Смирительная рубашка





НазваниеСмирительная рубашка
страница15/27
Дата публикации15.01.2015
Размер3.82 Mb.
ТипДокументы
100-bal.ru > Философия > Документы
1   ...   11   12   13   14   15   16   17   18   ...   27

Два дня и две ночи сидели мы в этой расселине и ждали смерти - пути не

было ни вниз, ни вверх. На третье утро нас заметили с рыбачьей лодки. Все

рыбаки были одеты в белую, но очень грязную одежду, у всех были длинные

волосы, связанные в пучок на макушке. Как я узнал впоследствии, это была

брачная прическа, и, как я тоже узнал впоследствии, за нее очень удобно

хвататься одной рукой, другой нанося удары, когда в споре словами уже

ничего доказать нельзя.

Рыбаки отправились в деревню за подмогой, после чего все население

деревни с помощью всех имевшихся в его распоряжении средств чуть ли не

весь день снимало нас со скалы. Это был нищий, обездоленный люд, пища их

была неудобоварима даже для желудка простого матроса. Они питались рисом,

коричневым, как шоколад.

Это варево состояло наполовину из шелухи с большой примесью грязи и

всевозможного мусора. Во время еды приходилось то и дело засовывать в рот

два пальца, чтобы извлечь оттуда всяческие посторонние предметы. Помимо

этого варева, рыбаки питались просом и различными маринадами, поражавшими

своим разнообразием и обжигавшими язык.

Селение состояло из глинобитных, крытых соломой хижин.

Под полом в хижинах были устроены дымоходы, и таким образом дым очагов

служил для обогрева спален. В одной из таких хижин мы и отдыхали несколько

дней, покуривая легкий и почти лишенный аромата местный табак из трубок с

длинным мундштуком и крошечным чубуком. Помимо табака, нас угощали еще

теплым кисловатым мутновато-белым напитком, от которого можно было

захмелеть, лишь выпив его в немыслимом количестве. Скажу, не соврав, что

только после того, как я проглотил его несколько галлонов, мне пришла

охота петь, что служит признаком опьянения у матросов всего мира.

Ободренные моим успехом, остальные тоже налегли на это пойло, и скоро мы

уже орали во все горло песни, не обращая ни малейшего внимания на метель,

которая опять бушевала над островом, и мало тревожась о том, что мы

заброшены в никому неведомую, забытую Богом страну. Старик Иоганнес

Мартене смеялся, орал песни и хлопал себя по ляжкам вместе с нами. Хендрик

Хэмел, невозмутимый, замкнутый голландец с черными, как уголь, волосами и

маленькими черными бусинками глаз, тоже вдруг разошелся и швырял

серебряные монеты, как пьяный матрос в порту, требуя еще и еще молочного

пойла.

Мы буянили вовсю, но женщины продолжали подносить нам питье, и весь

поселок, казалось, набился к нам в хижину посмотреть, что мы вытворяем.

Белый человек обошел весь земной шар и всюду чувствовал себя хозяином

именно благодаря своей беспечности, думается мне. Впрочем, это относится

только к его манере себя держать, ибо побудительными причинами служили

неугомонность и жажда наживы. Вот потому-то и капитан Иоганнес Мартене,

Хендрик Хэмел и двенадцать матросов буйствовали и горланили песни в

рыбачьем поселке в то время, как над Желтым морем завывала зимняя буря.

То немногое, что мы успели увидеть на этой земле, Чосоне, не произвело

на нас отрадного впечатления. Если здешний народ был похож на этих

рыбаков, не приходилось удивляться, почему сюда не заходят европейские

корабли. Однако мы ошибались.

Поселок был расположен на прибрежном островке, и местные старейшины,

по-видимому, передали весть о нашем прибытии на материк, ибо как-то поутру

три большие двухмачтовые джонки с треугольными парусами из рисовой циновки

бросили якорь неподалеку от нашего берега.

Когда новоприбывшие выступили в деревню, капитан Иоганнес Мартене

чрезвычайно оживился, так как снова узрел вожделенный шелк. Впереди шел

кореец, облаченный в шелка всевозможных бледных оттенков; его сопровождала

раболепная, тоже одетая в шелк свита числом в пять-шесть человек. Квон Юн

Дин - я узнал его имя впоследствии - был "янбан", то есть благородный.

Притом он был еще чем-то вроде губернатора или правителя одной из

областей и, следовательно, правительственный чиновник. Его обязанности

сводились в основном к взиманию податей и храмовых сборов.

Одновременно с правителем и его свитой на остров высадилось около сотни

солдат, которые строем вошли в поселок. Они были вооружены трезубцами,

секирами и пиками, а некоторые даже мушкетами столь внушительных размеров,

что каждый мушкет обслуживали два солдата: один нес и устанавливал сошку,

на которой должен был покоиться ствол мушкета, другой нес самый мушкет и

стрелял из него. Порой - в этом я тоже убедился впоследствии - мушкет

стрелял, порой нет. Все зависело от состояния запального трута и пороха на

полке.

Так прибыл к нам Квон Юн Дин. Старейшины поселка тре летали перед ним,

да и не зря, в чем мы довольно скоро убедились. Я выступил вперед и

предложил свои услуги в качестве переводчика, так как знал сотню корейских

слов. Однако Квон Юн Дин нахмурился и жестом велел мне отойти в сторону.

Но почему должен был я ему повиноваться? Я был так же высок, как он, а

весил фунтов на тридцать больше; у меня была белая кожа и золотые волосы.

Он повернулся ко мне спиной и обратился к одному из старейшин поселка, а

шестеро его обряженных в шелк приближенных загородили его от меня. Тем

временем подошли еще солдаты; они несли на плечах толстые доски. Эти доски

были около шести футов в длину, фута два в ширину и наполовину надпилены в

продольном направлении. Возле одного из концов доски было круглое

отверстие, чуть шире человеческой шеи.

Квон Юн Дин отдал какое-то распоряжение. Несколько солдат приблизились

к Тромпу, который, сидя на земле, разглядывал свою ногтоеду. Тромп был

туповатый, неповоротливый, не особенно смекалистый парень, и, прежде чем

он понял, что происходит, одна из досок разделилась надвое, наподобие

раскрывающихся ножниц, и защелкнулась вокруг его шеи. Поняв, в какую он

попал ловушку, Тромп взревел и запрыгал на месте так, что все отпрянули в

испуге, спасаясь от пляшущего в воздухе длинного конца его доски.

Ну тут и пошло! Мы поняли, что Квон Юн Дин намерен надеть такие колодки

на шею всем нам. Мы сопротивлялись отчаянно - голыми кулаками отбивались

от сотни солдат и при мерно такого же количества рыбаков, а Квон Юн Дин,

горделивый и презрительный, весь в шелку, стоял поодаль и наблюдал.

Тогдато я и получил свою кличку У ‚н Ик, что значит Могучий. Когда на всех

моих товарищей уже надели колодки, я еще продолжал сопротивляться. Кулаки

у меня были что твой кузнечный молот, и я был полон решимости использовать

их как можно лучше.

К моей радости, я скоро обнаружил, что корейцы не имеют ни малейшего

представления о кулачном бое и не знают никаких приемов защиты. От моих

ударов они летели на землю, как кегли, и я наваливал их друг на друга

целыми грудами.

Но мне хотелось добраться до Квон Юн Дина, и, когда я бросился на него,

ему бы пришлось худо, если бы не его свита. Это все был слабосильный

народ, и я успел сделать хорошую кашу из них и из их шелковых одеяний,

прежде чем за меня принялись все остальные. Их было слишком много. Мои

кулаки просто завязли в этой гуще, потому что задние давили на передних и

не давали им пятиться. И как же я с ними расправлялся! Под конец они в три

слоя копошились под моими ногами. Но когда подоспела команда со всех трех

джонок и навалилась на меня вместе с жителями всей деревни, они меня

попросту задавили. После чего надеть мне на шею колодку было делом

нехитрым.

- Боже милостивый, что же дальше будет? - воскликнул один из матросов,

по имени Вандервут, когда нас всех погрузили в джонку.

Мы сидели на открытой палубе, похожие на кур, которым спутали ноги и

связали крылья, когда он воскликнул это, и тут ветер сильно накренил

джонку, и мы все, гремя колодками, покатились по палубе, ободрав шеи, и

привалились к борту с подветренной стороны. А Квон Юн Дин взирал на это с

высокой кормы и, казалось, даже нас не видел. Впоследствии в течение

многих лет беднягу Вандервута никто не называл иначе, как:

"Что же дальше?" Не повезло ему! Он замерз однажды ночью на улице в

Кейдз„, и ни одна дверь не отворилась на его мольбу, никто не впустил его

погреться.

Нас отвезли на материк и бросили в вонючую, кишевшую паразитами тюрьму.

Так мы познакомились с правителями страны, которая называлась Чосон. Но,

как вы вскоре убедитесь, мне удалось расквитаться за всех нас с Квон Юн

Дином в те дни, когда госпожа Ом была ко мне благосклонна и я стал

могущественным лицом и обладал немалой властью.

В тюрьме мы пробыли довольно долго. Потом мы узнали, по какой причине:

Квон Юн Дин послал нарочного в Кейдз„, столицу Чосона, чтобы узнать

монаршую волю в отношении нас. А пока на нас приходили глазеть, как на

зверей в зверинце. От зари до зари местные жители осаждали тюрьму,

разглядывая нас сквозь решетки в окнах, ибо мы были первыми

представителями белой расы, которых им довелось увидеть. И, надо сказать,

посещала нас далеко не одна только чернь. Высокопоставленные дамы в

паланкинах, которые несли кули, являлись поглядеть диковинных чертей,

выброшенных морем, и пока их слуги разгоняли простой народ бичами, они

долго, внимательно и безмолвно разглядывали нас. Мы же мало что могли

увидеть, так как, по обычаю страны, лица их были закрыты. Только

танцовщицы, женщины легкого поведения и древние старухи появлялись с

открытыми лицами.

Мне не раз приходило на ум, что Квон Юн Дин страдал несварением

желудка, и когда ему бывало особенно плохо, он вымещал свою досаду на нас.

Но так или иначе, без малейшего к тому повода, как только ему приходила в

голову такая блажь, нас выводили на улицу перед тюрьмой и под восторженные

крики и улюлюканье зевак нещадно избивали палками. Азиат жесток, и зрелище

человеческих страданий доставляет ему удовольствие.

Как вы легко можете себе представить, мы все возликовали, когда этим

избиениям пришел конец. Это сделал Ким. Ким! Что сказать вам о Киме?

Никого благороднее его мне не довелось встречать в этой стране - и тут не

нужны слова. Когда я впервые увидел Кима, он был начальником отряда в

пятьдесят воинов, но, в конце концов, благодаря мне он стал начальником

дворцовой стражи. А потом он отдал жизнь, спасая госпожу Ом и меня. Ким...

ну, словом, Ким - это был Ким.

Как только он прибыл, с нас немедленно сняли колодки и поместили нас в

самой лучшей гостинице города. Мы все еще оставались пленниками, но уже

пленниками почетными, с охраной в пятьдесят всадников, и на следующий же

день все мы, четырнадцать моряков, верхом на карликовых чосонских лошадках

направлялись в столицу по Большому Императорскому пути. Император, как

сообщил нам Ким, пожелал взглянуть на удивительных морских чертей.

Путешествие было многодневным: мы проехали с юга на север примерно

половину всей страны. В первый же день на привале я, прогуливаясь, пошел

посмотреть, как кормят этих карликовых лошадок. То, что предстало моему

взору, заставило меня заорать во всю глотку: "Что же дальше будет,

Вандервут?" И я продолжал орать, пока не сбежались все наши. Умереть мне,

не сходя с места, если эти чудаки не кормили своих лошадок бобовым супом,

да притом еще горячим. Да, да, горячим бобовым супом. И ничего другого за

всю дорогу. Так уж повелось в этой стране.

Это были действительно карликовые лошадки. Побившись об заклад с Кимом,

я поднял одну из них, хотя она отчаянно брыкалась и ржала, и вскинул себе

на плечи. И тогда солдаты Кима, которые уже слышали мое прозвище,

закричали, называя меня У ‚н Ик - Могучий. Корейцы - рослая, мускулистая

нация, а Ким даже для корейца был крупный мужчина и, помню, этим гордился.

Но когда мы с ним поставили локоть к локтю и сцепили ладони, я без труда

уложил его руку на стол. А его солдаты и многочисленные зеваки из поселка

глядели на наше состязание и бормотали: "У ‚н Ик".

Наше путешествие несколько напоминало передвижение странствующего

зверинца. Весть о нас летела впереди, и люди стекались из окрестных

селений к обочинам дороги поглазеть на нас. Да, путешествие казалось

нескончаемым, а мы походили на бродячий цирк. Но ночам в городах

гостиницу, где мы останавливались, осаждали толпы любопытных, и мы не

знали покоя, пока наша охрана не разгоняла их пиками. Но сначала Ким

устраивал поединок между мной и самыми сильными борцами деревни и

забавлялся, глядя, как я валю их на землю одного за другим.

Хлеба в этой стране не едят, и нас кормили белым рисом, что не

способствует укреплению мускулов, мясом, причем, как мы вскоре обнаружили,

- собачиной (в Чосоне собак постоянно забивают на мясо), и различными

нестерпимо острыми маринадами, в которых, однако, быстро начинаешь

находить вкус. И теперь у нас уже была водка, настоящая водка - не

молочная бурда, а прозрачный, обжигающий горло напиток (его гонят из

риса), одна пинта которого валила с ног слабосильных, а здорового,

крепкого мужчину делала веселым и буйным. В обнесенном стеной городе Чонхо

я, выпив этого напитка, был еще свеж, в то время как Ким и все местные

вельможи валялись иод столом, вернее, не столько под столом, сколько на

СТОЛР, - ведь столом нам служил пол, на котором мы сидели на корточках,

так что у меня с непривычки постоянно сводило судорогой ноги. И снояа все

бормотали, глядя на меня:

- У ‚н Ик!

И слава о йоей удали донеслась до Кейдз„ и до дворца императора.

Казалось, я был не столько пленником, сколько почетным гостем и всю

дорогу ехал верхом рядом с Кимом. Мои длинные ноги почти достигали земли,

а когда дорога поднималась в гору, и вовсе волочились по пыли. Ким был

молод. Ким был благороден и добр. Он обладал всеми человеческими

достоинствами. Он был бы уважаемым человеком в любой стране. Мы с ним

болтали, смеялись к шутили целый день и большую часть ночи. И я впитывал в

себя, как губка, слова его языка, его речь. Впрочем, чужие языки всегда

давались мне легко. Даже Кима восхищала моя способность овладевать

тонкостями корейской речи. И я без труда постигал мировоззрение корейцев,

их юмор, их пристрастия, их слабости, их предрассудки. Ким обучил меня

любовным песням, пиршественным песням, песням, воспевающим цветы. Одну из

пиршественных песен он сочинил сам, Я попытаюсь здесь дать вам перевод,

весьма приблизительный конечно, последней строфы этой песни. Содержание ее

таково: Ким и Пак в молодости заключили договор и поклялись воздерживаться

от спиртных напитков.

Клятва эта была довольно быстро нарушена. Состарившись, Ким и Пак поют:

Скорей, скорей! В веселой чаше

Найдут опору души наши
1   ...   11   12   13   14   15   16   17   18   ...   27

Похожие:

Смирительная рубашка iconГендерный подход в физическом воспитании детей старшего дошкольного возраста
Активизация словаря: одежда для мальчиков: рубашка, брюки, носки, ботинки; одежда для девочек: платье, бант, туфли
Смирительная рубашка iconМоу «ломоносов» 2010 г. Занятие по гендерному воспитанию с детьми старшей группы
Активизация словаря: одежда для мальчиков: рубашка, брюки, носки, ботинки; одежда для девочек: платье, бант, туфли
Смирительная рубашка iconКонспект по гендерному воспитанию в 1-ой младшей группе на тему:...
Активизация словаря: одежда для мальчиков: рубашка, брюки, носки, ботинки; одежда для девочек: платье, бант, туфли
Смирительная рубашка iconПрограмма по формированию навыков безопасного поведения на дорогах...
Оборудование: лоскутки различных тканей, льняные нити, семена льна, масло льна, предметы домашнего обихода из льна, старинная рубашка...
Смирительная рубашка iconРене Лакост был знаменитым французским теннисистом, который добился...
Это была первая в мире специальная одежда для занятий спортом. Эта рубашка разительно отличалась от тогдашней теннисной одежды, в...
Смирительная рубашка iconПрограмма по формированию навыков безопасного поведения на дорогах...
«прошел дождь, поэтому…» и т д. В игре «Четвертый лишний» ребенку предлагают ряды из четырех картинок. В каждом случае он должен...


Школьные материалы


При копировании материала укажите ссылку © 2013
контакты
100-bal.ru
Поиск