Максим Карлович Кантор Совок и веник (сборник)





НазваниеМаксим Карлович Кантор Совок и веник (сборник)
страница9/48
Дата публикации22.08.2013
Размер4.14 Mb.
ТипДокументы
100-bal.ru > Военное дело > Документы
1   ...   5   6   7   8   9   10   11   12   ...   48

Трусы и бомба


Однажды я потерял в лондонском метро свои трусы. История, между прочим, банальная, хотя можно вообразить невесть что.

Дело было так. В тот год (как раз началась война в Ираке) я жил в Лондоне, ездил на работу в Брикстон и много пил. Умерла моя мама, на душе было тошно, а выпивка вроде притупляла боль. Я приезжал на Coldharbour lane, садился рисовать офорт и ставил перед собой бутылку чего-нибудь крепкого – а к вечеру бутылку выпивал. Выходил из мастерской, пошатываясь, плелся к метро, доезжал до дома, валился спать, а утром все сначала. Так вот и жил.

Пока пил, спорил со своими печатниками о войне в Ираке. Война вот-вот должна была разразиться – кровавому тирану Саддаму дали месяц на то, чтобы он уничтожил ядерное оружие, которого у него не было. «Посмотрим, посмотрим, – говорил Мэлвин, – как поведет себя этот ублюдок! Ему дали шанс! Он не заслужил этот шанс, но мы дали шанс!». Я доказывал Колину и Мэлвину, что у Саддама нет оружия массового поражения, а значит, он не может его уничтожить.

– Условия задачи невыполнимые, – говорил я Мэлу, – ты не можешь отдать то, чего у тебя нет!

– Нет уж, пусть уничтожит! Если хочет мира – пусть уничтожит бомбы!

– Это логично, Макс! – горячо говорил Колин. – Мы требуем уничтожить ядерное оружие. Вот и все.

– Но у него нет ядерного оружия!

– Саддам Хусейн, – говорил Колин значительно, – убивает в день пятнадцать тысяч человек.

– Что за бред?

– В газете написано!

Каждый день ребята прочитывали две-три газеты, как и подобает англичанам. В забегаловке у Дианы на столиках валялась желтая пресса, покрытая бурыми пятнами кетчупа. И Мэл, и Кол набирали себе «Daily mail», «Evening standard», «Daily post» – и придирчиво изучали. На третьей странице всегда фотография девушки с большими голыми грудями, на последней – свежие новости о Романе Абрамовиче и футболе, а в середине газеты – немного о политике. Мэл лопал сардельки и читал все подряд: он долго разглядывал девичьи прелести, долго читал про футбол. Но и политикой тоже увлекался.

– It is very serious, Max. He kills indeed.

– Пятнадцать тысяч в день? А в месяц это сколько выходит? А в год? А народу вообще в Ираке сколько? Ты хоть посчитай!

– Может быть, он убивает пятнадцать тысяч в месяц, – сказал Мэл ответственно и твердо. – Но мы не можем ему и этого простить.

– То есть, в год получается сто восемьдесят тысяч человек? А за десять лет – почти два миллиона?

– Да, Макс. Но мы остановим гада.

– Ваш Блэр – вот кто настоящий гад!

Долгого спора о политике Мэл не выдерживал: футбол и жратва оттесняли сострадание невинноубиенным. После кратких рассуждений о тирании он обращался к теме свиной отбивной в Гримсби и собирал вокруг себя слушателей. Про войну в те дни я говорил с пожилым беженцем из Ирака, который держал прачечную возле метро. Сутулый, сморщенный восточный человек принимал у меня грязные рубахи и печально соглашался с тем, что оружия массового поражения у Саддама нет, а значит, война неизбежна.

– Ведь это же глупо, – говорил я печальному человеку в прачечной, – война неизбежна именно потому, что ядерного оружия нет. Казалось бы, все должно быть наоборот, да? А тут логика отсутствует.

Он кивал, смотрел на меня скорбными глазами и шел стирать рубахи.

– В мире вообще нет логики, – говорил он.

История с трусами тому подтверждение. В тот день я собрал три рубахи, чтобы отдать скорбному иракцу, а в отдельный пакет положил трусы и носки. Когда шел на работу, отдал в прачечную пакет с рубахами, а пакет с трусами отдать забыл – почему так произошло, объяснить не могу, вероятно, заболтались о войне. Уже на улице я сообразил, что один из пакетов все еще при мне – и решил, что возвращаться не стану, занесу трусы в прачечную по дороге домой. Но возвращался я поздно, и прачечная была закрыта. Я был уже пьян, меня шатало, я хотел спать. На душе было скверно, я купил еще шкалик водки у метро, выпил, совсем захмелел. Я уснул в вагоне, едва не проспал свою остановку, но все-таки проснулся, вышел – а трусы забыл на сиденье.

Пропажу обнаружил утром, когда протрезвел. Это было настолько несуразно, что даже и рассказать про это было невозможно. Как и в случае с отсутствующим оружием массового поражения, которое надо уничтожить к определенному сроку, иначе начнется война – история с пропажей трусов не поддавалась внятному объяснению. «Я напился и потерял трусы в метро» – дико звучит. «Я потерял трусы в метро, потому что у меня умерла мама» – того не лучше.

Я приехал на работу, весь день мы печатали офорты, а вечером ребята-печатники стали собираться на party – Мэл пригласил нас всех в знаменитый клуб «Blacks».

Все отнеслись к этому походу ответственно: Мэл отыскал в шкафу свежую футболку, Колин достал из тумбочки перстень с черепом и надел на палец, а Мэган вплела в волосы какую-то пеструю дрянь – так, для самовыражения.

Прежде, когда создавали произведения искусства, отличающиеся одно от другого, творцы прекрасного не особенно следили за своей внешностью. Скажем, Ван Гог одевался в принципе так же, как Поль Гоген, Пастернак не тратил много времени на макияж, а Жан Поль Сартр не беспокоился о прическе. Полагаю, что художники исходили из того, что миру интереснее их продукция, нежели внешний вид.

Все радикально изменилось с тех пор, как продукция у всех творцов стала одинаковой. Возникла парадоксальная ситуация – вроде как с моими трусами или с ядерной бомбой у Саддама. С одной стороны, искусство открытого общества зовет к свободе, с другой – художники производят стандартную унифицированную продукцию; согласитесь, одинаковая продукция не демонстрирует свободы. Как быть, если видео, инсталляции, абстракции похожи друг на друга до неразличимости? Если N рисует квадраты и NN тоже рисует квадраты, то как отличить N от NN? Если A пишет матерные частушки и B пишет матерные частушки, то вопрос идентификации A и B, причем самоидентификации в том числе, встает очень остро. Участники художественной жизни второй половины двадцатого века подошли к проблеме серьезно. Отныне сам художник сделался необходимым дополнением произведения: его одежда, стиль жизни, внешний вид играют роль значительно более важную, нежели произведение, которое художник создает.

Скажем, в Берлине на всех вернисажах можно встретить двух бритых налысо лесбиянок в розовом трико из латекса. Это немолодые усталые тетки с потасканными лицами. Если бы их одеть просто в платья – на них никто бы не обратил внимания. Если бы они выглядели как все, их произведения (они делают что-то прогрессивное, забыл, что именно) не привлекли бы внимания общества. Но вот появляются в зале два странных лысых розовых существа – и общество взволновано. Люди понимают, что им предъявлен «message». Подобных месседжей ровно столько, сколько существует более или менее заметных фигурантов художественного процесса. Кто выщипывает брови, кто одевается в военный френч, кто носит повязку через глаз, кто рассказывает о своем сексе с домашними животными, кто борется за однополую любовь, и так далее, – одним словом, произведения недостаточно, самовыражение необходимо зафиксировать в облике творца.

И тем примечательнее, что иным деятелям удается без особых усилий приобрести выразительный внешний вид – тогда как большинство потеет, вырабатывая правильную жизненную концепцию.

Вот, допустим, Мэлвин Паттерсон – огромный лысый мужчина с большим животом. Он носит рваную кожаную куртку и тяжелые армейские ботинки, он выглядит так, словно рисует квадраты на полиэтиленовых мешках, потом в эти мешки испражняется и швыряет их с крыши дома. Выглядит Мэл как серьезный человек, которому есть что сказать миру. Но нет, месседж Мелвина гораздо скромнее – он всего-навсего рисует кошек. А выглядит как радикальный художник. Видимо, из-за внешнего вида его и приняли в клуб «Blacks», где собирается продвинутая художественная публика.

Мы доехали до клуба, прошли внутрь – вы наверняка бывали в таких заведениях: что-то вроде дискотеки, только считается, что публика думает о высоком. Все курят марихуану и пьют пиво. Привычная наша брикстонская рванина смотрелась тут как продуманный туалет.

Мы уселись за стол, заказали пива, Мэл познакомил меня с радикальным художником Крисом – бритым наголо геем. Свою сексуальную ориентацию Крис обнародовал незамедлительно после знакомства, он говорил напористо, с вызовом. Крис рассказал также и о своем творчестве. Он собирался обмазать рояль навозом (честное слово, я не сочиняю) и сыграть на нем. И вся фигура Криса свидетельствовала о его неординарности – на пальцах у него были перстни с черепами и фаллосами, в ушах серьги, футболка не закрывала живот, а на животе была татуировка.

– Макс тоже художник, – сказал Мэлвин, и Крис посмотрел на меня подозрительно. Он не склонен был так вот сразу дарить мне титул художника. Много развелось сегодня филистеров, которые именуют себя художниками.

Он спросил меня, что я делаю, и мне стало неловко. Я вообще стесняюсь говорить, что рисую картины – это звучит примерно так же убого, как если сказать, что развожу герань или вышиваю крестиком. И «занимаюсь офортом» тоже не звучит.

И тут я понял: мне есть что сказать. У меня тоже есть месседж. Неважно, что мой месседж прозвучит нелогично – какая уж тут логика, если войну объявляют по причине отсутствия того, что послужило бы поводом к войне.

– Вчера в метро я потерял трусы, – сказал я.

Колин и Мэлвин поглядели на меня тревожно, а Крис всмотрелся мне в лицо внимательно – и в его маленьких обкуренных глазках я прочел одобрение. Мы говорили с ним на одном языке. Он поверил в то, что я тоже художник.

– На какой станции? – спросил Крис.

– В районе Стоквела, – сказал я наугад.

– Да, там народу немного. Вечером, да?

– Часов в одиннадцать.

– Cool. Really cool.

Взгляд его сделался мечтательным: он воображал себе сцену в вагоне.

Нам принесли пиво, и мы чокнулись с Крисом. Потом перешли на дрянной виски, и скоро я напился. Разговор за столом был обычным для того времени: о демократии, о том, что нельзя сидеть сложа руки, когда fucking Hitler готовит ядерную войну, немного о гомосексуализме, немного о концептуализме – словом, обычная болтовня интеллектуалов. И мне было приятно, что дурацкая история с пропавшими трусами помогла мне втереться в общество по-настоящему радикальных людей.
1   ...   5   6   7   8   9   10   11   12   ...   48

Похожие:

Максим Карлович Кантор Совок и веник (сборник) iconМаксим Карлович Кантор в ту сторону
Р-52 Раджабова Н. Н., Умарова Б. Х хусанова Т. К. Методические разработки для самостоятельной работы по русскому языку для студентов...
Максим Карлович Кантор Совок и веник (сборник) iconМ. К. Кантор Вечер с бабуином: Комедии Максим Кантор, автор Учебник
Подготовлены Комиссией по правилам Комитета судей и рефери (кср) Федерации настольного тенниса России (фнтр) в составе: Пенов Г....
Максим Карлович Кантор Совок и веник (сборник) iconМаксим Горький Чужие люди Горький Максим
Ты жил между нами, покинутый и забытый своими То горе жизни и те пороки, которые мы носили и делили вместе, были нашим общим несчастием....
Максим Карлович Кантор Совок и веник (сборник) iconКакое слово надо поставить вместо многоточия?
Уха (1), капуста (2), фара (2), халат (2), глагол (3), коза (2), велосипед (3), веник (2), имя (1)
Максим Карлович Кантор Совок и веник (сборник) iconМаксим Калашников. Вперед, в СССР 2!
Учитель думать, уметь сформулировать математическую мысль. Развивать интерес к математике
Максим Карлович Кантор Совок и веник (сборник) iconМаксим Карпенко Вселенная Разумная
Вандышев Валерий Васильевич (родился в 1941 г.) доктор юридических наук, профессор
Максим Карлович Кантор Совок и веник (сборник) icon«история россии»
Составитель: Суворов Максим Викторович, кандидат исторических наук, доцент кафедры Отечественной истории
Максим Карлович Кантор Совок и веник (сборник) iconСборник задач по физике 8-10 Просвещение 26 30 116
Сборник заданий для подготовки и проведения письменного экзамена по математике за курс средней школы
Максим Карлович Кантор Совок и веник (сборник) iconУчебно-методический комплекс
Паламарчук Максим Леонидович — ассистент кафедры культурологии и межкультурной коммуникации, теории языка и журналистики мгпу
Максим Карлович Кантор Совок и веник (сборник) iconСборник
Сборник методических материалов: Из опыта работы сотрудников системы образования Юго-Восточного образовательного округа/ Составители:...
Максим Карлович Кантор Совок и веник (сборник) iconНа конкурс представлено 14 работ в трех номинациях
«Среди домов, асфальта и машин» (Мини-реферат): Черенков Максим, 14 лет, «Большая синица»
Максим Карлович Кантор Совок и веник (сборник) iconМаксим Блант Финансовый кризис
Резервный день для прохождения гиа в новой форме в 9 классе по математике, истории России, биологии, физике
Максим Карлович Кантор Совок и веник (сборник) iconРечевое взаимодействие. Нормативные, коммуникативные, этические аспекты устной и письменной речи
Принцип кооперации, предложенный Г. П. Грайсом, состоит из нескольких максим (правил)
Максим Карлович Кантор Совок и веник (сборник) iconСборник статей
Дидактика художественного текста: Сборник статей / Под ред. А. В. Татаринова. Краснодар: Кубанский государственный университет, 2007....
Максим Карлович Кантор Совок и веник (сборник) iconНп сро «Союз Стройиндустрии Свердловской области»
Хмелев Максим Александрович Председателя Совета Директоров ООО «Инвестиционно- строительной компании» Председатель Аттестационной...
Максим Карлович Кантор Совок и веник (сборник) iconПубличный отчет 2010 г
В конце 19 века школы в с. Меловое не было. Первым организатором группового обучения грамоте был отставной солдат Мякотин Максим


Школьные материалы


При копировании материала укажите ссылку © 2013
контакты
100-bal.ru
Поиск