд ушел далеко вперед и уже успел перевалить через гряду холмов. Мы отставали от него не меньше чем на полмили. Помню, было жутко холодно, мы кутались в отсыревшие плащи и мечтали только о том, чтобы быстрее наступил вечер и можно было бы снова развести огонь. Сначала мы увидели свой передовой отряд. Он вдруг снова появился на вершине холма, за которым скрылся совсем недавно. От него отделились несколько всадников и галопом поскакали в нашу сторону. Наша когорта шла впереди колонны, так что мы сразу сообразили, что что-то случилось. Странное дело. Едва мы увидели этих всадников, стремглав несущихся к группе офицеров, наши лица неуловимо изменились. Не знаю, как это описать. Вот вроде шел рядом со мной парень. Несколько месяцев мы с ним жили бок о бок, ели из одного котелка, спали в одной палатке. И тут я смотрю на него и не узнаю. Вроде он, а вроде и нет. Будто какой-нибудь колдун попытался его облик принять, но получилось не очень похоже. Гонцы еще о чем-то говорили с офицерами, а трубачи уже заиграли тревогу. Сотни раз мы отрабатывали развертывание из колонны в боевой порядок. Сотни раз занимали свои места в строю по сигналу тревоги. Сотни раз слышали яростный рев Быка: «Собрать значки, бараны!» Сотни раз... Но даже представить себе не могли, как нам будет страшно, когда все это придется выполнять перед лицом настоящего противника. Правда, выучка все равно делала свое дело. Никто не налетел на другого, никто не перепутал свои места в строю. И только сейчас я смог понять, почему любое построение перед атакой сопровождается надрывными завываниями труб и криками командиров. Весь этот шум не дает тебе возможности остаться наедине со своим страхом. Бояться приходится центуриона, размахивающего у тебя перед носом палкой и орущего, что спустит с тебя шкуру, а не врага, который еще далеко. — Становись, становись, становись! Пошевеливайтесь, мулы! — надрывались командиры. И мы пошевеливались, твердо зная одно — медлить нельзя, иначе не миновать расправы, центурионы шутить не будут. Будь у нас время подумать о предстоящем сражении, кто знает, может быть, мы просто разбежались бы. Как ни крути, а мы были зелеными новобранцами, ни разу не видевшими настоящего противника. Но центурионы знали свое дело. Мы ни на мгновение не остались наедине с собой. Перед строем выехал на гнедом жеребце военный трибун, командовавший нашим отрядом. — Солдаты! Времени у нас мало, так что буду краток. Разведчики сообщили, что нам наперерез движется противник. Их больше нас, но не намного. Похоже, отбившийся от основных сил отряд. Как повстанцы появились здесь — одни боги ведают. Отступить мы не можем... Просто некуда. Придется принять бой здесь. Встретим их на том холме, — он повернулся в седле, указывая на холм, где уже развернулся наш передовой отряд. — Я рассчитываю на вас. Помощи нам ждать неоткуда, так что наше спасение в мужестве. Схватим их за горло и будем держать, пока не подохнут! Они хуже вооружены и недисциплинированны. Выдержите первый натиск, а потом опрокиньте и преследуйте. Это будет просто, только держите покрепче мечи и прикрывайте друг друга. Все. Центурионы, выводите людей на позиции! Напутствие Быка было короче, но куда внушительнее: — Значит, так, бараны... Тому, кто вздумает драпануть, я лично шею сверну. Вы меня знаете, я слов на ветер не бросаю. Если кто-то захочет вдруг подохнуть, сначала должен спросить разрешения у меня, ясно? Легионеру запрещается погибать без разрешения командира. Он должен выйти из строя и по всей форме доложить о своем желании отправиться к праотцам. И попробуйте только, сукины дети, сломать строй или еще что-нибудь в этом духе. Повстанцы вам малыми детьми покажутся. Все ясно, обезьяны? — Так точно, старший центурион! — Не слышу! — Так точно, старший центурион!! Холм оказался крутым. Три когорты были поставлены в боевую линию на середине склона. За нашими спинами — невиданное дело! — расположились лучники и артиллерия. Четвертая когорта образовала резерв, кавалерия с легкой пехотой, как обычно, прикрывала фланги. Правда, конницы было так мало, а местность настолько неровная, что рассчитывать на помощь кавалерии не приходилось. Но больше всего нас беспокоили стрелки. — Да что они там, совсем ум потеряли? Я не хочу получить стрелу в задницу от какой-нибудь обезьяны, — волновались новобранцы. — Стрелу еще куда ни шло. Вот получишь камень из баллисты — ох, я похохочу. — Да ладно, склон крутой... — Ага, будто не знаешь, как эти бараны стреляют... Дерьмо овечье и то лучше целится, прежде чем вылететь... Мы и сами не заметили, как в нашу речь вошли словечки Быка. Командирам, небось, виднее, кого куда ставить... На самом деле все эти разговоры были нужны лишь для того, чтобы не думать о предстоящем. Никто из нас, кроме командиров, еще не бывал в бою. И «стрела в задницу» многим казалась меньшим из зол. Ветераны, с которыми мы сталкивались, ничего хорошего о повстанцах не говорили. Это был упорный и беспощадный враг. Голодный, плохо вооруженный, но сражающийся за свою свободу. Я стоял во второй линии. Было ли мне страшно? Да, конечно, было. Не так, как той ночью, когда мне старик привиделся, но все-таки. Примерно как тогда, когда мы с фракийцем бежали от разбойников. Вроде и страшно, но ноги не подкашиваются, и кровь быстрее бежит по жилам. Рядом со мной стоял Ливий. Тот самый, что из Рима. Лицо у него было белым. Он наклонился ко мне: — Ты убивал когда-нибудь? Я кивнул. — Кого? — Двух разбойников... — Ох, а я вот не знаю, получится ли у меня. — Получится. Уж поверь. Он кивнул и сплюнул под ноги. Я осмотрелся. Разговоры вдруг стихли. Взгляды у всех были прикованы к дальней гряде холмов, от которой нас отделяла иссеченная оврагами низина. Над грядой стояло огромное облако пыли. Передовые части повстанцев уже показались на вершинах. — Полмили, — сказал кто-то. — Самое большее... — Ой, по нужде охота, мочи нет. — Раньше не мог? — Раньше не хотелось. — Воды дайте кто-нибудь. — Лучше не пей. Вдруг в брюхо ранят... — Помолчи, а?.. — Эй, обезьяны! — зычный голос Быка заставил всех вздрогнуть. — Склон крутой, так что пилумы бросают первые три линии. Все разом, по моей команде. Задние, не напирать! На всех хватит. Повстанцы, судя по всему, решили атаковать сразу. Не задерживаясь, они перевалили через холмы и начали спуск в низину. Чем-то мне это напомнило горный поток. Или сход лавины. Они все стекали и стекали вниз, а на вершине возникали новые ряды, и, казалось, этому не будет конца. — Да сколько же их! — крикнул кто-то, кажется, Крыса. Я крепче сжал пилум. Мне в голову вдруг пришла мысль, что эти люди на противоположном конце долины идут сюда, чтобы убивать нас. Я осознал это с такой потрясающей ясностью, аж сердце зашлось и прошиб ледяной пот. С ними не договоришься. И никуда не убежишь, не спрячешься. Все, что остается, если хочешь жить, — драться. Другого выхода нет, только стоять до конца. Плечом к плечу со своими товарищами по оружию. Даже Луций с Быком были сейчас для меня самыми близкими на свете людьми. Человеческий поток приближался. С моего места казалось, что низину покрывает живой ковер, вместо мягкого ворса ощетинившийся наконечниками копий. Сейчас-то я понимаю, что повстанцы сделали большую глупость, решившись на атаку. У нас была выгодная позиция, и солнце светило нам в спину. А им пришлось преодолеть гряду и низину, чтобы приблизиться к нам и штурмовать очередной склон. Окажись я сейчас в такой же ситуации, у меня не было бы ни малейших сомнений в победе. Но тогда.. Тогда, глядя на заполненную людьми долину, я был почти уверен, что никто из нас живым с этого холма не уйдет. Позади нас раздался скрип воротов — баллисты и «скорпионы» готовились дать первый залп поверх наших голов. По стоящим внизу, почти у самого подножия, стрелкам, вооруженным дротиками и пращами, пробежала волна. Они тоже приготовились к короткой перестрелке. Повстанцы неуклонно приближались... — Ну, сейчас начнется, — выдохнул кто-то. И, словно подтверждая его слова, сзади что-то тяжело ухнуло, и над нами прогудел первый камень. Он взрыл грунт шагах в тридцати от первой волны атакующих. — Я же говорил, эти обезьяны стрелять не умеют... Слова утонули в реве повстанцев. Вперед выбежали их застрельщики, и внизу началась перестрелка. Ухало над нашими головами теперь постоянно. К гудению тяжелых камней и дротиков присоединился шорох стрел. — Лучники, три пальца левее! Це-елься! Залп! И десятки стрел проносятся над нами, шелестя, как первый весенний дождь. — Це-елься! Залп! И тяжелые камни ложатся посреди беснующихся варваров, дробя кости и расплющивая тела. Немногочисленные лучники противника тоже начали обстрел когорт. Особого ущерба они нам причинить не могли. Им приходилось целиться против солнца, к тому же мы стояли намного выше. Но все равно время от времени в рядах раздавались крики парней, недостаточно быстро закрывшихся щитом. Раза два стрелы ударились и в мой скутум. Несмотря на то что они были уже на излете и ничего плохого сделать не могли, ощущение все равно было мерзким. Это были настоящие стрелы, а не учебные деревяшки. И выпущены они были настоящим врагом. Перестрелка получилась недолгой. Повстанцы быстро поняли, что у наших стрелков явное преимущество. Хрипло запели рожки, толпа взревела, потрясая оружием. Наши застрельщики начали отход на фланги, за линию тяжелой пехоты. И тут же строй повстанцев вздрогнул, как единый живой организм, качнулся и ринулся в атаку. — То-о-овсь! — пронеслось по рядам. Мы подобрались и замерли. Вот сейчас, сейчас... Мне казалось, что сердце прорвет кольчугу. Сзади кто-то молился вслух. И я был готов к нему присоединиться. Это действительно страшно, когда на тебя катится лавина вооруженных людей. Кажется, что сейчас она сметет все на своем пути, ничто не сможет устоять... Сметет, раздавит, втопчет в землю и покатится дальше, как ни в чем не бывало. Любой глупец, который попытается противостоять ей, — обречен. Даже скала будет стерта в пыль, не то что люди. И спастись можно, только обратившись в бегство. Бежать, бежать, бежать... Лететь впереди этой лавины, не останавливаясь ни на мгновение, потому что малейшее промедление означает смерть. Так тебе кажется, когда впервые видишь атакующий строй. Думаю, что, дрогни хоть один из нас, паника мгновенно захватила бы всех. Что смогли бы сделать с нами стоящие позади центурий |
Похожие:
 | Сценарий праздника «последний звонок 2012» Совсем скоро эти дети перешагнут через порог взрослой, неведомой им жизни, а пока у них последний школьный праздник | | «Последний Шаг». Верещагин «Ни хрена себе название для турфирмы!»... Каменноостровском проспекте. Он даже немного улыбнулся. «Видать, у директора – хорошее чувство юмора, но парень он рисковый, если... |
| Террористические акты в России в 1990-2000 годах Число терактов растет с каждым годом. И самое ужасное в терроризме то, что его жертвами становятся невинные люди, которые не имеют... | | Правила для обучающихся мбоу успенской средней общеобразовательной школы Обучающиеся обязаны являться на уроки со всеми необходимыми для них книгами, тетрадями и прочими учебными и письменными принадлежностями.... |
| Интервью Сегодня мы взяли интервью у двух учителей, ведущих уроки... Здравствуйте, дорогие читатели. Вас приветствует газета «Интересное рядом». Здесь вы можете прочитать увлекательные статьи на разные... |  | Конкурс любой конкурсный урок может стать призером и лауреатом конкурса Об обеспечении требований пожарной безопасности в Кузнецовской средней общеобразовательной школе |
| Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах... Модифицированная рабочая программа дополнительного образования «Лего рубик» составлена на основе программы курса Д. Г. Копосов. Первый... | | Положение о городской выставке – конкурсе Участником выставки конкурса может стать любой житель г. Югорска, г. Нягань, г. Урай, г. Советский, Советского района занимающийся... |
| Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах... Обж. Каждый из нас в любой момент может оказаться в сложной и опасной ситуации, и тогда от грамотных действий может зависеть наша... | | «Мал золотник – да дорог!» «духовную пищу», заглянуть в гости к радушным хозяйкам и, наконец, стать зрителями удивительного шоу! Как вы поняли, дорогие коллеги,... |
| Урока: «энергосбережение» Ресурсы необходимо экономить – эта тема с каждым годом становится все более актуальной. Но если любой человек при желании может легко... | | Учебное пособие для секций коллективов физкультуры и спортивных школ. Техника футбола Разбег должен быть рассчитан так, чтобы удар по мячу пришелся заранее намеченной ногой. Корпус во время разбега наклонен. Нога, делающая... |
| Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах... Урок проводит первый учитель в роли капитана корабля. Роли пиратов играют мальчики 5 класса, волшебника и предсказателя – девочки... | | Членом Союза молодёжи может стать любой желающий в возрасте от 11 до 17 лет Будущее нашей Родины станет таким, каким его сделают сегодняшние члены Союза Молодёжи, наши младшие «Почемучки» |
| Конкурс может быть прекращен в любой момент до подведения итогов... Инжинирингового центра ОАО «Желдорреммаш» в 2012 г в рамках исполнения «Инвестиционной программы ОАО «Желдорреммаш» на 2012 год» | | Ведущий 2: Вот он пришел, последний школьный день, а май-волшебник,... Уважаемые гости, учителя, родители, дорогие ребята! Мы начинаем праздник последнего звонка! Сегодня в нашей школе прозвенит последний... |
