Криминалистическая полиграфология: миф или реальность?
Скачать 287.76 Kb.
|
1 2
| Комиссарова Я.В. Криминалистическая полиграфология: миф или реальность? // Библиотека криминалиста. Научный журнал. 2011. № 1. С. 96-108. Аннотация: Необходимость использования в борьбе с преступностью современных достижений науки и техники очевидна. Однако участники дискуссии по «проблеме полиграфа» сегодня, как и десятилетия назад, занимают диаметрально противоположные позиции - достаточно обратиться к публикациям «Новой адвокатской газеты» (печатного органа Федеральной палаты адвокатов России) за 2011 год. По мнению автора статьи, ситуацию отчасти дестабилизируют попытки отдельных сторонников применения полиграфа без должного обоснования придать его использованию масштаб более широкий, чем оно того заслуживает. В статье, учитывая ее ограниченный объем, автор излагает свою позицию так, чтобы читатели, при желании, могли обратиться к первоисточникам и составить свое собственное суждение по вопросу, вынесенному в заголовок. Ключевые слова: полиграф, психофизиологические реакции, идеальные следы, образ, энграмма, криминалистическая техника, «криминалистическая полиграфология». В отечественной литературе по юриспруденции в разные годы, помимо негативных, преимущественно, голословных заявлений о принципиальной невозможности использования полиграфа в советском уголовном процессе по идеологическим соображениям, встречались и более взвешенные суждения. В свое время И.Е. Быховский и А.Р. Ратинов, Г.А. Злобин и С.А. Яни, Г.Г. Андреев и М.Г. Любарский, другие ученые пытались привлечь внимание юридической общественности к научной стороне проблемы. В итоге совокупность целого ряда различного рода обстоятельств привела к тому, что 25 июня 1975 г. Председателем КГБ СССР Ю.В. Андроповым был подписан приказ об организации на базе ОТУ КГБ СССР лаборатории № 30 по изучению прикладных аспектов использования полиграфа, первым руководителем которой стал Юрий Константинович Азаров (1931-2006). В МВД СССР работа по изучению и практическому использованию полиграфа в борьбе с преступностью началась в 1989 г. В марте 1990 г. в Польшу для ознакомления с опытом использования полиграфа в раскрытии преступлений были направлены сотрудники МВД СССР, которые в отчете об итогах поездки сделали смелые даже для того времени выводы о необходимости использования полученных данных в ходе проработки вопроса об опытном внедрении «полиграфных устройств»1 в практику борьбы органов внутренних дел СССР с уголовной преступностью, а также о целесообразности командирования специалистов Академии и ГУУР МВД СССР в США для решения вопроса о приобретении «контактных и бесконтактных измерителей психологического стресса» и обучении методике их применения 6, с. 30-31. Новые политические и социально-экономические реалии, сложившиеся в стране в начале 90-х гг. ХХ в. (в том числе принятие Закона Российской Федерации от 13 марта 1992 г. № 2506-1 «Об оперативно-розыскной деятельности в Российской Федерации»), повлияли на позицию юридической общественности по «проблеме полиграфа». В 1993 г. во ВНИИ МВД был подготовлен первый в истории современной России сборник научных статей, посвященных различным аспектам использования нетрадиционных методов в раскрытии преступлений. Ученые-криминалисты задумались над вопросом о возможности придания проверкам на полиграфе «статуса» технико-криминалистического средства. В 1993 г. была опубликована статья В.С. Митричева и Ю.И. Холодного, в которой авторы, рассматривая различные аспекты «внедрения полиграфа в деятельность правоохранительных органов», характеризовали «испытания на полиграфе» как «криминалистический метод» 18, с. 173-180. В 1995 г. в пользу применения полиграфа в ходе допроса высказался В.И. Комиссаров 11, с. 43–47. Не вдаваясь в дискуссию, надо отметить, что сегодня в юридической литературе еще встречаются суждения в поддержку и развитие данного предложения 1, с. 51-54; 24, с. 112-113, однако подобный вариант решения «проблемы полиграфа» не стыкуется с методическими требованиями, предъявляемыми к проведению ПФИ, а также (несмотря на натяжки) противоречит УПК РФ в части, регламентирующей производство допроса как следственного действия. В связи с этим некоторые ученые и практики пришли к выводу о том, что в перспективе речь могла бы идти о новом процессуальном действии – опросе с использованием полиграфа (далее - ОИП, не путать с оперативно-розыскным мероприятием – прим. К.Я.), однако в настоящее время применение полиграфа при производстве каких-либо следственных действий (не только допроса, но и обыска, предъявления для опознания и др.) процессуально не оправдано 12, С. 107-108, 189-192; 7, с. 53-57. В 1997 г. В.А. Образцов в подготовленном под его редакцией учебнике по криминалистике в разделе «Криминалистическая техника» посвятил отдельный параграф «криминалистической полиграфологии» 13, с. 319-3292. Идея получила развитие. Ю.И. Холодный, проанализировав технологию применения полиграфа с позиций теории криминалистической диагностики, высоко оценивая эффективность его применения не только при раскрытии и расследовании, но и при профилактике преступлений, пришел к выводу, что совокупность научно-прикладных знаний о психофизиологическом методе «детекции лжи» с помощью полиграфа или иных аппаратно-программных средств, объединенная наименованием «криминалистическая полиграфология», должна рассматриваться в современной криминалистике как самостоятельная составная часть раздела «Криминалистическая техника»3. Надо признать, что такой подход в определенной мере не лишен оснований. Расцвет марксистско-ленинской философии, разработка психологической теории деятельности, использование категорий теории информации при изучении процесса доказывания в 60-70-е гг. ХХ в. оказали существенное влияние на формирование общей теории криминалистики. В результате многолетних плодотворных исследований Р.С. Белкин не только сам пришел к твердому убеждению, что теория отражения составляет теоретический и практический фундамент криминалистики, но также, проанализировав философский, криминалистический и уголовно-процессуальный смысл категории отражения, снабдил многие поколения ученых-криминалистов предельно четко сформулированной, внутренне непротиворечивой, адекватно сочетающейся с положениями теории доказательств концепцией, раскрывающей объектно-предметную сущность криминалистики 3, с. 47-67. Как известно, категория отражения в теории познания характеризует способность материальных объектов в процессе взаимодействия с другими объектами воспроизводить некоторые их особенности в своих изменениях. Применительно к криминалистике речь идет об изменениях, неизбежно происходящих в окружающей среде в связи с совершением преступления. Изменения в неживой природе как форма отражения преступления проявляются в виде материально фиксированных следов (отпечатков, оттисков) отдельных особенностей (чаще всего внешнего строения) взаимодействовавших объектов или их частей; повреждения, разрушения, деформации объектов; и т.д. Отражение преступления в живой природе (применительно к жизнедеятельности человека) происходит в виде образов события и обстоятельств преступления, формирующихся в памяти людей. Отсюда – традиционное для криминалистики разграничение следов на материальные и идеальные. Поскольку информация существовать без материальной основы не может, оперируя термином «идеальные следы», необходимо учитывать, что, с одной стороны, речь идет об информации о преступлении (содержании запечатленных в памяти человека образов), а с другой – о весьма специфической форме ее кодирования в процессе психического отражения4. Схематично процесс формирования идеальных следов (с известной долей условности) можно охарактеризовать так: информация, поступающая из окружающей среды, сначала обрабатывается системами сенсорной памяти, затем переводится в систему кратковременной памяти и далее фиксируется в памяти долговременной. Описанная «сенсорная модель» была предложена в конце 60-х гг. прошлого столетия, и, не смотря на значительную модификацию, до сих пор находит поддержку у большинства психологов и психофизиологов. Однако, по справедливому замечанию специалистов в области исследования памяти, процесс поступления информации из окружающей среды в долговременную память не следует упрощать, ибо существует множество свидетельств в пользу того, что имеет место движение информации в обоих направлениях: «Так, наши знания о мире, хранящиеся в долговременной памяти, могут влиять на фокус нашего внимания, который, в свою очередь, определяет, какая именно информация поступает в сенсорные системы памяти, как она обрабатывается и запоминается ли после этого» 2, с. 22-23; подробно о видах памяти и схемах переработки информации также см.: 20, с. 260-270. В любом случае мысль о том, что при проведении психофизиологического исследования с применением полиграфа (далее – ПФИ) полиграфолог так или иначе имеет дело с идеальными следами, напрашивается, что называется, сама собой. Первым, кто обратил внимание криминалистов на то, что использование полиграфа в целях выявления, возможно, скрываемой человеком информации могло бы пополнить арсенал технико-криминалистических средств и методов (насколько можно судить по публикациям), стал Ю.И. Холодный. Кратко охарактеризовав идеальные следы в традиционном для криминалистики ключе, подчеркивая, что данные следы, недоступные для непосредственного восприятия, познаются исключительно за счет материализации, которая может осуществляться в разных формах, указывая (что очень важно) на существование множества объективных и субъективных факторов, оказывающих влияние на процессы формирования и материализации идеальных следов, Ю.И. Холодный пришел к весьма оригинальному выводу, что применение полиграфа «делает идеальные следы доступными объективному исследованию до (т.е. без) их материализации» 31, с. 260-270. К сожалению, исследователи не всегда осознают сложность изучения с позиций психологии и психофизиологии феномена памяти как процесса запечатления, сохранения, изменения, воспроизведения, узнавания и утраты прошлого опыта, который делает возможным его использование в деятельности и/или восстановление в сфере сознания 20, с. 11. В целом верно уловив смысл обозначенной Р.С. Белкиным позиции относительно специфики идеальных следов, отдельные ученые сущность используемых при этом понятий все-таки недопонимают, «греша» упрощенчеством, допускают их смешение и подмену. Тот же Ю.И. Холодный в процитированной выше статье пишет о запечатлении образов «в сознании» людей, хотя термины «память», «сознание», «мышление» не должны употребляться в качестве синонимов, поскольку обозначают различные феномены, степень изученности которых существенно разнится5. Справедливости ради, надо отметить, что в более поздних публикациях, автор уточняет, что речь следует вести «о событиях, запечатленных в памяти» человека 30, с. 49 (не о событиях, а об образах – прим. К.Я.). Однако другой свой тезис о том, что идеальные следы, в отличие от материальных, подвержены «исключительно естественному разрушению (т.е. забыванию)», но недоступны для умышленного разрушения, т.к. «человек неспособен намеренно забыть, «вытравить» из памяти нежелательные для него события прошлого или отдельные их обстоятельства», Ю.И. Холодный с завидным упорством декларирует из публикации в публикацию6. Между тем, из психологии известно, что преднамеренное забывание (забывание, являющееся следствием процессов, инициированных с сознательной целью забыть) существует. В ситуациях, когда забывание не случайно, но и не «намечено сознательно», говорят о мотивированном забывании. Некоторые различают «вытеснение» и «подавление», полагая, что первый процесс – бессознательный, а второй, напротив, сознательный, преднамеренный. Но даже, когда речь идет о непреднамеренном забывании (забывании, которое происходит без намерения забыть) трудно установить, окончательно ли утрачен след, или же просто не был найден признак, который позволил бы человеку воспроизвести нужную информацию 2, с. 264-335. Не все криминалисты интересуются современными научно-прикладными разработками в тех областях, знания из которых используют, сплошь и рядом цитируя безнадежно устаревшую литературу, воспроизводя в своих публикациях суждения, ошибочность которых очевидна. Так, Д.А. Степаненко, излагая в монографии основы учения о криминалистической идентификации по мысленному образу, не видя различий в толковании понятия «мысленный образ» при изучении проблем моделирования в криминалистике и проблем формирования зрительного образа применительно к габитоскопии, пишет, что «субъективное отображение в памяти одного человека (наблюдателя) внешнего облика другого человека – это и есть мысленный образ» 25, с. 11-13. Понятие «идеальные следы» Д.А. Степаненко не использует, предпочитая понятие «след памяти», которое характеризует как «двуединое», отражающее диалектическое сочетание материального и идеального, воплощенных в мысленном образе, когда соотношение объективного и субъективного определяет степень адекватности следа памяти отображенному объекту 25, с. 22. В этой части позиция автора, поскольку в последнее время криминалисты все чаще используют термин «след памяти», нуждается в пояснении. Руководствуясь тезисом о том, что получение криминалистически значимой информации всегда предполагает работу с ее материальным носителем, криминалисты, когда речь заходит об идеальных следах, неизбежно сталкиваются с так называемой «психофизиологической проблемой», суть которой заключается в поиске ответа на вопрос о соотношении психических и физиологических (нейробиологических) процессов и которая в настоящее время весьма далека от урегулирования даже на гипотетическом уровне. Мы солидарны с Л.И. Полтавцевой в том, что разного рода процессы отражения являются объектом изучения различных наук и напрямую не исследуются криминалистикой; необходимые знания в контексте задач, решаемых криминалистикой, заимствуются ею, что не исключает, но предопределяет необходимость их теоретического осмысления 23, с. 40, 68-69. На наш взгляд, это особенно важно при обсуждении вопроса о целесообразности включения в криминалистику нового раздела. В данной ситуации попытки привнести в теорию и практику борьбы с преступностью очередное «ноу-хау» без должного анализа истории вопроса, без уяснения глубины его научной и эмпирической проработки не менее губительны, чем использование морально устаревших конструкций. В 2005 г. Л.А. Суворова защитила диссертацию на соискание ученой степени кандидата юридических наук, включив в число положений выносимых на защиту, тезис о целесообразности выделения «криминалистическая энграммологии» в самостоятельный подраздел «криминалистического следоведения», полагая что он должен охватывать «криминалистически значимые закономерности и особенности возникновения, существования, искажения, воспроизведения, иных трансформационных процессов идеальной уголовно релевантной информации, а также основанные на познании этих закономерностей законные и допустимые приемы и способы ее использования субъектом уголовно-процессуального исследования преступлений» 26, с. 6, 13-15. Очевидно, что «новатор» не знает сути понятий, которыми отважно оперирует. Слово «энграмма» (в переводе с греч.) означает «внутренняя запись»; так древние греки называли восковые таблички для записи значений различных знаков. В научный оборот термин был введён немецким зоологом и биологом Рихардом Земоном (Richard Wolfgang Semon) в начале XX в. Сторонник представления о памяти как об универсальном свойстве живого, Земон использовал этот термин для обозначения ярких комплексных воспоминаний, вызываемых простыми стимулами. Впоследствии под энграммой стали понимать гипотетическую «запись» в мозге, материальный носитель единичного воспоминания, совокупность изменений в нервной ткани, обеспечивающих сохранение результатов воздействия действительности на человека. Теоретически различают два типа энграмм: энграммы, кодирующие информацию о воспринятых ранее объектах в виде образов, и энграммы, посредством которых закрепляются программы действий 5. Изложенное позволяет нам внести важное уточнение в использование криминалистических терминов. Идеальные следы – это образы, несущие информацию о событии или его деталях, интересующую лиц, ведущих производство по делу, следы в памяти (выделено мною – К.Я.), а энграммы – их физиологическая основа. Именно энграммы в литературе часто именуют «следами памяти». В последние годы появились экспериментальные данные, позволяющие пролить свет на реальные механизмы функционирования памяти с участием энграмм. Так, группа американских исследователей под руководством Роберто Галана (Roberto Fernandez Galan), изучая реакции мозга пчелы на новые запахи, использовала методику, позволяющую наблюдать активность множества отдельных клеток в нервных структурах, ответственных за восприятие запаха. Таким образом нашла подтверждение теория, выдвинутая в 1949 г. канадским психологом Дональдом Хеббом (Donald Olding Hebb, 1904-1985), объясняющая нейрофизиологическую природу памяти. На уровне экспериментов с пчёлами энграмма впервые была «идентифицирована», что само по себе не только не поставило точку в отдельно взятом исследовании, но и незамедлительно привело к появлению новых гипотез, принципиально иначе трактующих совокупность известных науке фактов 8, с. 108-115; о физиологических теориях памяти также см.: 17, с. 198-206. Попытки уяснить физиологию памяти посредством изучения электрической активности человеческого мозга предпринимаются на протяжении почти 100 лет. Господствующей в настоящее время является точка зрения 20, с. 281, согласно которой в мозге последовательно (иногда перекрывая друг друга) разворачиваются как электрические, так и биохимические процессы. Сначала в ответ на стимуляцию в мозге складываются замкнутые конфигурации активных нейронов (своеобразные «модели» стимулов). Активность нейронов приводит к выработке специфических белков, которые становятся материалом для структурных изменений в нервных клетках. Между клетками складываются устойчивые синаптические соединения – «материальные носители памяти», энграммы. Однако ряд феноменов (к примеру, феномен спонтанного восстановления памяти после воздействия электрошока) не укладывается в рамки гипотезы о последовательных стадиях развития энграммы, что с позиций физиологии не позволяет признать данную гипотезу оптимальной. С позиций психологии внести таким образом ясность в решение вопроса мешают некоторые выявленные на сегодняшний день закономерности функционирования памяти. С одной стороны, ученым известно, что след в памяти упрочивается благодаря процессу консолидации. Это понятие применяется как в отношении вышеописанных изменений на нейрохимическом уровне (синаптическая консолидация), так и в отношении более масштабного процесса реорганизации зон мозга, поддерживающих память (системная консолидация). С другой стороны, существует феномен «реконсолидации», проявляющийся в том, что следы в памяти становятся уязвимыми (подвергаются опасности разрыва) всякий раз, когда информация воспроизводится, что привело ученых к новой гипотезе и разработке теории множественного следа 2, с. 131. Предельно точным объяснением специфики проблемы, актуальной для уголовного судопроизводства в связи со сложностью решения вопроса о достоверности свидетельских показаний, на наш взгляд, является высказывание М. Андерсона: «Люди склонны считать, что если они вспоминают что-либо случившееся двадцать лет назад, значит, они воспроизводят воспоминания двадцатилетней давности. Это справедливо только в том случае, если в течение этих двадцати лет мы ни разу не вспоминали об этом эпизоде. Но если мы вспоминали о нем, не исключено, что мы воспроизводим ту информацию, которую воспроизводили ранее. Факт воспроизведения какой-либо информации – сам по себе воспоминание со своим собственным контекстом и особенностями. Чем чаще мы вспоминаем то или иное событие, тем больше этих воспроизведенных событий накапливается в памяти. Если каждый раз информация воспроизводится полно и точно, этот процесс благоприятствует ее сохранению в памяти, если же вследствие вмешательства реконструкции воспроизведение неполное и неточное, может оказаться, что мы помним не то, что произошло на самом деле» 2, с. 272-273. Таким образом даже при беглом ознакомлении с сутью «психофизиологической проблемы» предложение о формировании «криминалистической энграммологии» представляется абсурдным. Но и целесообразность пополнения раздела «Криминалистическая техника» за счет «криминалистической полиграфологии» (во всяком случае, в том виде, в каком эту идею обосновывает Ю.И. Холодный) вызывает серьезные сомнения. Ю.И. Холодный придерживается мнения о том, что по результатам тестирования на полиграфе можно судить о наличии или отсутствии энграммы в памяти человека и о ее состоянии. Указывая, что воспринятая человеком посредством анализаторов (зрительного, слухового и т.д.) информация «в результате деятельности различных структур мозга трансформируется в совокупную активность множества нейронов, которые образуют нейрональный след того или иного события в виде энграммы», он полагает, что в последующем «это нейрофизиологическое отражение конкретного события, запечатленного в памяти, предстает в сознании человека как образ («идеальный след») этого события» 22, с. 45-47, 87-90. Поставив знак равенства между образом и энграммой, подменив диалектическое единство содержания и формы механистической конструкцией, Ю.И. Холодный сложнейший, до сих пор недостаточно изученный процесс формирования следов в памяти низводит до сугубо физиологических процессов (кстати, тоже изученных лишь отчасти), выхолащивая сущность психического отражения, игнорируя криминалистический смысл понятия отражение, о котором в свое время писал Р.С. Белкин. С учетом отмеченного выше отсутствия в науке единого подхода к решению психофизиологической проблемы, вариабельности и труднодоказуемости выдвигаемых на этот счет гипотез (включая те, с помощью которых ученые пытаются объяснить природу энграмм), специфики процесса извлечения информации из памяти, такого рода суждения ничем иным, кроме как проявлением дилетантизма, назвать нельзя. В свое время А.Н. Леонтьев писал о несводимости психического к физиологическому (невозможности свести психологические законы к законам деятельности мозга), о том, что уже к концу 70-х прошлого столетия сложились достаточно четкое фактическое различение психических процессов, с одной стороны, и реализующих эти процессы физиологических механизмов, с другой, а также система объективных психологических методов, в том числе методов пограничных, психолого-физиологических, исследований 16, с. 123. За истекшие десятилетия этот постулат не утратил своей актуальности. Связь мозга и психики является системной, а не линейной: «принципиально невозможно найти прямое соответствие любого психического явления каким-то физиологическим процессам головного мозга» 28; 34, с. 8-9. Важно и то, что среди «пограничных» методов психофизиологическим исследованиям с применением полиграфа в рамках психофизиологической диагностики всегда отводилась исключительно вспомогательная роль – прибор чаще всего использовался (и зачастую продолжает использоваться сегодня) как обыкновенный регистратор, вне связи с «детекцией лжи». В современных условиях (после появления компьютерных томографов нового поколения) говорить об эффективности применения полиграфа в ходе научно-прикладных психофизиологических исследований (особенно нейробиологических) и вовсе не приходится. Ю.И. Холодным была предпринята попытка обосновать свои суждения ссылками на им же разработанную теорию целенаправленного тестирования памяти (далее – ЦТП), согласно которой «в ходе тестирования на полиграфе образы событий (явлений), хранящиеся в памяти человека, могут быть намеренно актуализированы с помощью целевой установки и, далее, обнаружены по регистрируемым физиологическим реакциям, возникающим в ответ на предъявляемые ему (человеку) специальным образом подобранные и сгруппированные стимулы» здесь и далее: 30, с. 47-57. Данный, сам по себе достаточно общий тезис, разработчик теории ЦТП подкрепляет цитатами из трудов отечественных и зарубежных ученых по психологии и психофизиологии, опубликованных в 60-80 гг. прошлого века, придавая при этом гипертрофированное значение существованию так называемого «психофизиологического феномена», который, по его мнению, является «фундаментальным механизмом психофизиологии человека». Суть данного феномена применительно к процедуре тестирования на полиграфе Ю.И. Холодный, цитируя Ю.К. Азарова, излагает так: стимул (слово, предмет, фотография и т.п.), несущий человеку значимую в конкретной ситуации информацию о событии, образ которого запечатлен в его памяти, устойчиво вызывает физиологические реакции, превышающие реакции на предъявляемые в тех же условиях сходные, но не связанные с данным событием стимулы, не несущие человеку ситуационно значимой информации. Позиция Ю.И. Холодного была подвергнута аргументированной критике его оппонентами - специалистами в области прикладной психофизиологии и использования психофизиологического метода «детекции лжи» с применением полиграфа, один из которых - А.Б. Пеленицын участвовал в качестве инициатора, разработчика и исполнителя в ряде экспериментов, результаты которых не были столь обнадеживающими, как о том пишет Ю.И. Холодный, по мнению коллег, выдавая желаемое за действительное 9, с. 404-411; 21. Признавая, что определенную роль в возникновении и развитии психофизиологических реакций человека под воздействием внешних и внутренних стимулов играют все высшие психические функции (включая память, эмоции, мышление и т.д.), А.Б. Пеленицын, А.П. Сошников и О.В. Жбанкова верно указывают, что собственно процессы памяти не имеют непосредственной связи с теми механизмами функционирования вегетативной нервной системы, внешние проявления активности которых в виде физиологических изменений (реакций) регистрируются с помощью полиграфа: «Дистанция между ними огромна, и на ней есть много чего такого, включая эмоции, познавательные процессы и различные явления чисто физиологического порядка, что не позволяет информации, хранящейся в памяти человека, иметь устойчивое и однозначное отражение во внешних физиологических проявлениях, на основании которых можно было бы делать достоверные выводы как о самом факте наличия этой информации, так и о ее содержании» 21. Поэтому психофизиологический феномен является не «законом психофизиологии», а описанием явления, которое в одних условиях может относительно стабильно наблюдаться, а в других нет. Анализируя явления и процессы, непосредственно связанные с причинами возникновения психофизиологических реакций в ходе тестирования на полиграфе, А.Б. Пеленицын и его соавторы приходят к выводу о том, что приоритетное «пусковое значение» в ходе ПФИ принадлежит такой психической функции как внимание. За десятилетия проведения проверок на полиграфе во многих странах мира было не только накоплено значительное количество эмпирического материала, свидетельствующего об эффективности его применения, но и предложено множество теорий, отражающих попытки ученых и практиков описать природу психофизиологических реакций, выявляемых в ходе исследования с применением полиграфа обзор теорий см.: 19, 13-25; 32, с. 61-66. В начале XXI в. по ходатайству Министерства энергетики США под патронажем Национальной академии наук по заданию Правительства США был сформирован Комитет по исследованию научной обоснованности полиграфа (Committee to Review the Scientific Evidence on the Polygraph). В результате фундаментального анализа практически всех аспектов ПФИ, проводившегося экспертами в течение 19 месяцев, американские ученые констатировали, что «теоретическое обоснование применения полиграфа является весьма слабым», а различные теории оправдывают свое существование в различных ситуациях 30, с. 45-48. На наш взгляд, появление новых теорий (при условии их фундаментального научно-экспериментального обоснования) вполне способно приблизить ученых и практиков к пониманию природы психофизиологических реакций, выявляемых в ходе тестирования на полиграфе, но о разработке универсальной теории в обозримом будущем речь не идет. Впрочем, данное обстоятельство, учитывая специфику человекознания, не должно служить основанием для отказа от использования полиграфа в борьбе с преступностью и кадровой работе в форме, адекватной существующей степени научной обоснованности психофизиологического метода «детекции лжи» с применением полиграфа. Но может ли в такой ситуации «криминалистическая полиграфология» претендовать на статус отрасли криминалистической техники? Криминалистика (в силу своего предназначения), если можно так выразиться, на академизм не имеет права. Однако попытки модификации ее разделов чаще всего сопровождаются бурными дискуссиями, поскольку так или иначе затрагивают предметную область науки. Достаточно обратиться к темам докладов, посвященных общетеоретическим проблемам криминалистики, озвученных участниками Международной научно-практической конференции «Криминалистика ХХI века», прошедшей в г. Харькове (Украина) 25-26 ноября 2010 г. 10, с. 13-17; 35, с. 55-59; и др.. Не вступая в полемику относительно реалистичности глобальных новаций типа «криминалистической адвокатологии», позволим себе ограничиться констатацией того факта, что своевременное включение в криминалистическую технику новых разделов с учетом тенденций и направлений научно-технического прогресса не только возможно, но и желательно. При этом все предлагаемые авторами нововведения должны опираться на сложившиеся реалии, поскольку, как известно, добавление прилагательного «криминалистическая(ое)» к совокупности данных, заимствованных из других наук, еще не означает, что новое направление криминалистической техники можно считать сформировавшимся. Согласно классическому подходу к решению проблемы, нашедшему отражение в учебниках по криминалистике, основаниями для «получения прописки» в кримтехнике можно считать: а) решение специфических криминалистических задач, которые не ставятся при исследовании подобных объектов в других сферах человеческой деятельности; б) специфику объектов исследования и в то же время их распространенность применительно к сфере раскрытия, расследования и профилактики преступлений; в) методологическую и методическую разработанность нового направления 14, с. 73-74. Об этом же в 2003 г. писал и Ю.И. Холодный 22, с. 58-59, полагая, что есть все основания признать «криминалистическую полиграфологию» новым направлением кримтехники, потому что она: «а) нацелена на решение специфических криминалистических задач, связанных с исследованием идеальных следов преступлений; б) характеризуется распространенностью (неуклонно нарастающий объем прикладного применения ОИП в правоохранительной практике) и спецификой объектов исследования (аппаратурный подход к исследованию памяти человека в криминалистических целях); в) обладает методологической и методической разработанностью (обеспечена собственной частной криминалистической теорией)». В этой связи надо сказать, что, во-первых, назначение полиграфологии не может быть сведено к решению «специфических криминалистических задач». Практика всех стран мира, где используется полиграф, свидетельствует о востребованности ПФИ не только в борьбе с преступностью, но и в работе с кадрами. Задачи, выносимые на разрешение полиграфологов, в рамках профессионального кадрового отбора, не являются «специфическими криминалистическими» (даже при условии чрезвычайно широкого толкования понятия «криминалистическая профилактика»). Проблемные аспекты материализации идеальных следов при производстве следственных действий, объективно низкий уровень проработки вопросов, связанных с получением криминалистически значимой информации в ходе общения между участниками уголовного судопроизводства (в том числе в процессе невербальной коммуникации), конечно, позволяют говорить о том, что проведение ПФИ при осуществлении оперативно-розыскной деятельности и расследовании преступлений является одним из немногих имеющихся сегодня в арсенале криминалистики средств работы с идеальными следами, но это не означает, что использование психофизиологического метода «детекции лжи» с применением полиграфа ограничено рамками решения исключительно криминалистических задач. Что касается объектов ПФИ, то здесь с Ю.И. Холодным можно согласиться лишь в общем плане – в том, что сами по себе идеальные следы как объект изучения в криминалистике обладают должной спецификой и распространенностью применительно к сфере раскрытия, расследования и профилактики преступлений. Однако с учетом высказываний Ю.И. Холодного о возможности по результатам тестирования на полиграфе судить о наличии или отсутствии энграмм в памяти человека, вряд ли его аргументацию по данному пункту можно считать убедительной. Кроме того, анализ «специфики» объектов исследования он подменяет ссылкой на использование «аппаратурного подхода к исследованию памяти человека», а «распространенность» объектов увязывает с ростом числа проводимых в России проверок на полиграфе. Между тем «распространенность» не является синонимом «востребованности», которая на практике (как это имеет место в отношении исследований с применением полиграфа) может быть обусловлена множеством различных причин. Относительно методологической и методической разработанности основ «криминалистической полиграфологии» - и вовсе не ясно, что имел ввиду Ю.И. Холодный, когда в 2003 г. писал о ее обеспеченности «собственной частной криминалистической теорией»: в публикациях, предшествующей цитируемой, а также последовавших за ней, автору статьи на таковую не удалось обнаружить даже намёка. К примеру, в одной из статей 29, с. 14-19, имеющих выраженную теоретическую направленность, Ю.И. Холодный констатируя, что «накопившийся в мировой практике объем сведений о психофизиологическом методе «детекции лжи» составляет самостоятельную совокупность научно-прикладных знаний, объединенных наименованием «криминалистическая полиграфология»», пишет о том, что ее потенциал не исчерпывается опросом с использованием полиграфа, полагая, что в рамках «криминалистической полиграфологии» речь должна идти о ещё нескольких частных методах, «входящих в единый психофизиологический метод «детекции лжи»», как то: а) акустический метод; б) психолингвистический метод; в) энцефалографический метод; и некоторые другие. Далее по тексту автор статьи излагает, по его мнению, «ряд новых для криминалистической науки теоретических положений», в той или иной мере касающихся работы с идеальными следами7. Но, как известно, совокупность отдельных теоретических положений, даже если бы они были не сомнительными, а весьма значительными и относились всецело к предметной области криминалистики, еще не есть частная криминалистическая теория 4, глава 8. По стечению обстоятельств именно в этот период Р.С. Белкин, обеспокоенной ситуацией, сложившейся в науке на рубеже тысячелетий, писал о том, что ознакомление с некоторыми современными источниками «внушает тревогу, в связи с той легкостью, с какой ранг частной криминалистической теории иной раз присваивается либо недостаточно аргументированно, либо вообще малоизвестным теоретическим конструкциям» 3, с. 221. С учетом изложенного «криминалистическая полиграфология» вряд ли может претендовать на нечто большее, чем статус «фантома криминалистики». Решение таким образом научно-прикладных проблем использования психофизиологического метода «детекции лжи» с применением полиграфа чревато его дискредитацией. Автор статьи позицию тех, кому идея «криминалистической полиграфологии» представляется заманчивой, не разделяет. Слишком велика опасность, что «прописка» в криминалистике может создать иллюзию глубины проработанности проблемы в то время, как на самом деле далеко не все ученые и практики осознают необходимость целенаправленного использования методов прикладной психофизиологии в борьбе с преступностью. С позиций юриспруденции есть иной способ решения «проблемы полиграфа». Криминалистика как прикладная наука не столько нуждается в завершенных теориях, сколько в апробированных практикой эффективных методах и средствах, пригодных к использованию при расследовании и профилактике преступлений. Учитывая специфический характер вопросов, интересующих следствие и суд при производстве по уголовному делу, результаты научно-прикладных исследований во все времена достаточно активно использовались (и продолжают использоваться) в судебно-экспертной деятельности. С этой точки зрения, эмпирическим путем доказанная эффективность ПФИ (при условии соблюдения всех «технологических» параметров его проведения), а также знание и понимание природы отдельных, наиболее важных процессов, обуславливающих возникновение психофизиологических реакций, регистрируемых с помощью полиграфа, представляются нам достаточным основанием для того, чтобы вопрос о возможности производства судебной психофизиологической экспертизы с применением полиграфа перевести из разряда дискуссионных в практическую плоскость. Главное здесь не переоценить значимость полученных таким образом доказательств. Komissarova Yaroslava Vladimirovna |
1 2
Добавить документ в свой блог или на сайт
Похожие:
 | Нобелевская премия миф или реальность? Эти вопросы являются главной целью моей работы | | Управленческие инновации в «консервативных» отраслях: миф или реальность? Эти вопросы могут лежать в совершенно разной плоскости, как в материальной, так и в нематериальной |
| Коррупция в образовании: миф или реальность Ведь Россия входит в число наиболее коррумпированных стран мира. Corruptio (лат.) – подкуп, продажность общественных и политических... | | Спид- реальность или миф? Задачи: ознакомить старшеклассников с информацией о болезни спид; формировать у них адекватность понимания проблемы существования... |
| Матч смерти: миф или реальность Строки из знаменитой песни Александры Пахмутовой «Как молоды мы были…». В сознании сразу же представляются футбольный стадион, болельщики,... |  | Реферат по дисциплине «Информатика и икт» на тему: «телефоносотомания миф или реальность?» Чтобы справляться с огромным потоком информации, мы непрерывно пользуемся благами цивилизации. Автомобиль, компьютер, бытовая техника... |
| Исследовательская работа «Живая и мёртвая вода: миф или реальность» Когда я прочитала эти строки в поэме «Руслан и Людмила», то у меня возник интерес и, очень захотелось узнать, существует ли живая... | | Рефератов «Кругозор» Тема исследования: «Путешествие на Марс: миф или реальность?» Работу Нет, не для переселения на далёкие планеты понадобятся космические полёты в первую очередь. Они необходимы самой Земле. Космонавтика... |
| Рабочая программа дисциплины м в. Од. «Криминалистическая характеристика... Осваивая учебную дисциплину «Криминалистическая характеристика коррупционных преступлений», студент готовится к следующим видам профессиональной... | | Программа 00-10. 00 регистрация гостей (фойе 1-го этажа ук №2), видеофильм... Миф и обучающиеся 9-11 классов образовательных учреждений Волгоградской области; участники и их научные консультанты получают сертификаты... |
| Создание педагогических ситуаций успеха как средства овладения обучающимися английским языком Существует миф, что иностранным языком невозможно овладеть в школе, нельзя создать языковую среду. Поэтому, когда я начала работать... | | Глубинные аспекты женской психологии Греческий миф об Эросе и Психее одно из самых подходящих повествований для изучения женской психологии. Этот древний дохристианский... |
| Ревальвация юаня реальность или показательный политический жест? Решение о повышении гибкости обменного курса юаня было объявлено за несколько дней до саммита "двадцатки" в Торонто и вызвало неоднозначную... | | «Н. Г. Гарин-Михайловский» «Детство Тёмы». Читать отрывки в учебнике... Написать творческую работу на тему (по выбору): «Мой любимый древнегреческий герой» или «Мой любимый древнегреческий миф» |
| Реферат Дисциплина: «Криминалистика» Тема: «Криминалистическая регистрация» Классификация учетов. Оперативно-справочные, розыскные и криминалистические учеты 5 | | Рабочая программа по специальному курсу Криминалистическая техника Изучение. 2,раздела учебника для вузов «Криминалистика» под ред. Аверьянова Т. В., Белкин Р. С., Корухов Ю. Г., Российская Е. Р.... |
