Иркутский Государственный Университет Сибирско-Американский Факультет реферат по социологии Выполнили: Коробова Юлия
Скачать 297.13 Kb.
|
1 2
Парсоновская концепция социальной системыЛюди действуют вместе и против друг друга. Каждый принимает во внимание то, что ожидают другие. Когда такие взаимные ожидания достаточно определены и устойчивы, мы называем их стандартами. Каждый человек ожидает также, что другие намерены реагировать на его поведение. Мы называем эти ожидаемые реакции санкциями, некоторые из них кажутся весьма удовлетворительными, некоторые нет. Когда люди руководствуются стандартами и санкциями, можно сказать, что они вместе играют роли. Это удобная метафора. И фактически то, что мы называем институтом, вероятно, лучше всего определить как более или менее устойчивый ряд ролей. Когда внутри некоего института или всего общества, составленного из таких институтов, стандарты и санкции больше уже не удерживают людей, мы можем говорить вместе с Дюркгеймом об “аномии”. На одном полюсе имеются институты с всецело упорядоченными и отшлифованными стандартами и санкциями. На другом полюсе – “аномия”, или, как говорил Итс, центр не устойчив, или, как говорит Парсонс, нормативный порядок сломан. Роли, создающие институт, обычно как раз и не составляют одной “большой дополнительности” “признанных ожиданий”. Были ли Вы когда-нибудь в армии, на фабрике или, скажем, в семье? Да, это институты. Внутри них ожидания одних кажутся немного более устойчивыми, чем ожидания других. Это происходит потому, что у них больше власти. Или, выражаясь более социологично: институт – это ряд ролей, различающихся по своему авторитету. Когда люди признают одни и те же ценности, они склонны вести себя так, как, по их ожиданиям, будут вести себя другие. Более того, они часто считают такое соответствие чем-то очень хорошим – даже тогда, когда оно кажется направленным против их непосредственных интересов. То обстоятельство, что эти общепризнанные ценности воспитываются, а не наследуются, ничуть не делает их менее важными в человеческой мотивации. Напротив, они становятся частью самой личности. В качестве таковых они связывают общество воедино, ибо социально ожидаемое становится индивидуальной потребностью. Это настолько важно для устойчивости всякой социальной системы, что Парсонс использовал это как главный отправной пункт, когда анализировал какое-либо общество как работающую систему. Приведем перевод книги Парсонса в четырех параграфах: «Давайте представим себе нечто, что можно назвать «социальной системой», в которой индивиды действуют в соотношении с друг другом. Эти действия чаще всего упорядочены, ибо индивиды в системе признают определенный стандарт ценности, а также подходящие и практичные способы поведения. Некоторые из этих стандартов мы можем назвать нормами; те, кто действует в соответствии с ними, склонны действовать одинаково в одинаковых обстоятельствах. Поскольку это так, постольку существуют «социальные регулярности», которые можно наблюдать и которые часто весьма устойчивы. Такие длительные устойчивые регулярности я назову структурными. Можно рассматривать эти регулярности внутри социальной системе как больший и сложный баланс, то, что это метафора, я теперь намерен забыть, потому что мне хочется, чтобы вы считали реальным мое понятие равновесия. Имеется два главных средства при помощи которых поддерживается социальное равновесие, и в результате отказа от одного или обоих возникает нарушение равновесия. Первое средство – это «социализация», посредством которой новорожденный индивид делается социальной личностью. Часть этого социального становления личностей состоит в приобретении ими мотивов для совершения действий, требуемых или ожидаемых другими. Второе средство – «социальный контроль», под которым я понимаю все способы поддержания порядка среди людей. Под «порядком» я, конечно, подразумеваю такое типичное действие, которое ожидается и одобряется в социальной системе. Первая проблема в поддержании социального равновесия состоит в том, чтобы заставить делать людей то, что требуется или ожидается от них. Если этот путь не приводит к цели, возникает проблема применения других способов упорядочения. Лучшие классификации и определения способов социального контроля были даны Максом Вебером, я мало что могу добавить к тому, что он и немногие другие писатели после него сказали так хорошо. Один момент несколько затрудняет меня: каким образом возможно – при условии существования социального равновесия со всей социализацией и контролем, – чтобы кто-нибудь выбился из ряда? Этого я не могу объяснить достаточно хорошо в терминах моей Систематической и Общей Теории социальной системы. Есть и другой пункт, который не так ясен, как я хотел бы: как следует объяснить социальны изменения, т.е. историю? Относительно этих двух проблем я рекомендую всякий раз, как только вы столкнетесь с ними, предпринимать эмпирические исследования». Кризис методологии структурного функционализма Претендуя на «общую социологическую теорию», высокий теоретик фактически создает царство понятий, из которого исключены структурные черты человеческого общества, черты, давно и определенно признававшиеся фундаментальными для понимания общества. Согласно Парсонсу социологи его направления хотели бы изучать то, что люди желают, на что надеются. Они хотели бы также открыть, почему существует разнообразие таких ценностей, и определить, почему некоторые люди соответствуют, а другие не соответствуют им. Тогда, как отметил Дэвид Локвуд, социолог освобождается от всякого соприкосновения с “властью”, с экономическими и политическими институтами. Фактически вся книга Парсонса имеет дело гораздо больше с там, что по традиции называлось «узаконениями», чем с институтами какого-либо рода. В результате все институциональные структуры превращаются в своего рода моральную сферу или, точнее, в то, что называлось «символической сферой». Чтобы сделать этот пункт ясным:
Стоящие у власти пытаются оправдать свое управление институтами, связывая его с широко распространенными верованиями в моральные символы, священные проблемы, юридические формулы, как будто их власть является необходимым следствием этого. Эти центральные концепции могут относиться к богу или богам, к «голосу большинства», «воли народа», «аристократии таланта или богатства», «божественному праву королей» или к предполагаемой экстраординарной одаренности самого правителя. Социологи, следуя Веберу, называют такие концепции «узаконениями» или иногда «символами оправдания». Подобным образом в психологическом анализе такие символы господства, истолкованные применительно к отдельному индивиду, становятся основаниями и часто мотивами, которые влекут личностей к определенным ролям и санкционируют их исполнение. Если, например, экономические институты получают публичное оправдание в этих терминах, то ссылки на частный интерес могут быть приемлемым оправданием для индивидуального поведения. Но если чувствуется общественная необходимость оправдать такие институты в терминах «общественного служения и доверия», старые мотивы частного интереса могут повлечь за собой чувство вины или по крайней мере беспокойство среди капиталистов. Общественно эффективные узаконения часто становятся через определенное время эффективными в качестве личных мотивов. Итак, то, что Парсонс и другие высокие теоретики называют «ценностными ориентирами» и «нормативной структурой», относится главным образом к символам узаконения власти. Это в самом деле полезный и важный предмет. Однако такие символы не составляют автономной сферы в обществе. Их социальная пригодность определяется их способностью оправдывать или отвергать определенную структуру власти и определенные позиции в этой структуре. Их психологическая пригодность определяется тем, что они становятся основой для приверженности данной структуре власти или для противодействия ей. Правительства отнюдь не с необходимостью «имеют источник в моральном тождестве людей». Верить этому – значит смешивать узаконение правительства с причинами его возникновения. Часто, даже гораздо чаще, моральное тождество людей в обществе может основываться на том факте, что правители успешно монополизируют или даже навязывают символы своего господства. Около ста лет тому назад эта проблема плодотворно обсуждалась теми, кто считал, что символические сферы способны на самоопределение и что такие «ценности» могут на самом деле управлять историей. Символы, которые оправдывают определенную власть, отрываются от реальных личностей или слоев, которые распоряжаются этой властью. «Идеи», а не слои или личности, использующие идеи, считают правящими. Чтобы придать непрерывность последовательности этих символов, их каким-то образом изображают взаимосвязанными. Символы, таким образом, рассматриваются как «самоопределяющиеся». Чтобы сделать более правдоподобным это курьезное представление, символы часто «персонализируются» или им придается «самосознание». Их можно потом считать «Понятиями Истории» или последовательностью философов, мышление которых определяет динамику институтов, или же, можем мы добавить, понятие «нормативного порядка» можно превратить в фетиш. Если ценности не оправдывают институтов и не побуждают личностей исполнять институциональные роли, то какими бы важными они ни были в различных частных областях, исторически и социологически они не имеют значения. Мы можем говорить об «общих ценностях», когда большая часть членов институционального порядка принимает узаконение этого порядка, когда такие узаконения успешно выражают или по крайней мере благодушно охраняют подчинение. Такими символами затем пользуются, чтобы «определить ситуации» при исполнении различных ролей, а также в качестве масштаба для оценки вождей и приверженцев. Социальные структуры, обнаружившие такие универсальные и центральные символы, представляют собой, естественно предельные и «чистые» типы. На другом конце шкалы находятся общества, в которых господствующий ряд институтов контролирует все общество и навязывает свои ценности посредством насилия и угрозы насилия. Это обстоятельство не предполагает ломки социальной структуры, так как людьми модно эффективно руководить при помощи формальной дисциплины; а иногда, если люди не принимают институциональных требований дисциплины, у них может не быть шансов выжить. «Искусный писатель, нанятый реакционной газетой, может ради поддержания жизни и сохранения работы приспосабливаться к требованиям хозяйской дисциплины. В своем сердце и за пределами редакции он может быть радикальным агитатором. Многие немецкие социалисты сделались великолепными солдатами под флагом кайзера, не смотря на то, что по своим субъективным ценностям они тяготели к революционному марксизму. От символов к поведению и обратно длинный путь, и не всякая интеграция основана на символах». Можно легко представить себе один «чистый тип» общества как всецело дисциплинированную социальную структуру, в которой подданные по разным причинам не могут порвать с предписанными им ролями, но тем не менее не разделяют ни одной ценности власть имущих и, таким образом, отнюдь не верят в законность этого порядка. Такое общество было бы похоже на галеру, приводимую в движение рабами, когда механическое движение весел низводит гребцов до положения шестеренок в машине и вмешательства надсмотрщика требуется только в редких случаях. Галерникам не нужно даже знать о направлении движения корабля, хотя всякое отклонение от курса вызывает ярость надсмотрщика, единственного человека на борту, способного смотреть вперед. Между этими двумя типами – «общей системой ценностей» и навязанной сверху дисциплиной – существуют разнообразные формы «социальной интеграции». Большинство западных обществ имеет много расходящихся между собой «ценностных ориентаций»; их единство обеспечивается различными сочетаниями узаконения и принуждения. И то может быть правильным относительно всякого институционального порядка, не только политического и экономического. Отец может навязывать требования своей семье под угрозой лишить ее наследства или пользуется теми средствами насилия, которые может предоставить политический порядок. Даже в таких священных малых группах, как семья, единство «общих ценностей» отнюдь не является необходимым; недоверие и ненависть могут составлять ту субстанцию, которая соединяет семью. Общество также может, конечно, процветать без такой «нормативной структуры», которую теоретики высокого стиля считают универсальной. В связи с вышесказанным, задача не в том, чтобы решить проблему порядка, а только поставить вопросы, в противном случае, как того требует принцип совершенно произвольного определения, мы должны будем принять ту «нормативную структуру», которую Парсонс считает сердцем «социальной системы». Власть, согласно общепринятому теперь значению этого термина социологии, обозначает всякого рода решения, которые принимают люди относительно жизненных условий и относительно событий, создающий историю их жизни. Случаются события, совершающиеся помимо человеческого решения; социальные структуры изменяются не по явному решению. Но в той мере, в какой такие решения принимаются (или могли бы быть, но не были приняты), проблема того, кто участвует в их принятии (или не принятии), есть основная проблема власти. Мы не можем сегодня допустить, что людьми в конечном счете нужно управлять на основе их собственного согласия. Среди средств власти, которые преобладают теперь, имеется средство управлять и манипулировать согласием людей. То, что мы не знаем пределов этой власти и что мы надеемся, что она все-таки имеет пределы, не может заслонить того факта, что огромная власть теперь успешно функционирует без санкции разума или самосознания подчиняющегося. Конечно, в наше время нет необходимости говорить, что в конечном счете принуждение есть «основная» форма власти. Но в этом случае мы отнюдь не всегда охватываем суть дела. Авторитет (власть, обоснованная убеждениями сознательно подчиняющегося) и манипулирования (власть, осуществляющаяся незаметно для подчиненного) должны рассматриваться наряду с принуждением. В действительности все эти три вида мы должны постоянно различать, когда думаем о природе власти. В современном мире мы это должны постоянно иметь в виду, власть зачастую не столь авторитетна, как она казалась в период Средневековья. Оправдание решений правителей больше не кажутся столь необходимыми для потребления их властью. По крайней мере для многих великих решений нашего времени, особенно в области международных отношений, «убеждение» масс не было «необходимым»; решение просто принимались как свершившийся факт. Кроме того, идеологии, доступные власть имущим, часто не принимаются и не используются ими. Идеологии обычно возникают в ответ на эффективное развенчание власти; в Соединенных Штатах такая оппозиция в недавнее время была недостаточно эффективной, чтобы создать ощутимую потребность для новых правящих идеологий. Сегодня, конечно, многие, освободившись от верности преобладающим идеям, не приобрели новых и, таким образом, оказались невосприимчивы к политической деятельности вообще. Они не радикалы и не реакционеры. Они неактивны. Если принимать греческое определение идиота, как абсолютно частного человека, тогда надо сделать вывод, что многие граждане во многих обществах действительно идиоты. Это, выражаясь осторожно, духовное состояние кажется ключом к пониманию многих современных болезней политической интеллигенции, а также ко многим политическим затруднениям современного общества. Интеллектуальное «убеждение» и моральная «вера» вовсе не являются необходимыми ни для правителей, ни для управляемых, чтобы политическая структура продолжала существовать или даже процветать. Поскольку речь заходит о роли идеологий, частое отсутствие убедительных обоснований и преобладание массовой апатии является двумя центральными политическими фактами западного общества сегодня. В ходе любого серьезного исследования тот, кто примет только что изложенную точку зрения на природу власти, столкнется со многими вопросами. Но нам вовсе не помогут отвлекающиеся от сути дела допущения Парсонса, который просто предполагает в каждом обществе такую иерархию ценностей, которую мы вообразили. Кроме того, применение этой теории систематически препятствует ясной формулировке важных проблем. Чтобы принять эту схему, мы должны выбросить из головы реальные факты власти практически всех институциональных структур, в особенности экономической, политической, военной. В этой курьезной «общей теории» такие структуры господства не имеют места. В терминах «общей теории» мы не можем должным образом поставить эмпирический вопрос относительно степени, в которой институты в каждом данном случае узакониваются. Идея нормативного порядка и тот способ, которым высокие теоретики оперируют с ней, заставляет нас принять, что всякая власть, в сущности, узаконена. На самом деле в социальной системе «поддержание дополнительных ролевых ожиданий, однажды установленных, не является проблематичной… Не требуется никаких социальных механизмов для объяснения поддержания дополнительной ориентации взаимодействия». В этих терминах не может быть эффективно сформулировано идея конфликта. Структурные антагонизмы, восстания большого масштаба, революции – их нельзя и представить. Фактически принимается, что «система», однажды установленная, не только устойчива, но и внутренне гармонична: нарушения должны быть, по словам Парсонса, «введены в систему». Идея нормативного порядка влечет нас к тому, чтобы признать своего рода гармонию интересов как естественную черту общества; по-видимому, эта идея представляет собой метафизический якорь спасения. Магическое устранение конфликта и чудесное достижение гармонии не дают возможности этой «систематической» и «общей» теории понять социальное изменение, историю. Не только «коллективное поведение» терроризированных масс и возбужденных толп, стихийных движений, которыми наполнена наша эпоха, не находят места в нормативно созданных социальных структурах высоких теоретиков. Но никакие систематические идеи о том, как протекает сама история, каковы ее механизмы и процессы, недоступны большой теории и, следовательно, считает Парсонс, недоступны общественной науке. «Когда такая теория будет разработана, наступит золотой век общественной науки. Это не произойдет в наше время и, вероятнее всего, не произойдет никогда». Фактически никакая существенная проблема не может быть ясно поставлена в терминах большой теории. Хуже того, ее постановка часто отягощена оценками и затемнена словами-паразитами. Не будет преувеличением сказать, что в той мере, в какой высокие теоретики рассматривают проблемы реалистически, они имеют дело с понятиями, которые не находят мета в этой теории и часто противоречат ей. «Поистине удивительно, – отмечает Алвин Гоулднер, – как попытки Парсонса при теоретическом и эмпирическом анализе изменения неожиданно заставляют его усвоить определенные марксистские понятия и предпосылки…Это выглядит почти так, как если бы одновременно пользовались двумя категориями книг: одной – для анализа равновесия и другой – для исследования изменения». Гоулднер отмечает, что при анализе поражения Германии Парсонс рекомендует направить огонь критики на социальную основу юнкерства как «явления исключительной классовой привилегии». И анализирует состав государственного аппарата в понятиях «классовой базы рекрутирования». Короче говоря, внезапно возникает вся экономическая и профессиональная структура, понимаемая в чисто марксистских понятиях, а не в понятиях нормативной структуры, проектируемой высокой теорией. Это вызывает надежду, что высокие теоретики не полностью потеряли контакты с исторической реальностью. Теперь вернемся к проблеме порядка, которая, будучи поставлена до некоторой степени в гоббсовском плане, представляется главной проблемой книги Парсонса. Ее можно назвать проблемой социальной интеграции. В отличие от высоких теоретиков большинство социологов решало бы ее так. Прежде всего, нет одного ответа на вопрос о том, что объединяет социальную структуру, потому что социальные структуры глубоко различаются по степеням и видам их единства. Действительно, типы социальной структуры весьма удачно понимаются как различные способы интеграции. Когда мы нисходим с уровня высокой теории к исторической реальности, мы непосредственно осознаем непригодность ее монолитных Понятий. С их помощью мы не можем осмыслить ни человеческое многообразие, ни нацистскую Германию в 1936 году, ни Спарту в VII веке до нашей эры, ни Соединенные Штаты в 1936 году, ни Японию в 1866 году, ни Великобританию в 1950 году, ни Рим во времена Диоклетиана. Простое перечисление этого разнообразия убеждает в том, что какие бы общие черты между этими обществами ни были, они во всяком случае должны быть исследованы эмпирически. Приписывать что-либо, кроме самых пустых формальных определений, историческим различиям социальной структуры – значит ошибочно принимать свою способность говорить за весь процесс социального исследования. Можно успешно анализировать типы социальной структуры в понятиях таких институционализированных порядков, как политический и родственный, военный и экономический, а также религиозный. Определяя каждый из них таким образом, чтобы различать их границы в данном историческом обществе, можно задать вопрос, как каждый из них относится к другим, короче говоря, как они складываются в социальную структуру. Ответы удобно выразить в ряде «рабочих моделей», которые обычно дают возможность лучше понять при анализе конкретных обществ в специфические периоды те связи, которые их определяют. Такую модель можно представить при помощи одного и того же структурного принципа, действующего в каждом институциональном порядке. Возьмем для примера Америку, как она описана Токвилем. В этом классическом либеральном обществе каждый порядок институтов считается автономным и его свобода обеспечивается координацией с другими порядками. В экономике принцип свободной конкуренции; в религиозной сфере – разнообразие сект и церквей, свободно конкурирующих между собой на рынке спасения души человеческой; в институтах родства – брачный рынок, где индивиды выбирают друг друга. Не благодаря наследству, но благодаря собственным усилиям человек поднимается по социальной лестнице. В политическом порядке партии конкурируют за голоса индивидов, даже в военной области довольно много свободы в пополнении милиции Штатов и – в широком и очень важном смысле – каждый человек означает одно ружье. Принцип интеграции, который также является и основным узаконением этого общества есть выдвижение свободной инициативы независимых людей, конкурирующих друг с другом в каждом порядке институтов. Именно в этом соответствии мы можем усматривать способ объединения классического либерального общества. Но такое соответствие - только один тип, только один способ решения проблемы порядка. Существуют и другие типы единства; нацистская Германия, например, объединилась с помощью «координации». Общая модель была примерно такой: в экономическом порядке институты высокоцентрализованны; немногие крупные объединения в большей или меньшей мере контролируют все операции. В политическом порядке больше раздробленности: много партий соперничают за влияние на государство, но ни одна не является настолько могущественной, чтобы взять под свой контроль плоды экономической концентрации, а одним из результатов этого процесса ( наряду с другими) было снижение цен. Нацистское движение успешно использовало отчаяние масс, особенно низших слоев средних классов, в связи с экономическим упадком и привело в тесное соответствие политический, военный и экономический порядки. Одна партия монополизирует и переделывает политический порядок, устраняя или присоединяя к себе другие к себе все другие партии, которые могли бы конкурировать в борьбе за власть. Это требует, чтобы нацистская партия нашла точки соприкосновения с интересами некоторых военных элит. В этих главных сферах происходит соответствующая концентрация власти, далее они объединяются для взятия власти. Армия президента Гинденбурга не была заинтересована в защите Веймарской республики или в сокрушении марширующих колонн воинственной партии. Круги большого бизнеса охотно финансируют нацистскую партию, которая, между прочим, обещает подавить рабочее движение. И все эти три типа элит соединяются в нередко противоречивую коалицию, чтобы сохранить свою власть в соответствующих сферах и направлять остальное общество. Соперничающие политические партии или подавлены, поставлены вне закона, или же само распускаются. Нацизм проникает в институты семьи и религии, так же как во всяческие организации, которые приводятся в соответствие с общим порядком или по крайней мере нейтрализуются. Тоталитарная государство-партия есть средство с помощью которого высшие представители каждой из трех господствующих сфер координируют свои собственные институты, а также другие институциональные порядки. Оно становится всеобъемлющей «организационной рамкой», которая навязывает цели институтам других социальных сфер, вместо того, чтобы просто гарантировать «законное управление». Партия расширяется, образуя повсюду «вспомогательные организации» и «филиалы». Она либо ломает все другие виды организаций, либо проникает в них изнутри и подчиняет все своему контролю, включая и семью. Символические сферы всех институтов контролируются партией. За частичным исключением религиозной сферы, никакие попытки оправдания автономии не разрешаются. Существует монополия партии на формальные средства коммуникации, включая систему образования. Все символы переделываются для того, чтобы служить узаконением координируемого общества. Принцип абсолютного и магического руководства( харизматического правления) в системе строгой иерархии широко проповедуются в социальной структуре. Которая в значительной степени объединяется системой преступного карьеризма, рэкета, который представляет собой поистине великолепную модель того, каким должен быть структурный анализ исторически конкретного общества. Этого, пожалуй, достаточно, чтобы подтвердить очевидное положение: не существует высокой теории. Нет единой универсальной схемы, в терминах которой мы можем уяснить единство социальной структуры; нет единого ответа на надоевшую старую проблему социального порядка, взятого в общем виде. Плодотворная работа в этой области будет развертываться при помощи разнообразных рабочих моделей и эти модели будут находиться в тесной эмпирической связи с рядом исторических и современных социальных структур. Важно понять, что такие способы интеграции можно рассматривать как рабочие модели исторического изменения. Если, например, мы наблюдаем американское общество во времена Токвилля и в средине XX века, мы сразу увидим, что тот способ, с помощью которого « держится» структура XX века, совершенно отличен от нынешних методов интеграции. Мы спрашиваем, как изменился каждый из институциональных порядков этого общества? Каковы его отношения к изменениям в рамках других порядков? Каков был темп и каково различие в скоростях. С которыми совершались эти структурные изменения? Каковы в каждом случае необходимые и достаточные причины этих изменений? Само собой разумеется обычно поиски адекватной причины требуют по крайней мере некоторой работы с помощью сравнительных исторических методов. Мы можем дать самую общую сводку такого анализа социального изменения и, таким образом, сжато сформулировать круг все более широких проблем, отметив, что изменения имели своим результатом сдвиг от одного способа интеграции к другому. Например, последнее столетие американской истории показывает переход от социальной структуры, объединенной в значительной мере посредством соответствия, в такой социальной структуре, которая в гораздо большей степени подлежит координации. Общие проблемы теории истории нельзя отделить от общих проблем теории социальной структуры. В своих конкретных исследованиях социологи не испытывают больших теоретических трудностей при интеграции общих форм анализа. Вероятно, поэтому один «Бегемот» Ф. Наумана стоит двадцати социальных систем Парсонса. Эти замечания не претендуют на определенное решения проблем порядка и изменения той социальной структуры и истории, но даны для того. Чтобы очертить эти проблемы и наметить некоторые пути исследований в этой области. Возможно, эти замечания окажутся полезными для того, чтобы с больше определенностью понять один из аспектов перспектив социологии. И Конечно, эти замечания даны для того. Чтобы показать, как неадекватно трактуют теоретики одну из важных проблем социологии. В « Социальной структуре» Парсонс оказался не в состоянии включиться в работу социологии потому, что им владела мысль, будто та модель социального порядка, которую он сконструировал, является универсальной, хотя в действительности он фетишировал свои Понятия. Что есть « систематического» в этой высокой теории – так это тот способ, посредством которого она избавляется от всяких специфических и эмпирических проблем. Она не используется для того, чтобы точнее или более адекватно поставить какую- либо новую значимую проблему. Она не возникла из потребностей подняться выше, чтобы увидеть что-то в социальном мире яснее, чтобы решить проблемы, связанные с той исторической реальностью, в которой люди и институты имеют свое конкретное бытие. Ее проблемы, ее движение и ее решения высокомерно теоретичны. Уход в систематическую разработку понятий должен быть только формальным моментом в развитии социологии. Полезно вспомнить, что в Германии плоды этой формальной работы скоро нашли применение в энциклопедическом и историческом исследованиях. Это применение, вдохновляемое примером Макса Вебера, был апогеем классической немецкой традиции. В значительной мере оно было подготовлено большой социологической работой, в которой общие концепции тесно соединились с историческим изложением. Классический марксизм сыграл центральную роль развитии современной социологии; Макс Вебер, подобно многим другим социологам проделал большую часть своей работы в диалоге с Карлом Марксом. Но недостаток памяти американского ученого-мужа всегда надо иметь в виду. В высокой теории мы теперь встречаемся с еще одним уходом в формализм, и опять-таки то, что должно быть наукой, кажется, становится постоянством. Как говорят в Испании: « Кто не может играть, тот может тасовать карты». Основные идеи реферата Спенсер: Общество – «биологический организм». Считал, что оно тоже развивается от простых форм к более сложным. Дольше выживают наиболее приспособленные, т.е. «естественный отбор» происходит в человеческом обществе так же, как и в животном, способствуя выживанию самых приспособленных. Основной подход современных функционалистов – последователей Спенсера – состоит в определении частей общества, выявлении их положительных и отрицательных функций, в таком их объединении, которое складывается в картину общества как органического целого. Мертон: Разрыв между фундаментальной социологией и эмпирическими исследованиями и появление необходимости создания теорий, занимающих некоторое промежуточное положение – теорий среднего уровня. Парсонс: Понятие институт. Институт - более или менее устойчивый ряд ролей, где люди играют роли, руководствуясь стандартами и санкциями. Существование общепризнанных ценностей в обществе как гарант устойчивости социальной системы.. Два средства, поддерживающих социальное равновесие: социализация и социальный контроль. Кризис методологии: Не существует высокой теории. Нет единой универсальной схемы, в терминах которой мы можем уяснить единство социальной структуры; нет единого ответа на надоевшую старую проблему социального порядка, взятого в общем виде. Литература
|
1 2
Похожие:
 | Иркутский Государственный Университет Байкальский Институт Бизнеса... Становление социологии произошло благодаря трем выдающимся мыслителям: Карлу Марксу, Максу Веберу и Эмилю Дюркгейму |  | Фгбоу впо «Иркутский государственный университет» реферат |
| Иркутский Государственный Университет Байкальский Институт Бизнеса... Что же подразумевается под этим понятием? Очевидно, чтобы им свободно оперировать, надо иметь представление об этом явлении. Надо... | | «иркутский государственный университет» Факультет сервиса и рекламы... Составление карты вин и других напитков, а также других материалов по их продаже и продвижению |
| Иркутский Государственный Университет Факультет Сервиса и рекламы Средства коммуникации выступают вещественным, материальным компонентом коммуникативного процесса и всегда выражают собой способ передачи,... | | Гоу впо «Иркутский государственный университет» четвертые университетскиЕ социально-гуманитарныЕ В издании представлены работы по истории, географии, философии, лингвистике, юриспруденции, политологии, педагогике, социологии,... |
| Правительство Российской Федерации Санкт Петербургский государственный... Муниципальное автономное образовательное учреждение «Средняя общеобразовательная школа №21» | | Российской Федерации Государственный университет Высшая школа экономики Факультет Социологии Батыгин Г. С. Лекции по методологии социологических исследований. М.: Аспект Пресс, 1995. 14 |
| Правительство Российской Федерации c анкт-Петербургский государственный... ... | | Дальневосточный Государственный Униветситет Российско-Американский... Возникновение первых чеболь относится ещё к периоду японского колониального господства в Корее. Большинство из них имеет семейно-клановый... |
| Южно-Уральский государственный университет кафедра социологии Целью дисциплины является формирование целостной системы знаний о развитии системных представлений в социологии | | Реферат по медицинской энтомологии: Американский трипаносомоз Одним из опасных заболеваний, распространенных на Земле является американский трипаносомоз или болезнь Чагаса (Шагаса) |
| Иркутский государственный медицинский университет Государственное бюджетное образовательное учреждение высшего профессионального образования | | Российской Федерации Федеральное агентство по образованию Южно-Уральский... Требование к обязательному минимуму содержания дисциплины «Выборочный метод в социологии» по специальности 040201 «Социология» |
| Методические указания для студентов «Иркутский государственный медицинский университет» Министерства здравоохранения Российской Федерации | | «иркутский государственный университет» Примерной программы основного общего образования по иностранным языкам (английский язык) |
