Е. А. Тюгашев > В. A. Алескерова
Скачать 159.67 Kb.
|
УДК 340.12Е.А. ТюгашевВ.A. АлескероваНовосибирский государственный университет ул. Пирогова, 2, Новосибирск, 630090, Россия E-mail: tugashev@academ.org, vefaaleskerova@mail.ru ФИЛОСОФИЯ ПРАВА З. ФРЕЙДА В статье рассматриваются основные положения философии права З. Фрейда. Проводится анализ его взглядов на природу права и преступления в первобытном обществе. Особое внимание авторы уделяют проблеме отцеубийства в контексте фрейдовской модели происхождения ранних систем права. Ключевые слова: Зигмунд Фрейд, философия права, отцеубийство, объединение доисторических братьев, материнское право, отцовское право. В учении З. Фрейда значительное внимание уделено примерам из области права, иллюстрирующим основные положения психоанализа. Предложенная Фрейдом оригинальная интерпретация правовых явлений стала источником формирования в криминологии психоаналитического подхода к анализу преступного поведения. В своем первоистоке применение психоаналитического подхода в криминологии имело умозрительный, метафизический характер [1. С. 132-133]. Это позволяет говорить о существовании психоаналитической философии преступления, а вместе с этим, и о существовании психоаналитической философии права. Задачей настоящей статьи является выявление, систематизация и обобщение представлений Фрейда о праве. Следует сказать, что политико-правовые взгляды выдающегося австрийского ученого только недавно стали предметом теоретического анализа. В. А. Бачинин обращает внимание на соотношение бессознательного и сознательного в поддержании правопорядка на основе «антропологемы витальности» [2. С. 254]. А. Б. Карабанов квалифицирует фрейдовскую концепцию происхождения власти и права как вариант теории естественного состояния и общественного договора [3. С. 11]. Обозначается тенденция к юснатуралистической интерпретации учения Фрейда о праве, что в целом соответствует традиции восприятия психоанализа как биосоциальной парадигмы. Кратко суть своих взглядов на право Фрейд изложил так: «В 1912 г. в “Тотем и табу” я попытался реконструировать древнюю ситуацию, которая решающим образом воздействовала на последующую историю. При этом я пользовался определенными теоретическими идеями Ч. Дарвина, Аткинсона, но особенно У. Робертсона Смита, соединив их с находками и толкованиями психоанализа. У Дарвина я заимствовал гипотезу, что первоначально люди жили в небольших ордах, каждый под деспотией более взрослого самца, присвоившего себе всех самок и наказывающего или устраняющего молодых самцов, включая и своих сыновей. В продолжение этого описания у Аткинсона: эта патриархальная система закончилась восстанием сыновей, объединившихся против своего отца, взявших над ним верх и совместно съевших его. Следуя теории тотема Робертсона Смита, я предположил, что после этого место отцовской орды занял тотемистический братский клан. Во имя возможности жить друг с другом в мире победившие братья отказались от женщин, из-за которых они и убили отца, и обрекли себя на экзогамию. Отцовская власть была разрушена, семьи организовывались [5] в соответствии с материнским правом» [4. С. 148-149]. Комментируя эти взгляды, следует, во-первых, отметить, что концепция Фрейда синтезировала гипотезы, уже выдвинутые в современной ему науке. В связи с этим нелегко указать, в чем собственно состоят оригинальные положения его концепции. Во-вторых, концепция Фрейда представляет собой историческую реконструкцию, своего рода мысленный эксперимент, результаты которого верифицируются не столько историческими данными, сколько эвристикой в объяснении ранее недооценивавшихся фактов. Бесспорная оригинальность концепции Фрейда состоит в соотнесении, если использовать термины Г. Маркузе, онтогенеза «подавленного индивида» и филогенеза «репрессивной цивилизации» [5]. Здесь он использует в целях взаимной коррекции моделей развития принцип системогенеза, известный по закону трех стадий О. Конта и биогенетическому закону. Если обращение к системогенетическому закону в общеметодологическом плане возражений не вызывает, то его конкретно-эмпирическая интерпретация воспринимается как недостаточно обоснованная. По этому вопросу представляется интересным суждение Маркузе: «Поскольку гипотеза Фрейда не подтверждается никакими антропологическими данными, ее можно было бы полностью отбросить. Но тот факт, что она расчленяет в последовательность катастрофических событий историческую диалектику господства и тем самым освещает до сих пор необъяснимые аспекты цивилизации, придает ей символическую ценность. Только в этом смысле мы используем антропологическую спекуляцию Фрейда. Возможно, что архаические события, постулируемые гипотезой, всегда будут вне досягаемости антропологической верификации, но последствия, с ними связываемые, являются историческими фактами, и интерпретация последних в свете гипотезы Фрейда придает им значение, которым не следует пренебрегать, ибо оно предуказывает историческое будущее. И если гипотеза кажется вызывающей здравому смыслу, то этот вызов – напоминание об истине, забыть которую его научили» [5. С. 58]. Высказанное Маркузе суждение мы оценивает как формулировку весьма продуктивного эвристического принципа. Во взглядах Фрейда, соответственно, нам представляется важным выделить те моменты, которые могут приоткрыть новые аспекты в понимании права. В этом смысле «антропологическая спекуляция» Фрейда, с одной стороны, должна быть реконструирована в ее относительной полноте, а с другой стороны – должна быть использована для реконфигурации известного эмпирического материала. Только тогда мы получим философию права З. Фрейда в ее внутренней логике и эмпирической экспликации. Основной работой, в которой Фрейд излагает свои представления о праве, является серия из четырех статей, объединенных в книгу «Тотем и табу. Психология первобытной культуры и религии» [6]. Обращаясь к этнографическим материалам по культуре аборигенов Австралии, Полинезии, Африки и других народов мира австрийский ученый поставил задачу применить психоанализ к невыясненным проблемам психологии народов: боязнь инцеста, амбивалентность табу, инфантильность тотемизма и др. В контексте обсуждения этих проблем Фрейд высказывает некоторые замечания и о праве. Следуя этнографическим представлениям своего времени, Фрейд в своей исторической реконструкции не проводит принципиального различия между правом и законодательством. Брачные запреты и предписания австралийских аборигенов он называет законодательством. Обращая на это внимание, подчеркнем, что Фрейд придерживался взгляда о существовании права в первобытном обществе. Так, в «Недовольстве культурой» он утверждает, что предписания табу были первым правом [7]. Не выделяя отдельно обычное право, Фрейд рассматривает многочисленные нормы и предписания, регулирующие жизнь первобытного общества, как правовые (законодательные) нормы, отмечая, что нарушение некоторых норм могло наказываться смертью. Таким образом, по применяемой мере наказания эти нормы, регулирующие брачные или пищевые отношения, фактически оказывались нормами уголовного права. Представляет интерес, что брачное законодательство, особенно, в части запрета инцеста [6], Фрейд интерпретирует как древнейшее законодательство человечества. И этой не удивительно, если не учесть что речь идет о родовом обществе, отношения в котором были основаны на матримониальном обмене. Положение о брачном законодательстве как древнейшем законодательстве неразрывно связано с положением, трактующем отцеубийство как основное и изначальное преступление человечества [8. С. 414]. Согласно реконструкции Фрейда, в условиях полновластия отца над ордой, его сыновей ожидала смерть, кастрация или изгнание. Но эти деяния отца нельзя оценивать как противоправные. Эти деяния вполне правомерны как поддерживающие правопорядок. Но убийство самого отца есть убийство законодателя – источника патриархального права1. Важно подчеркнуть, что в отцовской орде царил патриархальный правопорядок – установленное отцовское право. Отец обладал единоличным правом на всех самок и жестоко подавлял любые посягательства на них со стороны своих сыновей, которые вынуждены были похищать женщин с других стоянок. Таким образом, историческая первичная система права, согласно Фрейду, это – отцовское право. Положение о первичности отцовского права и, соответственно, положение об отцеубийстве как изначальном преступлении представляют интерес в контексте общемировой традиции «отцовского» позиционирования главы государства [10; 11]. В соответствии с общемировой традицией преступления против главы государства относятся к тягчайшим общественно опасным преступлениям, и, наоборот, особо опасные государственные преступления могут формулироваться как преступления против личности государя [12, с. 29.]. Ассоциативные связи между гипотетическим отцеубийством, политической практикой «тираноубийств» и общепринятой оценкой особо опасных государственных преступлений могут показаться достаточно отдаленными и слабыми. Но патерналистский архетип государственности связывает как опосредствующее звено эти элементы в единый комплекс. Фрейд определяет данный комплекс как «инфантильный отцовский комплекс» [6. C. 245], усматривая проявление его во враждебности, испытываемой низами по отношению к власть имущим. Истоком этой враждебности является асимметрия прав, сохранившаяся в современном обществе. «Сыноубийство» вплоть до настоящего времени сохраняет определенную легитимность, находя обоснование в необходимости «защиты Отечества». Данной асимметрии прав находится и доктринальное обоснование. В «Феноменологии духа» Гегеля мы находим фрагмент «Правительство, война, негативная власть». Правительство немецкий философ рассматривает как инструмент сохранения обществен ности от ее распада на изолированные, независимые системы. «Для того чтобы последние не укоренились и не укрепились в этом изолировании, благодаря чему целое могло бы распасться и дух улетучился бы, правительство должно время от времени внутренне потрясать их посредством войн, нарушать этим и расстраивать наладившийся порядок и право независимости; индивидам же, которые, углуб ляясь в это, отрываются от целого и неуклонно стремятся к не прикосновенному для-себя-бытию и личной безопасности, дать почувствовать в указанной работе, возложенной на них, их гос подина – смерть» [13. С. 242-243]. Войны, децимации, репрессии и другие политические кампании имеют гендерную асимметрию и распространяются, как правило, на «сынов», необходимость принесения которых в жертву легитимирована. Раскрывая содержание модели Фрейда, следует указать на правовой статус братьев. Перед отцеубийством они находились в изгнании, т. е. отбывали наказание как преступники (не так уже и важно, были ли они преступниками действительными, потенциальными или мнимыми). Следовательно, восстание братьев против отца есть восстание объединившихся преступников («братвы»), т. е. «криминальная» революция. Фрейд не объясняет, по каким причинам, стратегия «экспорта преступности», реализовывавшаяся до сих пор отцом, утратила свою эффективность. Не пытаясь сформулировать за него эти положения, обратим только внимание на то, что в процессе политогенеза [7] дружины молодых воинов постепенно начинают играть ведущую роль. Кроме того, говоря о братьях, едва ли следует ограничивать их круг исключительно кровными родственниками. Не исключено, что в среде братьев «по несчастью» возникал и действовал институт побратимства, инкорпорировавших в их сообщество изгоев из разных орд. Смешанный, «интер-ордный» состав братств, по-видимому, позволил позднее ввести табу на инцест и установить экзогамию, одним из механизмов которой был матримониальный обмен сестрами между братьями. Существование братств как относительно устойчивых организационных объединений необходимо предполагает действие братского права. История родового права знает системы материнского и отцовского права, но системы братского права не знает. Но в модели Фрейда такое право должно существовать. Характеризуя возникший в обществе в результате «великого переворота» дух братства, Фрейд указывает на «святость общей крови», «солидарность жизни всех», запрещения убивать тотем и брата [6. С. 335]. Перечисленные принципы, безусловно, являются правовыми ценностями. К ним можно также добавить принципы демократии и равенства (по крайней мере, братьев). Австрийский ученый резюмирует: «Сначала место патриархальной орды занял братский клан, обеспечивший себя кровной связью» [6. С. 335]. Существование братского клана институционально необходимо опосредовано правовыми нормами. Поэтому следует признать не только наличие братского права, но и его победы над отцовским правом. Таким образом, отцеубийство есть триумф братского права. Это и криминальная революция, и вместе с тем – правовая революция, обеспечившая поступательное развитие права. Так, сохранился установленный отцом запрет на брачные связи братьев со своими кровными родственницами. Более того, братья расширили сферу действия брачных запретов, распространив их и на отношения отцов со своими дочерьми. Запрет на убийство отца был дополнен запретом на убийство брата. В конечном счете, после распада братского клана и патриархальной контрреволюции в недрах уже не отцовской орды, а отцовской семьи возродилось отцовское право. Но это было право, опосредованное и модифицированное братским правом. Общество не утратило правовых оснований своего развития, а сохранило и расширило их, сохранив прошлое в снятой, преобразованной форме. Новый тип общества Фред характеризует следующим образом: «Общество покоится теперь на соучастии в совместно совершенном преступлении…» [6. С. 335]. С учетом положения Фрейда о регулярном воспроизведении в последующей истории архетипического отцеубийства в виде убийства тотема (быка на корриде, медведя на охоте и т.д.), на наш взгляд, представляет интерес выявление знаковых преступлений, ставших первоистоком локальной социальности. В истории США таким преступлением было знаменитое «Бостонское чаепитие» (1773 г.), положившее начало борьбе за независимость. Во Французской революции, как предполагает французский историк Р. Дарнтон, концепция братства основывалась «на мужском единении, основанном на насильственном овладении существом женского пола» [14. С. 233]. Каким бы ни было конкретное архетипическое преступление, популярная метафора «преступное общество» представляется не столь уж безосновательной. В то же время нельзя, безусловно, считать все членов общества соучастниками архетипического преступления. Такое соучастие возникает значительно позже, когда это преступление воспроизводится в символической форме. Но собственно «отцеубийство» – дело только братьев, но не их матерей и сестер. Последние остаются в поле отцовского права, а затем переходят в поле братского права. В связи с этим возникает вопрос о статусе и роли материнского (и сестринского) права. В модели Фрейда в результате устранения отца властных полномочий перешла к женщинам, наступило время матриархата [4. c. 93]. Он пишет о господстве в этот период материнского права, но параллельно определяет сложившуюся социальную организацию как «братский союз» или «клан братьев» [см.: 4. С. 93, 95, 151]. Налицо формальное противоречие в модели Фрейда: утверждение о господстве материнского права сочетается с представлением о братском клане как основной форме социальной организации. Любопытно, что данное противоречие практически не фиксируется исследователями. Так, итальянский философ Ю. Эвола в результате анализе социально-исторических [8] оснований генезиса концепции естественного права приходит к выводу, что эта концепция является возрождением материнского права, в рамках которого перед лицом Великой Матери все равны и находятся в состоянии «общественного братства» [15]. Но Эвола никоим образом не анализирует сосуществование материнского права с идеалом братства. На наш взгляд, в модели Фрейда необходимой составляющей должно быть признание существования в отцовской орде материнского права как подчиненной, субординированной формы права. При крушении отцовского права материнское право и оказывается собственно «естественным» правом, тогда как отцовское право на его фоне выглядит как искусственно установленное, позитивное право. Важно отметить, что, согласно Фрейду, «жестокий праотец» был образцом для братьев [6. С. 331]. В качестве образца отец оказывался «живым законом»2, т. е. нормой права, вновь и вновь устанавливаемой в непосредственной, живой деятельности. В частности, праотец как «живой закон» под влиянием матерей мог варьировать свое отношение к сыновьям [6. c. 332]. Отдельные сыновья, подражая отцу, могли вызывать его на поединок и убивать, что не противоречило отцовскому праву, поскольку отцеубийца всего лишь замещал носителя «живого закона», но не нарушал сам закон, так как сохранял в своем лице тот же образец поведения отца-деспота, транслируя его в межпоколенческой эстафете. Парадокс отцеубийства в модели Фрейда заключается в том, что оно не является преступлением, если преемник сохраняет отцовское право. Закон не меняется, не нарушается, а замещается его устаревший, физически и морально изношенный носитель. Правомерно также изгнание одряхлявшего отца из орды: в этом случае люди меняются, а правовые структуры остаются. Каким бы способом не устранялся отец, это происходит на основе отцовского права и соответствующих ему процессуальных формах, т.е. является нормой. Закон формально нарушается, если братья совместно нападают на отца-деспота. Неизбежно начинающая вслед за этим братоубийственная распря может вести к распаду орды, т. е. к неуспеху в групповом отборе. В свете пессимистической эволюционной перспективы такое нападение действительно выглядит преступным, независимо от того, завершается оно убийством отца или его изгнанием. Возмездие в этом случае приходит неотвратимо и объективно в рамках действия закономерностей естественно-исторического отбора. Таким образом, незаконным является не собственно убийство отца, а субъект деяния – коллектив братьев, который составляет единую, правовую личность. Этот коллектив изначально состоял вне действующего в отцовской орде закона, но как говорилось выше, формировал свой собственный закон. Как представляется, отцеубийство и формально может выглядеть легитимно, если отец-деспот замещается «коллективным отцом», т. е. коллективным руководством ордой. Но в результате формируется сложная, многоуровневая правовая организация орды. В ее недрах сохраняется материнское право. В рамках коллективного руководства братьев действует братское право. А в управлении ордой коллективу братьев необходимо реализовывать отцовское право. Реальный исход разрешения данного противоречия содержит целый спектр возможностей. Понятно, что эволюционную перспективу имел только тот вариант, при котором в среде братьев сохранялся запрет на женщин родного коллектива, но интенсифицировались похищения женщин из других коллективов, благодаря чему реализовывался эффект гетерозиса, увеличения жизнеспособности в результате более широкого генетического обмена. Каким же образом это могло произойти? В условиях конфликта отцовского и братского права безусловным становилось соблюдение братского права, позволявшего обеспечить коллективное руководство. Братское право, как действующий и «живой закон», основывалось на исключении из брачного круга кровных родственников и на захвате женщин из других орд. Закрепление этих норм объективно вело к формированию брачного права, основанного на принципе экзогамии. Неприкосновенность женщин собственной орды, как условие сохранения братских отношений, имела следствием возвышение материнского права, уже не подавляемого [9] отцовским правом. Естественно возникал культ Великой Матери. Образ Великой Матери и персонификация этого образа в матриархе необходимы для консолидации братской полиархии. Пребывая в изгнании, братья не могли идентифицировать себя с отцом, который ассоциировался с опасным зверем, что в последующем явилось предпосылкой замещения образа отца образом тотемного животного. Связь с родной ордой выражалась для братьев в образе матери. В связи с этим не случайным представляется обращение к символу матери в «блатном» фольклоре. В условиях первобытного образа жизни облики родных матерей объективно стирались, а воплощением символа материнства становилась женщина-матриарх, представлявшая женско-детскую группу. В результате материнское право становилось дополнением братского права. Последующее возрождение отцовского права было возможно только по отношению к захваченным женщинам из других орд. Первичный «живой закон» тем самым сохранял, воспроизводился и мультиплицировался. Но это вторичное отцовское право ограничивалось материнским правом и братским правом мужских союзов. Таким образом, внимательное рассмотрение проблемы первоначального преступления в модели Фрейда, дает основание полагать, что убийство праотца не являлось преступлением при сохранении действия братского права. Перехода власти от отца-деспота к братской полиархии был совершен легитимно в силу последующего введения запрета на инцест. Только в том случае, если бы такой запрет не был введен, можно было бы говорить об отцеубийстве как преступлении. Проведенный анализ проблемы отцеубийства в философии права З. Фрейда имеет важное значение в контексте задачи формирования и развития государств, репрезентирующих себя как «правовые» государства по отношению к своему историческому прошлому. Наиболее сложной проблемой здесь является легитимный переход (транзит) к правовому государству без учреждающего архетипического преступления. Список литературы 1. Иншаков С. М. Зарубежная криминология. М.: Издательская группа ИНФРАМ – НОРМА,1997. 363 с. 2. Бачинин В. А. Философия права и преступления. Харьков: Фолио, 1999. 607 с. 3. Карабанов А. Б. Политико-правовые взгляды Зигмунда Фрейда: Автореф. … к. юрид. н. М., 2001. 23 с. 4. Фрейд З. Человек по имени Моисей и монотеистическая религия. М.: Наука, 1993. 172 с. 5. Маркузе Г. Эрос и цивилизация. Одномерный человек: Исследование идеологии развитого индустриального общества. М.: ООО «Издательство АСТ», 2003. 526 с. 6. Фрейд З. Тотем и табу. Психология первобытной культуры и религии // Фрейд З. «Я» и «Оно». Труды разных лет. Кн. 1. Тбилиси, 1991. С. 193-350. 7. Фрейд З. Недовольство культурой [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://krotov.info/lib_sec/21_f/fre/freud_04.html. (Дата обращения: 12.01.10). 8. Фрейд З. Достоевский и отцеубийство // Фрейд З. «Я» и «Оно». Труды разных лет. Кн. 2. Тбилиси, 1991. С. 407-424. 9. Дадун Р. Фрейд. М.: Издательстство АО «Х.Г.С.», 1994. 512 с. 10. Краснов М. А. Глава государства: рецепция идеи «отцовства» // Общественные науки и современность. 2008. № 5. С. 68-69; № 6. С. 27-38. 11. Шимов Я. Батьковщина: Феномен патернализма в восточноевропейских обществах [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://www.polit.ru/article/2004/03/30/paternalism/. (Дата обращения: 12.10.11). 12. Курчеев В. С., Свиридов И. В., Тюгашев Е. А. Homo urbanus: Мегаполис в зеркале криминологии Новосибирск: Новосиб. гос. ун-т, 2009. 280 с. 13. Гегель Г. В. Ф. Феноменология духа. СПб.: «Наука», 1999. 14. Дарнтон Р. Братство: взгляд еретика // Одиссей. Человек в истории. 1994. М., 1994. С. 232-238. 15. Эвола Ю. Тайная природа естественного права [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://www.pravaya.ru/book/19/4391. (Дата обращения: 12.01.10). 16. Винчковский Е. В., Тюгашев Е. А. Философия права Л. Фейербаха Вестник НГУ. Серия: Право. Т. 4. 2008. Вып. 1. С. 8-13. E. A. Tyugashev, V.A. Aleskerova SIGMUND FREUDS LEGAL PHILOSOPHY This article presents basic points of Sigmund Freud’s legal philosophy. It contains the analysis of his views on the nature of law and crime in the prehistoric society. The author pays special attention to the parricide’s problem in context of genesis of the early systems of law. Keywords: Sigmund Freud, philosophy of law, the killing of the father, a band of prehistoric brothers, mother right, father right. Тюгашев Евгений Александрович – кандидат философских наук, доцент кафедры теории и истории государства и права, конституционного права юридического факультета НГУ. Алескерова Вефа Анвар кызы – студентка 3 курса юридического факультета НГУ. [10] 1 Р. Дадун называет убийство отца «Первоначальным Убийством» [9. С. 166]. 2 О феномене «живого закона» писал Л. Фейербах. Он также обращал внимание на проблему отцеубийства. [См.: 16. С. 11-12]. |
Добавить документ в свой блог или на сайт
Похожие:
 | А. А. Гордиенко С. Н. Еремин Е. А. Тюгашев Г68 Наука и иновационное предпринимательство в современном обществе: Социокультурный подход. Новосибирск: Изд-во института археологии... |
