Конспект нижеприведенных текстов, акцентируя внимание на вопросах, представленных ниже. В качестве вывода дайте своё объяснение почему эти тексты даются к тому курсу «Культурология», который был представлен на лекциях
Скачать 489.41 Kb.
|
| КОНТРОЛЬНАЯ РАБОТА ДЛЯ СТУДЕНТОВ ТРЖ-2011(заочное отд.) Сделайте краткий конспект нижеприведенных текстов, акцентируя внимание на вопросах, представленных ниже. В качестве вывода дайте своё объяснение почему эти тексты даются к тому курсу «Культурология», который был представлен на лекциях I. З. Бауман. «Мыслить социологически» Глава 1. (Фрагмент) Возможно, наиболее общим в нашем опыте является то, что мы одновременно и свободны, и несвободны, что, понятно, более всего нас смущает. Это, несомненно, — одна из наиболее сложных загадок человеческого существования, которую пытается разрешить социология. Я свободен: я могу выбирать и делаю свой собственный выбор. Я могу продолжать читать эту книгу, а могу прекратить чтение и выпить чашку кофе. Или вообще забыть об этой книге и пойти прогуляться. Более того, я могу вообще отказаться от своего плана — изучать социологию и получить диплом, а вместо этого начать искать работу. Коль скоро я могу выбрать все это, то мое намерение прочитать данную книгу, изучить социологию и получить диплом в колледже есть результат моего выбора; это те направления действия, которые я выбрал из доступных мне альтернатив. Принятие решений свидетельствует о моей свободе. В самом деле, свобода означает способность решать и выбирать. Даже если я особенно и не задумываюсь над своими выборами и принимаю решения, не размышляя глубоко над всеми другими возможностями действия, то другие люди напомнят мне о моей свободе. Мне скажут: “Ты сам так решил, и никто, кроме тебя, не отвечает за последствия” или “Никто не заставлял тебя делать это, поэтому винить можешь только себя!” Если же я сделаю что-то, чего другие мне не позволяли делать или от чего обычно воздерживаются (если я, так сказать, нарушу правило), то я могу быть наказан. Наказание подтвердит мою ответственность за то, что я сделал; оно подтвердит, что я мог, если бы захотел, воздержаться от нарушения правила. Я мог бы, например, явиться на занятие, а не отсутствовать без уважительной причины. Иногда мне говорят о моей свободе (и о моей ответственности) в более сложной для моего восприятия форме, чем в приведенных примерах. Например, мне могут сказать, что я сам полностью виноват в том, что остаюсь безработным, а если бы как следует постарался, то смог бы наладить жизнь. Или что я мог бы стать совсем другим человеком, если бы разбился в лепешку ради достижения своей цели. Если этих последних примеров недостаточно для того, чтобы заставить меня остановиться и задуматься, действительно ли я свободен и сам контролирую свою жизнь (я мог старательно искать работу, но не найти, поскольку не было ни одного предложения; или я мог изо всех сил пытаться начать другую карьеру, однако путь туда, куда я хотел, был для меня закрыт), то в моем жизненном опыте было достаточно много и других ситуаций, которые вполне ясно показали мне, что моя свобода фактически ограничена. Подобные ситуации научили меня: одно дело — выбирать, что решать самому, какой цели следовать и стремиться всеми силами добиться ее; и совсем другое дело — иметь возможность действовать в соответствии с намеченной целью и достичь ее. Во-первых, я прежде всего узнал, что и другие люди могут стремиться к тем же целям, что и я, но не все могут достичь их, поскольку количество того, что мы все желаем, ограничено, т.е. меньше, чем людей, претендующих на него. Если же это тот случай, когда я оказываюсь вовлеченным в конкуренцию, то исход моего участия в ней зависит не только от моих усилий. Например, я могу претендовать на место в колледже, зная, что на каждое место претендуют двадцать абитуриентов, что большинство из них обладают необходимой подготовкой и тоже пользуются своей свободой разумно, т.е. делают именно то, что и должны делать люди, собирающиеся стать студентами. И тут окажется, что результаты моих и их усилий зависят от других людей — тех, кто решает, сколько мест предоставлять, кто оценивает навыки и усилия абитуриентов. Именно они устанавливают правила игры, в то же время являясь и судьями, поскольку за ними остается последнее слово в отборе победителей. У них есть право отказать, и на этот раз их свобода выбора и принятия решений касается моей судьбы и судьбы моих соперников, т.е. именно их свобода, как оказывается, устанавливает пределы моей свободы. Мое положение зависит от того, какие они принимают решения относительно своих действий, что означает: их свобода выбора привносит элемент неопределенности в мою ситуацию. Данный фактор я не могу контролировать, он оказывает огромное влияние на результаты моих стараний. Я зависим от этих людей, потому что они контролируют ту самую неопределенность. В конце экзаменационного дня именно они огласят вердикт о том, были ли мои усилия достаточными, чтобы быть принятым. Во-вторых, я узнал, что моего решения и доброй воли еще недостаточно, если у меня нет средств для того, чтобы обеспечить осуществление своего решения. Например, в поисках работы я могу решить поехать на юг страны, где ее много, но потом обнаружить, что квартплата и налоги на юге непомерные и превышают мои средства. Или у меня может возникнуть желание убежать от мерзости запустения городских жилищ и обосноваться в зеленом, чистом пригороде, однако я вновь пойму, что не могу себе этого позволить, поскольку дома в лучших и вожделенных местах стоят больше, чем я могу себе позволить. Опять же, меня может не удовлетворять образование, которое получают мои дети в школе, и я могу пожелать, чтобы их обучали лучше. Но там, где я живу, может не оказаться другой школы, и мне скажут, что, если я хочу лучшего образования для своих детей, то мне следует послать их в более богатую, лучше оборудованную частную школу и заплатить взносы, которые зачастую бывают выше, чем весь мой доход. Эти примеры (как и многие другие, которых вы тоже сможете привести немало) говорят о том, что сама по себе свобода выбора еще не гарантирует свободу эффективно действовать по собственному выбору; еще меньше она обеспечивает свободу достижения желаемого результата. Для того чтобы действовать свободно, кроме свободной воли мне нужны еще и ресурсы. Обычно такими ресурсами являются деньги, хотя они — не единственный ресурс, от которого зависит свобода действий. Может оказаться, что свобода действий в соответствии с моими желаниями зависит не от того, что я делаю, и даже не от того, что я имею, а от того, что я есть. Например, мне могут запретить войти в какой-нибудь клуб, не принять на работу из-за каких-то моих качеств, скажем, расы, пола, возраста или национальности. Ни одно из этих качеств не зависит ни от моей воли, ни от моих действий, и никакая свобода не позволит мне изменить их. Иначе говоря, доступ в клуб для меня, принятие на работу или в школу может зависеть от моих прежних заслуг (или от отсутствия таковых) — приобретенных навыков, диплома, стажа предшествующей работы, накопленного опыта или местного акцента, усвоенного в детстве и до сих пор не исправленного. В таких случаях я могу убедиться, что такие требования не совпадают с принципом моей свободы воли и ответственности за мои действия, поскольку отсутствие навыка или послужного списка — это длящиеся по сей день последствия того, что я выбрал в прошлом. Теперь я ничего не могу поделать, чтобы изменить свой прежний выбор. Моя свобода сегодня ограничена прошлой свободой; я “предопределен”, т.е. связан в настоящей своей свободе своими прошлыми действиями. В-третьих, может оказаться (рано или поздно, но наверняка), что, если я, скажем, британец и мой родной язык — английский, то уютнее всего я чувствую себя дома, среди людей, говорящих по-английски. И я не уверен, что в другом месте мои действия имели бы тот же эффект, как не уверен и в своих действиях, и потому чувствую себя несвободным. Я не могу свободно общаться, не понимаю смысла того, что делают другие люди, и я не знаю, что мне самому делать, чтобы выразить свои намерения и достичь желаемого результата. Я чувствую себя растерянным и во многих других ситуациях, не только при посещении других стран. Подобно этому, выходец из рабочей семьи может чувствовать себя неловко среди богатых соседей из среднего класса, или, например, будучи католиком, я могу обнаружить, что не могу жить, как тот, кто разделяет идею о свободе воли и обычаи, согласно которым разводы и аборты признаются как вполне ординарные факты жизни. Если бы у меня было время поразмыслить над такого рода опытом, я, вероятно, пришел бы к выводу, что и та группа, в которой я чувствую себя как дома, тоже налагает ограничения на мою свободу. Именно в этой группе я наиболее полно могу осуществить свою свободу (что означает: только в ней я могу правильно оценить ситуацию и выбрать способ действия, приемлемый для других и вполне соответствующий ситуации). Однако уже сам факт, что я так хорошо приспособился к действиям в группе, к которой принадлежу, ограничивает мою свободу действий в огромном, плохо размеченном, зачастую отталкивающем и пугающем пространстве за пределами группы. Научив меня своим способам и приемам, моя группа позволяет мне на практике действовать свободно. Но тем самым она ограничивает эту практику своей территорией. Таким образом, в том, что касается моей свободы, группа, к которой я принадлежу, играет неоднозначную роль. С одной стороны, она позволяет мне быть свободным; а с другой — ограничивает, очерчивая пределы моей свободы. Она позволяет мне быть свободным постольку, поскольку наделяет меня желаниями, которые приемлемы и “реалистичны” внутри моей группы, учит выбирать способы действия, помогающие достичь желаемого, формирует у меня способность правильно понимать ситуацию и, следовательно, точно ориентироваться относительно действий и намерений других людей, влияющих на результаты моих усилий. В то же время эта группа фиксирует территорию, в пределах которой я могу правильно пользоваться своей свободой. И все то наследие, которым я ей обязан, все бесценные навыки, приобретенные в группе, превращаются из достоинств в препятствия в тот момент, когда я осмеливаюсь переступить границы своей группы и попадаю в иную среду, где поощряются другие желания, признается правильной другая тактика поведения, а связь между поведением людей и их намерениями не похожа на ту, к которой я привык. Это, однако, не единственный вывод, который я мог бы сделать, если бы имел возможность и желание подумать над своим опытом. В частности, я мог бы обнаружить и нечто более обескураживающее, а именно: та самая группа, которая играет столь неоднозначную и все же важную роль в моей свободе, не является предметом моего свободного выбора. Я — член этой группы уже в силу своего рождения в ней. Территория моего свободного действия как таковая тоже не есть предмет моего свободного выбора. Группа, сделавшая меня свободным человеком и продолжающая охранять область моей свободы, взяла на себя и контроль над моей жизнью (над моими желаниями, целями, а также действиями, которые мне следует предпринимать, и действиями, от которых следует воздержаться, и т.п.). То, что я стал членом этой группы, не было актом моей свободы. Наоборот, это было проявлением моей зависимости. Я не могу решить, быть ли мне французом, или быть черным, или принадлежать к среднему классу. Я могу лишь принять это как свою судьбу — невозмутимо или смиренно; могу признать как неизбежность, предназначенье: смаковать и всячески превозносить его, решив извлечь из него все возможное — афишировать свое французское происхождение, гордиться красотой своего черного тела или вести себя в жизни осторожно и добропорядочно, как и подобает приличному представителю среднего класса. Однако если я захочу изменить свое состояние, предписанное группой, и стать каким-то иным, то мне придется стараться изо всех сил. Такое изменение потребует гораздо больше усилий, самопожертвования, решительности и выносливости, чем нормальная, спокойная и уютная жизнь соответственно воспитанию, полученному в той группе, в которой я был рожден. И тогда может оказаться, что моя собственная группа — это мой самый страшный противник в моей борьбе. Контраст между легкостью плавания по течению и трудностью плавания против него и составляет секрет той власти, которую имеет надо мной моя группа, — секрет моей зависимости от нее. Если я присмотрюсь внимательнее и составлю список всего, чем я обязан группе, к которой (к счастью или к несчастью) принадлежу, то он получится довольно длинным. Для краткости я могу разделить все, перечисленное в списке, на четыре большие категории. Во-первых, я разделю цели на те, осуществления которых стоит добиваться, и те, которые не стоят моих хлопот. Если бы мне довелось родиться в семье из среднего класса, то, скорее всего, я бы постарался получить высшее образование, потому что это казалось бы мне обязательным условием правильной, успешной, хорошей жизни; если бы мне случилось родиться в рабочей семье, то вполне вероятно, я бы рано бросил школу и занялся работой, которая не требует длительного обучения, но позволяет непосредственно “наслаждаться жизнью” и в дальнейшем, возможно, поддерживать семью. Таким образом, я беру у моей группы цель, ради достижения которой я должен приложить свою способность “свободного выбора”. Во-вторых, средства, которые я использую, добиваясь какой-либо цели, внушенной мне группой, я тоже получаю от группы; они составляют мой “частный капитал”, который я могу использовать для осуществления своих планов. Эти средства — речь и “язык тела”, с помощью которых я сообщаю о своих намерениях другим, та энергия, с которой я посвящаю себя согласно каким-либо устремлениям, в отличие от других, и вообще это формы поведения,соответствующие, как считается, той задаче, которую я ставлю перед собой в жизни. В-третьих, критерий соответствия, т.е. искусство различать вещи и людей, соответствующих и не соответствующих поставленной мною задаче. Моя группа учит меня отличать моих союзников от врагов или соперников, равно как и от тех, кто ни тем, ни другим не является и кого я могу не принимать в расчет, пренебрегать и обращаться презрительно. И наконец, но не в последнюю очередь, это моя “карта мира”, и то, что обозначено на ней, по сравнению с тем, что можно увидеть на картах других, на моей выглядит белыми пятнами. И все-таки эта карта помогает мне выбирать понятные жизненные маршруты — набор вполне реальных жизненных планов, подходящих для “людей вроде меня”. В общем, я очень многим обязан моей группе, а главное — теми огромными знаниями, которые помогают мне каждый день и без которых я просто не смог бы жить. В большинстве случаев я, фактически, не осознаю, что владею всеми этими богатыми знаниями. Если бы меня спросили, например, каким кодом я пользуюсь в общении с другими людьми и расшифровываю значение их действий по отношению ко мне, то, по всей вероятности, ничего вразумительного я бы не смог ответить Я бы, наверное, просто не понял, о чем меня спрашивают, а если бы и понял, то не смог бы объяснить этот код (как не могу объяснить простейшие грамматические правила, хотя употребляю их точно, не задумываясь и без особого труда). Вот так и знания, которые нужны мне, чтобы справляться с повседневными жизненными проблемами, обитают где-то внутри меня. Они каким-то образом даны в мое распоряжение если не в виде правил, поддающихся формулировке, то как набор практических навыков, которыми я свободно пользуюсь из дня в день всю мою жизнь. Именно благодаря этим знаниям я чувствую себя уверенно, и мне не надо каждый раз искать правильные ходы. И если я свободно владею этими знаниями, даже не осознавая того, то только… потому, что большую часть их основных понятий я усвоил еще в раннем детстве, из которого мы мало что помним. Вот почему, даже углубляясь в свой жизненный опыт или личные воспоминания, я почти ничего не могу сказать о том, как я приобрел эти знания. И именно из-за такой моей забывчивости относительно их происхождения они закрепились так основательно и возымели власть надо мной, что я воспринимаю их как само собой разумеющееся, как нечто “естественное” и никогда не сомневаюсь в них. Для того чтобы выяснить, как знания повседневной жизни формируются реально и затем “вручаются” мне группой, я должен обратиться к результатам исследований, проведенных профессиональными психологами и социологами. А обратившись к ним, я начинаю ощущать, что эти результаты настораживают: то, что казалось мне самоочевидным, само собой разумеющимся и естественным, теперь оказывается набором верований, в основе которых лежит лишь авторитет группы, одной из многих.
II. Козлова Н.Н. Социально-историческая антропология. — М.: "Ключ-С", 1999 фрагмент 2. Человек и его тело Современные социологи и антропологи исходят из представления о человеке как о существе, имеющем тело. Сведение человека к сознанию, к духовности ничем не лучше, чем приравнивание его к животному. Социальное различие всегда проявляется на телесном уровне. Тело — посредник между биологическим и социальным, индивидуальным и социальным. Недаром наблюдателя над социальной жизнью поражает одновременно индивидуальность лиц и тел и подчиненность некоторой модели. Каковы формы этой подчиненности? Само по себе тело может быть представлено как текст, как реализация знаковой (означающей) деятельности. Мы можем «читать» тела как книгу. Не только характер людей той или иной эпохи, но сами телесные качества сформированы соответствующими стилями жизни, а потому неподражаемы и не воспроизводимы. Это касается не только наружности, но и способов жестикуляции, преобладающих поз, форм сексуальности. Недаром исторические фильмы часто кажутся фальшивыми. Складывается впечатление, что мы видим перед собой современных людей, лишь обряженных в исторический костюм. Достаточно ли одеть женщину в платье a la Ватто и нарумянить ей щеки, чтобы она стала женщиной XVIII века? Не существует «чистого природного тела», тела вне истории общества. С началом жизни культура начинает формировать, структурировать и регулировать тело в его физических, биологических потребностях и функциях. Значения жестов, которые кажутся данными от природы, на деле конвенциональны (социально и культурно обусловлены). Человеческое тело — результат взаимного процесса биологического и социокультурного развития. Замечательный французский антрополог М. Мосс писал о техниках тела как традиционных действенных актах, отличных от актов магических, религиозных, символических. До инструментальных техник существует совокупность техник тела. Тело — первый и естественный инструмент человека. Техники тела — то, как люди ходят, смотрят, спят, поднимаются, спускаются с горы, бегают, представляют себя другим и перед другими. В каждой культуре есть движения дозволенные и недозволенные, естественные и «неестественные». Например, мы приписываем разную ценность пристальному взгляду: это символ вежливости в армии и невежливости в гражданской жизни. Существует не только разделение труда между полами, но и соответствующее разделение техник тела. Женщина и мужчина по-разному сидят, по-разному сжимают кулак. Дети и представители неевропейских культур легко и часто садятся на корточки. Взрослые европейцы этого делать не умеют. Историки культуры обращают внимание на разные формы акушерства. Мы считаем нормальными роды в положении на спине. В других культурах женщина рожает стоя или сидя. Посетители этнографических музеев могут легко убедиться в том, сколь различны у разных народов формы колыбели. Существуют культурно различные техники сна. Одни народы и даже социальные группы используют изголовья, другие нет. Одни укрываются во время сна, другие нет. Существуют разные техники ходьбы и бега, прыжка, плавания, толкания, перетаскивания и поднятия тяжестей, не говоря уже о танце. Выдающееся событие в воспитании тела — инициация. В юности и мужчины и женщины окончательно усваивают техники тела, которые сохраняются в течение всей взрослой жизни и воспринимаются как «естественные»(См.: Мосс М. Техники тела // Мосс М. Общества. Обмен. Личность. Труды по социальной антропологии. – М., 1996.). Движения, которые кажутся инстинктивными, сформированы культурой (питание, гигиена, сами способы удовлетворения естественных потребностей). И традиционное, от века заданное питание, и те новые виды еды, которые поставляются в супермаркеты со всех концов мира, формируют тела в то время, как их питают. Еда налагает на тела форму и мускульный тонус, которые действуют подобно личному удостоверению. Европейцы, принимая пищу, сидят на стуле за столом, пользуются ложкой и вилкой. Принадлежащие к азиатским культурам предпочтут есть руками, сидя на ковре. То же относится к системам мимики и жестов. Напомним: в русской культуре покачивание головой значит «нет», а кивок означает «да», в болгарской — все наоборот. Ноги человека, который никогда не носил обувь, естественно, отличаются от ног человека, который без обуви обходиться не может. Натруженные руки человека физического труда так не похожи на руки пианиста. …К данному природой телу люди все время что-то прибавляют (удлиняют ресницы, отращивают бороду, раскрашивают лицо и тело, одевают его и т.д.) или убавляют (удаляют волосы, бреют бороду, обнажают то ноги, то грудь). Хорошо известен знаковый характер того или иного типа бороды, усов, прически. Привычные для нас короткие волосы у мужчин в XVIII в. воспринимались как эпатаж, стремление противопоставить себя «всем остальным». Известный историк русской культуры Ф. Буслаев отмечал, что в России XVI – XVII вв. считалось: человек, сбривший бороду, становится неправославным, нерусским, еретиком и растлителем добрых нравов. Ношение бороды связано с желанием четко обозначить половую идентичность. Одна из самых известных форм подчинения «социальному правилу» — манера одеваться. Одежда, в которую человек окутывает тело, является продолжением тела, «протезом». Одежда может быть рассмотрена в качестве инструмента, посредством которого тела подчиняются социальному правилу. Благодаря своему костюму биологический индивид как бы проецируется на арену общественной жизни. В традиционных обществах за каждым социальным слоем был жестко закреплен тип одежды. В обществах современных по одежде уже не так просто определить принадлежность человека к группе, однако это возможно. Сегодня распространена готовая одежда, но мы легко определяем, где, в каком магазине или на рынке, она куплена. Соответственно мы оцениваем и классифицируем (хотя бы предварительно) того, кто эту одежду носит. Исследования истории моды, жизненных стилей, способов представления человеком себя очень значимы для исследования изменения общества. Автомобиль или карету можно уподобить корсету, т.к. они тоже формируют, налагают форму, заставляют соответствовать «правильной позе». Стаканы, сигареты и обувь по-своему придают форму физическому «портрету». Исследуя техники тела, мы не можем не выйти в пространство, окружающее человека, к тому, что составляет стиль жизни, тип повседневности. Различие обществ в наибольшей степени ощущается при погружении в практики повседневной жизни. Знаменитый историк Ф. Бродель пишет: «Мы могли бы отправиться к Вольтеру в Ферне... и долго с ним беседовать, не испытав великого изумления. В плане идей люди XVIII в. — наши современники; их дух, их страсти все еще остаются достаточно близки к нашим, для того чтобы нам не ощутить себя в ином мире. Но если бы хозяин Ферне оставил нас у себя на несколько дней, нас сильнейшим образом поразили бы все детали повседневной жизни, даже его уход за своей особой. Между ним и нами возникла бы чудовищная пропасть»( Бродель Ф. Структуры повседневности: Возможное и невозможное. – М., 1986. – С. 38). Есть ли предел машинерии, посредством которой общество себя представляет в живых существах и делает их самих представлениями социального? Где кончается дисциплинарный аппарат, который перемещает и исправляет, добавляет и удаляет что-то к телу и из тела? Где начинается добровольное, свободное действие? По правде говоря, люди становятся людьми, лишь подчиняясь правилу, коду, закону. Человек — бессознательный пленник языков общества и культуры перед лицом своего ежедневного куска хлеба или чашки риса. Где обнаружить телесное, которое не было бы записано, переделано, окультурено, идентифицировано посредством различных инструментов, которые являются частями символического социального кода? Возможно, в крайних пределах этих неустанных записей остается только крик. Да и там мы снова обнаруживаем социальное различие: крик ребенка, крик сумасшедшего, крик подвергнутого пытке... Социальный код и закон заставляют держать тело в пределах нормы, «проговаривать порядок» (Э. Дюркгейм). Любой человек, как правило, стремится выглядеть «нормально». Если он этого не делает, то, как правило, знает, чем рискует. В XX в. исследователи человека говорят о «записи закона на теле» (М. Фуко, М. Де Серто и др.). Способы записывания издавна изучались в социальной (культурной) антропологии. Инструменты такой записи многообразны. В дописьменных культурах, где нет ни специализированных социальных институтов, ни государства, социальность (культура) записывается на живом теле с помощью раскраски или посредством татуировальной иглы. Нож, наносящий шрамы при инициации, служит той же цели. Напомним о длинной истории розги. Современный диапазон этих инструментов включает полицейские дубинки и наручники, клетку для подсудимого в зале суда и т.д. Все эти инструменты образуют линию отношений между правилами и телами. Это серия объектов, цель которых — вписать силу закона в тело социального агента. …Обществу недостаточно бумаги, закон и правило записывают на теле. Эта запись осуществляется через боль и удовольствие. Тело человека превращается в символ социального, того, что сказано, названо, чему дано имя. Акт страдания странным образом сопровождается удовольствием от того, что тебя распознали (правда, никто не знает, кто именно распознает!). Отчего возникает удовольствие от превращения себя самого в идентифицируемое и законное слово социального языка, во фрагмент анонимного текста, от вписанности в символический порядок, у которого нет ни автора, ни хозяина? Печатный текст лишь повторяет этот двойственный опыт тела, на котором записан закон(См.: De Certeau M. The Practice of Everyday Life. – Berkeley, 1988.). Нет закона, который бы не был вписан в тело и не властвовал бы над ним. Сама идея, что индивид может быть изолирован от группы, была установлена в уголовном наказании в связи с потребностью иметь тело, маркированное наказанием. Мы можем перечислить многообразные формы такого маркирования: от клеймения преступника до изоляции его от общества. Чем отличается клетка Емельяна Пугачева от той клетки, в которую заключили за сотрудничество с фашистским режимом поэта Эзру Паунда? В ту же группу входят законы об ограничении передвижения, распространяемые на индивида или группу. Все типы инициации связаны с телесными практиками (от первобытного ритуала до современной школы). От рождения до похорон закон «владеет телами» — с тем чтобы превратить их в текст. …Идентичность человека не сводится к словесным обозначениям. Она подразумевает множественность практик — телесных, поведенческих. Человек проявляет и обозначает свою идентичность не только прямо отвечая на вопрос: «Кто ты такой?», но и действуя: одеваясь, проводя досуг, определенным образом питаясь, обустраивая жилище и выбирая жену... Можно показать, кто ты таков, лишь показав это, т.е. «предъявив» объективный продукт. В этом главный пункт проблемы идентичности. 1.Сформулируйте основную идею текста. «Культура записана на телах», тело можно читать как манускрипт, как текст. Тело, телесные практики - 2.Как связаны между собой тело и общество? Приведите ВАШИ примеры этой связи. Как бы вы определили место культуры в этой связи? 3.Почему обществу недостаточно бумаги для записи законов? III. |
Добавить документ в свой блог или на сайт
Похожие:
 | Тема: Глаголы в повелительном наклонении Обеспечить в ходе урока закрепление знаний учащихся о глаголах в форме повелительного наклонения, акцентируя внимание на следующих... | | В найдите ответы на вопросы, предложенные после текста В данном комплексе упражнений подобраны тренировочные тексты учебно-научного стиля для подготовки к единому государственному экзамену.... |
| Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах... ... | | Задания Затем 1) выбери тему исследовательского проекта (реферата), который можно написать на основании этих текстов; 2) составь план, который... |
| Задания Затем 1) выбери тему исследовательского проекта (реферата), который можно написать на основании этих текстов; 2) составь план, который... | | Программа дисциплины Постколониальная теория Культурология Одобрено... Предполагается рассмотреть то, как постколониальные тексты, и теоретические, и литературные, отображаются в кинематографическом жанре... |
| Конспект учебного занятия в 10 классе по обществознанию На изучение данной темы отведено 3 учебных часа: 1-й урок конспект представлен ниже; 2-й урок круглый стол «Встреча профессий»; 3-й... | | Конспект урока биологии в 7 классе Задание Каждому вопросу подберите соответствующий термин или группу терминов. Внимание! Терминам, не соответствующим ни одному из... |
| Учебно-методический комплекс для студентов специальности «культурология»,... Рекомендовано в качестве учебно-методического комплекса по курсу «этика» для студентов специальности 031401– культурология, квалификация... | | Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах... Ниже следуют некоторые советы для трейдеров, которые готовятся окунуться в бассейн торговли причем основное внимание мы уделяем сохранению... |
 | Курсовая робота на тему методы прогнозирования объемов продаж Главное внимание в работе обращено на прикладное значение рассматриваемых методов, на экономическое истолкование и интерпретацию... | | НовостИ 11 февраля 2004. The National Interest. Сша Никому на Западе, в сущности, не следовало бы удивляться тому курсу, на который вступила Россия при администрации президента Владимира... |
| В н. волков А. В. Датий Рекомендовано в качестве учебно-методического комплекса по курсу «этика» для студентов специальности 031401– культурология, квалификация... | | Книга 8 из 7 предисловие тому кто мечтал о нотАх и тому кто позволил... |
| Интернет-экзамен в сфере профессионального образования Специальность Чтение. Виды текстов: несложные прагматические тексты и тексты по широкому и узкому профилю специальности. Письмо. Виды речевых произведений:... | | Интернет-экзамен в сфере профессионального образования Специальность Чтение. Виды текстов: несложные прагматические тексты и тексты по широкому и узкому профилю специальности. Письмо. Виды речевых произведений:... |
