Смирительная рубашка





НазваниеСмирительная рубашка
страница14/27
Дата публикации15.01.2015
Размер3.82 Mb.
ТипДокументы
100-bal.ru > Философия > Документы
1   ...   10   11   12   13   14   15   16   17   ...   27
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

Я был когда-то англичанином по имени Эдам Стрэнг.

Я жил, насколько я могу понять, примерно между 1550 и 1650 годами и

умер, как вы увидите, в весьма преклонном возрасте. После того как Эд

Моррел открыл мне способ погружаться в малую смерть, я всегда чрезвычайно

сожалел о том, что слишком мало изучал историю. Я мог бы тогда более точно

определить время и место действия многих событий, а сейчас имею об этом

лишь смутное представление и вынужден наугад определять, где и когда

протекала моя жизнь в моих прежних воплощениях.

Что касается Эдама Стрэнга, то наиболее странным кажется мне то, что я

так мало помню о первых тридцати годах его жизни.

Не раз, лежа в смирительной рубашке, я превращался в Эдама Стрэнга, но

всегда он бывал уже рослым, крепко скроенным тридцатилетним мужчиной.

Становясь Эдамом Стрэнгом. я неизменно оказываюсь на архипелаге плоских

песчаных островов где-то в западной части Тихого океана неподалеку от

экватора. По-видимому, я нахожусь там уже давно, ибо чувствую себя в

привычной обстановке.

На островах обитает несколько тысяч людей, но я единственный белый.

Туземцы принадлежат к очень красивому племени - высокие, широкоплечие,

мускулистые. Мужчина шести футов ростом здесь самое обычное явление. Царек

Раа Коок ростом никак не меньше шести футов и шести дюймов, и хотя он

весит добрых триста фунтов, но так пропорционально сложен, что его никак

нельзя назвать тучным. И многие из вождей такие же крупные мужчины, как он

сам, а женщины лишь чуть-чуть уступают в росте мужчинам.

Архипелаг, которым правит Раа Коок, состоит из множества островков,

причем на небольшой южной их группе, расположенной обособленно, царит

вечное недовольство и время от времени вспыхивают мятежи. Здешние туземцы

- полинезийцы: я знаю это потому, что у них прямые черные волосы, а кожа

коричневая, теплого, золотистого оттенка. Язык их, которым я владею

совершенно свободно, плавен, выразителен и музыкален; слова состоят

преимущественно из гласных, согласных очень мало. Туземцы любят цветы,

музыку, игры и танцы. В своих развлечениях они веселы и простодушны, как

дети, но жестоки и в гневе и в сражениях, как подлинные дикари.

Я, Эдам Стрэнг, помню свое прошлое, но, кажется, не особенно

задумываюсь над ним. Я живу настоящим. Я не люблю ни вспоминать прошлое,

ни заглядывать в будущее. Я беззаботен, доверчив, опрометчив, а бьющая

через край жизненная сила и ощущение простого физического благополучия

делают меня счастливым. Вдоволь рыбы, фруктов, овощей, морских водорослей

- я сыт и доволен. Я занимаю высокое положение, ибо я первый приближенный

Раа Коока и стою выше всех, выше даже Абба Таака - самого главного жреца.

Никто не посмеет поднять на меня руку. Я - табу, я нечто священное, столь

же священное, как лодочный сарай, под полом которого покоятся кости

невесть какого количества туземных царей - предков Раа Коока.

Я помню, как очутился тут, как спасся один из всей потерпевшей

кораблекрушение команды: был шторм, и все утонули.

Но я не люблю вспоминать эту катастрофу. Если уж мои мысли обращаются к

прошлому, я предпочитаю вспоминать далекое детство и мою белокожую,

светловолосую, полногрудую мать-англичанку. Мы жили в крошечной деревушке,

состоявшей из десятка крытых соломой домишек. Я снова слышу, как

посвистывают дрозды в живых изгородях, снова вижу голубые брызги

колокольчиков среди бархатистой зелени луга на опушке дубовой рощи. Но

особенно врезался мне в память огромный жеребец, которого часто проводили

по нашей узкой улочке: он ржал, бил задними ногами с мохнатыми страшными

бабками и становился на дыбы. Я пугался этого огромного животного и с

визгом бросался к матери, цеплялся за ее юбки и зарывался в них головой.

Впрочем, хватит. Не о детских годах Эдама Стрэнга намеревался я повести

свой рассказ.

Я уже несколько лет жил на острове, названия которого не знаю, и был,

по-видимому, первым белым человеком, ступившим на эту землю. Я был женат

на Леи-Леи, сестре царя. Ее рост самую малость превышал шесть футов, и как

раз на эту малость моя жена была выше меня. Я же был настоящим красавцем:

широкие плечи, мощный торс, безупречное сложение. Женщины в разных

краях и странах заглядывались на меня. Защищенная от солнца кожа под

мышками была у меня молочно-белой, как кожа моей матери. У меня были синие

глаза, а волосы, борода и усы - золотистые, как у викингов на картинах.

Да, собственно говоря, они, вероятно, и были моими предками - какой-нибудь

морской бродяга, поселившийся в Англии. Ведь хотя я и родился в

деревенской лачуге, шум морского прибоя, как видно, пел у меня в крови,

так как я, едва оперившись, сумел отыскать дорогу к морю и пробраться на

корабль, чтобы стать матросом. Да, вот кем я был - не офицером, не

благородным путешественником, а простым матросом: работал зверски, был

зверски бит, терпел зверские лишения.

Я представлял немалую ценность для Раа Коока - вот почему он одарял

меня своими царскими милостями. Я умел ковать, а с нашего разбитого бурей

судна попало на острова Раа Коока первое железо. Однажды мы отправились на

пирогах за железом к нашему кораблю, затонувшему в десяти лигах к

северо-западу от главного острова. Корпус корабля уже соскользнул с рифа и

лежал на дне, на глубине в пятнадцать морских сажен. И с этой глубины мы

поднимали железо. Как ныряли и плавали под водой островитяне - этому можно

только дивиться. Я тоже научился нырять на глубину пятнадцать морских

сажен, но никогда не мог сравняться с ними - они плавали под водой, как

рыбы. На суше я мог повалить любого из них - я был для этого достаточно

силен и к тому же прошел хорошую школу на английских кораблях. Я обучил

туземцев драться дубинками, и это развлечение оказалось настолько

заразительным, что проломленные черепа сделались заурядным явлением.

На затонувшем корабле отыскался судовой журнал. Морская вода превратила

его в настоящий студень, чернила расплылись, и прочесть что-либо было

почти невозможно. Все же в надежде, что какой-нибудь ученый-историк

сумеет, быть может, более точно определить время событий, которые я

собираюсь описать, я приведу здесь небольшой отрывок из этого журнала.

"Ветер попутный, и это дало возможность проверить наши запасы и

просушить часть провианта, в частности вяленую рыбу и свиные окорока.

Кроме того, на палубе была отслужена обедня.

После полудня ветер дул с юга, посвежел, временами налетали шквалы, но

без дождя, так что на следующее утро мы могли произвести уборку и даже

окурить корабль порохом".

Впрочем, не буду отвлекаться - я хочу рассказать не об Эдаме Стрэнге,

простом матросе, попавшем с потерпевшего крушение судна на коралловый

остров, но об Эдаме Гфэнн-, известном вио следствии под именем У Ен Ика,

то есть Могучею, который был в свое время одним из фаворитов великого Юн

Сана и возлюбленным, а затем и мужем благородной госпожи Ом из царского

дома Мин и который потом долгие годы скитался как последний нищий и пария

по дорогам и селениям Чосона, прося подаяния.

(О да, Чосона. Это значит: Страна утренней свежести. На современном

языке она называется Кореей.)

Не забывайте, это было три-четыре столетия назад, KOI да я жил на

коралловом архипелаге Раа Коока - первый белый человек, вступивший на эти

острова. В те времена европейские корабли редко бороздили эти воды. Легко

MOI л о бы случиться, что я так и скоротал бы свой век там, тучнея в

довольстве и покое под горячим солнцем в краю, где не бывает мороза, если

бы не "Спарвер" - голландское торговое судно, которое отправилось искать

новую Индию в неведомых морях, лежащих за настоящей Индией, но нашло меня,

и кроме меня - ничего.

Разве я не сказал вам, что я был веселым, простосердечным золотобородым

мальчишкой в образе великана, мальчишкой, который так никогда и не стал

взрослым? Когда "Спарвер" наполнил пресной водой свои бочки, я без

малейших сожалений покинул Гоа Коока и его райские острова, оставил свою

жену Леи-Леи и всех ее увитых цветочными гирляндами сестер, с радостной

улыбкой на губах вдохнул знакомый и милый моему сердцу запах просмоленною

дерева и канатов и снова, как прежде, простым матросом ушел в море на

корабле, которым командовал капитан Иoганec Мартенс.

Хорошие это были денечки, когда, охотясь за шелком и пряностями, мы

бороздили океан на старом "Спарвере". Но мы шли на поиски новых стран, а

нашли злую лихорадку, насильственную смерть и тлетворные райские сады, где

красота и смерть идут рука об руку. А старый Иоганнес Мартене (вот у,к кою

нельзя было заподозрить в романтизме, глядя на его грубоватое лицо и

квадратную седеющую голову!) искал сокровиша Голконды, острова царя

Соломона... Да что там! Он искал погибшую Атлантиду, верил, что она не

погибла и он ее отыщет, еще никем не разграбленную. А нашел он только

живущее на деревьях племя канниба лов, охотников за черепами.

Мы приставали к неведомым островам, где о берега неумолчно бился

морской прибой, а на вершинах гор курились дымки вулканов и где

низкорослые курчавые туземные племена по обезьяньи кричали к зарослях,

рыли ямы-ловушки на тронах, ведущих к их жилью, заваливали их колючим

кустарником и пускали в нас из полумрака и тишины джунглей отравленные

стрелы.

И тот, кого царапнула такая стрела, умирал в страшных корчах, воя от

боли. И другие племена попадались нам более рослые и еще более свирепые;

эти встречали нас на берегу и шли против пае в открытую), и тогда копья и

стрелы летели в нас со всех сторон а над лесистыми лощинами разносился

гром и треск больших барабанив и маленьких тамтамов, и над всеми холмами

поднимались к небу сигнальные столбы дыма.

Нашего суперкарго звали Хендрик Хэмел, и он был одним из совладельцев

"Снарвера", а то, что не принадлежало ему, являлось собственностью

капитана Иоганнеса Мартенса. Капитан довольно плохо изъяснялся

по-английски, Хендрик Хэмел - немногим лучше его. Мои товарищи-матросы

говорили только поголландски. Но настоящему моряку нипочем овладеть

голландским языком. . да и корейским тоже, как ты в этом убедишься,

читатечь.

Наконец мы добрались до островов, которые были нанесены на капrv до

Японских, островов. Однако население здесь не пожелало вести с нами

торговлю, и два офицера с мечами у пояса, в развевающихся шелковых одеждах

(при виде их у капитана Иоганнеса Мартенса даже слюнки потекли) поднялись

на борт нашего судна и весьма учтиво попросили нас убраться восвояси. Под

любезной обходительностью их манер скрывалась железная решимость

воинственной нации. Это мы хорошо поняли и поплыли дальше.

Мы пересекли Японский пролив и вошли в Желтое море, держа курс на

Китай, и --ут наш "Спарвер" разбился о скалы. Это была старая, нелепая

посудина - наш бедный "Спарвер", такая неуклюжая и такая грязная, с килем,

обросшим бахромой водорослей, словно бородой, что она потеряла всякую

маневренность.

Если ей нужно было лечь в крутой бейдевинд, она не могла держать ближе

шести румбов к ветру и ее начинало носить по волнам, как выброшенную за

ненадобностью репу. По сравнению с ней любой галион был быстроходным

клипером О том, чтобы сделать на ней поворот оверштаг, нечего было и

мечтать, а для поворота фордевинд требовались усилия всей команды на

протяжении полувахты. Вот почему, когда направленир урагана, сорок восемь

часов кряду вытряхивавшего из нас душу, внезапно изменилось на восемь

румбов, нас разбило о скалы подветренного берега.

В холодном свете зари нас пригнало к берегу на безжалостных водяных

валах высотою с юру. Была зима, и в промежутках между порывами снежного

шквала впереди мелькала гибельная полоса земли, если можно назвать землей

это хаотическое нагромождение скал. За бесчисленными каменистыми

островками вдали выступали из тумана покрытые снегом горные хребты, прямо

перед нами поднималась стена утесов, настолько отвесных, что на них не

могло удержаться ни клочка снега, а среди пенистых бурунов торчали острые

зубы рифов.

Земля, к которой нас несло, была безымянна, ее береговая линия была

едва намечена на нашей карте, и не имелось никаких указаний на то, что

здесь когда-либо побывали мореходы. Мы могли только прийти к заключению,

что обитатели этой страны, вероятно, столь же негостеприимны, как и

открывшийся нашему взору кусок ее берега.

"Спарвер" ударило об утес носом. Утес уходил отвесно в море на большую

глубину, и наш летящий в него бушприт сломался у самого основания.

Фок-мачта тоже не выдержала и со страшным треском, таща за собой ванты и

штаги, легла на борт, одним концом повиснув над утесом.

Старик Иоганнес Мартене всегда вызывал во мне восхищение.

Нас смыло волной с юта, протащило по палубе и швырнуло на шкафут,

откуда мы начали карабкаться на вздыбленный бак. Все остальные устремились

туда же. Там мы покрепче привязали друг друга и пересчитали уцелевших. Нас

осталось восемнадцать человек. Остальные погибли.

Иоганнес Мартене тронул меня за плечо и показал наверх, где из-за

каскада морской воды проглядывал край утеса. Я понял его.

Футах в двадцати ниже клотика фок-мачта со скрежетом терлась о выступ

утеса. Над выступом была расселина. Иоганнес Мартене хотел знать, рискну

ли я перепрыгнуть с марса фок-мачты в эту рагселину. Расстояние между ними

то не превышало шести футов, то достигало футов двадцати. Корпус судна

мотало, и фок-мачта, зацепившаяся расщепленным концом, дергалась и

раскачивалась вместе с ним.

Я начал взбираться на мачту. Но остальные не стали ждать.

Нее они один за другим освободились от веревок и полезли следом .ш мной

по неверному мосту. У них были основания спешить:

ведь каждую минуту "Спарвер" мог сорваться с рифа в глубокую воду и

затонуть. Я улучил подходящий момент, прыгнул и уцепился за скалу в

расщелине и приготовился помочь тому, кто последует за мной. Но это

произошло не скоро. Мы все промокли наквозь и совсем окоченели на резком

ветру. А ведь каждый прыжок необходимо было приноровить к раскачиванию

судна и мачты.

Первым погиб кок. Волна смыла его с марса, закрутила и расплющила об

утес. Юнга, бородатый малый двадцати с лишним лет, потерял равновесие,

соскользнул под мачту, и его придавило к скале. Придавило! Он дышал не

дольше секунды. Еще двое последовали за коком. Иоганнес Мартене покинул

корабль последним, и он был четырнадцатым уцелевшим, благополучно прыгнув

с мачты в расселину. Час спустя "Спарвер" сорвался с рифа и затонул.
1   ...   10   11   12   13   14   15   16   17   ...   27

Похожие:

Смирительная рубашка iconГендерный подход в физическом воспитании детей старшего дошкольного возраста
Активизация словаря: одежда для мальчиков: рубашка, брюки, носки, ботинки; одежда для девочек: платье, бант, туфли
Смирительная рубашка iconМоу «ломоносов» 2010 г. Занятие по гендерному воспитанию с детьми старшей группы
Активизация словаря: одежда для мальчиков: рубашка, брюки, носки, ботинки; одежда для девочек: платье, бант, туфли
Смирительная рубашка iconКонспект по гендерному воспитанию в 1-ой младшей группе на тему:...
Активизация словаря: одежда для мальчиков: рубашка, брюки, носки, ботинки; одежда для девочек: платье, бант, туфли
Смирительная рубашка iconПрограмма по формированию навыков безопасного поведения на дорогах...
Оборудование: лоскутки различных тканей, льняные нити, семена льна, масло льна, предметы домашнего обихода из льна, старинная рубашка...
Смирительная рубашка iconРене Лакост был знаменитым французским теннисистом, который добился...
Это была первая в мире специальная одежда для занятий спортом. Эта рубашка разительно отличалась от тогдашней теннисной одежды, в...
Смирительная рубашка iconПрограмма по формированию навыков безопасного поведения на дорогах...
«прошел дождь, поэтому…» и т д. В игре «Четвертый лишний» ребенку предлагают ряды из четырех картинок. В каждом случае он должен...


Школьные материалы


При копировании материала укажите ссылку © 2013
контакты
100-bal.ru
Поиск