Максим Карлович Кантор в ту сторону
Скачать 2.03 Mb.
|
10Напишут, говорил он, так: конфликт между тоталитаризмом и демократией — ложная посылка. Именно этого конфликта в истории не было. Происходило нечто иное, а именно поиск универсальной системы управления цивилизацией. «Позвольте, — обычно возражали Татарникову интеллигентные люди, — вы что же, хотите сказать, что не было конфликта между фашизмом и демократией? Вы что же, Сергей Ильич, отрицаете основную коллизию века — битву с варварством?» — «Да нет, помилуйте, что вы! — оправдывался Татарников. — Как такое можно отрицать! Просто разобраться пытаюсь: откуда этот фашизм взялся и что он выражает? Он ведь почему-то пришел, и пришел именно на Западе, правда?» Далее он говорил так. Последнее столетие западная империя была раздираема внутренними гражданскими войнами. Были предложены взаимоисключающие проекты управления народами — германская модель, феодальная, и модель французская, республиканская. Ресурсы и жизненная энергия народов Запада к этому времени истощились, требовалось сформулировать генеральный план выживания — как всегда, за счет иных народов и далеких территорий. Остаток энергии был выплеснут в вековую гражданскую войну за первенство в управлении. Если открыть счет франко-прусской войной семидесятых годов девятнадцатого века, то выяснение управляющей социальной модели продлилось вплоть до девяностых века двадцатого. Изначально основные формы управления, которыми пользовался западный мир, воплощали монархии. В дальнейшем в мировой войне произошел важный перелом: конфликты монархий передали в ведомство демократий. Цели войны не поменялись, даже солдаты были теми же самыми людьми и нередко шли воевать в тех же сапогах, что и двадцать лет назад. Но поменялся лозунг — прежде дрались за царя, а теперь за свободу народа. Перемена лозунга дала возможность убивать людей по их собственному желанию — людям казалось, что они хозяева своей судьбы. Различные формы так называемого народовластия конфликтовали друг с другом, а тем временем западный мир выяснял, какую именно демократию следует объявить правящей, по какому стандарту надо исчислять свободу. Мало сказать «демократия» — надо еще выяснить, какая именно демократия самая мобильная. Попробовали фашизм (тоже народная власть), коммунизм, советскую власть, корпоративное государство. Всякая демократия объявляла соперника тоталитарным государством — ив ходе истребительной гражданской войны установили лучшую модель управления людьми. Остановились на либеральной демократии с кредитной финансовой системой. Постановили: это и есть самая прогрессивная форма управления массами. В течение последних пятидесяти лет жители Западной империи вкушали покой. Измученные взаимными убийствами, теперь они мнили себя вечными хозяевами планеты и не хотели понимать очевидного: гражданские войны Новой империи (как некогда гражданские войны империи Римской) обозначили конец эпохи западного торжества. Но мнилось: вот придет новый Август и продлит праздник. А то, что за Августом придет Тиберий, а за ним — Нерон, это пусть, это как-нибудь само устроится. Пришла пора прощаться с идеей западного господства, оно длилось недолго — со времени битвы при Лепанто, когда объединенные силы Запада разгромили флот Оттоманской империи, прошло менее пятисот лет. А то, что за это время была создана европоцентристская картина мира, — ну что ж, случилась ошибка, увлеклись, только и всего. Миростроительная демократия исчерпала свои возможности — так, возводя Вавилонскую башню, строители однажды сталкиваются с тем, что конструкция шаткая — не имеет фундамента. Западный мир вел наглую и жирную жизнь, набирал кредиты, которые должны были бы отдавать его наследники — если бы таковые наследники народились. Но до наследников не дошло, Запад умирал бесплодным напомаженным стариком. Западный мир лопнул, как мыльный пузырь, — со всеми своими банками, дворцами, правами, кредитами, фальшивым декоративным искусством. Выдернули затычку из надутого шарика — и знаменитый фаустовский дух со свистом выходил вон. И почему же мы все верили, что торжество Запада вечно, откуда такая вера взялась? Ничто не вечно, даже Сверхчеловек не вечен. Все это Татарников обычно и говорил своим студентам или нечастым гостям — но одно дело сказать речь после двух-трех рюмок водки, и совсем другое дело эту речь записать. Тут нужны аргументы, анализы, примеры — сил на это уже не было. Какие уж тут анализы — когда до библиотеки дойти нет возможности? Однажды он обнаружил, что у него рак. «Вот теперь я займусь анализами» — так сказал Татарников. На окраине западного мира, в холодной России, объявленной стараниями нескольких энтузиастов частью Европы, в малогабаритной квартире на втором этаже умирал историк Сергей Татарников, а жена его, Зоя Тарасовна, сидела подле него и вздыхала. — Ну что ты вздыхаешь, — зло сказал Татарников, — знаю, не повезло тебе. Виноват. Подвел. Решали, в какую больницу вести. Звонили знакомым, те — своим знакомым, вскоре появились сведения о врачах. Везде хотели деньги вперед. Денег в семье не было. — Надо хорошенько подумать, — сказал Татарников, выслушав предложения. — Что-что, а время-то у меня есть, — заметил Сергей Ильич, которому врачи определили три месяца жизни, — могу и поразмышлять, на какой мне стол ложиться. Что, хвалят этого Колбасова? Аккуратно кромсает? В итоге выбрали докторов Колбасова и Лурье, заняли денег, передали деньги в конверте докторам. Лурье взвесил на ладони конверт и небрежно бросил на стол с бумагами. Тощий конверт, взяли по-божески. Наутро приехала машина для перевозки больного. Пока жена собирала Сергея Ильича в больницу и укладывала в пакеты носки и рубашки, все еще казалось, что обычная жизнь продолжается и он просто едет куда-то из дома — туда, где ему понадобится смена белья и чистые рубашки. Ненадолго, на время, словно бы в отпуск. — К морю, — сказал Татарников. — Проветриться. — Что ты сказал? — Еду к морю. Но жена не поняла, подняла глаза от сумки с бельем, посмотрела недоуменно. Вышел из спальни заспанный джентльмен Бассингтон-Хьюит, посмотрел на то, как запаковывают в серое одеяло Сергея Ильича, как привязывают его тело ремнями к носилкам. Тугими брезентовыми ремнями примотали Татарникова к носилкам, затянули потуже, чтобы не вывалился больной, если носилки придется в лифте поставить вертикально. Еще, еще туже, так что Сергей Ильич сделался похож на осу, перетянутый в двух местах до совершенно плоского состояния. Поразительное равнодушие русских санитаров обычно раздражает иностранцев, но обозреватель Бассингтон владел собой: он все заметил, запомнил, но не сказал ни слова. Подошел к Татарникову, пожелал здоровья, поддернул трусы — и в душ. Сергея Ильича спустили на носилках к машине; задвинули носилки внутрь — через заднюю дверцу. Пока носилки задвигали внутрь автомобиля, Татарников лежал с открытыми глазами и смотрел, что и как с ним делают, разглядывал санитаров и автомобиль. Он хотел дать совет, как ловчей развернуть носилки, но передумал и не сказал ничего. Заметил смешной номер машины — МНЕ 40–42, улыбнулся своими длинными белыми губами. Потом машина тронулась с места, и они долго ехали через город. Машина тормозила, сигналила, дергалась, и носилки швыряло то вперед, то назад, и Сергей Ильич закрыл глаза и подчинился происходящему. С этой минуты от него уже ничего не зависело, все решения, которые можно было принять, он принял — теперь осталось только терпеть. Он оценил новое состояние как определенную свободу — с этого момента другие все делали за него. Достали его из машины, повезли по коридору, свернули раз, свернули другой, закатили в какое-то помещение — осветили лицо лампой. В приемном покое, куда доставили носилки, дежурные врачи зачем-то померили ему давление, потом поставили градусник, потом сделали кардиограмму. Татарников хотел сказать, что у него не инфаркт, но удержался, промолчал. Врач спросил, сколько Татарникову лет. — Мне сорок — сорок два, — ответил Сергей Ильич, но никто не засмеялся. — Мне пятьдесят восемь, — поправился он, — сорок было давно. Врач не оценил шутки, а может быть, просто не знал номера санитарной машины. Татарникова поместили в палату рядом с безнадежным Витей, и Колбасов с Лурье стали готовить больного к операции. То ли произошла ошибка в выборе докторов, то ли болезнь и впрямь нельзя было остановить, но только после операции доктора избегали встреч с родными. Знакомые, те, что присоветовали Колбасова, звонить жене Татарникова перестали — и сами телефонную трубку не брали. «Стыдно им теперь, — восклицала жена Татарникова, — стыдно!» Рыжий доктор Колбасов стремительно проходил по кафельному коридору больницы, умудряясь не заметить Зою Тарасовну, даже если та становилась у него на пути. «Ждите! — говорил он коротко, если Зоя Тарасовна хватала его за рукав халата. — Если надо, сообщат». Так прошло пять недель. |
Похожие:
 | Максим Карлович Кантор Совок и веник (сборник) Сотрудничество с Консультативной группой Экономической Комиссии для Европы ООН (эке оон) 6 | | М. К. Кантор Вечер с бабуином: Комедии Максим Кантор, автор Учебник Подготовлены Комиссией по правилам Комитета судей и рефери (кср) Федерации настольного тенниса России (фнтр) в составе: Пенов Г.... |
| Максим Горький Чужие люди Горький Максим Ты жил между нами, покинутый и забытый своими То горе жизни и те пороки, которые мы носили и делили вместе, были нашим общим несчастием.... | | Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах... Девочки делают деми плие, мальчики – наклон головы. Руки у девочек открываются из подготовительного положения слегка в сторону, у... |
| Non chapitre. Non bout et non commencement Он был в зале… Он сидел и смотрел на ее танец, попивая пиво. К нему, медленно качая полу оголенными бедрами, подошла одна из девушек... | | Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах... Дальним Востоком. Надо было там оказаться, чтобы понять, что это начало России. Здесь встречают рассвет, здесь служат первые Божественные... |
| Игра в Куклы. Книга вторая. По ту сторону зла ч. 31. 08. 2006 Российское правительство мафии Игра в Куклы. Книга вторая. По ту сторону зла ч. 31. 08. 2006 Российское правительство | | Максим Калашников. Вперед, в СССР 2! Учитель думать, уметь сформулировать математическую мысль. Развивать интерес к математике |
| «история россии» Составитель: Суворов Максим Викторович, кандидат исторических наук, доцент кафедры Отечественной истории | | Максим Карпенко Вселенная Разумная Вандышев Валерий Васильевич (родился в 1941 г.) доктор юридических наук, профессор |
| Учебно-методический комплекс Паламарчук Максим Леонидович — ассистент кафедры культурологии и межкультурной коммуникации, теории языка и журналистики мгпу | | На конкурс представлено 14 работ в трех номинациях «Среди домов, асфальта и машин» (Мини-реферат): Черенков Максим, 14 лет, «Большая синица» |
| Максим Блант Финансовый кризис Резервный день для прохождения гиа в новой форме в 9 классе по математике, истории России, биологии, физике | | Речевое взаимодействие. Нормативные, коммуникативные, этические аспекты устной и письменной речи Принцип кооперации, предложенный Г. П. Грайсом, состоит из нескольких максим (правил) |
| Публичный отчет 2010 г В конце 19 века школы в с. Меловое не было. Первым организатором группового обучения грамоте был отставной солдат Мякотин Максим |  | Нп сро «Союз Стройиндустрии Свердловской области» Хмелев Максим Александрович Председателя Совета Директоров ООО «Инвестиционно- строительной компании» Председатель Аттестационной... |
