Уэбстер Ф. Теории информационного общества. 2000.
Скачать 5.29 Mb.
|
74 глобального потепления. Конечно, подобные модели в настоящее время еще не отработаны и приблизительны, но уже то, что имеется, дает нам возможность понять: теоретическое знание, не будучи ни в коей мере «абсолютной истиной», все же играет решаю-шую роль в нашей жизни. Бесспорно, теоретическое знание, которое мы используем, зачастую отнюдь не точно, но тем не менее теоретическое знание служит предпосылкой наших действий. Если прежде действия были ответом на практические запросы (технические проблемы, социальные сложности), теперь значительная часть жизни организована на основе теорий поведения, на абстрактных, обобщенных принципах. Белл полагает, что это изменение ведет к серьезным последствиям. Быть может, более серьезным, чем приоритет теории во всех сферах, который делает ПИО способным планировать и, следовательно, контролировать будущее в гораздо большей степени, чем предшествующие общества. Эта способность, конечно, соответствует предрасположенности специалистов к организации и планированию жизни. Кроме того, теоретические знания стали более доступными благодаря информационным технологиям. Компьютеризация позволяет не только управлять «организованной сложностью», но и благодаря программированию создавать «интеллектуальную технологию» (Bell, 1973, с. 29), которая включает в себя знания (правила, операции и т.д.) и, в свою очередь, способствует инновациям, основанным на теоретическом знании. Такой взгляд на теоретическое знание - это, бесспорно, захватывающая идея, она прежде всего определяет новое общество как общество, которое основывается на порождении и использовании информации (знания). Если исходная точка развития - теория, а не потребность удовлетворять практические нужды, тогда можно утверждать, что знание становится признаком нового общества. Более того, сейчас мы говорим уже не о возросшем числе «белых воротничков» и растущих количествах битов информации, мы говорим о новом фундаментальном принципе общественной жизни. Тем не менее наибольшая трудность состоит в том, чтобы определить хотя бы с некоторой степенью точности, что понимается под теоретическим знанием (Kumar, 1978, с. 219-230). Теория представляет собой набор абстрактных, обобщенных правил, законов и операций, в теоретической области может быть достигнуто согласие, которое движет теорию вперед, особенно в научной сфере; кодифицированная в текстах теория изучается будущими практиками, которые будут применять ее в своей работе. Этот принцип вполне естественно может считаться ключевым не только в проектах по исследованиям и развитию, имеющих первостепенное 75 значение для инноваций, но он также совершенно очевиден и в таких областях, как архитектура, проектирование, строительство, пищевая промышленность и даже моделирование одежды. Однако есть аналитики, которые готовы «растянуть» понятие теоретического знания до гораздо больших пределов и приводить свои заключения как свидетельство существования общества, основанного на знании. Сюда, к примеру, можно было бы отнести обучение законодательству, основам социального обеспечения, бухгалтерии значительного числа «белых воротничков»: для некоторых это служит признаком приоритета знания в современном мире. И правда, можно утверждать, что высшее образование нацелено в основном на передачу теоретического знания. В конце концов в Великобритании стало уже общим местом, что быстрый переход к массовому высшему образованию (около 30% в каждой соответствующей возрастной группе) был определен потребностью в обеспечении необходимого числа людей, способных работать в «обществе знаний». Подобного рода передаваемые знания, несомненно, являются кодифицированными, абстрагированными от практического применения и даже поддающимися обобщению, хотя они принципиально отличны от теоретического знания в таких науках, как химия и физика. Нико Штер (1994) именно таким образом увеличивает поле теоретического знания, постулируя, что мы уже находимся в «обществе знания»; он доказывает, что знание - важнейшая составляющая нашего образа жизни. Что бы мы ни делали - изобретали новые технологии, производили товары ежедневного потребления или вопрошали о смысле собственной жизни, - мы обращаемся к теоретическому знанию, используя огромное количество накопленных сведений, которые помогут нам разобраться, где же, собственно, мы находимся. Мы довольно долго говорили об идее теоретического знания, но это может оказаться полезным, поскольку Штер подхватывает темы, затронутые в работе социолога-теоретика Энтони Гидден-са, которая заслуживает внимания (о Гидденсе я буду говорить подробнее в главе 8). Штер предлагает тройственную типологию развития знания: знание содержательное (просвещенческий идеал знания, необходимого для понимания), продуктивное (применяемое в промышленности) и действенное (тесно связанное с производством и включающее, например, особые приемы и оказывающее влияние на повседневную деятельность человека). Последняя форма очень близка Гидденсу, когда он подчеркивает то, что он называет интенсифицированной рефлексивностью жизни в «позднем модерне». Гидденс обращает особое внимание на то, что вся исто- 76 рия модерна - это история постепенного освобождения людей от уз природы и ограничительных форм сообществ, когда человек действовал, как ему предопределено судьбой, это история движения к тому, что отдельные люди и группы людей делают выбор своей индивидуальной или коллективной судьбы в обстоятельствах «промышленной неопределенности». То есть мир рассматривается не как нечто заданное и неизменное, напротив, он поддается изменениям и зависит от решений людей. Предпосылкой для этих личных и коллективных решений служит постановка вопросов перед собой и коллективом, иначе говоря, рефлексивность, которую не следует воспринимать как самопоглощенность. Наоборот, она предполагает открытость к идеям, информации и теориям, поступающим из самых разных сфер, они рассматриваются, инкорпорируются обществом, и на их основе принимаются решения. Главное здесь, что «посттрадиционное» (Giddens, 1994) общество, характеризуемое интенсифицированной рефлексивностью отдельных его представителей и институций, построено на информации (знании). Разумеется, часть этого знания имеет локальное или частное значение (например, чья-то биография или же тщательные записи продаж и складированной продукции некой компании), но в основном это знания абстрактные, получаемые из электронных медиа и других, прежде всего образовательных, учреждений. Если согласиться с аргументом Гидденса, что мы уже живем в эпоху высокого модерна, в котором рефлексивность играет как никогда важную роль, то, вероятно, следует согласиться и с тем, что информация и знание в современной жизни имеют особое значение. Мир выбора, как индивидуального, так и коллективного, опирается на доступность и воспроизводство подробной и многообразной информации. Если вслед за Гидденсом признать, что мы живем в эпоху интенсифицированной рефлексивности, на основе которой мы создаем материальные и социальные условия своей жизни, то следует согласиться, что все это требует сложнейшей и развитой информационной окружающей среды. Возможно, это не тот самый тип теоретического знания, о котором говорил Дэниел Белл, но поскольку оно абстрактно и кодифицировано, оно может быть включено в эту достаточно широкую категорию. Тем не менее есть причины, по которым мы все же усомнимся, что новое информационное общество следует описывать подобным образом. Да и сам Энтони Гидденс этого, собственно, не Делает. Подчеркивая, что «мир интенсифицированной рефлексивности - это мир умных людей» (Giddens, 1994, с. 7), он все же не Расположен представить этот мир, как нечто иное, нежели про- 77 КНГ> И должение долгосрочных тенденций. Жизнь сегодня действительно намного более информационно насыщена, но этого недостаточно, чтобы делать далеко идущие выводы о том, что мы живем в обществе нового типа. Кроме того, Гидденс испытывает сомнения относительно новизны теоретического знания. В 1981 г. он отметил, что «нет ничего специфически нового в применении "теоретического знания"... На самом деле рациональность техники... является первичным фактором, который с самого начала отличал индустриализм от предыдущих укладов» (Giddens, 1981, с. 262). Если так, то мы опять оказываемся перед той же проблемой: как определить новизну общественного уклада, в котором теоретическое знание стало превалирующим фактором? Это возражение Гидденса ставит главный вопрос: что аналитики понимают под теоретическим знанием? Как явствует из приведенной цитаты, Гидденс ощущает, что для концепции классика социологии Макса Вебера относительно формальной рациональности, которая лежит в основе целенаправленного действия (и наиболее ярко проявляется в росте бюрократических структур), достаточно одного определения. В конце концов в него входят абстрактные и кодифицированные принципы, правила и распорядок (вся бюрократическая машина в целом), и оно предполагает, что участники команды должны обладать абстрактным знанием (о том, как функционирует бюрократическая машина). В этом смысле теоретическое знание есть всего лишь знание бюрократических правил и процедур. А если так, что же тут нового? В таком случае роль знания в ПИО - быть продолжением и ускорением тенденций, которые определил индустриализм. И мы опять задаемся вопросом относительно новизны ПИО. Приходится в более широком смысле взглянуть на неточность понятия теоретического знания. Одно дело, если приоритет теоретического знания подразумевает знание естественно-научных принципов (точка кипения воды, электропроводимость материалов и т.д.), которые кодифицированы в текстах. И совсем другое дело, если теоретическое знание включает в себя гипотетические модели, такие как соотношение инфляции и безработицы, бедности и шанса на успех, классовой принадлежности и возможности получить образование. Быть может, отличия между этими видами теоретического знания состоят лишь в степени, однако существенная разница между ними остается. Если же теоретическое знание понимается, как особое положение экспертного знания в управлении системами услуг (водопроводные сети, переработка мусора, контроль за воздушными полетами, телефонная сеть), которое осуществляется на ос- 78 постоянного мониторинга этой деятельности, постоянно реорганизуемых принятых норм (токсичности, загрязнения окружающей среды и т.п.), то мы уже имеем дело с чем-то другим. И опять же совсем иное, когда теоретическое знание понимается как тенденция ко все развивающейся рефлексивности индивидов и институций, на основе которой формируются дальнейшие действия. И, наконец, нам потребуется другая дефиниция теоретического знания, если мы будем определять его - что часто и делается - широтой распространения сертифицированного образования. Из-за такой разницы в подходах хочется проявить осмотрительность и не соглашаться с тем, что теоретическое знание служит мерилом, с помощью которого можно определить информационное общество, хотя приоритетность теории отчетливо характеризует историю последнего времени. Резюме Несколько лет назад Дэниел Белл начал заменять термин «пост-индустиализм» термином «информационное общество». Но это ничего не изменило в его анализе - его «информационное общество» по всем характеристикам есть то же самое, что «постиндустриальное общество». Однако в этой главе мы рассмотрели его концепцию и пришли к выводу, что она несостоятельна. Бесспорно, информация и знание - как и все технологические системы, сопровождающие «технологический взрыв», - в количественном отношении получили значительное распространение. Нетрудно согласиться также и с тем, что они стали играть ключевую роль в бытовом поведении людей, живущих в современных обществах. Тем не менее мы не увидели ни одного убедительного свидетельства или доказательства того, что все это означает возникновение нового общества, резко отличающегося от прежнего. Если эта критика верна, тогда все разговоры о том, что развитие информационной сферы означает наступление «постиндустриального общества», не должны приниматься во внимание. В этой главе было показано, что деление, по Беллу, общества на различные сферы, а потом и экономики на различные секторы занятости - а это принципиально для его модели постиндустриального общества - при ближайшем рассмотрении терпит крах. Да, рост повсюду: в секторе услуг, «беловоротничковой» работе, числе профессионалов, и все эти люди в большей степени связаны с использованием, хранением и обработкой информации, но, как мы видели, нет никаких оснований, чтобы интерпретировать эту экспансию вследствие большего богатства, перетекающего из «товаропроизводящего» сектора в сектор потребления. Напротив, 79 сектор услуг расширился, с тем чтобы поддерживать и обеспечивать устойчивую, взаимосвязанную экономику (и, разумеется, более | широкие политические и культурные связи). Не существует нового постиндустриального общества: рост занятости в сфере услуг и соответствующее развитие выдвигают на первый план преемственность настоящего по отношению к прошлому. По тем же причинам большее количество информации и возросшее число информационных работников, которое так поражает некоторых энтузидстов, что они считают этот фактор разительно отличающим настоящее от прошлого, не могут рассматриваться как признак новой социальной системы. Кришан Кумар прямо говорит, что «одно дело согласиться с возросшей ролью информационных технологий, даже с тем, что произошла информационная революция, и совсем другое - согласиться с идеей новой промышленной революции, нового типа общества, новой эры» (Кшпаг, 1992, с. 52). Мысль Белла о теоретическом знании, аналитически и, возможно, сущностно отделяемом от количественных факторов, о которых шла речь, обладает большей привлекательностью, нежели его определения постиндустриализма как поворота от производства к услугам. Поскольку теоретическое знание предполагает качественное изменение, влекущее серьезные последствия для планирования и контроля над общественной сферой, эта идея захватывает каждого, кто интересуется социальными переменами и значением информации (знания) в современном мире. Интуитивно читатель ощущает правоту Белла, хотя эта мысль осталась до конца им не развитой и занимает явно второе место, уступая первенство вопросам занятости. В трудах Белла она прописана слишком общо, чтобы ее можно было применить для анализа, или, говоря точнее, она вызывает сомнения по поводу новизны и значимости этого феномена. Тем не менее, на мой взгляд, это самый интересный и убедительный аргумент в пользу того, что мы живем в информационном обществе. Разумеется, есть факт: мы живем в мире, где возросло количество информации и связанной с ней деятельности, которая составляет существенную часть организации быта и труда. Под каким углом зрения ни посмотри на эту проблему, роль информации резко возросла. Вполне понятно, что социологи стремятся объяснить и просчитать это изменение. И здесь мы приходим к выводу, что оно не может быть интерпретировано в «постиндустриалистс-кой» терминологии профессора Белла. У него не получается навязать звание постиндустриализма информационному обществу. И если мы хотим понять значение информации и ее распространения, нам придется поискать ответ где-то в другом месте. ИНФОРМАЦИЯ, РЕСТРУКТУРИЗАЦИЯ И ГЛОБАЛИЗАЦИЯ Мы живем в беспокойное время. Конечно, каждое поколение легко проникается уверенностью в том, что такой взрывоопасной эпохи никогда прежде не было, и поэтому вполне оправдан некоторый скептицизм, когда слушаешь тех, кто провозглашает наступление «второй промышленной революции». И все-таки что-то особенное, несомненно, происходит в наше время. Беспристрастные авторитеты отмечают исключительность переживаемого нами периода. Например, Эрик Хобсбаум полагает, что после 1975 г. происходили «величайшие, самые быстрые и фундаментальные перемены во всей письменной истории» (с. 8). Общепризнан факт, что устоявшиеся отношения подвергаются сейчас большим изменениям и, кроме того, темп этих изменений выше, чем был когда-либо в истории. Возьмем тему занятости. Еще не так давно дети рабочих в английских промышленных районах, таких как Южный Уэльс и северо-восток страны, могли быть уверены (пусть даже и не испытывая по этому поводу радости), что последуют за своими отцами в шахты, на судоверфи, металлургические заводы. Эти рабочие места, количество которых уменьшилось в 1960-х и 1970-х годах, в 1980-х практически исчезли. Рабочие места теперь либо создаются правительством, либо открываются в туристическом бизнесе, индустрии отдыха и услуг. И никто не думает, что мы можем вернуться к прежней закономерности. Профессия шахтера скоро будет казаться таким же анахронизмом, как и работа прядильщицы шелка в Спиталфилде. С 1945 г, мы привыкли жить в мире, разделенном на два лагеря. Но события 1989 г. положили этому конец самым быстрым политическим сдвигом за весь XX в. в результате крушения коммунистических режимов (исключением остается Китай с его странной комбинацией авторитарного коммунизма и поддержки свободного рынка). В течение нескольких месяцев исчезло все то, что казалось таким устоявшимся. Новые «переходные» экономики, такие как на Украине, в Эстонии и Болгарии, пережили грандиозный 81 S-2647 сдвиг и состояние неуверенности, и хотя никто не может сделать долгосрочного прогноза их будущего, все же нельзя представить, что они вернутся в прошлое. В социальном плане мы периодически переживали большие потрясения, которые затрагивали островную Британию, особенно ее центры - Лондон, Ливерпуль, Бирмингем, Брэдфорд, Бристоль и даже тихий пригородный Хай-Вайкомб. Подобные события происходили и в других уголках мира от Парижа до Лос-Анджелеса. Менее драматические, но, быть может, не менее тревожные перемены коснулись и личных отношений, что отразилось на форме семьи (социологи любят называть это «семьями по выбору», включая сюда гомосексуальные и лесбийские отношения, сожительство и повторные браки) и на отношении родителей к детям: возросло беспокойство родителей по поводу воспитания своих чад (и пасынков, что становится все более обычным). Стражи морали сколь угодно могут кричать «назад, к основам», но мало кто верит, что легко побороть городскую преступность или возродить семью по типу «пока смерть не разлучит нас», если дети уже выросли. Все эти перемены нетрудно осознать благодаря эффективной работе масс-медиа, число которых постоянно растет и которые стали доступнее, чем когда-либо. Каждый день телевидение вещает о политической нестабильности, экономических и социальных проблемах. Поскольку телевизор есть в каждом доме, а кроме него еще и несколько радиоприемников, а также журналы и газеты, платные и бесплатные, люди соглашаются - и это неудивительно-с тем, что происходят кардинальные перемены и что темп их возрастает. Ведутся, конечно, серьезные дискуссии о смысле этих перемен, однако их масштаб и скорость не становятся предметом споров. Люди узнают о переменах главным образом из средств массовой информации. Это наводит на мысль, что ключевой характеристикой сдвига оказалась информация и соответственно технологии, которые оперируют ею, обрабатывают и передают. Да и сами СМИ претерпели радикальные изменения благодаря новым способам сбора и передачи информации - от легких видеокамер, которые сделали доступными те места, куда раньше журналистам проникнуть было трудно, до спутниковой связи, позволяющей передавать изображение на несколько тысяч километров за считанные минуты. Весь мир мог видеть, как пала Берлинская стена, как Борис Ельцин предотвратил попытку государственного переворота в Москве и как распалась бывшая Югославия. Высокая концентрация символов вокруг человека - книги, брошюры, радио, те- 82 левидение, видео, Интернет - означает также, что информация по таким вопросам, как сексуальные отношения, сексуальное удовлетворение и проблемы, связанные с сексом (от ожидаемого поведения до эпидемии СПИДа), стала более доступной, чем прежде, и это неизбежно закрепляется в нашем сознании. Но возрастание количества информации в условиях нынешних перемен означает много больше, чем простое увеличение количества «посланий» для публики. Например, появилось много новых, информационно насыщенных, если можно так выразиться, профессий, которые требуют не навыков ручного труда и физических усилий, а умения говорить, писать, рассказывать, что можно прекрасно проиллюстрировать на примере бывших шахтеров, которые теперь работают экскурсоводами и показывают восстановленные шахты посетителям промышленных музеев вроде Бимиша в графстве Дерхэм. Известно, что развитие ИКТ усиливает тревогу и сумятицу в умах: применение компьютеров в фабричном производстве означает, что увеличения рабочих мест там ожидать не приходится, в будущем же появятся другие рабочие места, которые потребуют компьютерной грамотности. Более того, компьютеризация ускоряет постоянные перемены здесь и сейчас, а значит, в будущем произойдет еще большая адаптация рабочей силы к новым условиям. Распространение телекоммуникаций по всему миру означает не только то, что стало легко общаться с друзьями и родственниками на всей планете, если где-то неподалеку есть телефон, Интернет-кафе или компьютерный терминал, но и то, что экономические и политические стратегии могут, точнее должны, разрабатываться и осуществляться с учетом глобальных факторов. Весьма трудно судить, сколько информации и информационных технологий вызывают эти грандиозные изменения или хотя бы коррелируют с ними, однако никто не спорит с тем, что перемены происходят глубинные, что они идут широким фронтом, набирая темп в последние десятилетия и что информация является составляющей этого процесса. Исследователями предпринимались многочисленные попытки объяснить крупномасштабность перемен, о некоторых из них мы уже говорили, другие рассмотрим в следующих главах. Одни авторы думают, что в данный момент мы находимся на переходном этапе от индустриального к постиндустриальному обществу, полагая вместе с Дэниелом Беллом и его сторонниками, что этот поворот связан с переходом от промышленного общества к обществу услуг; другие - Зигмунт Бауман, к примеру, - обозначают это как переход от модерна к постмодерну; для Скотта Лэша и Джона Юрри (Lash and 83 ому | Urry, 1987) это движение от организованного к дезорганизованному капитализму; для Фрэнсиса Фукуямы (Fukuyama, 1992) поворот обнажает всего лишь «конец истории», полную победу рыночной экономики над обанкротившимся коллективистским экспериментом. Каждый из этих ученых стремится объяснить одни и те же феномены, делая различные акценты и, разумеется, совершенно по-разному интерпретируя их смысл и значение. В этой главе я хотел бы сосредоточиться на ученых, которых - хотя бы с аналитической целью - можно было бы разделить на два взаимосвязанных лагеря; представители одного из них предполагают, что понять современное развитие можно с точки зрения перехода от фордистского к постфордистскому обществу, в другом же считают, что мы оставляем позади период массового производства и входим в общество, где доминирует гибкая специализация. По-моему, обе эти позиции можно отнести к системным и самым влиятельным точкам зрения на современные социальные, экономические и политические перемены. Следует отметить, что внутри каждой из этих школ существуют резкие разногласия. Далее я попытаюсь охарактеризовать разнообразие взглядов, придерживаясь при этом аналитических рамок своей работы. Рассматривая заявленный переход от фордизма к постфордизму, я собираюсь сосредоточиться на идеях, исходящих из так называемой теории школы регулирования. У ее истоков стоят Ален Липиц (Lipietz, 1987), Мишель Альетта (Aglietta, 1979, 1998) и Робер Буайе (Воуег, 1990), хотя я буду обращаться и к другими аналитикам, главным образом Дэвиду Харви (Harvey, 1989b), Скотту Лэшу и Джону Юрри (Lash and Urry, 1987, 1994), которые также определяют основные черты происходящих в обществе перемен. Когда же я обращусь теоретикам гибкой специализации, я сфокусирую внимание на самом значительном опубликованном труде - The Second Industrial Divide Майкла Пайора и Чарльза Сейбла (Piore and Sabel's, 1984). Представить эти теории во всей полноте - задача неподъемная для одной главы, и потому, описывая их, я неизбежно буду прибегать к упрощениям. То есть особое внимание я буду обращать на роль и значение информации в переменах и их интерпретациях. Я делаю это не только потому, что информация - тема моей книги, и не только потому, что информация, как мы увидим, находится в центре положений о предполагаемой смене типов общества, но и потому, что это позволит лучше оценить важнейшее место информации и ее особые формы в современном мире. 84 Теория школы регулирования Теорию школы регулирования создала группа французских интеллектуалов, которые ранее испытали на себе влияние марксистских экономических идей, хотя некоторые из тех, кто сделал основной вклад в эту теорию, в особенности Мишель Альетта, отдалились от нее, а другие, например Ален Липиц, пришли к этим взглядам, стремясь ответить на вызовы экологического движения. Однако теория школы регулирования все-таки сохраняет тесную связь с марксистской традицией, по крайней мере, в одном отношении: она стремится объяснять социальные отношения холистически, стараясь выявить самый общий характер каждого исторического периода. Соответственно она также делает акцент на том, как связаны между собой характеристики, придающие обществу устойчивость и длительность. Эти ученые никогда не будут сосредоточивать свое внимание, скажем, на одних лишь технологических инновациях на рабочем месте и в доме, видя в этом лишь средство понимания перемен. Они вовсе не игнорируют этого явления, однако оно должно быть в контексте других элементов, таких как роль государства, классовый состав, корпоративные тенденции, модели потребления, изменившиеся тендерные отношения и иные характеристики функционирующей системы. Школа регулирования поставила фундаментальный вопрос: каким образом капитализм обеспечивает себе длительное существование? Как система, предпосылками которой являются успешное извлечение прибыли и непрерывная экспансия капитала, остается стабильной? Или, в терминах школы регулирования, как обеспечивается капиталистическое накопление? Разумеется, можно было бы сказать, что любой системе, постоянно находящейся в движении - а капитализм, бесспорно, таков, - присуща нестабильность, и потому по меньшей мере странно желание школы регулирования найти основания стабильности динамической экономики (Sayer and Walker, 1992). Основатели и последователи этой школы не спорят с тем, что нестабильность есть неотъемлемая часть капиталистических отношений, и легко соглашаются с тем, что наемные работники всегда будут хотеть от работодателей большего, чем те хотят дать им, что конкуренция между фирмами означает постоянную необходимость инноваций, что поглощение и слияние компаний - тоже неотъемлемая часть экономической жизни. И все-таки они задают вопрос: как удается капитализму продолжать свое существование, несмотря на все эти источники напряжения? Другими словами, школа регулирования пытается определить способы, которыми нестабильность управляется и поддерживается так, 85 что в ходе постоянных перемен достигается непрерывность. По важности, которую они придают этому вопросу, можно подумать, что они стремятся представить альтернативу неоклассическим теориям всеобщего экономического равновесия*. Ученые школы регулирования намерены изучить режим накопления, который превалирует в тот или иной период. Под этим подразумевается, что необходимо идентифицировать доминирующую организацию производства, пути распределения доходов, секторы экономики и способы потребления. Они также стремятся объяснить способы регулирования, под которыми они понимают «нормы, привычки, право, регулирующие сети и все остальное, что обеспечивает процесс [накопления]» (Lipietz, 1986, с. 19). Этот процесс, который можно было бы назвать «правилами игры», приводит нас к рассмотрению того, каким образом достигается социальный контроль - от правовых установок до политики в области образования. Приверженцы школы регулирования ставят своей целью изучить отношения между режимом накопления и способом регулирования, однако на практике большая часть исследователей школы фокусируются на способе накопления и, в частности, на изменениях его составляющих. Они убеждены, что примерно с середины 1970-х годов постоянный кризис, который всем нам в большей или меньшей степени знаком (рецессия, безработица, банкротства, нарушения в сфере труда и т.п.), был преодолен установлением нового режима накопления, сменившего собой тот режим, который обеспечивал стабильность в течение долгого периода после Второй мировой войны. То есть фордистский режим накопления, дававший обществу устойчивость в период между 1945 г. и серединой 1970-х годов, далее стало невозможно поддерживать, и он, пусть неохотно, с заметными срывами, уступает место постфор-дистскому режиму, который, возможно, восстановит «здоровье» капиталистического предпринимательства и будет его поддерживать в дальнейшем. * Школа регулирования в такой степени разделяет эту проблематику, что можно подумать, будто эта теория, вроде бы критически оценивающая капитализм и во многом вытекающая из концепций и понятий марксистского учения, очень хорошо укладывается в консервативные рамки. В конце концов если кто-то стремится объяснить, каким образом капитализм поддерживает свое существование, то не равнозначно ли это отрицанию маркситского тезиса о том, что капитализм революционным путем будет заменен социалистическим порядком? Конечно, в теории школы регулирования есть что-то от функционализма, который, определяя, каким образом порядок сохраняется при капитализме, отчасти обходит острые углы этой системы. Далее я постараюсь провести различия между фордистским и постфордистским режимами накопления, пожертвовав описанием способов регулирования. Предупреждаю читателя, что его ожидает неполное изложение (Hirsch, 1991). Когда же читатель дойдет до описания попыток создать постфорд истеки и режим в 1980-х годах, он сможет поразмышлять о механизмах контроля, которые тогда были введены в Великобритании - от решительного наступления Маргарет Тэтчер (премьер-министр в 1979-1991 гг.) на лейбористское движение, радикального пересмотра структуры и учебных планов средней и высшей школы до реорганизации местных властных органов (ср.: Gamble, 1988; Kavanagh, 1990). Фордистский режим накопления (1945-1973) Теоретики школы регулирования полагают, что эти годы можно охарактеризовать как фордистско-кейнсианскую эру, в течение которой определенный набор взаимосвязанных характеристик обеспечивал равновесие системы как единого целого. Коротко говоря, это был период экспансии, когда массовое производство и потребление находились в более или менее сбалансированном состоянии, когда участие государства в экономике поддерживало эту гармонию, когда государственные меры по социальному обеспечению способствовали экономическому равновесию и социальной стабильности. Форд был зачинателем того способа производства, который давал возможность массового выпуска товаров по цене, стимулирующей массовое потребление, он же одним из первых стал выплачивать высокую (относительно) заработную плату, что также способствовало приобретению товаров, и потому его именем обозначается вся система в целом. Однако было бы заблуждением полагать, будто фордовские методы были внедрены всюду и одинаково (Меуег, 1981). Скорее этот термин обозначает то, что корпорация Форда стала архетипичной, особенно на пике ее развития в период после Второй мировой войны, когда в ней были представлены все ключевые элементы передового капиталистического предприятия. Кейнс же был экономистом, чья стратегия была теснейшим образом связана с интервенцией правительства в экономику, и потому определение «кейнсианский» должно пониматься в общем смысле, что вовсе не означает, будто бы правительства разных стран действовали одинаковыми методами. Фордистско-кейнсианская эра отличалась определенными характеристиками, и основные из них мы рассмотрим далее. 87 Все объявления ЯндексДирект Дать объявлениеКниги издательства "Аспект Пресс" Закажите книги издательства "Аспект Пресс"! Большой выбор! Доставка РФ www.ozon.ru Начало! Вы готовы к деньгам? Что надо делать и за что платят я вам покажу и научу! elizium86.intway.info Библиотека | Новые поступления | Словарь | Карта сайта | Ссылки Цифровые библиотеки и аудиокниги на дисках почтой от Historic.Ru |
Похожие:
 | Темы контрольных работ и рефератов по социологии Социология современного общества (теории «постиндустриального общества», «информационного общества») | | Пояснительная записка цель преподавания дисциплины Понятие информационного общества. Особенности развития информационного общества в России. Критерии оценки уровня развития информационного... |
 | Пояснительная записка : Построение и развитие информационного общества... Новая технологическая парадигма информационного общества базируется на электронике и генной инженерии, а её основой являются информационные... | | Учебник: Н. В. Макарова «Информатика и икт» Характерные черты информационного общества. Этапы развития информационного общества. Информационные ресурсы общества. Информационная... |
| Заседание II «Перспективы развития информационного общества в Российской Федерации» Всероссийский экспертный форум «Развитие информационного общества. Электронное правительство. Регион и муниципалитет» | | Концепция информационного общества История появления концепции информационного общества Информационное общество превращает наш мир в своеобразную «мировую деревню». Это имеет и свои плюсы, и свои минусы |
| Информационное общество и компоненты информационного менеджмента Есть все основания утверждать, что создание информационного общества (единого информационного пространства) является таким же необходимым... | | Школы Школа искусства, культуры и спорта Теории глобализации и информационного общества 033000. 68 Культурология Форма подготовки – Очная |
| Реферат по дисциплине «методология научных исследований» на тему... Одной из важнейших опасностей информационного общества (ИО) является цифровой разрыв (между странами, группами населения) | | Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах... Конспект: Окинавская хартия глобального информационного общества // Развитие информационного общества в России. Том Концепции и программы:... |
| Программа курса Планы семинарских занятий Понятия "глобальный мир", "глобализация", "глобалистика". Особенности "нового журнализма". Окинавская хартия глобального информационного... | | Л. Г. Егорова актуальные проблемы информационного общества казань 2008 Актуальные проблемы информационного общества: Программа дисциплины и темы дискуссий для студентов отделений и факультетов социологии,... |
| Влияние ит на экономическую деятельность компаний Прослеживается тенденция к созданию информационного общества, где движущей силой развития служит преимущественно производство не... | | Сборник трудов Генеральный директор Российского Агентства развития информационного общества «рарио», председатель президиума Общественного совета... |
| Темы рефератов Конвергенция в сми. Современные аспекты и подходы.... Диалогизация медиасреды как основополагающая характеристика современного информационного общества | | Постановление От 27 сентября 2012 г. N 520-2-п об областной целевой... Рассмотрев проект областной целевой программы "Развитие информационного общества в Челябинской области на 2013 2015 годы", Правительство... |
