Один в океане
Скачать 2.05 Mb.
|
Я медленно парил на границе двух миров. Днем океан казался стихией, вызванной к жизни ветром, и только ночью, когда ветер стих, я увидел его настоящую, самостоятельную жизнь. Стоило наклонить голову к воде, и взгляду открывался фантастический фосфоресцирующий мир. Подо мной был крутой склон двухтысячеметровой Филиппинской впадины, одной из самых глубоких в мире. Мне было видно в глубину примерно метров на сто. Я видел, как внизу мигают далекие и близкие звезды, летят какие-то светящиеся стрелы, как проносятся загадочные торпеды, оставляя дымящийся световой след. Я видел вспышки взрывов и победные фейерверки, огни городов и селений, дымовые завесы и извержения вулканов. Вглядываясь в глубину, я открыл для себя захватывающее дух ощущение полета над бездной. Я зависал над ней, вглядываясь в россыпь огней, сверкающих внизу, чувствуя себя как бы парящим в невесомости над бесчисленными огнями ночного города. Стоило перевести взгляд на другое скопление, лежащее ниже, как возникал волшебный эффект снижения высоты полета. Так я медленно спускался по этим огненным уступам глубоко вниз, сердце начинало колотиться от страха — и я взлетал к поверхности, но меня тут же тянуло снова заглянуть в пропасть, над которой я висел. Порой огни подо мной исчезали внезапно — тогда я срывался вниз и падал, замирая, пока не хватался взглядом за вспышку света как за опору. Я боялся слишком долго засматриваться в глубину — мне могло показаться Бог знает что. Когда-то я читал рассказы моряков и потерпевших кораблекрушение о том, как в такие звездные ночи всплывают на поверхность гигантские морские чудовища, выходят на охоту огромные акулы, десятиметровые скаты-манты выпрыгивают из воды во весь свой рост, как заводят ночное сражение исполины-кашалоты и кальмары и неизвестно отчего вода вокруг начинает бурлить и засасывает в бездонную черную воронку все, что находится поблизости. С тихим ужасом и жгучим любопытством я ожидал, что вот-вот увижу что-нибудь подобное. В первую ночь опрокидывающиеся гребни волн вызывали свечение всей водной поверхности, но теперь, когда океан затих, каждое мое движение сопровождалось голубоватым языком пламени, и было похоже, что я горел на медленном огне, а за ластами тянулся сверкающий след, словно шлейф бального платья. Я попробовал грести, погрузив руки в воду, но и там искры, не угасая, обтекали плечи, локти и кисти. Свечение прекращалось только когда я совсем не двигался, а ведь мне надо было плыть… Разумеется, я был виден из глубины, как на ладони. Мне ничего не оставалось, как плыть, не обращая на это внимания и сохраняя спокойствие, насколько возможно. Пусть акулы думают, что я тоже здесь живу. В конце концов, это моя единственная защита. Иногда мне казалось, что волны вокруг меня изменяют свои очертания, в ночной темноте рождались смутные, неясные формы, исчезающие прежде, чем я успевал их разглядеть. Временами я слышал звуки, напоминающие журчание ручья в лесу, шорохи крыльев и шелест листьев. Отчетливее я улавливал приятную музыку, как бы нежный женский хор. Так часто бывает у воды — я слышал такое же тихое, нежное пение на берегу Иртыша во время рыбной ловли и на диком берегу острова Ольхон на Байкале. Я помню, как пытался отыскать его источник: вслушивался во все окружающие звуки, лазил по деревьям, ползал в траве, взбирался на большие камни и скалы — хор голосов был слышен только у самой кромки воды. Я оставил свои попытки, успокоился и уже не пытался узнать причину. Я люблю гулять по ночному лесу. Во время таких прогулок бывает немного жутко, внимание обостряется так, что чувствуется все, что происходит вокруг тебя и даже за спиной. Хрустнувшая ветка заставляет вздрагивать, как от выстрела. Стараешься идти так, чтобы не производить ни малейшего шума. Лес как будто оживает, деревья тянутся, чтобы помешать ходьбе, их ветви замирают, протянувшись над головой в странных, неестественных изгибах, лесные звери застывают в последний момент перед прыжком. Ты не видишь движения вокруг себя, но ощущаешь его. На каждом шагу тебя подстерегают опасности, в каждое мгновение что-то может случиться. Сейчас, в ночном океане, я чувствовал то же самое. Часто за моей спиной раздавались вздохи и шорохи, заставлявшие меня оглядываться. Иногда я слышал, как со всех сторон на разные голоса повторяется мое имя — все громче и ближе, а потом голоса постепенно удаляются, и я долго слышу, как они стихают в отдалении. Я постоянно ощущал рядом чье-то присутствие. Временами раздавались звуки, которых не могло быть на Земле. Потом, как по взмаху волшебной палочки, все смолкало, и становилось еще более жутко от этой живой, обволакивающей тишины. Меня успокаивали мерные всплески волн, они, как легкие музыкальные аккорды, так незаметно прерывали тишину, что казалось, это плещутся о берег волны спокойного озера. Я наконец решился поднять маску на лоб и теперь мог дышать свободно. Глубокое, ритмичное дыхание рассеивает страхи. За последние несколько часов я заметно приблизился к острову, настолько, что даже решил, что смогу добраться до него этой же ночью, в крайнем случае, завтра утром. Невидимая рука закрыла небо серо-голубой вуалью, огни на западе скрылись в дымке, остров пропал за ней, словно кто-то задернул занавес — весь горизонт стал одинаково серо-голубым. Сильный ожог рук, шеи и груди заставил меня вздрогнуть от боли. Невдалеке от себя я увидел какие-то странные светящиеся палочки. Они торчали под углом и постепенно приближались. На всякий случай я отплыл в сторону — в моей ситуации мне было не до научных исследований. Светящиеся палочки проплыли метрах в пяти. Как я узнал позже, это было скопление медуз-физалий. Их щупальца достигают пятнадцати метров и вызывают сильнейшие ожоги, лихорадку и даже паралич. Мне сильно повезло, что я не попал в их объятья. (Много лет спустя на рифах Карибского моря я еще раз встретился с физалиями. Я увидел их розово-фиолетовый парус прямо перед глазами и не успел отпрянуть в сторону, как почувствовал жгучую боль. До берега и ближайшего селения, где мог быть госпиталь, было очень далеко. Когда я смог освободиться от их плотно прилипших к телу нитевидных щупалец с фиолетовыми точками, мои руки и ноги оказались покрыты волдырями, боль была ужасная. На мое счастье, общая площадь ожогов оказалась некритической — иначе это бы кончилось для меня смертельно.) Края редких облаков вспыхнули густо-красным светом, просторы неба налились невиданным бархатно-желтым настоем. Восходящий диск солнца осветил дремлющий океан и меня — единственное живое существо на его поверхности. Небо и облака переливались, полыхали, мерцали, стремительно меняя краски, не давая мне времени налюбоваться каждым новым переливом. Остров казался теперь одной огромной скалой, окрашенной во все оттенки розового — от нежного на ее вершине до розово-коричневого у подножья. Там еще лежал густой туман, остров возвышался над ним, и казалось, что он парит над океаном на облаке. Потом я увидел, как туман рассеялся и розовая скала на моих глазах опустилась в океан. На всем видимом пространстве чуть шевелились пологие белесые дюны с освещенными восточными склонами. На край этой водной пустыни выплыл огромный красно-желтый диск, задержался на мгновенье — и плавно встал у горизонта. Ни ветерка. Влажный ароматный воздух дурманил сознание. Казалось, вся океанская чаша колеблется от края до края. Облака медленно раскачиваются над головой, огромный горячий шар то поднимается, то опускается совсем близко, за ближайшими холмами. Когда солнце поднялось выше и эта гигантская вселенская качка немного утихла, я развернулся лицом к западу. Земля занимала уже весь горизонт передо мной. У меня начали уставать ноги. Я поплыл медленнее, надеясь ввести в работу другие мышцы, но это улучшило состояние ненадолго. Я мечтал встретить дельфинов или больших морских черепах и попросить их о помощи — иногда они помогали, я слышал об этом, — но их не было поблизости. Я не мог позволить себе забыться даже на минуту-другую: все время нужно было держать под контролем дыхание. Я делал очень глубокие вдохи, а при таком медленном ритме дыхания легко втянуть мельчайшие капли воды прямо в легкие и закашляться — со мной это не раз случалось прежде на воде и под водой. Я хорошо знал, как тяжело проплыть в таком состоянии даже короткое расстояние до берега или до лодки. Есть и пить мне совсем не хотелось — я настроил себя на самые непредвиденные обстоятельства. Мне казалось, что я смогу легко выжить без воды в течение двух недель и без пищи около месяца. А потом? Будет видно… всегда что-нибудь находится… Борьба за выживание могла сильно отвлечь меня от наблюдений. Мне хотелось увидеть и понять все то, что всегда было скрыто от человеческих глаз и внимания. Я терял самообладание только на короткое время. Прошло еще несколько часов. Я с радостью обнаружил, что южная оконечность острова, особенно у горизонта, стала как будто чуть-чуть темнее и, значит, должна быть ближе. Я изменил курс и направился на юго-запад. Как позже оказалось, это была непростительная, ужасная оплошность. После полудня облака, все утро закрывавшие солнце, исчезли. Теперь, пройдя зенит, оно светило мне в лицо. Открытые плечи, руки, грудь и часть спины стали нестерпимо гореть. Но мне все-таки поразительно везло — белоснежные облака вскоре появились снова, нависли прямо надо мной и спрятали меня в своей тени. Довольно близко от себя я увидел какой-то черный предмет — мне показалось в первый момент, что это днище перевернутого судна. Он был виден только с вершин высоких волн, и мне никак не удавалось к нему приблизиться. Потом он неожиданно пропал. Это могла быть плоская одинокая скала или риф, а может, что-нибудь другое, кто знает. Должно быть, именно в это время я попал в полосу сильного берегового течения, и меня стало сносить к югу, но я обнаружил это, когда было уже поздно. Мое внимание отвлек корабль, который я заметил к югу от себя. Сначала я увидел высокие мачты прямо над линией горизонта, а корпус почему-то долго не показывался. Когда он, наконец, показался, я без труда опознал небольшой рыболовный сейнер тонн на пятьсот-шестьсот. По моим расчетам, я уже был в трехмильной береговой зоне и мог не опасаться, что меня вернут на лайнер. Судно шло прямо на меня, и я даже перестал грести. Но, не доходя четверти мили, оно неожиданно изменило курс и прошло мимо в каких-нибудь ста-двухстах метрах на север между мной и островом. На палубе никого не было, и сколько я ни махал руками, ни кричал — меня никто не заметил. Названия его я не мог разобрать, краска на носовой части борта облупилась, буквы были покрыты ржавчиной, а когда ко мне повернулась корма, оно было уже далеко. Я был так уверен, что судно послано мне Богом! Когда оно прошло мимо, я почувствовал себя на грани отчаяния. Близился вечер. Океан вокруг был полон жизни — из воды часто выскакивали крупные рыбы, над моей головой пролетали невиданные большущие птицы. Впереди я уже совсем отчетливо видел остров. Он был сказочно красив. Вдоль всего побережья протянулась цепочка игрушечных пальм. Прямо напротив меня я видел крутые отвесные скалы, покрытые темной зеленью, и вход в живописную бухту. Поверхность гор переливалась всеми оттенками зеленого, и только кое-где небольшие белые пятна указывали на наличие обнаженных пород. Бутоны белоснежных облаков скрывали вершины синеющих гор, а может быть, что-то еще, таинственное и прекрасное. Остров казался необитаемым. Я не видел никаких признаков жилья, ни дыма, ни очагов, ни строений. В неудержимом воображении я уже перебирал все счастливые возможности его освоения. Он был так близко — стоило только протянуть руку. Прошло около часа, может быть, больше. И вдруг, сначала с удивлением, а потом с ужасом я обнаружил свою ошибку — мой остров стал заметно смещаться к северу и продолжал неумолимо двигаться в этом направлении, прямо на моих глазах. Прежде чем я сообразил, что происходит, и резко изменил свой курс прямо на север, я увидел перед собой южную оконечность острова и дальше — открытый океан до самого горизонта. Я оказался целиком во власти течения и со страхом видел, как оно медленно проносит меня мимо земли. Позже я заметил довольно близко от себя низкий берег, покрытый невысоким кустарником. Я узнал потом, что это был крошечный остров Дако, всего около мили в длину. Он расположен в двух с половиной милях от Сиаргао. Как ни старался я плыть энергичнее, как ни пытался выжать все, что еще оставалось в усталых мускулах, расстояние между мной и берегом не сокращалось. Я все еще надеялся на чудо. Оставалась одна, последняя надежда, что попутное приливное течение вынесет меня к берегу. Но берег постепенно отодвигался все дальше и дальше, и я понял, что у меня больше нет никаких шансов выбраться на этот заколдованный остров. Я очень устал и неподвижно повис в воде. Стало темнеть. Мое тело неторопливо поднимали и опускали большие, пологие волны зыби. Отдохнув, я медленно поплыл на север, теперь уже безо всякой цели — остров Минданао был слишком далеко. По радужным краскам, полыхавшим по всему небу, я заметил, что наступил закат. Даже сейчас, в моем отчаянном положении, я не мог не удивиться тому, какое невероятное зрелище представляют местные закаты и восходы. На небе передо мной развертывалось настоящее апокалиптическое действо, не хватало только трубных звуков и ангелов. А может быть, они и были, и я их просто не слышал? Стало совсем темно. Наступила моя последняя ночь в океане. На северо-востоке, не то в море, не то на берегу я увидел два огня. Они были недалеко друг от друга и мигали через определенный интервал — должно быть, это какое-то судно ловило рыбу на свет. Огни казались совсем далекими, но мне ничего не оставалось, как плыть на них. Надо же было плыть хоть куда-нибудь! Ноги перестали мне повиноваться и беспомощно повисли — я двигал тело только руками. Было такое ощущение, что ноги совсем отсутствуют, и лишь дотронувшись до них, я мог убедиться, что они на месте. Когда ноги снова появлялись, я пытался включить их в работу, но они исчезали все чаще. Сильно горели обожженные солнцем лицо, шея и грудь. Меня лихорадило и все больше клонило ко сну. Временами я надолго терял сознание. Боясь сбить дыхание, я опустил маску и взял в рот загубник. Оказалось, что можно довольно долго висеть в воде, не боясь захлебнуться, нужно только держать трубку под определенным углом. Я чувствовал какое-то отупение и стал мерзнуть. Наконец, ноги совсем отказались служить мне и безжизненно повисли. Легкие, однако, по-прежнему работали ритмично, как и в начале пути — сказались долгие тренировки в дыхании по системе йоги. Я бы мог еще долго работать руками, но сознание стало исчезать все чаще, а когда оно возвращалось, я обнаруживал, что плыву не к огням, а от огней. Эта ночь была очень темной, гораздо темнее всех предыдущих. Свечение вокруг меня уже не затухало — похоже, на мне основательно поселилась колония фосфоресцирующего планктона. Мне стало труднее видеть все, что происходит в нескольких метрах от меня, из-за собственного света. Но стоило мне погрузиться в полубессознательное, похожее на транс, состояние, как я приобретал странную способность видеть пространство перед собой на несколько километров вперед. Я помню, как в этом состоянии пробежал равнодушным взглядом до берега, видневшегося вдали, километрах в десяти. Я различал пальмы на берегу, за ними темную кромку леса, а дальше деревья друг над другом все выше и выше — это подъем в горы. Эти горы с голыми вершинами я видел днем, но с другой стороны. Тогда, сбоку, они казались мне одной огромной остроконечной скалой, а теперь развернулись ко мне всеми своими пиками. А вон там, недалеко от меня, какие-то широкие белые полосы, это, наверное, буруны на рифах, значит, нужно взять левее, там вода спокойнее. Я очнулся — и на меня снова навалилась непроницаемая тьма, в которой нет ничего, кроме двух-трех мигающих огней впереди. Меня подвело мое неверие. Только позднее я понял, что действительно видел перед собой реальный остров. Оказалось, что течение, предательски отнесшее меня от восточного берега Сиаргао, через несколько часов приблизило меня к нему, но уже с южной стороны. Я находился в сравнительно спокойных водах неподалеку от еще нескольких филиппинских островов и, если бы остался там до утра, увидел бы землю на горизонте сразу с трех сторон. Огни не приближались. Это могло быть какое-то уходящее судно. Я подумал о смерти. Мне казалось, что бессмысленно продлевать жизнь еще на несколько мучительных часов — я уже не надеялся встретить рассвет. Я решил умереть. В моем положении это было довольно трудно. В эту минуту я пожалел, что не взял с собой нож. Оставалось только два способа: один — наглотаться воды, сбросив все плавательное снаряжение, другой — нырнув, задержать дыхание, пока не кончится воздух в легких. Второй способ казался мне менее мучительным и более надежным. Смерть была мне знакома, я много раз умирал в своих отчетливых до реальности сновидениях. Я помню, как был из ревности заколот в живот где-то в Индии, как в одном из снов кто-то цепко схватил меня под водой за ноги и не отпускал, пока я не захлебнулся. Я помню, как моя голова была зажата меж деревянных брусьев гильотины и долго не падал нож. Помню, как стоял в ожидании казни во дворе тюрьмы, где одного за другим вешали моих товарищей… Еще раз я перебрал все шансы остаться в живых. До Минданао более сорока километров. Даже если бы я мог продержаться на воде, то и тогда жить мне осталось до первого шторма — затяжного ритма дыхания я уже не выдержу. Я подумал, что нужно проститься с женой, Женькой, мамой, друзьями. Я мысленно обратился к жене со словами прощания. Эта мысленная концентрация была настолько сильной, что я ясно ощутил ее присутствие здесь, в океане, прямо передо мной. Между нами произошел короткий диалог. Я помню, это было сильное и строгое дружеское внушение за мою слабость. Потом меня окутало облако любви и покоя. Трудно сказать, сколько времени это продолжалось. Когда это ощущение исчезло, я почувствовал себя как после длительного блаженного отдыха. Боль в мышцах прошла, прекратился озноб. В моем нынешнем состоянии убить себя было совершенно невозможно, мысли о смерти исчезли сами собой. Я снова мог плыть. Некоторое время я продолжал двигаться на мигающие огни, но потом тихий, но ясный голос внутри меня произнес: «Плыви на шум прибоя». Никакого шума прибоя я не слышал и сам себе никак не мог бы этого сказать. Но голос или, может быть, ясная мысль снова отчетливо появилась в сознании. Я прислушался — действительно, уже некоторое время вдали, где-то слева, был слышен глухой рокот, на который я раньше не обращал внимания. Он был похож на гул взлетающих реактивных самолетов. Внутренний голос настойчиво повторял, чтобы я плыл именно на шум прибоя. Я повернул влево и поплыл на этот отдаленный шум. С этого момента я потерял контроль над временем и снова, по-видимому, впал в состояние транса. В какой-то момент я понял, что кто-то плывет рядом со мной слева. Я разговариваю с ним, не поворачиваясь и продолжая грести. Внезапно спохватившись, оборачиваюсь, ища этого второго глазами, — никого нет. Пологие волны уходят в темноту, надо мной непрерывно качаются звезды, они замирают на миг, когда я оказываюсь на вершине или в самом низу. Я понимаю, что оба этих говоривших были во мне, я же был еще и наблюдателем, слышавшим, как эти двое сначала переговаривались, а потом стали переругиваться. Их разговор совершенно исчез из моей памяти. Помню только, что он шел обо мне и о той опасности, в какой я находился, — один обвинял другого. Разговор был если не вслух, то совершенно отчетливый. Мне он представлялся спором двух посторонних. Помнится, я еще удивился, что, по их словам, нахожусь в опасности. Мое состояние было таким, как если бы я, задумавшись, тихо брел ночью по дороге вдали от человеческого жилья. Я совсем потерял понятие о времени, и мне стало казаться, будто я плыву уже очень давно — целую вечность. Иногда на волнах возникали какие-то непонятные светящиеся всплески, похожие на языки пламени. То, что вызывало эти всплески, оставалось в тени или было едва различимо. Я пугался, когда они вплотную приближались ко мне, — тогда казалось, что это движется что-то живое, а то вдруг чудилось, что со склона волны, как с горы, прямо на меня скатывается огненная бочка. Когда эти всплески появлялись вокруг, казалось, что какие-то неразличимые существа бегают, прыгают, скользят и летают над поверхностью океана. Как и в прошлую ночь, слышались непонятные звуки, тихое пение и перекликающиеся голоса. Началось что-то похожее на галлюцинации: стоило сознанию задержаться на мимолетных мыслях и образах, как они тут же обретали осязаемые формы. Я видел старинные корабли, финикийские галеры, каравеллы Колумба, клипера, идущие на всех парусах; ко мне подплывали шлюпки с людьми — я ясно видел их лица, они разговаривали со мной и проплывали дальше. Я видел, как пираты-мавры бросались на абордаж купеческих судов и перетаскивали сундуки с товаром и кувшины с вином на свой парусник, как совсем близко от меня бесшумно скользил «Летучий Голландец»… Возникали отрывочные, неясные картины каких-то катастроф: судно в пламени и дыму, я на мачте парусника, потерпевшего кораблекрушение. Внизу в панике мечутся люди. Внезапный взрыв, и я лечу куда-то в бездну. Пытаюсь ухватиться за плот, наспех связанный из двух рей, но меня смывает волной. Я не успеваю взобраться на него — и вижу подплывающую акулу… В те мгновения, когда смерть казалась неминуемой, видения внезапно обрывались, и я снова оказывался в ночном океане. Но потом все видения пропали. Со мной случилось что-то, что не могло быть ни сном, ни галлюцинацией. След этого события остался во мне на всю жизнь. Я запомнил его, потому что его нельзя было не запомнить, так сильно человека не может изменить ни бред, ни сон, ни видение. Я оказался в просторном доме, который сначала был пуст. Я обошел все комнаты — одна была больше других, с длинными лавками вдоль стен. Только я направился к выходу по узкому коридору, как столкнулся с группой людей, мужчин и женщин, одетых в длинные светлые одежды. Я почувствовал себя неловко вначале, я совершенно не помнил, как оказался внутри дома, и не мог бы объяснить им мое вторжение. Но они как будто нисколько не удивились моему появлению и встретили меня сердечно и приветливо. Я не берусь описать ту жизнь. Я был счастлив там, как никогда и нигде больше. Во всем ощущалось Божественное присутствие — и в этих людях, и в природе, и во всей атмосфере той жизни. Наши души были полны любовью. Мы общались без слов, будто читая намерения друг друга. Понимание было абсолютным. Времени не существовало: не было ни прошлого, ни будущего — всегда одно счастливое настоящее. Я жил среди этих людей долго, может быть годы. Несколько раз я терял это счастливое состояние и тогда оказывался среди высоких волн в ночном океане. В эти минуты я ощущал глубокий душевный перелом, какие-то необратимые явления в психике и во всем теле. Я переживал потерю чего-то бесценно чудесного. В памяти возникали какие-то неясные обрывки воспоминаний, но я не мог связать их в одно целое. Я помню вокруг себя светящуюся массу воды в непрерывном движении, огромный корабль с яркими огнями, удаляющийся от меня в темноту. Больше я ничего не мог вспомнить. Каждый раз, когда я находил себя в океане, я понимал, что сбился с курса и плыву в сторону от шума прибоя. Я прислушивался, менял направление и тут же возвращался обратно. Иногда я оказывался в океане всего на несколько минут, как будто меня посылали для того, чтобы выправить курс. Оттуда, из другого мира, океан казался сном, и я быстро забывал о нем, вернувшись. Но одно впечатление, сильное и неприятное, повторялось чаще других: я завис в какой-то странной среде. У меня болит все тело, я очень устал, мне ужасно хочется встать на ноги. Я ищу под ногами какую-нибудь опору и не могу найти — везде вокруг меня только непонятная среда. Я не понимаю, что я в воде. Я не понимаю, кто я, где, почему — я только хочу вернуться назад, туда, где только что был. В один из дней мы собрались в просторном зале за большим столом. Что-то необычайное происходило вокруг, и я чувствовал, что центром этого происходящего был я. Я видел обращенные на меня взгляды, в них была любовь и напутственное ободрение. Это было похоже на церемонию прощания. И тут, прежде чем я успел понять что-либо, стены комнаты стали трескаться и раскалываться на части. Какая-то могучая сила сорвала меня с места и швырнула в ночной океан с кипящей и светящейся водой. Первые мгновения были абсолютно безмолвными — слух еще не успел включиться, но в следующий момент я услышал рев океана. Меня сильно встряхнуло, и я стал неудержимо падать куда-то в бездну. Ясно помню свою первую мысль: «Я жив, я на рифе!» Волна отхлынула, и я оказался в пенистой, кипящей воде, а рев прибоя теперь переместился в сторону. Я окончательно пришел в себя и начал соображать, что же делать, но тут снова услышал приближающийся гул. Свечение моря вблизи меня создавало впечатление непроницаемой темноты вокруг — точно такой же эффект наблюдается, когда сидишь у пылающего костра ночью. Но то, что я увидел неожиданно, в каких-то тридцати-сорока метрах от себя, врезалось в мою память на всю жизнь. Это была гигантская волна с крутым, очень и очень медленно падающим гребнем. Я никогда в жизни не видел таких огромных волн — мне казалось, что она даже чуть-чуть касается неба. Ее гребень был окружен светящимся ореолом, и вся она была залита голубоватым сиянием от подошвы до вершины. Наверное, эта волна была не больше тех волн, которые рождаются с внешней стороны рифов во время крупной океанской зыби, но я находился у самого ее подножья, где вообще редко бывает наблюдатель, и оттуда она выглядела гигантской. Она двигалась медленно и была фантастически красива. Я видел ее чуть сбоку. Линия ее изгиба была настолько совершенной благодаря идеальным соотношениям высоты волны и гребня, что казалась живой и одушевленной. Волна как будто стояла на одном месте, сотканная из голубоватого сияния и бесчисленных светящихся брызг. Изгиб ее гребня, стройного, как лебединая шея, продолжал сохранять свою совершенную форму — вода свободно переливалась через него, плавно стекая танцующими языками пламени. Она немного отставала как раз в том месте, где я находился. Я был так захвачен ее созерцанием, что совершенно забыл об опасности. Внезапно я услышал глухой рокот справа от себя, повернул голову и понял: «Это конец». Гигантская гора отчетливо высилась метрах в двадцати и медленно двигалась уже прямо на меня, но так медленно, что в течение нескольких секунд я с ужасом, как завороженный, следил за ней. Однако волна не обрушилась на меня, как я невольно ожидал. Какая-то неумолимая сила потащила меня наверх по ее не очень крутому склону, прямо к самому подножью падающего гребня. Я инстинктивно схватился за маску с трубкой и успел сделать глубокий вдох. Гребень стал рушиться на меня, а затем меня затянуло под него. Какое-то мгновение я находился прямо под ним, в завитке волны, как в пещере. Потом мое тело оказалось в бушующем потоке воды — внутренние силы волны извивали меня винтом, переворачивали много раз через голову, крутили во все стороны, пока не ослабли. Я стал всплывать на поверхность, совершенно не представляя, как глубоко под водой я мог оказаться. Я успел лишь отметить про себя, что меня не ударило о риф и моя маска с трубкой со мной, пошевелил ногами — ласты тоже были на месте. У меня хватило дыхания добраться до поверхности, хотя, по моим ощущениям, я всплывал довольно долго. Я стал жадно глотать свежий воздух и, наконец, понемногу отдышался. В эту минуту я увидел, как недалеко от меня в ореоле голубоватого сияния поднимается новая волна. И опять меня охватило одновременно восхищение и неописуемый ужас перед этой совершенной громадой. «Где же риф, и сколько волн я еще смогу выдержать?» — промелькнула мысль. Волна приближалась медленно, царственно, торжественно. Я делал глубокие вдохи и выдохи, стараясь накопить побольше кислорода в легких. На этот раз она казалась мне гигантской коброй, которая, изогнув шею, готовилась броситься на меня. В следующее мгновенье я был проглочен ею. У меня едва хватило дыхания дотянуть до поверхности — я дышал уже безо всякой предосторожности, как утопающий. Прошло еще несколько волн, и я был погребен под каждой из них. Увидев, как новая волна приближается из темноты, я понял, что она будет для меня последней. Я простился с жизнью и в эту минуту вспомнил, как мне удавалось удерживаться на гребнях больших волн, купаясь в Черном море. Правда, то были просто волны-карлики по сравнению с теми, что мне пришлось увидеть сейчас. Так же, как тогда, я быстро развернулся спиной к волне, и на этот раз она подхватила меня и понесла в падающем гребне с огромной скоростью сначала далеко вперед, а когда отхлынула обратно, назад. Я легко выбрался на поверхность и поплыл, не теряя времени, вместе с движением волн. Я надеялся, что где-то там, за рифами, должна быть лагуна. Мне казалось, что следующая волна долго не появляется, но потом я ее увидел. Это была уже не гора, а просто очень большая волна с крутым падающим гребнем. Я быстро принял горизонтальное положение на ее гребне, и она понесла меня далеко вперед, держа почти на поверхности воды, так что мне было уже довольно легко отдышаться и приготовиться к следующей. Теперь я все время плыл по направлению движения волн, они осторожно подхватывали меня на свои шумные гребни и уносили вперед, все дальше от гигантских волн с внешней стороны рифа. Вдруг я почувствовал под ногами что-то твердое. Не успел я понять, что это было, как крупная волна пронесла меня еще на какое-то расстояние, и я оказался стоящим в воде по пояс. Я сделал несколько неуверенных шагов, отдышался и огляделся. Вокруг меня — безбрежный океан, только беспорядочное движение потоков воды, пены и фосфоресцирующих брызг. Когда новая волна отнесла меня еще на несколько метров, глубина оказалась чуть выше колена. Очередная волна смыла меня, и я оказался на плаву. Когда она отхлынула, я попытался встать на ноги, но дна нащупать не смог. Это значило, что меня вынесло в лагуну, а риф остался позади. Стало непривычно тихо, глухой рокот океана слышался где-то за спиной. Казалось, что я очутился в спокойной бухте. Я решил вернуться на риф и отдохнуть. Нащупав отвесную стену, я попытался взобраться на ее край, но тут же большая волна отбросила меня назад. Много раз я пытался встать на ноги на краю рифа, но волны сбрасывали меня обратно, и я начал уставать. Гораздо легче было держаться на поверхности в тихой лагуне, чем бороться с волнами на краю рифа. Я снова огляделся. Кромешная тьма. Кругом — ничего. «В центре лагуны обязательно должен быть остров, это знает любой школьник из уроков географии», — думал я. Первое время я плыл, стараясь удержать шум прибоя за спиной, но через полчаса, а то и больше, это стало трудно делать: он слышался то справа, то слева, то сразу со всех сторон. Тогда я решил плыть так, чтобы шум прибоя все время удалялся. Я менял курс много раз, двигаясь просто «на тишину», в сторону предполагаемого острова. Наконец, шум прибоя стал слышен только с одной стороны, и я, повернувшись к нему спиной, поплыл по прямой, не останавливаясь. Каждое мое движение сопровождалось вспышками синего пламени. Наверное, я выглядел со стороны как неугасимый пылающий костер. Я заметил еще, что мой собственный свет становится все ярче и ярче и основательно мешает мне видеть водное пространство впереди и вокруг меня. Уже больше часа я плыл в лагуне. Было как-то непривычно двигаться среди этой внезапной тишины, на поверхности гладкой, как озеро. Всплески воды при каждом неосторожном движении казались слишком шумными и, как фальшивые аккорды, искажали нежную мелодию тишины. Я, наконец, мог снова поднять маску на лоб, отодвинуть трубку в сторону и получше оглядеться. Я снова вспомнил об акулах. Первым делом я осмотрел все непокрытые одеждой участки тела. Боли нигде не чувствовалось, но я знал по опыту, что в воде даже глубокая рана не вызывает болезненных ощущений, — мне приходилось видеть под водой, как из раны выкатываются шарики крови, черные, если глубоко, темно-красные, если мелко, и распыляются, превращаясь в мутные облачка, без малейшей боли. Свечение планктона позволяло мне отчетливо различать поверхность кожи до тонких волосков на руках и ногах. Я заметил кровь на разбитых коленях и перевязал их шейным платком. Я ободрал их, наверное, на рифе, когда много раз карабкался в воде на его острые коралловые уступы. В лагуне могло быть больше акул, чем с наветренной стороны, и еще неизвестно, как долго придется плыть к острову. Кровь привлекает даже те виды акул, которые обычно не нападают на человека. Но неверно думать, что акулы сразу же набрасываются на человека. Я читал, что в лагунах акулы не трогают местных жителей и нападают на чужих, совершенно так же, как это делают деревенские собаки. Мне пришла в голову странная мысль, что акулы могут просто бояться меня, — я, наверное, представляюсь им непонятным, светящимся чудовищем. Ведь многие глубоководные обитатели моря имеют собственное свечение — ясно, не от хорошей жизни. Я снова надел маску, взял в рот загубник и взглянул вниз. Глубина в этом месте не превышала десяти-двенадцати метров, и все дно подо мной излучало массу света — это были, несомненно, живые коралловые рифы. Я так много читал о них, мечтал увидеть хоть одним глазом, и вот они открылись передо мной во всей своей красе, неожиданно, среди ночи… Шум прибоя слышался уже далеко, напоминая раскаты грома. Я продолжал плыть вслепую, стараясь только удерживать его за спиной. Плыть становилось все труднее — кроме общей усталости, я чувствовал, что мое дыхание стало учащаться: видимо, задержки дыхания на рифе дали себя знать. Наконец я увидел группу огней чуть-чуть слева от себя. Они приветливо мигали и, казалось, были не очень далеко. Мое дыхание все ухудшалось — каждые пятнадцать минут я пытался неподвижно висеть в воде, но это уже не помогало. Мне просто не хватало воздуха. Я жадно ловил его ртом и стал хрипеть. Глубина подо мной была уже не больше пяти метров. Вдруг на фоне темного неба я разглядел верхушки пальм. Они были гораздо ближе, чем огни, и я поплыл к ним — в огнях я окончательно разочаровался. Яркое свечение моего тела просто ослепляло меня, я уже едва мог видеть поверхность воды на расстоянии вытянутой руки и стал пугаться темноты перед собой. Прошло несколько часов с тех пор, как я покинул риф. Я чувствовал себя очень скверно и полагался только на силу воли. Мне казалось, что я буду вечно плыть куда-то в неизвестность, а пальмы на фоне неба — просто мираж, как и те огни, что видны слева. Сознание снова стало покидать меня. Я вижу себя среди дюн в пустыне, но не могу идти. Я проваливаюсь в песок по пояс и еле-еле ползу вперед к едва видимому на горизонте оазису. С трудом добираюсь до вершины холма, за которым он должен быть, и вижу его опять у самого горизонта. Я бреду по степи поздней ночью. Я заблудился и очень устал. Впереди — огни какой-то деревни. Мне ужасно хочется лечь и отдохнуть хотя бы несколько минут, но я боюсь, что они погаснут и мне придется идти неизвестно куда еще одну ночь. Огни приближаются и вдруг превращаются в каких-то злобных созданий, которые, дико хохоча, разбегаются в разные стороны… Дышать я уже почти не мог и только хрипел. В последний раз я попытался нащупать ногой дно… и вдруг, не веря себе, почувствовал под ногой твердую опору. Я стоял по грудь в воде и не мог поверить, что это не сон… Впереди, насколько можно было различить, темнела вода лагуны. Место было мелкое, и мне пришлось долго брести по грудь в воде, плыть снова и опять брести по пояс в воде, прежде чем я ступил на берег. В эти минуты я боялся акул больше всего на свете. «Если акулы сожрут меня именно сейчас, — я вздрогнул от этой мысли, — будет просто обидно!» Я, пошатываясь, вышел на коралловый песок у подножья высоких пальм. За мной тянулся ручей светящейся воды, а тело мое сверкало, словно бальное платье, усыпанное блестками. Только теперь я почувствовал себя в полной безопасности. Океан остался позади, а с ним и все мое прошлое. Я сел на песок и прислонился к пальмовому стволу. Земля подо мной все еще качалась, и мне пришлось крепче прижаться к нему спиной, чтобы не упасть. Ни единая клеточка во мне не хотела шевелиться. Тихо шелестели листья где-то высоко над головой. Среди редких облаков были видны редкие звезды. Справа и слева вдоль берега тянулись цепочки пальм, их вершины ясно выделялись на фоне ночного неба. На берегу под пальмами мелькали тени, слышались пение и музыка, похожая на испанскую, виднелись танцующие пары. До меня доносились приглушенный смех и возгласы. Где-то там, по ту сторону лагуны, шумел рокот прибоя. Я повернул голову и вздрогнул от неожиданности: оттуда на меня надвигалась огромная волна. Она была прозрачной, и я мог видеть все, что было за ней, сквозь ее толщу. Я хотел вскочить, чтобы встретить ее, но она медленно прошла через меня, не причинив ни малейшего вреда. Впереди нарастала новая. Я закрыл глаза и полностью расслабился. «Океан любит меня, он вынес меня на берег, как на ладони», — думал я. Чувство ответной любви затопило мою душу. Мое тело будто исчезло, растворилось. Последнее, что я помню, был звук обрывающейся струны. Мое «я» внезапно расширилось и стало включать в себя огромное пространство. Я мог смотреть сверху на океан, на остров, я был среди звезд, плыл облаками в ночном небе. Я был каждым деревом, каждым цветком, я проносился ветром по верхушкам пальм, я был отражением звезд в зеркале лагуны. В меня вошла одушевленная Тишина… А когда через некоторое время она незаметно исчезла, в душе сохранилось чувство бесконечной благодарности, которое оставляет по себе любовь, навсегда озарившая душу. Ко мне постепенно возвращались обычные ощущения: я опять чувствовал тело, сознание нужно было направлять, как узкий луч света, по очереди с объекта на объект, с одной мысли на другую. На берегу вдруг стало очень тихо. Это удивило меня, и, собрав силы, я встал и направился к тому месту, где только что слышались говор и смех и танцевали пары под испанскую мелодию — она все еще звучала у меня в ушах. Там не было никого. Я один на всем берегу лагуны. Это было совершенно необъяснимо. Отчего я не подошел к ним сразу? Если бы я знал, что они бесследно исчезнут, разве бы я не притронулся рукой к каждой паре! Было ли это галлюцинацией? Было ли это чем-то реальным? — Я так и не знаю до сих пор. Я почувствовал неодолимую усталость и тут же заснул на песке под пальмами. Спал я недолго. Меня разбудили укусы муравьев и москитов. Мое тело продолжало фосфоресцировать; стоило мне поднести ладонь к любому мелкому объекту, который я хотел разглядеть, я мог видеть его достаточно хорошо в своем собственном свечении. Свечение тела затухало медленно, и было удобно пользоваться им в ночной темноте. Я почувствовал сильный озноб, как при солнечных ожогах, и решил пойти вглубь острова, там могло быть теплее. Пальмы росли только на побережье, дальше начинались банановые заросли, и я долго шел среди них. Потом стали встречаться незнакомые деревья и кустарники, обвитые лианами, приходилось перешагивать через полусгнившие стволы и громадные ветви с крупными листьями. Я с жадным любопытством рассматривал все вокруг. Так вот какие они, эти таинственные тропические джунгли! На ногах у меня были только носки, идти стало трудно. Я часто останавливался и прислушивался. Раздавались странные, незнакомые звуки. Я различал крики ночных птиц, слабый писк насекомых, звуки, напоминавшие плач ребенка, глухой вой, легкое рычание, а иногда как будто человеческий крик. Часто слышалось шуршание в кустах — наверное, я вспугивал птиц и каких-то мелких животных. Один такой шорох, плавный и долгий, заставил меня насторожиться. На всякий случай я замер на месте и стоял не шевелясь, пока он не затих. Заросли сомкнулись в непроходимую чащу, под ногами захлюпала вода, похоже было, что начинается болото. Я решил повернуть назад. Ласты, маску и трубку — все свое бесценное имущество я все время нес с собой. Потом в воздухе снова сильно почувствовался запах моря и водорослей, по вершинам деревьев пронесся ветер, резко и сухо зашуршали банановые листья. Я вышел на берег лагуны уже в другом месте — и неожиданно наткнулся на недостроенную пирогу. Она была сделана из могучего ствола, выдолбленного изнутри в нескольких местах, с очень толстыми перегородками. Одно из отделений было достаточно просторным, чтобы вытянуться во весь рост. В пироге оказалось достаточно сухо, я набросал свежих банановых листьев и решил немного поспать. Мне стало теплее от долгой ходьбы, одежда немного обсохла. Я посветил руками по дну и стенкам — нет ли муравьев и других кусачих насекомых, улегся и заснул. Но укусы москитов оказались очень болезненными, и подремать удалось недолго. Примерно через час я вылез из пироги и отправился наугад вдоль берега. Зачерпнув морской воды, я полил фосфоресцирующий планктон на одежду и все тело: ночь еще не прошла, а свет мог пригодиться. Свечение вспыхнуло с новой силой, так что теперь я мог отгонять от себя москитов. Я чувствовал себя новорожденным Адамом, мир стал для меня совершенно новым, неизвестным и прекрасным. Я пытался восстановить в памяти все, что произошло со мной, но это были очень странные воспоминания. Все последние события как будто случились давным-давно и не со мной, а с другим человеком. Я вспоминаю, как три дня назад я шел к корме лайнера, чтобы прыгнуть с борта в штормовой океан, как чудом не угодил под винт, как понял, что добраться до берега живым не удастся, но самое большее, что это вызывает во мне сейчас, — легкую улыбку: да, было, было — давным-давно. Однажды в детстве меня чуть не забодал теленок — помню, как я испугался, мне казалось, на меня напало огромное чудовище. Потом мне было забавно вспоминать об этом. Вот и теперь, я иду, и мне весело думать, какой, должно быть, сейчас переполох на лайнере. Они на экваторе, у них праздник Нептуна — без меня. Это не равнодушие. То, что сейчас во мне, — счастливое невозмутимое спокойствие. Я не могу вернуться к прошлому, которым жил еще предыдущую ночь, глубокая пропасть пролегла между моим вчерашним «я» и мной сегодняшним. Все это произошло не постепенно, а сразу. Я прошел какой-то психологический барьер этой ночью. Я хорошо помню себя до момента, когда услышал внутренний голос и поплыл на шум прибоя. Когда на меня обрушились гигантские волны, мне было не до самоанализа, но каким-то внутренним чутьем я ощущал, что стал совсем другим человеком. Вся моя прежняя жизнь отделилась от меня за то время, что я был в другом мире. Там я будто родился заново. У меня не осталось ни единого неприятного воспоминания, никаких отрицательных эмоций. Все душевные раны — а их было немало — затянулись. На мне больше не висит груз прошлого. Человек, не испытавший этого, даже не подозревает о его тяжести. Наверное, все мы, кроме детей, носим в себе маленький ад, и в сознании, и в подсознательном. Когда я вышел на берег, я испытал все. Я был королем, я был Цезарем. Я прошел через все. Исполнились все мои мечты. У меня пропала прежняя зависть к героям. Я стал Мужчиной. Исчез тайный, мучивший меня комплекс неполноценности. Люди никогда не перешагнут какую-то черту — я перешагнул. Я сделал это, я ступил через порог. Первый раз в жизни я наслаждался самим собой. Никакой ностальгии, которой я так боялся, не было и в помине. Не было и страха будущего. И еще я заметил, что исчезли мучения секса, — ощущение было, будто я и не знаю, что на свете есть женщины. Все это было так, как если бы я мог взять с полки книгу, просмотреть ее и спокойно поставить обратно — а эта книга была вся моя прежняя жизнь. Есть мне не хотелось — вся полость рта была воспалена от соленой воды и загубника, — хотелось пить, но я был далек от состояния, когда умирают от жажды. Я никак не мог привыкнуть к удовольствию от ощущения земли под ногами. Идти было так приятно — песок был крупным и чистым, морской бриз ласково освежал кожу. По дороге мне попался круглый предмет величиной с детский мяч. Я догадался, что это кокосовый орех. Разбить его упругую волокнистую кожуру оказалось непросто. Молока внутри не было, я вспомнил, что оно бывает только в зеленых орехах, для этого нужно было лезть на вершину пальмы, и я решил отложить это на завтра. Почему-то я совсем не видел обезьян на деревьях — может быть, они все спали. Я положил кусочки белой мякоти ореха про запас в ласты. Там, на корабле, решаясь на побег, я далеко не был уверен, что доплыву до острова. Поэтому я не предусмотрел множества самых простых вещей: спички, нож, какой-нибудь документ. У меня совсем ничего не было, кроме амулета и плавательных принадлежностей. Я чувствовал себя Робинзоном Крузо, я уже был влюблен в свой остров. На нем было все, о чем только можно мечтать: высокие горы, зеленые джунгли и вокруг — теплый океан до самого горизонта. Я припоминал, что знаю о флоре и фауне тропических островов, но все мои сведения относились к африканским и индийским джунглям или бассейну Амазонки. «Придется открывать все заново!» — замирал я от новых возможностей. Самое главное — добыть огонь. Можно высекать искры кремниевыми камнями, а если их не будет — получать его трением, я еще в детстве научился этому. Я сумею развести костер, чтобы обогреться, отпугивать животных и выжигать угли для приготовления еды. Ядовитые насекомые и змеи меня никогда не пугали. Из тонких лиан я сплету тетиву для лука, а из обожженного дерева и каменных наконечников сделаю копье и стрелы. Еды — я был уверен — найду сколько угодно в джунглях и в море, я буду ловить рыбу, искать крабов и съедобных моллюсков. Пресную воду можно найти в кокосовых орехах и стеблях растений. А одежда мне просто не нужна — живут же дикари всю жизнь без одежды! Сначала я найду укромное место и построю себе хижину — на острове должен быть бамбук, это самый легкий строительный материал. На крышу пойдут банановые и пальмовые листья. А потом я начну исследовать весь остров с побережья, каждый километр, каждую гору, каждую бухточку! Вдруг я вспомнил, что остров обитаем. Ну что ж — если нельзя будет найти пустынное побережье, придется искать другой, необитаемый остров — между Сиаргао и Минданао есть еще несколько небольших островов. А то можно жить в джунглях! На побережье я буду ходить только ловить рыбу, когда никого не будет поблизости. Я буду Тарзаном этого острова! Сбылась великая мечта моей жизни: я был обладателем большого тропического острова — целых восемнадцать миль в длину. Что может с этим сравниться? Разве путешествие на другую планету? Я никогда не был так богат! Я шел по берегу лагуны среди пальм и чувствовал себя счастливейшим первооткрывателем. В эту минуту мне ужасно хотелось танцевать. Сиртаки! Что сильнее может прожечь душу и в счастье и в горе! Я широко раскинул руки, положив их на плечи двух воображаемых друзей, услышал начальные аккорды и сделал первое движение. Я танцевал сиртаки на песке под пальмами и хохотал от радости! Вдруг сбоку от меня произошло какое-то непонятное движение. Из темноты отчетливо выступили человеческие фигуры. Это были туземцы. Они, видимо, только что подошли. Ближе всех стоял темнокожий человек в белой рубашке и светлых брюках. Он испуганно вскрикнул и сделал длинный прыжок назад. Остальные стояли, словно окаменев. Наступила продолжительная пауза. Нужно было немедленно что-то сделать, чтобы убедить этих людей в моих мирных намерениях. Я отбросил ласты и маску в сторону и поднял ладони с растопыренными пальцами — я где-то читал, что этим жестом туземцы показывают отсутствие оружия. Потом широким движением я указал в сторону океана и сделал несколько плавательных движений. Прошло две или три минуты молчаливого напряженного ожидания, прежде чем кто-то из туземцев пошевелился и стал медленно приближаться ко мне. Немного позже я узнал причину такого боязливого недоверия. Оказывается, неподалеку от места, где мы встретились, было кладбище — мое тело все еще продолжало фосфоресцировать в темноте, и эти люди поначалу приняли меня за танцующее привидение. Напряжение немного ослабло. Первыми ко мне подошли дети — они всегда смелее взрослых. Сначала они недоверчиво притрагивались ко мне по очереди, тут же отдергивая руку, потом заговорили все разом на каком-то незнакомом языке, из которого я понял только одно слово «американ». Я стоял, окруженный ими, и улыбался. Это была большая семья, отец и дети, по-видимому, возвращавшиеся с ночной рыбалки. Отец все еще опасливо стоял в стороне. Дети заметили на песке мои ласты, маску и трубку и бросились рассматривать их. Девочка лет двенадцати спросила меня по-английски и по-испански, кто я и откуда. Я немного говорил по-английски, и мы вполне смогли объясниться. Посыпались бесчисленные вопросы. Почему-то они решили, что в океане произошло кораблекрушение и я единственный, кто остался в живых. Меня все время спрашивали: «А где же остальные?» Я пытался объяснить, что корабль цел и невредим, никакого кораблекрушения не было и что я один прыгнул в море. Они никак не могли этого понять. Тут же последовал невинный, а в сущности, глубоко философский вопрос: «А зачем?» Мне стало смешно, когда я увидел себя со стороны. Что я мог им ответить? Действительно — зачем? Это было, как если бы меня спросили — зачем я живу на свете?.. Другой вопрос: «Почему тебя не тронули акулы?» — тоже поставил меня в тупик. Пришлось показать амулет и сказать, что он охраняет от акул. Мне тут же поверили, но посыпались еще более сложные вопросы. Дети экзаменовали меня сразу в науке, религии и философии. Мне очень хотелось до конца выдержать этот экзамен. Их отец не говорил по-английски и от полного непонимания питал ко мне уважение. Они пригласили меня к себе. Мы около часа шли по песчаному берегу лагуны, пока не дошли до их дома. Это оказалось большое бунгало на сваях среди высоких пальм — такие я видел в фильме о Новой Гвинее. Мы поднялись на высокое крыльцо и вошли внутрь. В доме не было электрического света, и кто-то из взрослых зажег керосиновую лампу. На стенах запрыгали большие тени от бегающих детей — их уже было не менее десятка. Меня обступило множество темнокожих людей, они смотрели на меня с таким любопытством, как будто я прибыл с другой планеты. Я сидел на скамье за дощатым столом, почти как в том, ином мире, в котором был несколько часов назад, — и мог только улыбаться им в ответ. Обстановка вокруг меня была настолько невероятной, что мне хотелось ущипнуть себя, чтобы проверить, не сон ли это. Мне казалось, что я нахожусь не то в избушке Бабы-Яги, не то в жилище гномов, где-то меж гигантскими корневищами, не то в какой-то волшебной пещере, а может быть, вообще на другой планете. С потолка что-то свисало, из углов опускалась огромная паутина — позже я узнал, что это были противомоскитные сетки, слабый свет лампы подсвечивал снизу черные лица. Постоянно движущиеся тени на стенах, пристальные взгляды множества глаз, говор на незнакомом языке, фантастические вопросы — все это напоминало какой-то колдовской мир. Крошечные черные создания — это были дети — ходили голыми, они копошились где-то и вверху, и внизу под столом, и чуть ли не по стенам. На всякий случай я старался по возможности не смотреть на те их места, где могли быть рожки и хвостики. Иногда откуда-то из темноты плавно накатывались и проносились по комнате огромные фосфоресцирующие волны, стены бунгало угрожающе кренились, пол уходил из-под моих ног, но никто кроме меня этого будто не видел и не выражал никакого волнения. Пожилая женщина, хозяйка бунгало, подала мне какой-то местный горячий напиток. Только отхлебнув несколько глотков, я почувствовал, как сильно хочу пить. Когда я выпил все, что оказалось в чайнике, хозяйка, нисколько не удивившись, поставила на огонь целое ведро. Я продолжал пить стакан за стаканом, но от еды отказался — полость рта еще сильно болела. Старшая девочка, та самая, что была на берегу, навела порядок несколькими уверенными командами и взялась вести наш разговор. Поначалу он напоминал разговор двух сумасшедших. Пропасть нашего непонимания была равна пропасти между мирами, из которых мы пришли. Но если физическое расстояние между нами было преодолимо, то выстроить мост между нашими сознаниями мне было не под силу. У островитян было, мягко говоря, смутное представление о внешнем мире, и они никак не могли понять мотивов моего поступка. Я стоял перед ними, как нечто абсолютно абсурдное, выбивающееся из их ясных и устоявшихся представлений, и они напряженно и неутомимо старались поскорее вогнать это выскочившее звено в цепочку связей их мира. Их вопросы ошарашивали меня. С напряжением и усилием я старался ответить, но воспринять мои ответы они были просто не в состоянии. Тогда девочка взяла на себя роль психолога. Каким-то внутренним чутьем она ухватила примерный духовный уровень пришельца с другого края света. Она задавала вопросы так, как врач разговаривает с сумасшедшим, — со всей возможной для такого случая вежливостью, чтобы исключить любые непредвиденные обиды. Ей удалось нащупать нечто общее, понятное для обеих сторон, и наконец весь разговор принял более-менее осмысленные очертания, войдя в русло обычной человеческой логики. Если вопрос казался нашей переводчице излишне прямолинейным, она поднимала глаза к потолку и переводила его сначала на свой, понятный ей одной язык, как бы приноравливая его ко мне из личного опыта общения со мной, — и уже после этого задавала его по-английски. Я излагал мысль, как бы советуясь с ней, она снова поднимала глаза к потолку и переводила ее, не дословно, а со своими дополнениями. Я видел, что эта маленькая филиппинка понимает меня так, будто я пришел к ним из соседней деревни. А когда мои ответы в ее переводе вызвали дружный, одобрительный хохот островитян, я стал относиться к своей покровительнице с еще большим почтением. Бунгало наполнялось все новыми гостями. Я чувствовал себя с ними легко — они были простые и добрые люди. Снова и снова меня расспрашивали об акулах. Интерес к моему амулету — он висел на шее — все возрастал, и даже я сам стал больше верить в его магическую силу. Еще раз мы вспоминали первую встречу на берегу лагуны, и все смеялись над тем, как они приняли меня за привидение. Белый человек не появлялся здесь уже много лет, а со стороны океана — вообще никогда за всю историю острова. Мне сказали, что я нахожусь в поселке Генерал Луна, на острове Сиаргао. Это означало, что я не ошибся в расчетах. Я знаю, что больше всего этому удивились бы капитан и штурман лайнера. Действительно, это было похоже на чудо — ведь я видел карту всего однажды, и то мельком. Даже если бы я сидел над ней с циркулем и измерителем, то и тогда вероятность ошибки превысила бы длину острова, да и никто не мог бы предусмотреть главного — ветров и течений. Но капитан, видимо, все же изменил курс и повернул от острова, поэтому и расстояние оказалось значительно большим, чем я ожидал. Неожиданно толпа вокруг меня расступилась и пропустила вперед просто одетого, улыбающегося человека, который представился местным полицейским. Откуда мог быть полицейский в этих джунглях? Меня успокоило то, что в доме нет электричества, а значит, по моим понятиям, не могло быть и телефонной связи. Полицейский не носил формы и не имел оружия, он вежливо расспрашивал о моих злоключениях, потом положил передо мной лист бумаги и попросил написать основные данные. Затем, задав из любопытства еще несколько вопросов, удалился. Было далеко за полночь. Я решил, что утром следующего дня под любым предлогом выберусь из дома и уйду в джунгли. Меня уложили спать на кровать с противомоскитной сеткой, и я уснул, едва коснувшись подушки. Мне снилось, что я вышел из бунгало и направился в сторону джунглей. Лишь небольшая полоса вспаханной земли отделяла меня от них. Внезапно поднялся ветер и упал густой туман. Я шел вперед почти на ощупь, но джунгли будто растворились в мареве. С другой стороны селения слышались пение и музыка. Я повернул назад и, пройдя через спящий поселок, оказался у самой стены банановых зарослей. Там, в глубине, на небольшой поляне сидели люди, горел костер, виднелась вереница танцующих девушек. Меня заметили и пригласили к огню. Я немного посидел с ними, но неотвязная мысль — дойти до джунглей — погнала меня дальше. Как только я снова направился в заросли, поднялся ветер и вновь опустилась белая мгла. Куда бы я ни шел, как только я достигал ближайших деревьев, появлялась сплошная пелена тумана… Я проснулся от прикосновения и никак не мог понять, где нахожусь. Было совсем светло, яркие лучи пробивались сквозь щели закрытых ставнями окон. Хозяйка дома дала мне воды умыться и поднесла стакан того же, что и вчера, напитка. Я удивился, почему меня так рано разбудили. В доме происходило какое-то непонятное хлопотливое движение. Хозяин вдруг предложил мне рубашку и полотняные брюки, совсем мне ненужные. Отказываться было невежливо, и я принял подарок с благодарностью. Что-то подсказывало мне выйти на крыльцо бунгало. Внизу под пальмами я увидел толпу темнокожих людей, их было не менее двухсот. При моем появлении они поднялись и захлопали, крича что-то на местном наречии. Я понял, что все они пришли поглядеть на меня, как на чудо, и уже давно дожидались моего появления. Я улыбнулся в ответ и приветственно поднял руку, как это делали древние римляне, — жеста более подходящего для такой ситуации я не нашел. Потом мои глаза остановились на том, от чего я не мог не вздрогнуть всем своим существом. Господи, почему я не ушел в джунгли той же ночью! За толпой я увидел зеленый джип, рядом стояли люди в форме, с автоматами на плечах. В гуще местных жителей образовался коридор, и двое военных, офицер и солдат, направились ко мне. Прежде чем сесть в джип, я бросил последний взгляд на такие близкие синие горы. При дневном свете остров показался мне еще красивее. Это был он, тот самый, вымечтанный с детства, мой заветный остров! О нем, о его пальмах, банановых рощах, пахучем ветре, белом песке и синем небе, о его джунглях я мечтал, сидя над школьными учебниками в своем сонном маленьком городе. Я так и не успел развести здесь огонь, я не построил хижину и не посадил дерево. Но я все же увидел его воочию. Я доплыл до него. Я стоял на его берегу. Судьба оказалась благосклонной ко мне. Хотя те полгода, что я провел на Филиппинах, я был пленником и даже просидел полтора месяца в тюрьме, — но разве это не было, в конце концов, продолжением моих приключений! Какие там грозы! Какие тайфуны! Какие закаты и восходы! И разве не мечтал я обо всем этом тогда, очень давно, когда видел перед собой неумолимый серый забор? |
Похожие:
 | Ситуационные задания по теме «Жизнь в океане» В тихом океане обнаружено теплое течение, получившее название Эль-Ниню. Возникает оно один раз в 7-14 лет, когда юго-восточные пассаты... |  | Реферат Биолюминесценция в Океане Биолюминесценция в Океане: Происхождение Биологического, Химического, и Экологического Разнообразия |
| Синий кит – крупнейшее животное на Земле Окружающий мир Жизнь на планете Земля зародилась в океане более 3,5 млн лет назад. Когда-то почти всё живое жило в океане. Даже сейчас там водится... | | Экономико-географическое положение Северная Америка, и островов Гавайи в Тихом океане. Кроме того, в состав США входят некоторые территории в Карибском море (Пуэрто-Рико,... |
| Открытый урок экологическая тревога Кроме четырех океанов на свете есть еще есть один океан – самый большой из всех океанов, в котором мы «купаемся» каждый день, каждый... | | Российский (частный) Институт инициаций Мужчины и Женщины Проводить он-лайн один основной и один дополнительный 2-хчасовые обучающие вебинары один раз в неделю в течение 1,5 лет с 30 сентября... |
| Краткое содержание проекта Данный проект адресован учащимся 7 класса... Данный проект адресован учащимся 7 класса в курсе географии при изучении темы «Гидросфера»(уроки: вода на Земле. Гидросфера. Мировой... | | История развития методов мониторинга вихрей в океане План |
| Бегство земли часть первая потерпевший кораблекрушение в океане времени | | Д. Я. Фащук Во второй половине ХХ в коллективом сотрудников, в который... Л. Лебедев, химии моря Т. А. Айзатулин и морской биолог К. М. Хайлов, были изданы три книги об океане: «Океан как динамическая система»... |
| Бунеев Р. Н., Бунеева Е. В., Чиндилова О. В. Тетрадь по чтению к... Для реализации программного содержания используются следующие учебники и учебные пособия | | Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах... Р. Н. Бунеева, Е. В. Бунеевой «В океане света» (Образовательная система «Школа 2100») |
| Тема урока: «мировой океан- главная часть гидросферы» Мировом океане, его водах, их происхождении, температуре, особенностях его природы | | Винно-гастрономический тур в Марокко 5 ночей Свободное время для отдыха на океане, около бассейна или сеанса spa в spa центре отеля |
| Тесты по праву для 10-11 классов для выполнения заданий 1 час 20... Т 801 Субъективные основания уголовной ответственности: учебно-методическое пособие для самостоятельной работы [Текст] / сост. А.... | | Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах... Но, в конечном счете, независимый трейдер сражается с рынком один на один, будь он на полу или у экрана компьютера |
