ИСТОРИЧЕСКИЙ РОМАН
Два года я отказывался отвечать на бессмысленные вопросы типа: "У тебя открытое произведение или закрытое?" 1 Почем я знаю. Это ваша проблема, а не моя. Или: "С каким из твоих героев ты идентифицируешься?" Господи боже мой, да с каким идентифицируется любой автор? С наречиями, разумеется. Из всех этих бессмысленных вопросов самый бессмысленный -насчет того, что, рассказывая прошлое, этим-де спасаешься от настоящего. Так ли это? - спрашивали меня. Я отвечал: возможно. Если, конечно, Мандзони рассказывает о семнадцатом веке потому, что не интересуется своим девятнадцатым. Если Джусти в "Св. Амвросии" действительно занят своей эпохой и австрийцами 2, а Берше в "Понтидской присяге"3 рассказывает какие-то сказки былых времен. Если "Love story"4 - роман о своем времени, а "Пармская обитель" сосредоточена исключительно на том, что было за двадцать пять лет до того... Надо ли объяснять, что все проблемы современной Европы сформированы, в нынешнем своем виде, всем опытом средневековья: демократическое общество, банковская экономика, национальные монархии, самостоятельные города, технологическое обновление, восстания бедных слоев. Средние века - это наше детство, к которому надо возвращаться постоянно, возвращаться за анамнезом... Но средние века можно в принципе преподнести и а-ля "Экскалибур"5. Поэтому проблема состоит в другом, и ее не обойдешь. Что значит написать исторический роман? По-моему, существует три способа рассказывания о прошлом. Первый способ - romance6. От романов бретонского цикла7 до Толкиена, включая и "готический роман". Здесь прошлое используется как антураж, как предлог, как фантастическая предпосылка: среда, дающая свободу воображению. Поэтому действие romance не обязательно должно быть отнесено в прошлое. Для этого действия важно только разворачиваться не "сейчас" и не "здесь", а также чтобы о "сейчас" и "здесь" вообще ничего не говорилось, даже аллегорически. Большая часть научной фантастики на самом деле "romance". "Romance" - это повесть о "где-то".
641 Исторический роман Затем, второй способ - это роман плаща и шпаги в духе Дюма. В романе плаща и шпаги выводится прошлое "подлинное", узнаваемое; его узнаваемость обеспечивается наличием персонажей, взятых из энциклопедии (Ришелье, Мазарини), которые здесь совершают действия, не зафиксированные в энциклопедии (интриги с миледи, сотрудничество с неким Бонасье), но и не противоречащие тому, что сказано в энциклопедии. Конечно, эти исторические персонажи должны соответствовать данным историографии и делать то, что они в действительности делали: осаждать Ларошель, вступать в любовную связь с Анной Австрийской, договариваться с Фрондой. В эту обстановку так называемой "подлинности" помещены и выдуманные люди. Но действуют они согласно общечеловеческим мотивировкам, естественным и для людей других эпох. Д'Артаньян, доставивший из Лондона подвески королевы, мог проделать то же самое и в XV или в XVIII веке. Не обязательно жить в семнадцатом веке, чтоб иметь психологию Д'Артаньяна. Исторический роман - третья разновидность - напротив, не обязательно выводит на сцену фигуры, знакомые из популярных энциклопедий. Возьмите "Обрученных". Самый известный из персонажей - кардинал Федериго. Но до Мандзони о нем слышали очень немногие. Гораздо более известен был другой Борромео - Св. Карл. Однако любое действие, совершаемое Лючией, Ренцо и братом Кристофоро, может быть совершено только в Ломбардии и только в семнадцатом веке. Все поступки героев необходимы для того, чтобы мы лучше поняли историю - поняли то, что имело место на самом деле. События и персонажи выдуманы. Но об Италии соответствующего периода они рассказывают то, что исторические книги, с такой определенностью, до нас просто не доносят. В этом смысле я безусловно писал исторический роман. И не потому, что реально существовавшие Убертин и Михаил должны были у меня говорить примерно то же, что они говорили на самом деле. А потому, что и выдуманные персонажи вроде Вильгельма должны были говорить именно то, что они говорили бы, живя в ту эпоху. Не знаю, насколько я соблюл верность взятому курсу.
642 Заметки на полях "Имени розы" Но не думаю, что отступил от него, вводя в текст замаскированные цитаты из более поздних авторов (типа Витгенштейна)8, подавая их как цитаты той эпохи. Всякий раз я прекрасно сознавал, что это не люди средневековья у меня осовременены, а люди современных эпох мыслят по-средневековому. Я гадал: когда мои вымышленные герои складывают воедино disjecta membra 9 вполне средневековых мыслей - не рождаются ли концептуальные "козлоолени" 10, которых средневековье никогда бы за своих не признало? И я отвечал себе, что исторический роман и этим обязан заниматься: не только прослеживать в прошедшем причины того, что случилось в грядущем, но и намечать пути, по которым причины медленно продвигались к своим следствиям. Когда мои герои, сталкивая две средневековые идеи, извлекают из них третью, более современную, они совершают то же, что впоследствии было совершено развитием культуры. И хотя, возможно, никто и не писал того, что они у меня говорят, я глубоко уверен, что кто-нибудь - пусть в самой неопределенной форме - что-то такое продумывал (но мог никому об этом не говорить в силу самых разных сомнений и страхов). Как бы то ни было, больше всего меня умиляет одна деталь. Сто раз из ста, когда критик или читатель пишут или говорят, что мой герой высказывает чересчур современные мысли,- в каждом случае речь идет о буквальных цитатах из текстов XIV века. А на других страницах читающие находили "утонченно средневековые" пассажи, которые я писал, сознавая, что неприлично модернизирую. Все дело в том, что у каждого есть собственное понятие - обычно извращенное - о средних веках. Только нам, тогдашним монахам, открыта истина. Но за нее, бывает, жгут на костре. ____________ 1 Вопрос отсылает к проблематике ранней работы У.Эко по семиотике текста "Открытое произведение" (1962). 2 "Св. Амвросий" (1846) - сатира итальянского писателя, борца за освобождение Италии от австрийского гнета Дж.Джусти (1809-1850).
643 Исторический роман 3 "Понтидская присяга" (1847) - историческая поэма с современными аллюзиями итальянского поэта Дж.Берше (1783-1851). 4 "История любви" - роман (1970) американского писателя Э.Сигела, легший в основу сценария одноименного популярного фильма (1971) режиссера АХиллера. 5 "Экскалибур" (англ.) - костюмная мифологизированная кинопостановка "из средневековой жизни" англо-американского режиссера Дж.Бурмана. 6 Romance (англ.) (в противоположность novel) - роман с напряженной интригой (исторический, фантастический, приключенческий). 7 Бретонский цикл - один из циклов средневековых рыцарских романов, основанных на кельтских сказаниях о легендарном короле бриттов Артуре, о Тристане и Изольде, о поисках св. Грааля. 8 Витгенштейн Л. (1889-1951) - австрийский философ и логик, выдвинувший программу построения искусственного "идеального" языка. 9 разъятые члены (лат.). 10 Образ Аристотеля ("Об истолковании"...I, 16а).
644 Заметки на no.uix "Именирозы"
ЧТОБ ЗАКОНЧИТЬ
Года через два после написания романа я нашел свою запись 1953 года, еще университетских времен. "Горацио с другом обращаются к графу П. по поводу расследования тайны призрака. Граф П.- эксцентричный джентльмен, флегматик. Ему противостоит молодой капитан датской гвардии (американский стиль). Нормальное развитие действия (трагедийная модель). В последнем акте граф П., собрав семью, раскрывает секрет: убийца - Гамлет. Слишком поздно. Гамлет умирает". Через много лет я обнаружил, что похожая идея появлялась у Честертона 1. Кажется, группа "Улипо" 2 недавно составила таблицу всех возможных детективных ситуаций и пришла к выводу, что остается написать книгу, в которой убийцей будет читатель. Мораль: существуют навязчивые идеи; у них нет владельца; книги говорят между собой, и настоящее судебное расследование должно доказать, что виновные - мы. 1983 ________________ 1 Имеется в виду эссе "Гамлет и психоаналитик" - см. Честертон Г.К. Писатель в газете. М.: Прогресс, 1984. С.209-214. 2 "Ouvroir de Litteratore Potentielle" - "Мастерская потенциальной литературы", основанная в б0-е годы Р.Кено, Ж.Переком и др.; цель объединения -литературная игра, математизированное комбинирование литературы из элементов - "блоков".
ОРБИТЫ ЭКО
Прошло 18 лет со дня выхода в Милане романа "Имя розы" (1980), первого художественного произведения профессора Умберто Эко (род. в 1932). За эти годы читающая публика привыкла к тому, что известный семиолог, историк культуры, преподаватель Болонского и нескольких мировых университетов - символ не только строгой академической науки, но и вольного художественного поиска. Время от времени на мировых издательских рынках начинается шторм, рекламные оповещения, бюллетени, интервью, пресс-релизы сменяют друг друга с угрожающим нарастанием темпа, агентства по литературным правам и признанные автором переводчики в разных странах первыми получают в руки толстые пачки листов с надписью "топ секрет", и в кульминационный час (обычно он случается в дни очередной Франкфуртской книжной ярмарки) вниманию мировой общественности предстает очередное порождение творческой энергии профессора Эко, очередной его роман или сборник эссе. Романов всего опубликовано три: кроме "Имени розы" (1980), еще "Маятник Фуко" (1988) и "Остров накануне" (1995). В промежутках Эко регулярно печатает сборники публицистических и научных статей, одушевляет своей фантазией и контролирует в мельчайших подробностях разработку нового научного софтвера для "Оливетти" - речь идет об огромных энциклопедиях отдельных периодов развития культуры человечества ("Семнадцатый век", 1995; "Восемнадцатый век", 1997). Он выдумывает компьютерные экзамены для отбора студентов на свой семинар (конкурс 70 человек на место) и читает курсы лекций, на которые стекаются такие толпы, что не хватает и залов соседствующих кинотеатров, куда от оратора выведена связь по видео; беспрерывно путешествует с конференции на конференцию, с континента на континент, но тем не менее еженедельно сдает в "Эспрессо" (самый читаемый в Италии журнал) материал для рубрики на последней странице, - семистраничное эссе, посвященное животрепещущей теме современности. Единственное, что Эко отмел категорически - это телевидение. За всю историю его известности, появления на Итальянском
646 Е. Костюкович телевидении в качестве интервьюируемого исчисляются цифрой 2. И хотя этот принцип безусловно высвобождает в жизни Эко какую-то полезную нишу, все же непостижимо, как удается одному человеку переосмыслить такое количество текстовой информации и высказать по ее поводу такое количество нестандартных мыслей. Эко - не только мыслитель, но бесспорно человек практического поступка. Ныне, когда в Италии партия левой интеллигенции получила реальную возможность выдвинуться на командные позиции и показать, на что она способна, Эко активно участвовал в избирательной кампании и активно участвует, на последнем этапе, в культурном администрировании в стране. Совместно с лидером левых сил Массимо д'Алема Эко выступает в прессе, созывает идеологические конгрессы и конференции (самое громкое из подобных мероприятий проводилось в начале 1997 года в старинном замке Гаргонца). В противоход нормальной интеллигентской иронической отстранености, он высказывается и на моральные темы (правда, нечасто): так родился небольшой сборник "Пять моральных эссе" (1997), одна из частей которого - "Вечный фашизм" - была опубликована нами на русском языке в "Литературной газете" летом 1996 года, еще до выхода итальянской книги. Эко профессионально и ревниво интересуется переводами своих книг и деятельностью переводчиков, подвергает их экзаменовке почище, чем студентов болонского семинара, организует международные и мировые конгрессы и слеты переводчиков своих книг (первый подобный конгресс проводился в 1988 году в Триесте; самый недавний - в 1997 году в Риме). Он рассылает переводчикам инструкции и подборки советов (по правде говоря, почти неупотребимых, но написанных до того живо и интересно, что их охотно публикуют в периодике и в сборниках Эко в качестве самостоятельных эссе). Заметим в интересах истины, что в период перевода "Имени розы" вся эта бурная культурорганизаторская деятельность нас не охватывала. Русская издательская судьба Эко до сих пор выглядит весьма скромно. После выхода порциями в "Иностранной литературе" в 1988 году его первого романа "Имя розы" читательский отклик был более чем позитивным, однако дальше публикации этого романа в отдельном томе дело по сути не продвинулось. Да, существует, разумеется, киевское пиратское издание "Маятника Фуко", преследуемое по закону праводержателями, но его нельзя считать публикацией текста Эко, ибо перевод, неполный и изобилующий ошибками (достаточно характерно, что имя переводчика пираты-публикаторы даже постыдились указать), не передает интеллектуальное обаяние стиля писателя. Опубликован в "Ино-
647 Орбиты Эко странной литературе" (1995) и наш, утвержденный автором перевод части "Маятника Фуко", но это именно часть, а по всей вероятности, для конструкции подобного масштаба и сам по себе вес словесной массы, и объем информации определяют эстетический эффект его произведения. О том же говорят полученные редакцией многочисленные читательские письма. Для того, чтобы оценить и полюбить эту книгу, публика нуждается в полном и правильном тексте. Сейчас наконец готовится к выходу в издательстве "Симпозиум" (1998) первое нормальное русское издание этого романа. Увы, в публикации "Маятника Фуко" в "Иностранной литературе", замышлявшейся как "единственно правильная", что было подтверждено декларацией литературного агента Эко, был допущен дефект верстки: из-за искаженных шрифтов то, что должно было бы выглядеть диалогом рассказчика с компьютером, набрано как бесконечный поток сознания одного и того же рассказчика. Жаль, потому что для Эко диалог - программный принцип, а диалог с компьютером,- это новый, внедряемый им принцип писательства. Костяк идеи он обвешивает такими гроздьями фактов и подробностей, которые можно насобирать только с помощью электронного банка данных (и, кстати, именно их изобилие требует от переводчика медленной прецизионной работы). Но нельзя забывать, что коллаж курьезных фактов и деталей - только обрамление. Неправ тот, кто воспринимает "Маятник" как роман о необычных совпадениях, равно как и следующий роман - "Остров Накануне" - это вовсе не аналог барочной коллекции чудес. Считая, что действительность лучше всего отражается в прошлом, будучи по двум своим параллельным профессиям и историком, и специалистом по массовой культуре, Эко привык исторически обрамлять мысль, непосредственно касающуюся главных проблем сегодняшнего мира. Потому (удивительный парадокс!) для понимания романов "Имя розы" и "Маятник Фуко" многое говорит нам довольно уникальный для Эко "прямолинейный" текст - его эссе о фашизме, опубликованное нами в "ЛГ". Антифашистская речь, родившаяся по случаю пятидесятилетия окончания войны и в то же время ярко актуальная на фоне сегодняшней Европы, является комментарием к роману "Маятник", эксплицированием его подтекста. Да, в ней есть множество цитат из "Маятника", по ней видно, что главный герой романа Якопо Бельбо - это действительно сам автор, а его биография (подростковые годы) - это биография Эко. Про "Маятник" пишут что угодно: игрушка эрудитов; очередной псевдоготический детектив, на этот раз - в отличие от "Имени
648 Е. Костюкович розы" - не символически, а открыто развязывающийся в современности... Между тем, скорее всего, главный пафос "Маятника" состоит именно в его антифашизме. Антифашизм Эко надисторичен. Эко показывает, как зарождается фашистская психология в нормальной - не обязательно человеконенавистнической - размышляющей голове. Он блестяще анализирует ту историко-культурную сумятицу, из которой сформирован в нашу эпоху среднестатистический интеллигентный ментальный горизонт (вероятно, на Западе и в России стандартный набор имен и фактов примерно одинаковый), и показывает, как из-за умственной неаккуратности, под обаянием "нахрапных", интеллектуально бессовестных методов рождаются" гиперинтерпретации, которые, игнорируя контексты и различия, все валят в кучу (в немножко разные кучи, в зависимости от групповой ориентации). Люди создают себе понятие о "Едином замысле истории", доверяются представлению о "движущих центрах", отчего уже только шаг к идее "секретных сил", организующих "заговоры", а уж от этого берет начало фашистоидное сперва - сознание, а затем - и действование. Предостережение об опасности - важный заряд высказываний Эко: и краткого (речь), и развернутого (романы). Впрочем, интерпретация произведений Эко и попытки разъяснения скрытых в них прямых, метафорических, аллегорических и анагогических смыслов - занятие традиционное и бесконечное. Сборники литературоведческих статей по "экологии" исчисляются десятками. В России публикаций на эту тему почти не бывало, поскольку крайне мало известны сами книги Эко
| - тот исходный материал, который давно превратился в повседневный хлеб западного литературоведа и критика. За пределами художественных книг Эко, готовящихся к выходу в издательстве "Симпозиум", остается в ожидании-русского издателя весь архипелаг его научных и научно-популярных сочинений. Как историк культуры Эко - автор книг "Эстетика Фомы Аквинского" (1970), "Домашний обиход" (1973), "На периферии империи" (1977), "О зеркалах" (1985), "Семиология обыденной жизни" (1987) и "Искусство и красота в средневековой этике" (1987). Литературовед Эко знаменит "Поэтикой Джойса" (1966), для современной лингвистики считаются базовыми такие его работы, как "Поиски идеального языка" (1993); в университетах обожают полупародоксальную, полусерьезную книжицу "Как защитить диплом" (1977). Он прочел и опубликовал один из лучших гарвардских Нортоновских циклов лекций ("Шесть прогулок в нарративных лесах", 1994). Среди широкой публики популярны два его сборника пародий и шуток "Минимум-дневник" (1963) и "Второй минимум-дневник" (1992). Наконец, признаны основополагающими для мировой семиотики его работы "Открытое про-
649 Орбиты Эко изведение" (1962), "Семиология визуальных коммуникаций"; (1967), "Трактат по общей семиотике" (1975), "Lector in fabula" (1979) и "Пределы интерпретации" (1990). Сейчас на одном из первых мест в рейтинге итальянских бестселлеров находится последняя книга Эко: случай уж совсем ни на что не похожий, потому что речь идет о сборнике узкоспециальных статей по философии, точнее, по одному из разделов философии научного познания - эпистемологии. Сложная и точная систематизация научных теорий излагается со свойственной этому автору полуиронически-популяризаторской жилкой, что чувствуется уже и по игровому названию "Кант с утконосом" (эта книга - новинка последнего Франкфурта, 1997). На ярмарке состоялась продажа литературных прав на эту вещь в десятки стран на всех континентах: факт можно объяснить только той огромной популярностью, которой пользуется этот человек во всем мире, и той колоссальной рекламной машиной, которая запускается в его честь издательской группой Риццоли-Бомпиани-Фаббри. Верится, что скоро под напором этих механизмов стронутся глыбы российской издательской неповоротливости и русский читатель сможет сам проследить, что же делается на многочисленных орбитах этой довольно крупной планеты мирового культурного горизонта.
|