74. Герои и проблематика одного из произведений современной отечественной драматургии второй половины ХХ в. (по выбору экзаменуемого). (Билет 23)
Вариант 1
Развитие драматургии во второй половине XX столетия - явление сложное и неоднозначное. Драматургия не стала единым и мощным явлением, она как бы «раздробилась» по отдельным темам, среди которых можно выделить следующие:
• «производственные пьесы» - «Сталевары» Г. Бокарева, «Человек со стороны» И. Дворецкого, «Протокол одного заседания» А. Гельмана, «Мы, нижеподписавшиеся» М. Шатрова;
• «психологические драмы» А. Арбузова, А. Володина, А. Вампилова, В. Розова, М. Рощина, Л. Зорина и др.
Основной идеей пьес, обращенных к производственно-трудовой тематике, стало изображение истоков и условий научно-технического прогресса. Главным героем этих произведений становится «деловой человек», командир производства. Героев пьес отличает гражданская активность, творческая страстность, развитый дух социалистического соревнования. Внутренний мир передового рабочего или секретаря парткома рассматривался в пьесах с особым пристрастием как образец и социальный феномен эпохи развитого социализма. Провозглашая идею духовно одаренной, духовно развитой личности, в действительности «производственная драма» делала героем человека жесткого, нередко жестокого, максималиста непримиримого и непреклонного.
В свою очередь «психологическая драма» в разработке нравственной проблематики была более многообразна и многопланова. Пьесы того времени, не касаясь впрямую проблем социальной, деловой, производственной жизни человека, тем не менее, обнаруживали взаимосвязь общественных катаклизмов и самочувствия отдельной личности.
В написанной в 1967 году и напечатанный в 1970 году пьесе «Утиная охота», А. Вампилов создал галерею характеров, озадачивающих зрителя и читателя, вызывающих огромное общественное беспокойство.
Перед нами одно из бесчисленных, возникающих в то время, как грибы, учреждений, именуемых КБ (конструкторское бюро), формируемых из инженеров, научных работников с самыми благими намерениями, но во многих случаях оказывающихся нерентабельными. Однако сотрудники таких учреждений получают сносную зарплату, продвигаются по служебной лестнице, выпускают «научные труды». На самом же деле, придя на работу, они не знают, куда деваться от безделья. Группу таких деятелей из провинциального центрального бюро технической информации изображает Вампилов в пьесе «Утиная охота». Их обязанность - пугать нововведениями на разных заводах, обобщать и информировать о них научный мир, хотя и нет во всей округе настоящих заводов. Сидя в кабинетах по два-четыре человека, они обсуждают очередные футбольные матчи, играют в шахматы, посмеиваясь над шефом, требующим обобщения опыта «модернизация поточного метода». Их рабочий принцип: «спихнуть и делу конец».
Эти слова принадлежат главному герою пьесы, инженеру Зилову. Автор так представляет героя: «Зилову около 30 лет, он довольно высок, крепкого сложения; в его походке, жестах, манере говорить много свободы, происходящей от уверенности б своей физической полноценности. В то же время и в походке, и в жестах, и в манере говорить у него сквозят некая небрежность и скука, происхождение которых невозможно определить с первого взгляда». Невозможно потому, что он вообще как бы лишён стержня. Когда на новоселье друзья спрашивают Зилова, что он больше всего любит на свете, тот так и не отвечает им. Сослуживец Казаков не без иронии бросает: «Больше всего на свете Витя любит работу». И эта реплика вызывает дружный смех. Его начальник, спасая положение, говорит: «Деловой жилки ему не хватает, это верно, но ведь он способный парень, зачем же так шутить?»
В действительности работа его не интересует. Все свободное время героя уходит на то, чтобы «выпить и закусить», да поволочиться за девушками любого круга. Как выражается одна из его любовниц, продавщица Вера, он «алик из аликов». И о работе он не может говорить без скуки и насмешки. «У меня срочные дела. Дела, дела. Днями и ночами. Горим трудовой красотой», - заявляет он жене по телефону, как раз в тот момент, когда затевает очередной флирт со студенткой. Зину, свою красавицу и умницу, он не любит. В течение четырех лет никак не соберётся навестить своего больного отца, которого назвал старым дураком.
И, несмотря ни на что его любят женщины, он легко увлекается, но ни к одной не испытывает настоящей привязанности. Он вообще легко загорается, но также легко гаснет. Он искренен в каждую конкретную минуту, хотя все считают его легкомысленным.
Лишь для успокоения жены он говорит: «Нет, из этой конторы надо бежать. Бежать, бежать...» Но в том-то и дело, что бежать он никуда не собирается. Покидая мужа, Галина говорит ему: «Куда я еду, к кому - тебе всё равно. И не делай вид, что тебя это волнует. Тебе всё безразлично. Всё на свете. У тебя нет сердца, вот в чём дело. Совсем нет сердца...» Он соглашается с ней, признаётся, что ему «опоршивела такая жизнь». «Ты права, мне всё безразлично, всё на свете.Что со мною делается,.» не знаю». Он признаётся также, что друзей, не имеет, работу не любит.
Остановись на этом автор, мы бы имели любопытный, но однозначный характер. У нас не было бы сомнения, как его оценить. Но А. Вампилов создаёт образ неоднозначный. Более того, видя пороки героя, наделяет его ещё одной неожиданной чертой. Дело в том, что у героя есть настоящая привязанность - утиная охота. В сущности, он целый год живёт ожиданием отпуска и утиной охоты. И не потому, что является заядлым охотником. Кажется, до сих пор он не убил ни одной птицы. Утиная охота привлекает его вовсе не азартной стороной. Обещая Галине взять её с собой на охоту, он говорит: «Такое тебе и не снилось, клянусь тебе. Только там я чувствую себя человеком». Говоря об охоте, он преображается, становится поэтом: «Ты увидишь -мы поплывём как во сне, не известно куда. А когда подымается солнце? О! Это как в церкви и даже почище, чем в церкви... А ночь? Боже мой. Знаешь, какая это тишина? Тебя там нет, ты понимаешь? Нет! Ты еще не родился. И ничего нет. И не было. И не будет...»
На первый взгляд, можно истолковывать привязанность героя к утиной охоте, как бегство из города, бегство от установившейся жизни. Но это было бы упрощением и не согласовалось бы с тем, что Зилов сможет стать другим. Преображение Зилова вряд ли возможно.
В образе Зилова запечатлены типичные явления, которые уже не зависят от самого героя, явления большей частью опасные и трудно искоренимые. Назвав их «зиловщиной», Валентин Распутин высказал предположение, что «...может быть, самая большая заслуга Вампилова как драматурга в том и состоит, что он одним из первых её распознал и показал».
Сложный и противоречивый характер Зилова отличается двойственностью: он складывается из обаяния и лжи, фантазерства и вероломства, честности и равнодушия. Раскрывая непростой внутренний мир героя, Вампилов исследует истоки неудавшейся человеческой судьбы, глубоко анализируя причины, ведущие героя к духовному краху.
Пьеса А. Вампилова - это глубокое и тонкое понимание человеческой психологии, сильные и убедительные характеры, напряженный сюжет, мастерство диалогов.
75. Особенности творчества одного из современных отечественных поэтов второй половины ХХ в. (по выбору экзаменуемого). (Билет 21)
Вариант 1
Поэзия Александра Кушнера - явление в современной поэзии достаточно интересное. Лирика для поэта - область чувств, намеков, ощущений, мыслей о вечном, а если о сегодняшнем, то в сопоставлении с вечным. Лирические стихотворения - это ряд остановленных мгновений, данных человеку в чувственном восприятии, пережитых и осмысленных. Любая подробность дорога и сама по себе, и как лазейка в святая святых души поэта и читателя. Кушнер необыкновенно последователен. Ни поэма, ни драма в стихах, никакие жанры, кроме небольшого лирического стихотворения, для него как для автора не существуют.
Он создал необыкновенно цельный поэтический мир. В этом мире путь человека лежит по едва заметной черте между бытием и небытием, жизнью и смертью. В смягченном виде переключается в бытовой план, и тогда путь пролегает между счастьем и бедой, благополучием и неблагополучием.
Вот счастье - с тобой говорить, говорить, говорить!
Вот радость - весь вечер, и вкрадчивой ночью, и ночью.
О, как она тянется, звездная тонкая нить,
Прошив эту тьму, эту яму волшебную, волчью!
Радость соседствует с тьмой. Тьму прошивает звездная нить, нить эта удерживает человека над темной ямой. Яма волчья, она же волшебная. Мечется го стороны в сторону маятник счастья - беды. Обнажаются противоречия бытия, в их столкновениях возникает острое переживание. Стихотворение можно понимать как страстное любовное объяснение, можно - как напряжение размышления «о жизни. О смерти. О том, что могли разминуться. Могли зазеваться. Подумаешь, век или два!». Учитывается и «дожизненный опыт, пока нас держали во мраке». Если посчастливилось преодолеть бесчисленные препятствия, жизнь осуществляется и оборачивается невиданным чудом. Заставленная комната с креслом и круглым столом, цветочки на скатерти становятся бесконечно важны: в них овеществляется жизнь, в них поэт нащупывает признаки пограничных, экзистенциальных ситуаций:
Мне совестно сказать, но, мнится, есть в году
Непрочных два-три дня, опаснейших, в июне.
Мерцают и сквозят... мы с жизнью, не в ладу:
Пробел какой-то в ней... в провале мы, в лакуне.
Нужно усилие, понимание поэтики Кушнера, чтобы осознать, что начинается стихотворение о Великой Отечественной войне. Для поколений, её переживших, петербургские белые ночи не могут оставаться столь же безмятежными, как для Пушкина.
Белой ночью 1941 г. началась война, которая принесла блокаду Ленинграда, гибель миллионов и навсегда изменила поэтическое зрение. Боль современников Кушнер выражает тихими, доверительными словами, не напрягая голоса. Начинает стихотворение:
И если спишь на чистой простыне,
И если свеж и тверд пододеяльник...
Дальше появляются новые детали. Обыкновенная жизнь, ничего в ней особенного, но описана она как необыкновенное и неоценимое благо, как чей-то щедрый подарок: тихо, темно, входная дверь заперта на ключ, не слышно чужой речи, музыки. Ну и что? Ради чего все это говорится? Но вот продолжение:
И не срывает с криком одеяло...
И вновь милые подробности: спишь себе, припав щекой к полотну с подтеками крахмала, и любимая женщина рядом... Но вот снова:
И не трясут за теплое плечо,
Не подступают с окриком и лаем...
Одним словом, если ты спишь у себя дома, а не концлагере...
И если спишь, чего тебе ещё?
Чего ещё? Мы большего не знаем.
Такая драматическая картина времени, в которое приходится жить, изображена Кушнером. Из ощущения непрочности, неустойчивости мироздания и человеческой жизни поэт извлекает и красоту, и счастье. Красоту хрупкую, счастье ненадежное, щемяще дорогое:
С самой жаркой, кровной стороны,
Уязвимо-близкой, дорогой -
Как мы жалки, не защищены,
Что за счастье, вечный страх какой!
Чтобы читатель ни на минуту не забыл, что его подстерегает, если он выпустит из рук тонкую звездную нить, поэт постоянно напоминает о той волшебной, темной волчьей яме, о небытии, из которого человек пришел и в которое уйдет. У Кушнера это могут быть не обязательно мифологические образы и темы. Это могут быть образы повседневного быта, даже не оттененные конкретной и реальной угрозой концлагеря, и все-таки зловещие, как, например, в следующем стихотворении:
Низкорослой рюмочки пузатой
Помнят пальцы тяжесть и объем
И вдали от скатерти измятой,
Синеватым залитой вином.
У нее такое утолщенье,
Центр стеклянной тяжести внизу.
Как люблю я пристальное зренье
С ощущеньем точности в глазу!
И ещё тот призвук истеричный,
Если палец съедет по стеклу!
И еще тот хаос пограничный,
Абажур подтянутый к столу.
Боже мой, какие там химеры
За спиной склубились в темноте!
И какие дивные примеры
Нам молва приносит на хвосте!
И нельзя сказать, что я любитель,
Проводящий время в столбняке,
А скорее слушатель и зритель
И вращатель рюмочки в руке.
Убыстритель рюмочки, качатель,
Рассмотритель блещущей - на свет.
Замедлитель гибели, пытатель,
Упредитель, сдерживатель бед.
Как подробно описана эта рюмочка! Даже на ощупь. Если в определенном смысле справедливо, что искусство слова - это искусство детали, то для поэзии XX века это справедливо вдвойне.
Перед читателем в стихотворении автор создает мир зыбкой идиллии. Снова граница, отделяющая её от распада, необыкновенно хрупка, почти условна, снова бытие - над пропастью. И только рюмочка, столь подробно описанная - единственная надежда, только за неё и можно уцепиться, чтобы попытаться укрыться от хаоса с его химерами. Теперь понятно, почему рюмочка столь подробно описана: ведь в ней не что иное, как единственная слабая надежда.
Вот за эту зыбкость, символичность, детализированность, ритмичность, многозначность не могут не нравится стихи современного поэта Александра Кушнера. |
