Лев Исаакович Шестов На весах Иова





НазваниеЛев Исаакович Шестов На весах Иова
страница3/66
Дата публикации16.04.2015
Размер5.02 Mb.
ТипКнига
100-bal.ru > Философия > Книга
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   66
II


Окончилась каторга, окончилась последовавшая за каторгой военная служба. Достоевский в Твери, потом в Петербурге. Все, чего он ждал, пришло. Над ним уже не краешек голубого неба, а все небо. Он вольный, свободный человек, такой же, как и те люди, судьбе которых он завидовал, когда носил свои кандалы. Осталось только исполнить обеты, которые он добровольно наложил на себя, когда был в тюрьме. Нужно полагать, что Достоевский не скоро забыл о своих обетах и «программе» и делал не одну отчаянную попытку устроить свою жизнь так, чтобы не повторялись прежние "ошибки и падения". Но, по-видимому, чем больше он старался, тем меньше у него выходило. Он стал замечать, что свободная жизнь все больше и больше начинает походить на каторжную и что "все небо", которое прежде, когда он жил в заключении, казалось безграничным и в своей безграничности так много сулящим, так же теснит и давит, как и низкие потолки его острожной камеры. И идеалы, — те идеалы, которыми он умиротворял свою изнемогшую душу в дни, когда, сопричисленный к злодеям, он жил среди последних людей и делил с ними их участь, эти идеалы не возвышают, не освобождают, а сковывают и принижают, как арестантские кандалы. Небо давит, идеалы сковывают — и вся человеческая жизнь, как и жизнь обитателей мертвого дома, превращается в тяжелый мучительный сон, в непрерывный кошмар…

Почему так случилось? Вчера еще написаны были "Записки из мертвого дома", в которых только жизнь каторжников, подневольных мучеников изображалась как кошмар — от него же пробуждение обетовано после истечения определенного, назначенного срока, приближение которого ежедневно с полной безошибочностью учитывалось по острожным палям. Кошмарна жизнь только там, в неволе. Жизнь на свободе прекрасна. Стоит снять цепи и открыть двери тюрьмы, и человек будет свободным, начнет жить полной жизнью. Так, помним, думал Достоевский. Об этом свидетельствовали и его глаза, и все остальные чувства, и даже «божественный» разум. И вдруг наряду с теми свидетельствами — новое свидетельство, прямо противоположное. Достоевский, конечно, не подозревал об ангеле смерти. Может, и слыхал или читал о нем, но менее всего могло прийти ему в голову, что этот таинственный, невидимый гость захочет поделиться со смертным своей способностью прозрения. Но от полученного дара он не мог отказаться, как не можем мы отказаться и от даров ангела жизни. Все, что у нас есть, мы получили от кого-то и откуда-то, получили не спрошенные, еще прежде, чем умели задавать вопросы и отвечать на них. Второе зрение пришло к Достоевскому непрошеным, с такою же неожиданностью и так же самовольно, как и первое. Отличие только одно, на которое я уже указывал, но на котором, ввиду его необычайного значения, нужно еще раз остановиться: в то время как первое зрение, "естественные глаза" появляются у человека одновременно со всеми другими способностями восприятия и потому находятся с ними в полной гармонии и согласии, второе зрение приходит много позже и из таких рук, которые менее всего озабочены сохранением согласованности и гармонии. Ведь смерть есть величайшая дисгармония и самое грубое, притом явно умышленное, нарушение согласованности. Если б мы в самом деле верили в то, что закон противоречия есть самый незыблемый принцип, как учил Аристотель, — то мы обязаны были бы сказать: в мире есть либо жизнь, либо смерть — обе они одновременно существовать не могут.

Но либо закон противоречия совсем не так незыблем и всеобъемлющ, либо человек не смеет им всегда руководиться и пользуется им лишь в тех пределах, в каких он сам способен быть творцом. Там, где человек — хозяин, где он распоряжается, там этот закон ему служит. Два больше одного, а не меньше и не равняется одному. Но жизнь создана не человеком, не им создана и смерть. И обе они, хотя и вз аимно одна другую исключают, все же одновременно существуют в мире, доводя до отчаяния человеческую мысль и принуждая ее признаться, что она не знает, где кончается жизнь и где начинается смерть, и не есть ли то, что ей кажется жизнью, — смерть, и то, что ей кажется смертью, — жизнь…

Достоевский вдруг «увидел», что небо и каторжные стены, идеалы и кандалы вовсе не противоположное, как хотелось ему, как думалось ему прежде, когда он хотел и думал, как все нормальные люди. Не противоположное, а одинаковое. Нет неба, нигде нет неба, есть только низкий, давящий «горизонт», нет идеалов, возносящих горе, есть только цепи, хотя и невидимые, но связывающие еще более прочно, чем тюремные кандалы. И никакими подвигами, никакими "добрыми делами" не дано человеку спастись из места своего "бессрочного заключения". Обеты «исправиться», которые он давал в каторге, стали казаться ему кощунственными. С ним произошло приблизительно то же, что и с Лютером, который с таким неподдельным ужасом и отвращением вспоминал об обетах, данных им при вступлении в монастырь: "ессе, Deus, tibi voveo impietatem et blasphemiam per totam meam vitam".

Это новое «видение» и составляет основную тему "Записок из подполья", одного из самых замечательных произведений не только русской, но и мировой литературы. В этой небольшой вещи, как известно, все увидели, и до сих пор хотят видеть, только «обличение». Где-то, в подполье, есть такие жалкие, больные, несчастные, обиженные судьбой, ненормальные люди, которые в своем бессмысленном озлоблении доходят до геркулесовских столбов отрицания. И будто бы это только теперь, в наши дни, появились такие люди, а прежде их совсем и не было. Правда, сам Достоевский много способствовал такого рода истолкованию, он даже подсказывает его в сделанном им к «Запискам» примечании. И, может быть, он был при этом правдив и искренен. Истины, подобные тем, которые открылись подпольному человеку, по самому своему происхождению таковы, что их можно высказать, но нельзя и нет надобности делать их предметом общего, постоянного достояния. Их, как я уже указывал, не удается сделать своей собственностью даже тому, кому они открылись. Сам Достоевский до конца своей жизни не знал достоверно, точно ли он видел то, о чем рассказал в "Записках из подполья", или он бредил наяву, выдавая галлюцинации и призраки за действительность. Оттого так своеобразна и манера изложения «подпольного» человека, оттого у него каждая последующая фраза опровергает и смеется над предыдущей. Оттого эта странная череда и даже смесь внезапных, ничем не объяснимых восторгов и упоений с безмерными, тоже ничем не объяснимыми отчаяниями. Он точно сорвался со стремнины и стремглав, с головокружительной быстротой несется в бездонную пропасть. Никогда не испытанное, радостное чувство полета и страх пред беспочвенностью, пред всепоглощающей бездной.

С первых же страниц рассказа мы чувствуем, какая огромная, на наше суждение, сверхъестественная (на этот раз, быть может, наше суждение не обманывает — вспомните об ангеле смерти) сила подхватила его. Он в исступлении, он "вне себя" (или, как обычно говорил Достоевский, "не в себе"), он мчится вперед, сам не зная куда, он ждет, сам не зная чего. Прочтите отрывок, которым заканчивается первая глава записок: "Да-с, человек девятнадцатого столетия должен и нравственно обязан быть существом по преимуществу бесхарактерным, деятель — существом по преимуществу ограниченным. Это сорокалетнее мое убеждение. Мне теперь сорок лет, а ведь сорок лет — это вся жизнь. Больше сорока лет жить неприлично, пошло, безнравственно! Кто живет дольше сорока лет — отвечайте искренне, честно? Я вам скажу, кто живет: дураки и негодяи живут. Я всем старцам это в глаза скажу, всем этим сребровласым и благоухающим старцам! Всему свету в глаза скажу! Я имею право так говорить, потому что сам до шестидесяти лет проживу! До семидесяти лет проживу! До восьмидесяти проживу! Постойте, дайте дух перевести!"

1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   66

Похожие:

Лев Исаакович Шестов На весах Иова iconА. В. Ахутин. Поворотные времена
Иова или “за коньячком” у Карамазовых. Сюда — в каморку “подпольного” человека, в русский трактир, в келью отчаявшегося монаха, на...
Лев Исаакович Шестов На весах Иова iconИраиды Серафимовны Грачевой посвящается искушение и победа с вятого Иова
Г. К. Честертон остроумно заметил: «Значения «Иова» не выразишь полно, если скажешь, что это — самая занимательная из древних книг....
Лев Исаакович Шестов На весах Иова iconЛев Николаевич Гумилев Лев Гумилев Вступление I. Во мгле веков в древнейшем китае

Лев Исаакович Шестов На весах Иова iconЛьюис История Иова проникновение в тайну страданий Так! есть и у...

Лев Исаакович Шестов На весах Иова iconСборник статей о Л. Н. Толстом 1902 1903 Москва 2003 И. В. Петровицкая...
Лев Толстой – живой, воплощенный в плоть и кровь символ достоинства печатного слова”
Лев Исаакович Шестов На весах Иова iconПатентам и товарным знакам (19)
А, 23. 03. 1971. Su 1126739 А, 30. 11. 1984. Us 7127942 В2, 31. 10. 2006. Исследование динамики моделей на тензометрических весах...
Лев Исаакович Шестов На весах Иова iconКонспект урока физики в 7 классе Тема:: Лабораторная работа №3 «Измерение...
Образовательные: вызвать объективную необходимость будущей деятельности;способствовать овладению знаниями по теме «Масса. Единицы...
Лев Исаакович Шестов На весах Иова iconУрок Психика
Психика (от греч psychikos — душевный) — это внутренний мир человека. Его невозможно потрогать руками и взвесить на весах. Это свойство...
Лев Исаакович Шестов На весах Иова icon«Чудеса» в школе на Ленинском
«Школьное телевидение». И первым среди них был директор школы Григорий Исаакович Липман. Вы можете подумать, что наступило время...
Лев Исаакович Шестов На весах Иова iconЛев – царь зверей
Муниципальное бюджетное общеобразовательное учреждение «Общеобразовательная школа №4»
Лев Исаакович Шестов На весах Иова iconЛев Иванович Филатов Наедине с футболом
Дьявол неотделим от Бога. Он неотъемлемая часть религиозного мировоззрения, являясь
Лев Исаакович Шестов На весах Иова iconПрограмма по формированию навыков безопасного поведения на дорогах...
Ветхого Завета большей частью или целиком состоят из повествовательного материала: Бытие, Иисуса Навина, Судей, Руфь, 1-4 Царств,...
Лев Исаакович Шестов На весах Иова iconПрограмма по формированию навыков безопасного поведения на дорогах...
«Научно-познавательные и художественные рассказы «Зайцы», «Лебеди», «Лев и собачка»»
Лев Исаакович Шестов На весах Иова iconПрограмма по формированию навыков безопасного поведения на дорогах...
Цель: Познакомить учащихся с творчеством Л. Н. Толстого и его произведением «Лев и собачка»
Лев Исаакович Шестов На весах Иова iconПрограмма по формированию навыков безопасного поведения на дорогах...
Русские народные сказки в пересказе А. Н. Толстого: «Лиса и журавль» «Лев, щука и человек»
Лев Исаакович Шестов На весах Иова iconРабочая программа дисциплины Введение в квантовую физику Лекторы
Авакянц Лев Павлович, кафедра общей физики физического факультета мгу, e-mail:, телефон 939-1489


Школьные материалы


При копировании материала укажите ссылку © 2013
контакты
100-bal.ru
Поиск