Глава 2. Особенности анализа поэзии А. А. Ахматовой в аспекте межтекстовых связей.
2.1. Этапы творческого пути А. А. Ахматовой
В литературе обнаруживаются две, казалось бы, противоположные тенденции: первая – это стремление к максимальной свободе, к обнаружению творческой индивидуальности автора. Вторая – это активное использование уже зарекомендовавших себя способов выражения мысли, что позволяет хотя бы отчасти скрыть свою субъективность и соотнести свой текст с существующими традициями. В качестве одного из проявлений названных тенденций можно рассматривать активное обращение к многообразным способам использования межтекстовых связей [Нахимова, 2007]. Подобные связи использует в своем творчестве и Анна Андреевна Ахматова.
Родилась Анна Андреевна Ахматова (Горенко) 11 июня 1889 года под Одессой. Детство и отрочество прошло в Царском селе – городке юного Пушкина. Здесь Ахматова стала ученицей Мариинской гимназии. «Мои первые впечатления – царскосельские, – писала она в позднейшей автобиографической заметке, – зеленое, сырое великолепие парков, выгон, куда меня водила няня, ипподром, где скакали маленькие пестрые лошадки, старый вокзал и нечто другое, что вошло впоследствии в её произведения». [Артюховская, 1974, с. 15-26]. Она застала «краешек эпохи, в которой жил Пушкин». Помнила она и Петербург 19 века – «дотрамвайный, лошадиный, конный, грохочущий и скрежещущий, завешанный с ног до головы вывесками» [там же].
Творчество Анны Ахматовой охватывает более полувека. Первые ее стихи были опубликованы в 1910 году, последние незадолго до смерти, в 1966 году. Такие исследователи творчества Ахматовой, как Черных В.А., Эйхенбаум Б.М., Невинская И.Н. и другие, условно выделяют следующие периоды творчества автора: 1) дооктябрьский (1910-1917 гг.); 2) творчество 20-40-х годов; 3) творчество периода Великой Отечественной войны; 4) творчество
24
середины 40–60-х годов.
Писать Ахматова начала рано: с одиннадцати-двенадцати лет. Впоследствии она назовет свои ранние опыты «беспомощными стихами». Её творческий путь был долгим и трудным. Он делится на периоды, одним из которых является раннее творчество, к которому относятся сборники «Четки», «Белая стая». В это время происходит мировоззренческий рост сознания поэта. Ахматова по-новому воспринимает окружающую её действительность. От переживаний чувственных она приходит к решению нравственных глобальных вопросов. Лирика Анны Ахматовой вошла свежим потоком искреннего чувства в мировую литературу. Верная заветам Пушкина, Ахматова с самого начала творческого пути стремилась к простым и точным образам.
Первые сборники стихов критика встретила благосклонно. Сборник «Четки» вышел в свет в 1914 году, а «Белая стая» – в 1917. Обе книги были замечены читателями и критикой, молодого поэта осыпали похвалами. Ранние стихи Ахматовой наполнены любовью, радостью встреч горечью разлук, несбывшимися надеждами. Она открывала читателю тончайшие оттенки человеческих чувств, но говорила о них без прикрас, совсем просто, ясно, даже буднично. Это придавало ее стихам особую прелесть и обаяние. Интересной мыслью Эйхенбаума было его соображение о "романности" ахматовской лирики, о том, что каждая книга ее стихов представляет собой как бы лирический роман, имеющий к тому же в своем генеалогическом древе русскую реалистическую прозу [Эйхенбаум, 1923, с. 133]. Ахматова была лириком, а значит, каждое событие, независимо от его масштаба, она пропускала сквозь свою душу: Он мне сказал: «Я верный друг!» / И моего коснулся платья. / Как не похожи на объятья / Прикосновенья этих рук» [Жирмунский, 1973, с. 184].
«Четки», второй сборник поэта (первый – «Вечер»), переиздавался восемь раз. Эта книга стала известна по всей России, а многие стихи этого периода переведены на иностранные языки.
25
На всём более чем полувековом пути у Анны Ахматовой всегда было два надёжных посоха. Это непоколебимая вера в свой народ и собственное мужество.
"Белая стая" (1917) – третий сборник, в котором отразилось появление в творчестве Анны Андреевной новых тенденций, обусловленных изменениями общественно-политической обстановки в России. Мировая война, национальные бедствия, приближение революции, дыхание которой уже явно ощущалось в атмосфере советской жизни, обостряют у Ахматовой чувство сопричастности к судьбам страны, народа, истории. Расширяется тематический диапазон её лирики, в ней усиливаются мотивы трагического предчувствия горькой участи целого поколения русских людей.
В вихревом 1917 году, когда произошла ломка привычных для круга Ахматовой представлений о жизни и предназначении поэта, она осталась со своей Россией, разоренной и окровавленной, голодной и выстуженной, но по-прежнему родной.
Изменения содержательного уровня поэзии Ахматовой определили изменения поэтики третьего сборника: разговорные интонации сменяются одическими, ораторскими, видна явная ориентация поэтессы на классические размеры.
Стихотворения, написанные после революции 1917 года вразрез с предыдущими сборниками, становятся своеобразной "летописью" страшных событий, происшедших и со страной, и лично с поэтессой, которой пришлось "пережить гибель от рук режима одного и второго мужа, судьбу сына, сорок лет безгласия и преследований.
26
2.2. Анализ межтекстовых связей в сборнике «Четки».
Межтекстовые связи в поэтической речи Ахматовой охватывают широкий круг источников: события истории, явления культуры, произведения литературы, личные воспоминания поэтессы.
Сборник «Четки» (1914) относится к ранней лирике поэтессы. Эта книга имела необыкновенный успех. Имя Ахматовой стало известным. В основной части «Четок» содержится 52 стихотворения, многие из которых публиковались ранее.
Эпиграфом к сборнику является отрывок из стихотворения Е. Баратынского «Оправдание»:
Прости ж навек! Но знай,
Что двух виновных,
Не одного, найдутся имена
В стихах моих, в
Преданиях любовных.
Таким способом поэтесса выразила чувства любви и грусти, свои мечты. Прочитав этот эпиграф, уже становится ясно, что в сборнике речь пойдет о любви, её радостях и горестях, расставаниях. Ахматова обретает голос женщины влюбленной, лукавой, мечтающей и восторженной. Она говорит своим подлинным и в то же время художественно-убедительным языком. Посредством данного эпиграфа Ахматова отразила личные, интимные переживания. Данный тип межтекстовых связей является единственным в книге.
Часто в произведениях поэтессы встречаются евангельские, церковные мотивы, и на основе этого появляются аллюзии и реминисценции. Так, в стихотворении «Горят твои ладони…» находит место аллюзия – имя
27
Святого Антония, раннехристианского подвижника, основателя отшельнического монашества 3-4 века. Поселившийся в пустыне Антоний испытывал тяжкие искушения от дьявола: перед ним являлись чудовища, обнаженные девы, золото и драгоценности. Когда он устоял против искушений, бесы напали на него с намерением убить и нанесли ему тяжкие побои. Только после этого к нему явился Иисус, проверяющий таким образом его мужество. Так и герой стихотворения поддается искушениям, которые выпали на долю Святого. Образ Магдалины также восходит к Евангелию (Как волосы густые / Безумных Магдалин). В Евангелии Мария – грешница из города Магдалы, раскаявшаяся и ставшая верной последовательницей Христа. Иисус исцелил Марию Магдалину от недуга – "одержимости семью бесами". После воскресения Иисус первой явился именно Марии Магдалине. Предания рассказывают о дальнейшей проповеднической деятельности Марии Магдалины в Галии, после чего она удалилась в пустыню, где предалась посту и молитве. Когда ее одежды истлели, волосы Магдалины стали столь длинны и густы, что скрывали ее тело.
Сюжет стихотворения «Исповедь» обращен к евангельской притче об одном из чудес Иисуса:
Не тот ли голос: «Дева! встань…»
Удары сердца чаще, чаще,
Прикосновение сквозь ткань
Руки, рассеянно крестящей.
Это легенда о воскрешении умершей дочери начальника синагоги Иаира, которой Иисус сказал: «Девица! Встань!» И девица тотчас встала и начала ходить, ибо была лет двенадцати. Сравним также со стихотворением И. Анненского "Дочь Иаира" (1909):
<...> Не мигнул фитиль горящий,
28
Не зазыбил ветер ткань…
Подошел Спаситель к спящей
И сказал ей тихо: "Встань" .
Сюжет и речевые образы данного стихотворения совпадают с сюжетом и образами стихотворения А.А. Ахматовой «Исповедь».
В стихотворении «Плотно сомкнуты губы сухие…» Ахматова упоминает о княжне Евдокии, жене великого князя Дмитрия Донского, перед смертью постригшейся под именем Ефросиньи и посмертно причисленной к лику святых (канонизированной) [Жирмунский, 1973, с. 184]. Данная реминисценция подчеркнула значимость образа Евдокии, как Святой, помогающей людям:
Плотно сомкнуты губы сухие,
Жарко пламя трех тысяч свечей.
Так лежала княжна Евдокия
На душистой сапфирной парче.
Слово или словосочетание, реализующие ассоциативный речевой образ, могут занимать позицию смысловой и композиционной доминанты текста. Так, среди литературных источников, А. Ахматова обращается к поэтическому миру великого датского сказочника Г. Х. Андерсена:
В ремешках пенал и книги были,
Возвращалась я домой из школы.
Эти липы, верно, не забыли
Нашей встречи, мальчик мой веселый,
Только, ставши лебедем надменным,
Изменился серый лебедёнок.
29
А на жизнь мою лучом нетленным
Грусть легла, и голос мой не звонок.
(«В ремешках пенал и книги были», 1912)
Эта поэтическая миниатюра посвящена Н. С. Гумилеву. Причиной возникновения аллюзии явилась та оценка личности и манеры поведения Н. С. Гумилева, в которой выразились и первое, полудетское впечатление от встреч с ним. В этих связях поэтической новеллы и сказки Андерсена «Гадкий утенок» находим мотивировку доминантных образов: "серый лебедёнок" – "лебедь (надменный)". "В ремешках пенал и книги были…" – это воспоминание о первом знакомстве Анны Горенко с Николаем Гумилевым в Царском Селе "в рождественский сочельник" 24 декабря 1903 г. перекликается также со строками стихотворения Н. Гумилева "Современность" (1911):
Вот идут по аллее, так странно нежны,
Гимназист с гимназисткой, как Дафнис и Хлоя? [Ничик, 2004, с. 53-63].
Иногда слово или словосочетание, реализующие ассоциативный речевой образ, могут быть частью сложной системы речевых образов художественного целого. Стихотворение А. А. Ахматовой "Он длится без конца – янтарный, тяжкий день!", написанное в 1912 году, посвящено Михаилу Леонидовичу Лозинскому – поэту и переводчику, другу Ахматовой. Лозинский был членом "Цеха поэтов", сподвижником Гумилева, секретарем редакции журнала "Аполлон", владельцем, редактором и издателем журнала «Гиперборей». Он являлся неофициальным редактором многих книг Ахматовой, читал их корректуры [Черных, 1987]. Возникновение в стихотворении андерсеновских ассоциаций – это апелляция к миру детства, который всегда остается незыблемо светлым, чистым, прочным, надежным. В этом стихотворении реальные жизненные обстоятельства изображены тремя основными речевыми образами, последовательное развитие которых составляет
30
содержание этого художественного текста: "день" – "олень" – "купель". Оставаясь лексемами в прямых значениях, эти слова реализуют тематическую парадигму сказки Г. Х. Андерсена "Снежная королева" [Ничик Н.Н, 2004, с. 188-215]. Находясь в плену у маленькой разбойницы, мужественная и любящая Герда, странствующая в поисках Кая, встречает северного оленя, который убеждает Герду в существовании Снежной Королевы, беспредельных и холодных северных просторов, где так ослепительно и прекрасно северное сияние. Именно туда увезла Снежная Королева возгордившегося и застывшего в надменности Кая, вырвав его из живого мира "со звонами старинных колоколен". Это описание – не объективированная констатация фрагмента сказки – в нем боль Герды, потерявшей Кая [Ничик Н.Н., 2004, с. 53-56].
Источником речевого образа синей купели (есть … синяя купель для тех, кто нищ и болен ("Он длится без конца – янтарный, тяжкий день!") является Евангелие от Иоанна – евангельская реминисценция. Это сочетание мифологического и евангельского продолжает гармонию концептуального мира Андерсена, так как именно в "Снежной Королеве" духовный хаос смещённого нечеловеческого сознания преодолеваются силой и светом Добра – любовью, преданностью и молитвой Герды [Ничик, 2004].
Иногда вместо целостного повествовательного действия в стихотворении представлен отрывок из романа. Так, например, с помощью стихотворения «И на ступеньки встретить...» Ахматова словно посвящает читателей в некую тайну; они невольно становятся свидетелями, а зачастую соучастниками, сопереживающими разыгрывающейся на их глазах драмы [Артюховская, 1974, с. 188]:
<...> Под лампою зеленой,
С улыбкой неживой,
Друг шепчет: «Сандрильона,
31
Как странен голос твой...
(«И на ступеньки встретить...», 1913)
Так, в цикле "Четки" встречается аллюзия из сказки «Золушка». Сандрильона, в русском переводе Золушка, героиня известной сказки Шарля Перро, преследуемая мачехой, попадает на царский бал, где в нее влюбился принц, отыскавший ее по крохотному башмачку, который только ей был впору. Но Ахматова не верит возлюбленному, говоря:
И сердцу горько верить,
Что близок, близок срок,
Что всем он станет мерить
Мой белый башмачок.
(«И на ступеньки встретить...», 1913)
В стихотворении «Смятение» отражается душевное состояние лирической героини стихов Ахматовой, которое совпадает с состоянием героя стихотворения 1907 г. А. Блока "Смятение" (Мы ли – пляшущие тени?..). Таким образом, можно сделать вывод о наличии "любовной" темы Блока в раннем творчестве Ахматовой и, в частности, в сборнике "Четки". Действительно, возникает реминисценция системы повторяющихся образов и настроений в поэзии этого периода и напряженной "любовной" коллизии 1913 – нач. 1914 гг., связанной в судьбе Ахматовой с несколькими адресатами [Поцебня, 1997]. "Тема Блока" в "Четках продолжается и в следующих произведениях. Стихотворение А. А. Ахматовой "Я пришла к поэту в гости…" (январь 1914) также посвящено А. Блоку.
"Все мы бражники здесь, блудницы…" – поводом для создания реминисценции в этом стихотворении послужило воспоминание литературно-артистического кабаре «Бродячая собака», излюбленного места встреч, выступлений и литературных вечеров, в которых принимали участие Ахматова
32
и ее друзья – поэты, артисты,
художники [Черных, 1996]. «Все мы бражники…» – стихи скучающей капризной девочки.
Исследователь творчества Ахматовой М.М. Кралин связывает тему стихотворения "Высокие своды костела…" с самоубийством влюбленного в нее юноши, М. А. Линдерберга [Кралин, 1987, с. 575]. Это реминисценция возникла как сожаление о смерти совсем еще юного парня. Поэтесса чувствует себя виновной в его смерти и просит прощения у молодого человека (Прости меня, мальчик веселый / Совенок замученный мой…).
В произведении "Углем наметил на левом боку…" возникает повторяющийся образ птицы-тоски, который широко распространен в поэзии Серебряного века. Например, у И. Анненского в стихотворении «Утро» читаем: Вещих птиц на груди и в груди / Отшумело до завтра крыло… У него же: А мимо птицей мечется / Злодей – моя тоска ("Ванька-ключник в тюрьме") [Анненский, 1990, с. 115-116.]. Но ближе всего эти строки к образу стихотворения А. Блока «Художник» (12 декабря 1913 г.):
…И замыкаю я в клетку холодную
Легкую, добрую птицу свободную,
Птицу, хотевшую смерть унести,
Птицу, летевшую душу спасти.
Говоря об общей теме Ахматовой и Блока, В. А.Черных обращает внимание на перекличку образа опущенных глаз у обоих писателей:
Ахматова 9 декабря 1913: «Только глаза подымать не смей…»;
Блок 2 января 1914 г.: «Нет, опустил я напрасно глаза…»;
Ахматова 31 января 1914 г: «И опустил глаза» [Черных, 1987, с. 575].
Добавим к этому еще одно стихотворение Блока, тоже с декабрьской
33
датой 1913 г.:
Есть игра: – осторожно войти,
Чтоб вниманье людей усыпить;
И глазами добычу найти
И за ней незаметно следить <…> [Блок, 1960–1963].
Это своего рода диалог между неравнодушными друг к другу людьми. Мотив взглядов, обмена взглядами, уклонения от взгляда – "опознавательный знак" темы Блока в лирике Ахматовой конца 1913 - начала 1914 гг.
В стихотворении "Вижу выцветший флаг над таможней…" содержится реминисценция, которая прослеживается уже в названии произведения и возникает в результате воспоминаний Анны Андреевны о даче "Отрада", где семья Горенко проводила каждое лето с 1896 по 1903 г. И это время вспоминается ею с ностальгией об ушедшем прошлом. Оценку этого стихотворения дал Н. С. Гумилев в своем письме от 9 апреля 1913г: "Я весь день вспоминаю твои строки о "приморской девчонке", они мало того, что нравятся мне, они меня пьянят. Так просто сказано… так много… [Гумилев, 1991, с.246].
"Знаю, знаю – снова лыжи…" – еще одна реминисценция, воспоминание о лыжных прогулках по льду Невы и в Царском Селе зимой 1913/14 г., которые Ахматова совершала обычно с Н. В. Недоброво [Жирмунский, 1973]. Образ "ивы – дерева русалок" в поэзии Серебряного века восходит к Шекспиру.
Цитата как вид межтекстовых связей встречается в стихотворении «Отрывок». Адресатом этого стихотворения является, возможно, Н. С. Гумилев, что можно предположить по следующим строкам: Он предал тебя тоске и удушью / Отравительницы-любви…. Осенью 1911 г. Гумилев написал пьесу "Любовь-отравительница". Ахматова же, переделав строки из его стихотворения, вложила в них совсем иной смысл. Хоть возлюбленный и
34
предал её «… тоске и удушью // Отравительницы-любви», Ахматова не осуждает его (Он тихий, он нежный, он мне покорный, / Влюбленный в меня навсегда!).
2.3 Анализ межтекстовых связей в сборнике «Белая стая»
«Белая стая» – третья книга стихотворений Ахматовой вышла в издательстве «Гиперборей» в сентябре 1917 г. Ее объем значительно больше предыдущих книг – в четырех разделах сборника было 83 стихотворения; пятый раздел составляла поэма «У самого моря». Многие критики отмечали новые черты поэзии Ахматовой, усиление в ней пушкинского начала (К. В. Мочульский (1922), М. М. Кралин (1987), Долгополов Л. (1972). О. Мандельштам еще в статье 1916 года писал: «Голос отречения крепнет все более и более в стихах Ахматовой, и в настоящее время ее поэзия близится к тому, чтобы стать одним из символов величия России» [Мандельштам, 1990. с. 260]. Перелом в творчестве Ахматовой связан с вниманием к реальной действительности, к судьбе России. Несмотря на революционное время, издание книги «Белая стая» разошлось быстро.
С началом Первой мировой войны Ахматова резко ограничивает свою публичную жизнь. Углубленное чтение классики (А. С. Пушкин, Е. А. Баратынский, Расин и др.) сказывается на ее поэтической манере. Проницательная критика угадывает в ее сборнике «Белая стая» (1917) нарастающее «ощущение личной жизни как жизни национальной, исторической» [Эйхенбаум, 1923, с. 133]. Если в предыдущих сборниках доминировала атмосфера «загадки», аура автобиографического контекста, то в «Белой стае» Ахматова вводит в высокую поэзию свободное «самовыражение» как стилевой принцип. Кажущаяся фрагментарность, спонтанность лирического переживания все явственнее подчиняется сильному интегрирующему началу, что дало повод В. В. Маяковскому заметить: «Стихи Ахматовой монолитны и
35
выдержат давление любого голоса, не дав трещины» [цит. по: Павловский, 1991, с. 190].
В период написания первых двух книг автор был включен в события окружающей действительности, находясь с ними в одном пространственном измерении. В «Белой стае» Ахматова поднимается над действительностью и, уподобляясь птице, пытается охватить своим взглядом огромное пространство и большую часть истории своей страны, она вырывается из-под властных оков земных переживаний. «Белая стая» представляет собой совокупность стихотворений различной направленности: это и гражданская лирика, и стихи любовного содержания; в ней звучит и тема поэта и поэзии.
Спасти душу, как ей тогда казалось, можно лишь разделив судьбу многих «нищих» [Поцебня, 1997]. Характерной отличительной чертой сознания поэта становится многоголосье, полифония. Сборник "Белая стая" открывается хоровым зачином, демонстрирующим спокойное торжество новизны обретенного духовного опыта.
Военной тематики Ахматова часто не касается прямо, но почти на всех стихах сборника лежит трагический отсвет войны, отпечаток всеобщего неблагополучия. Не случайно эпиграфом к "Белой стае" Ахматова выбрала строчку из стихотворения И. Анненского «Милая»: "Горю и ночью дорога светла". Это дает понять, что речь в книге пойдет о печальном, горестном времени войны.
К стихотворению «Майский снег» ("Прозрачная ложится пелена...") Ахматова взяла эпиграф из Псалтыря: "Утомлен я воздыханиями моими: каждую ночь омываю ложе мое, слезами моими я омочаю постель мою" [Псалтырь]. Обращение к Библии станет характерным для поэтики Ахматовой.
Эпиграфом в стихотворении «Утешение» ("Вестей от него не получишь больше...") является фрагмент из поэмы Н. С. Гумилева "Мик" (1913-1914). В данном стихотворении также появляется аллюзия к образу Михаила
36
Архистратига. Архангел Михаил – предводитель небесного воинства.
Ярким примером фольклорной аллюзии, где заимствование некоторых элементов русской народной сказки дает возможность их узнавания, можно найти в стихотворении «Колыбельной» (1915). В этом стихотворении автор контаминирует фольклорную традицию с библейской, накладывая библейскую символику на мифопоэтическое мышление народа.
Далеко в лесу огромном,
Возле синих рек,
Жил с детьми в избушке темной
Бедный дровосек <…>
(«Колыбельная»1915)
В этом стихотворении можно найти и заимствования из сказки А. М. Волкова «Волшебник Изумрудного города», отсылку к сказкам Г. Х. Андерсена «История одной матери», Ш. Перро «Мальчик с пальчик», к былине А. Н. Афанасьева «Григорий Храбрый». библейская аллюзия – образ креста. Прием скрещивания традиций Ахматова использует, когда речь идет о глобальных исторических событиях (например, о войне), которые она хочет показать с точки зрения народа.
Примером передачи интонаций народного причитания, приближающих поэзию к речитативному фольклору служит стихотворение «Причитание» (1922). Причиной возникновения аллюзии явилось проецирование Ахматовой библейского сюжета, когда Богородица провожает своего сына, на свою личную жизнь: «Провожает Богородица, / Сына кутает в платок...». Этот поэтический текст иллюстрирует обращение к межтекстовым связям, которые обнаруживаются при обращении к фольклору, народному причитанию и Библии. Различные состояния души, различные грани познания отражались в
37
библейской традиции. Потребность говорить с Богом, открываться Ему в том или ином жизненном положении, душевном состоянии присуща едва ли не всем русским поэтам [Ильин, 1996].
Подобных художественных отсылок как к фольклорному и библейскому наследию, так и к литературным источникам, в «Белой стае» достаточно много: «А чтобы она не запела о прежнем, /
Он белую птицу мою убил» ("Был он ревнивым, тревожным и нежным..."1914). Образ души-птицы многократно встречался как в поэзии Ахматовой и в лирике Серебряного века, так и в священных писаниях. Данный образ восходит к Библии: "На Господа уповаю; как же вы говорите душей моей: "улетай на гору вашу, как птица?" (Псалтырь, 10, 1). Полускрытое присутствие библейских аллюзий в стихах, освещенных каким-нибудь именем из Священного писания, открывает переживание поэта. У И. Анненского есть строки: "Парус дрожит, / Птица кружит. / Сердце мое – та птица" (Анненский, 1797, с. 418).
Встречаются в поэзии А. Ахматовой цитаты прямые, переиначенные и замаскированные почти до полной неразличимости: "Я так молилась: "Утоли..." – одно из первых стихотворений Ахматовой, на образном строе которого отразилось влияние поэзии Ф. И. Тютчева. В данном стихотворении возникает образ стелющегося дыма, с которым сравнивается судьба поэта: Как дым от жертвы, что не мог / Взлететь к престолу Сил и Славы ("Я так молилась: "Утоли..."). Ср. со строками стихотворения Ф. Тютчева:
Как дымный столп светлеет в вышине! –
Как тень внизу скользит неуловима!..
"Вот наша жизнь, – промолвила ты мне, –
Не светлый дым, блестящий при луне,
А эта тень, бегущая от дыма..."
38
(«Как дымный столп светлеет в вышине!..»1848 или 1849).
К фразеологии Тютчева восходят и образы 3-й строфы из этого стихотворения Ахматовой: "простерта ниц", "огонь небесный", "сомкнутые ресницы", "немота чудесная". Со стихотворением Ф. И.Тютчева «Осенний вечер» связаны и начальные строки стихотворения А. А. Ахматовой: "Есть в близости людей заветная черта" («Есть в близости людей заветная черта...» 1915) – у Ахматовой. И у Тютчева: "Есть в светлости осенних вечеров..." («Осенний вечер» 1830), "Есть в осени первоначальной..." («Есть в осени первоначальной...» 1857), "Есть некий час в ночи..." («Видение» 1829).
Цитата-заглавие в поэме «У самого синего моря», «взятая» у А. С. Пушкина, из его сказки «О рыбаке и рыбке», выступает здесь как форма межтекстовых связей, содержащая в себе программу литературного произведения и ключ к его пониманию.
Выводы
Исследование межтекстовых связей в структуре целого текста (на материале сборников Ахматовой «Четки», «Белая стая») позволило сделать некоторые выводы.
Обращение писателя к другим источникам, сюжетам, мотивам, именам свидетельствует о его разносторонности и эрудированности. Также можно судить и о настроении, которое испытывает творец в момент создания произведения.
В стихотворениях исследуемых нами сборников выявлены аллюзии и реминисценции, эпиграфы, цитаты. В основном Ахматова обращается к таким видам межтекстовых связей, как аллюзии и реминисценции, которые связанные с воспоминаниями Ахматовой. Как правило, это реакция на какое-либо событие, или произведение, созданное её современниками. Часто
39
стихотворения являются для Ахматовой средством общения. Таким образом появилась сквозные темы в стихотворениях А. Ахматовой, А. Блока, Ф. Тютчева. При обращении Ахматовой к литературному наследию писателей, живших в более раннее время, возникают пласты времени, которые накладываются друг на друга.
Цитаты также свойственны стихотворениям Ахматовой, но уже в меньшей частотности, чем аллюзии и реминисценции. Цитаты выступают как ключ к пониманию произведения, как некая литературная программа. В представление о том, что цитата приносит с собой в цитирующий текст всю полноту своих былых контекстуальных ассоциаций, следует, применительно к стихотворениям Ахматовой, внести одно уточнение: одновременно цитата как бы настойчиво подчеркивает именно свою вырванность из этого контекста, что дает возможность акцентировать внимание читателей не на давно минувших событиях, а на внутреннем мире лирической героини, иногда тождественной личности Ахматовой [Анненский, 1979].
Говоря об эпиграфах, то их в исследуемых нами сборниках оказалось малое количество (4 эпиграфа). Эпиграфы выполняют в сборниках функцию предисловия к самому сборнику или к отдельному стихотворения, в такой позиции эпиграф – это краткое содержание сборника.
В сборнике «Четки» межтекстовые связи использовались в основном при репрезентации темы любви. В связи с этим, большая часть стихотворений имеет своих адресатов, доказательством чего являются приметы первых встреч Ахматовой с ними, отражённые в поэтических текстах. Ахматова может также заимствовать строки, мотивы произведений, взятых из текстов тех же адресатов. В сборнике «Белая стая» подобные связи становятся более сложными по структуре, и их использование приносит в стихотворения пафосное настроение. Звучит мотив Родины, патриотизма.
40
Заключение
Понятие «межтекстовые связи» не имеют в филологии общепринятого определения. В своей работе мы придерживаемся определения, данного А. И. Горшковым: «это содержащиеся в том или ином конкретном тексте выраженные с помощью определенных словесных приемов отсылки к другому конкретному тексту» [Горшков, 2006, с. 215].
Межтекстовые связи в составе целого текста, рассматриваемые в аспекте употребления, становятся компонентами языковой композиции, т.е. межтекстовыми словесными рядами. Межтекстовый словесный ряд активно взаимодействует с другими словесными рядами, что способствует динамичности повествования. Межтекстовый словесный ряд в лирике А. Ахматовой лежит в основе динамического развертывания текста.
Рассмотренные виды и приемы межтекстовых связей показали, что тексты А. Ахматовой насыщены отсылками к стихам и прозе других авторов. Выявлено, что в её произведениях встречаются следующие виды межтекстовых связей – это цитаты, прямые, переиначенные и замаскированные почти до полной неразличимости, эпиграфы, аллюзии и реминисценции.
Анализ приемов межтекстовых связей в сборниках А. Ахматовой помогает более глубокому пониманию текстов, эксплицируя тем самым подтексты, коннотацию и переносные значения [Поцебня, 1997].
Особенностью стиля А. Ахматовой является последовательное обращение к «чужим» текстам, широкое использование различных образов и мотивов русской литературы, фольклора, Библии. Столь широкий диапазон различных межтекстовых отсылок свидетельствует о разносторонности автора, о высоком его доверии к своей аудитории, а также о многослойности текстов писателя.
Филологический анализ межтекстовых связей показал, что лишь в составе целого текста, в составе языковой композиции можно говорить о
41
феномене межтекстового словесного ряда, который является определяющим в индивидуальном стиле А. Ахматовой.
Список литературы:
1. Болотнова, Н. С. Коммуникативная стилистика художественного текста : лексическая структура и идиостиль : коллективная монография / Н. С. Болотнова [и др.] ; под ред. Н. С. Болотновой. – Томск, 2001[а]. – 331 с.
2. Болотнова, Н. С. Филологический анализ текста : учебное пособие / Н. С. Болотнова. – Томск : Издательство Томского государственного педагогического университета, 2006. – 631с.
3. Горшков, А. И. Русская стилистика. Стилистика текста и функциональная стилистика: учебник для педагогических университетов и гуманитарных вузов / А. И. Горшков. - М.: АСТ, 2006. - 368 с.
4. Караулов, Ю. Н. Русский язык и языковая личность / Ю. Н. Караулов. - М.: ЛКИ, УРСС Эдиториал, 2010. - 264 с.
5. Фатеева Н. А. Интертекстуальность и ее функции в художественном дискурсе / Н. А. Фатеева. - М.: КомКнига, 1997. - 152 с.
6. Павловский, А. И. Анна Ахматова. Жизнь и творчество: книга для учителя / А. И. Павловский. - М.: Просвещение, 1991. - 190 с.
7. Павловский, А. И. Память и судьба: статьи и очерки / А. И. Павловский. - Ленинград: Советский писатель, 1982. - 365 с.
8. Артюховская, Н. И. О драматизме ранней лирики Анны Ахматовой / Н. И. Артюховская. – М.: Вестник московского университета, 1974. – 188 с.
9. Жирмунский, В. М. Теория литературы. Поэтика. Стилистика / В. М. Жирмунский. - Л.: Наука, 1977. - 215 с.
10. Женетт, Ж. Работы по поэтике. Фигуры: в 2 т. / Ж. Жанет. - М.: Изд. имени Сабашниковых, 1998. - 940 с.
11.Ильин, И. П. Стилистика интертекстуальности: Теоретические
аспекты: проблемы современной стилистики. / И. П. Горшков. - М.: 1989. - 207 с.
12.Тороп, П. Х. Хронотоп: Словарь терминологии
тартуско-московской семиотической школы / сост. Я. Левченко ; под рук. И. А.Чернова. - М., 1999 - 197 с.
13. Леонтьев, А.Н. Образ мира: избранные психологические произведения / А. Н. Леонтьев. – М.: Педагогика, 1983. – 140 с.
14. Крушевский, Н. В. Избранные работы по языкознанию: очерк науки о языке. Заговоры как вид русской народной поэзии / Н. В. Крушевский. – М.: Наследие, 1988 – 294 с.
15. Мурзин, Л. Н. Язык, текст и культура. Человек – текст – культура : коллективная монография / под ред. Н. А. Крупиной, Т. В. Матвеевой. – Екатеринбург: 1994 – 169 с.
16. Ничик, Н. Н. Ассоциативные связи лексем как средство формирования поэтического текста А. А. Ахматовой (с этимологии андерсоновских аллюзий) // Анна Ахматова : эпоха, судьба, творчество / Н. Н. Ничик. – Симферополь: Крымский архив. – 2004 – 263 с.
17. Кузнецова, А. М. От компонентного анализа к компонентному синтезу / А. М. Кузнецова. - М.: Наука, 1986 — 126 с.
18. Поцебня, Д. М. Образ мира в слове писателя / Д. М. Поцебня. - СПб.:СПБУ. – 1997 — 115 с.
19. Черных, В. А. Летопись жизни и творчества А. Ахматовой: ч.1. / В. А .Черных. - М.: Эдиториал, УРСС. - 1996. - 263 с.
20. Барт, Р. Избранные работы. Семиотика. Поэтика / Р. Барт. – М.: Просвет, 1993. – 103 с.
21. Бахтин, М. М. Вопросы литературы и эстетики: исследования разных лет / М. М. Бахтин. – М.: Художественная литература, 1975. – 495 с.
22. Аникин, А. Е. Ахматова и Анненский. Заметки к теме. Заметки к теме 1 / А. Е. Анинкин. - Новосибирск: Академия наук СССР, 1988. - 28 с.
23. Гальперин, И. Р. Текст как объект лингвистического исследования / И. Р. Гальперин. - М.: Наука, 2006.- 144 с.
24. Невинская, И.Н. Поэзия Ахматовой: В то время я гостила на земле / И. Н. Невинская. - М.: Прометей, 1999. - 237с.
25. Библия. Книги священного писания Ветхого и Нового завета. -М.: Канонические Russian Bible, 1990. - 586 с.
26. Ахматова, А. А. Собр. соч.: В 2 т. / Сост., подгот. текста и примеч. В. А.Черных. - М.: Художественная литература, 1990. - 436 с.
27. Караулов, Ю. Н. Русский язык и языковая личность. / Ю. Н. Караулов. - М.: ЛКИ, УРСС Эдиториал, 2010. — 264 с.
28. Горшков, А. И . Русская стилистика. Стилистика текста и функциональная стилистика. / А. И. Горшков. - М.: АСТ, Астрель, 2006. - 368 с.
29. Нахимова, Е. Н. Прецедентные имена в массовой коммуникации / Е. Н. Нахимова. - Екатеринбург, 2007. - 207 с.
30. Серебренников, Б. А. Общее языкознание формы существования, функции, история языка. / Б. А. Серебренников. – М.: Наука, 1970. – 450 с.
31. Эйхенбаум, Б. М. Анна Ахматова: опыт анализа. / Б. М. Эйхенбаум. - Пб.: Петропечать, 923. – 133с.
32. Аненнский, И. Книги сражений. / И. Аненский. - М.: Художественная литература, 1979. - 389 с.
33. Виноградов, В. В. О символике Анны Ахматовой. / В. В. Виноградов. - М.:Литературная мысль, 1922. - 142 с.
34. Даль, В. И. Толковый словарь живого великорусского языка: В 4 т. / под ред. И. А. Бодуэн де Куртене. - Спб., 1866 с.
35. Толковый словарь русского языка: В 4 т. / Под ред. Д. Н. Ушакова. - М., 1938. - 983 с.
36. Коваленко, Н. А. Анна Ахматова: pro et contra: в 2 т. / Сост. С. А. Коваленко. СПб.: РХГИ, ф2005. - 941 с.
37. Бахтин, М. М. Литературно-критические статьи / М. М. Бахтин. - М.: Художественная литература, 1989. - 385 с.
38. Перро Ш. Волшебные сказки. Л.: Детская литература, 1989. - 110 с.
39. Буслаев, Ф. И. О литературе: исследования, статьи / Ф. И. Буслаев. - М.: Просвещение, 1990. - 421 с.
40. Винокур, Г.О. О языке художественной литературы / Г. О. Винокур. - М.: Просвещение, 1991.-371 с.
41. Выготский, Л.С. Мышление и речь: Собр. соч.: В 6-ти т./ Л. С. Выготский. - М.: Наука, 1982.- 358 с.
42. Ильин, И. П. Стилистика интертекстуальности: теоретические аспекты // Проблемы современной стилистики: Сборник научно-аналитических трудов / И. П. Ильин. - М.: Наука, 1989. - 191 с.
43. Лотман, Ю. М. Структура художественного текста / Ю. М. Лотман. - М.: Искусство, 1970. - 384 с.
44. Прецедентное высказывание и прецедентное имя как символы прецедентных феноменов / Захаренко И. В., Красных В.В. [и др.]. - М.: изд-во МГУ, 1997.- 103 с.
45. Фатеева, Н. А. Интертекстуальность и ее функции в художественном дискурсе / Н. А. Фатеева. - М.: КомКнига, 1997. - 32 с.
46. Фатеева, Н. А. Типология интертекстуальных элементов и связей в художественной речи / Н. А. Фатеева. - М.: КомКнига, 1998. - 38 с.
47. Фатеева, Н. А. Интертекст в мире текстов. Контрапункт интертекстуальности / Н. А. Фатеева. - М.: КомКнига, 2007. – 282 с.
48. Об Анне Ахматовой: Стихи, эссе, воспоминания, письма / Сост. М. М. Кралин.-Л.: Наука, 1990.-317 с. |
