Лейли и меджнун
Скачать 1.03 Mb.
|
В долг не бери травинку — выйдет срок И возвращать тебе придется стог. А если взял, то, не вступив в торги, Заимодавцу в срок верни долги. Работай, каждым мигом дорожа. Лень точит душу, как железо — ржа. Разбей ларец, где мыслей жемчуга, Как голубь, с башни взвейся в облака. Ведь семь берез на четырех корнях, Где звезды, как заклепки на щитах. Коль войско смерти вызовут на бой, То упадут, рассыпавшись трухой. Когда наутро, пробудясь, восток Зажжет своим огнем огромный ток, А на закате наших вздохов дым Оденет небо пологом седым, — Жизнь учит нас: весь мир, что явлен нам, Наполненный огнем и дымом храм. ...Лейли свободной стала, но она Была кончиной мужа смущена. Хоть из ловушки вырвался джейран, Но муж — есть муж, и он судьбою дан. То не притворство: жаль супруга ей, Но о любимом скорбь еще сильней. Вдова на людях волосы рвала, Но слезы о возлюбленном лила. Смерть Ибн-Салама — грустный был предлог, Чтоб истину никто узнать не мог. Рыдая возле мужнего одра, Она желала милому добра. Он был ее ядром, ее судьбой, Муж — оболочкой, тонкой скорлупой. Все ж ей обычай нужно соблюдать, Ни перед кем лица не открывать. Должна теперь не год, а целых два В шатре сидеть безвыходно вдова. Просить аллаха отпустить грехи, В слезах читать печальные стихи. Обычаям покорна и верна, Она должна в печали быть одна. И, соблюдая траур, с этих пор — Чужих людей не допускать в шатер. Теперь ей осужденья не страшны, Сочувствовать ей близкие должны. Так причитала над своей судьбой, Что содрогался купол голубой. Страданью отдалась она во власть И плакала отныне не таясь. Лейли свободна, ей дышать легко, Страх и опасность скрылись далеко. ПРИБЛИЖЕНИЕ ОСЕНИ И КОНЧИНА ЛЕЙЛИ Настала осень, и на землю вниз Капелью рдяной листья сорвались. Казалось, кровь ветвей из малых пор Сочится, вырываясь на простор. Садов желтеет худосочный лик. Водой проточной не звенит родник. То золото, что блещет на земле, Зимою уподобится золе. Нарцисс озябший спрятаться спешит, Сошел с престола царственный самшит. Жасмин увял, и роза отцвела, Как будто книгу горести прочла. Шквал лепестков над вянущей травой, Как змеи у Заххака над главой. Извечный круг природы завершен, Сад оскудел, он пуст и обнажен. Так пред стихией, в ужасе дрожа, Бросают скарб, ничем не дорожа. Слабея сердцем, изнывает сад, Но пьяным соком полон виноград. Индус-садовник, всюду, где пришлось, Развесил гроздья виноградных лоз. И эти гроздья так черны на взгляд, Как головы кудрявых негритят. Головки их, покорно свесясь вниз, Орнаментом украсили карниз. Гранату шепчет персик: «Берегись, Эй, увалень, на землю не свались!» Гранат, как печень, треснув поперек, Кроваво-красный источает сок. Фисташка клюв раскрыла: «Не губи!» — К ней состраданья полон уннаби. Над цветником, над пышностью его Победно осень правит торжество. Лейли с престола вешней красоты Упала в черный кладезь маеты. Цветник не в срок сгубил недобрый сглаз, Светильник жизни на ветру угас. И золото повязки головной Заменено косынкою льняной. Стан, облаченный белоснежным льном. Слабей тростинки, чахнет с каждым днем. Как месяц молодой, Лейли тонка, Стан-кипарис дрожит от ветерка. Страсть сердца, овладев ее умом, Сжигает тело гибельным огнем. Роса померкла, обратясь в туман, Ланит бледнеет розовый тюльпан. Бросает лихорадка в жар и в стынь, И сахар уст стал горек, как полынь. Лейли больна — она изнемогла, — Нашла фазана острая стрела! Посев сжигает знойный суховей... И матери пришлось открыться ей. Ту тайну тайн, что мучает и жжет, Лишь сердце материнское поймет! «О мать моя, кто в этом виноват. Что с молоком ягненок выпил яд! Мой караван идет в последний путь, Слабею я, суровою не будь. Чем кровь свою с дыханьем каждым пить, Зачем терзаться, для чего мне жить? Страданья горечь молча я пила, Отрава эта губы мне сожгла, Чуть вздох трепещет, и чуть внятна речь — Мне тайну сердца больше не сберечь. С нее завесу мне сорвать пора — О мать моя, в дорогу мне пора! Прости меня, прости и обними, Последний вздох, последний взгляд прими! Разлука с милым виновата в том, Что я незримым ухожу путем. Моим глазам послужит пусть сурьмой Прах тех дорог, где шел любимый мой. Пусть на прощанье мой омоет лик Он розовой водою слез своих. Пусть вместо роз у скорбного одра Его дыханья веет камфара. Пусть капли крови саван окропят, Он для меня как свадебный наряд. Венчальную на дочь надень фату,— Невестою под землю я сойду. Когда мой странник, что бредет вдали, Услышит весть, что больше нет Лейли, Он поспешит застать меня в тщете, Увидев погребальную тахтэ, Он упадет в отчаянье немом На холм, где спит луна могильным сном. Над прахом он, похожий сам на прах, Забьется в причитаньях и слезах. Едины мы и в горе, и в судьбе... Его оставлю в память о себе. Во имя неба, не терзай его, О мать, молю, не презирай его. Не упрекай страдальца, я прошу, Поведай то, что я тебе скажу: Ласкай его, заботой окружи, Он мне дороже собственной души. «Когда Лейли ушла, — промолви так, — В безвестный край, в глухой подземный мрак, В предсмертное впадая забытье, «О мой Меджнун!» — слетело с уст ее. Своей любви единственной верна, В небытие взяла любовь она. А как ушла? Не спрашивай о том: Лишь о тебе кручинилась одном. Пока жила, до окончанья дней, Грусть по тебе сопутствовала ей. В последний путь судьба вручила вьюк — В нем боль утраты и тоска разлук. Земля сомкнула тяжкий свой покров, Но в глубине не умолкает зов. Так на скрещенье жизненных дорог Ждут весть от тех, кто дорог и далек. Оглядываясь, вдаль она бредет, И страшно ей идти одной вперед. Ступай за ней, в томленье ждет она В предвечности, в сокровищнице сна». Сорвался вздох, чуть слышно шелестя, Последняя слеза скользит, блестя. Доверив тайну той, что всех родней, Лейли ушла беззвучно в мир теней. И матери безмерная беда Немилосердней Страшного суда. С волос седых мать сбросила чадру, Их разметала с воплем на ветру. В невыразимой муке и тоске Себя, отчаясь, била по щеке. Рыдая в голос, волосы рвала И, причитая, доченьку звала. Как дальше жить ей — старой и седой? Иссяк родник с живительной водой. Щекою грела хладное чело, Но все напрасно, не вернуть тепло. Нет, не водой омыла дочь она, А влагой слез, что словно кровь красна. Так безысходно убивалась мать, Что небеса ей стали сострадать. От слез багряных, окропивших лик, Кровавым камень стал, как сердолик. В мерцанье скорбных слез была луна Как в ожерелье звезд погребена. Дочь умастив, не примирясь с бедой, И амброю, и розовой водой, Мать отдала, уже избывши страх, Земле — земное, праху — мертвый прах. Зашла луна, померкла в тьме ночей, Один остался горя казначей. ТРАУРНАЯ ПЕСНЬ МЕДЖНУНА «Друзья, глядите на теченье дней, Глядите на печаль души моей! О, поглядите, навсегда ушла Та, что с собою жизнь мою взяла! Тот, кто не видел, поглядеть спеши На плоть мою, лишенную души! Глядите, звезды, с горней вышины Сколь своды склепа мрачны и тесны! Павлин прекрасный в красоте своей,— Теперь, глядите, — пиршество червей! Та, что несла покой всем на земле, Глядите, спит теперь в могильной мгле! Ту красоту, что мир смутить могла, Глядите все, — могила отняла! Ту, чьим владеньем стала красота, Могильная сдавила теснота! Глядите, перл по чьей-то воле злой Могильною навек укрыт землей! Глядите, перл по чьей-то воле злой Измученный невзгодами, поблек! Где лунный кипарис, — спросите вы,— Повержен вниз, на пыль, глядите вы! Глядите, ужасаясь без конца, На небосвод, терзающий сердца! Глядите, люди, сколь азартен он — В игре бесчестной ставит жизнь на кон! На небо гляньте, сколь обманна высь, — Разрушит все, за что б мы не взялись! На лик мой гляньте, он от слез кровав, Разлуку с милым ликом испытав! Ее тюльпанный я не вижу лик, Глядите — желт я, как зимой цветник! В тоске по цветнику ее ланит, Глядите, сколь я жалок стал на вид! Глядите, хищный зверь в сухих песках Со мною здесь в сочувственных слезах! Глядите, дни навеки отцвели, Сгустилась ночь, тоскуя по Лейли! Глядите, если силы есть взглянуть, На горем изувеченную грудь! Глядите все, сколь безысходна грусть, И жалость вам сердца наполнит пусть. Могила, что священна и чиста, Глядите, кровью сердца залита! Глядите, здесь, под сенью гробовой, Та, что судьбу мою взяла с собой! Укрыла смерть ее крылом своим, Глядите, мертв я, хоть слыву живым! Я жаждал смерти, но зашла луна, Глядите, сколь судьба моя темпа, Глядите, нить любви оборвалась, Живой, горячей кровью запеклась! В драконьей пасти сгинула луна, Шипом, глядите, роза казнена! Глядите, мир открыл ворота тьмы, Он пожирает нас, и гибнем мы! Глядите, славой здесь позор зовут, Честь презирают и позором чтут! Глядите, я у смерти на весах, Крупицей невесомой лег мой прах! Смотрели все, — я жизнь от смерти спас, Глядите, погибаю я сейчас! Глядите, люди, пери умерла, И оглянитесь на свои дела! В поступках ваших, гляньте, нет цены — Дела господни вы свершить должны! Глядите все, кого вы погребли, Бог милосерд — уйду я вслед Лейли! Она, глядите, к господу ушла, Всем милостям господним нет числа! Я задержался, не ушел вослед, Глядите на меня — презренней нет! Но день грядет, и, сжалившись, аллах Соединит наш дух на небесах!» * * * Все горькие слова он исчерпал, И сетовал, и плакал, и стенал. Он о каменья бился головой, Стал каждый камень красным, как живой. И тернии, возросшие кругом, От жарких вздохов вспыхнули огнем. Не только камни, но и каждый след Кроваво-красный обозначил цвет, Тоскующий, от слез изнеможен, С трудом огромным шаг направил он, Неудержимо, как поток речной, К могиле заповедной и родной. И, руки распластав, на холм он лег, Лобзая солнцем выжженный песок. Бесплотный, словно тень и легкий прах, На жизнь свою он сетовал в слезах. И только звери рыскали кругом, Печалуясь о друге дорогом, Вплотную подойдя к тому холму, Не подпуская никого к нему. И люди, проходившие окрест, С опаской избегали этих мест. Не только люди, даже муравей Страшился преступить заслон зверей. Так, в смертных муках, без еды и сна Стирал он в книге жизни письмена. В юдоли скорби, в пагубе страстей Перечеркнул листы он жизни всей. Дня два иль три бедняк полуживой Промыкался средь псов деревни той, Кыблой могила стала для него, Не замечал он больше ничего. С могилы слезных глаз не отводил, Вставал, кружился, чтоб упасть без сил. Последняя страница прочтена Той книги жизни, что нам всем дана. КОНЧИНА МЕДЖНУНА У МОГИЛЫ ЛЕЙЛИ Пришла пора избраннику-певцу Свое сказанье подвести к концу. Тот слезный урожай был столь высок Зерном соленым он наполнил ток. И небо, запуская жернова, Глотало слезы, их смолов сперва. А тот, который слезы проливал, Так исхудал, что тенью тени стал. Вздох еле тлел на сомкнутых устах, И день его померкнул и зачах. Изнеможенный, встал он над холмом, Там, где спала невеста вечным сном. Его ладью кружила водоверть, Неотвратимо надвигалась смерть. В предсмертной отрешенности, своей, Раздавленный судьбою муравей. Воздев с укором длани в небеса, Разжав ладони и закрыв глаза, Сквозь слезы, испустив чуть слышный вздет, Три бейта прочитать с трудом он мог: «Тебя я заклинаю, о аллах, Величьем сил в надзвездных небесах. Молю, от мук меня освободи, К возлюбленной невесте приведи. Избавь от жизни тягостной земной, Дорогой трудной в мир веди иной!» Промолвив тихо головой склонясь, Могильный холм обнял в последний раз. «Любимая!» — раздался тяжкий стон, И с жизнью навсегда расстался он. Покинул перекресток тех дорог, Откуда мы уйдем в недолгий срок. Стезею той, велением творца, В небытие уходят все сердца. Нет ран таких, чтоб их глухую боль Не растравляла слез пролитых соль. Ты — охромевший мельничный ишак, Стал желт с лица, источник, сил иссяк, Беги отсюда, если плоть жива, — Все равнодушно смелят жернова. Оставь сей дом, переступи порог, Поторопись, грядет, бурля, поток! Седлай верблюда, собирайся в путь, Мост должен рухнуть, это не забудь! ПЛЕМЯ МЕДЖНУНА УЗНАЕТ О ЕГО КОНЧИНЕ Когда Меджнун покинул мир земной, Упреки и осуду взяв с собой, Когда на холм невесты пав ничком, Сомкнул глаза, заснув предвечным сном, В чертоге чадном счастье не найдя, Ушел, покой предвечный обретя. Он на могиле милой, — слух идет, — Лежал непогребенный целый год. Кольцом сидели звери вкруг него, На миг не оставляя одного. Спал величаво он, как шахиншах, А звери сторожили стылый прах, Как со святыни не сводя очей — Ни ясным днем, ни в темноте ночей. И человек уйти спешил скорей, Едва заслыша грозный рык зверей. Казалось людям издали порой, Что у могил кишит пчелиный рой. И полагали, что Меджнун, как встарь, Среди зверей царит как государь. И нет почетней цели у зверья, Чем охранять звериного царя! Не знали, что царю пришел конец — Вихрь разметал корону и венец... Что в мертвых жилах капли крови нет, Что бел, как жемчуг, высохший скелет. От солнечных лучей распалась плоть, Осталась праха бренная щепоть. И перл созданья, светоч жизни сей — Всего лишь связка высохших костей. Но волки неусыпно стерегли Надгробье над могилою Лейли, Чтоб посетитель не вступил ногой На скорбный прах могилы дорогой. Друг друга люди защищать должны, Не странно ли, что звери столь верны? Но год прошел, и звери разбрелись, И страхи постепенно улеглись. Страж времени, стоящий возле врат, Сорвав замок, открыл заветный клад. И люди вскоре, смелость обретя, На место заповедное придя, Узрели, что средь высохшей травы Белеют кости, пусты .и мертвы. И по наитью, внутренним чутьем Меджнуна угадали в прахе том. Молва по всей Аравии прошла, И о влюбленных память ожила. К святилищу проторена стезя, Там собрались родные и друзья. И, присмотревшись, стали причитать, И на себе одежду разрывать. Его останки в траурной тиши, — Ракушку без жемчужины души, Очистили, слезами оросив, И мускусом, и амброй умастив. Сам прах его благоуханным был, Дыхание любви он затаил. Все сокрушенно плакали о нем, Слезами Кейс омыт был, как дождем. Подняв благоговейно на руках, Земному праху возвратили прах. И рядом с той могилой погребли, Где вечным сном спала его Лейли. Исчезло осужденье навсегда, — Им в мире спать до Страшного суда. Покоиться в обители одной, В тишайшей колыбели земляной. А в память об ушедших, говорят, Вокруг могил чудесный вырос сад. Он расцветая в укор садам иным, — Приют для тех, кто любит и любим. И каждый, кто страданьем истомлен, Придя сюда, был тотчас исцелен. Касался он надгробных плит рукой — И обретал отраду и покой. Не покидал священный тот цветник До исполненья чаяний своих. Конец |
Похожие:
 | Материалы международной научно-практической конференции, посвященной... Лейли Леонардовны Надировой / отв ред. С. И. Дорошенко. – Владимир: Изд-во ВлГУ, 2013. – с. Isbn |
