Психологический анализ культурных установок





НазваниеПсихологический анализ культурных установок
страница9/10
Дата публикации30.08.2013
Размер1.41 Mb.
ТипДокументы
100-bal.ru > Культура > Документы
1   2   3   4   5   6   7   8   9   10

Культуральное бессознательное

На втором конгрессе по аналитической психологии в Цюрихе в 1962 году я представил доклад, озаглавленный «Архетип культуры» (Хендерсон, 1964), чтобы получить ценные замечания на мои исследования культуры с точки зрения аналитической психологии. Мои последние беседы с Юнгом перед его смертью в 1961 году направили мой интерес в эту область, но я не до конца осознавал, куда это меня в итоге привело, и попросил отзывов своих коллег. Реакция на мою работу была очень положительной. Это придало мне уверенности в ценности своего проекта, который в итоге привел к публикации в 1985 году книги «Культурные установки с точки зрения психологии». Однако название моего доклада могло ввести в заблуждение. В нем не говорится об «архетипе культуры». Мне следовало бы дать ей название, которое я в действительности имел в виду: «архетипические содержания в культуре».

Культуральное бессознательное — в том смысле, в котором я употребляю это выражение — является областью исторической памяти, лежащей между коллективным бессознательным и существующим образцом культуры. Оно может включать обе эти модальности, сознание и бессознательное, но оно задает некоторый тип идентичности, возникающий из архетипов коллективного бессознательного, участвующих в формировании мифов и ритуалов, а также запускающих процесс развития индивидуумов. Этот процесс еще не все.. Как сказал Нойманн (1959):

Архетипическое как таковое без-образно и бесформенно. Форма, которую принимает бесформенное, всегда является временной, подобно образу, возникающему в уме. И поскольку его репрезентации носят временный характер, они должны подвергаться изменениям и трансформациям.

Но эти изменения и трансформации также архетипически детерминированы и поэтому не являются чисто случайными:

Корни каждой человеческой личности находятся вне исторической области его фактической жизни, ...и если нам последовать вдоль этих корней, мы пройдем через каждый слой истории и предыстории. (Нойманн, 1959, с. 131)

Юнг ссылался на такое кулътуральное бессознательное, хотя он не давал ему формального определения. В «Психологии алхимии» (1944/1968), он говорил, что во снах некоторых пациентов он обнаружил то, что выглядело как историческая регрессия, — содержания, о которых пациент не мог знать:

Но в своем бессознательном он погружен в море исторических ассоциаций, так что он ведет себя во снах так, как будто он совершенно целенаправленно делает эти удивительные экскурсии в историю человеческого разума. Фактически, он является бессознательным выражением автономного психического развития, подобно средневековому алхимику или классическому неоплатонику. Можно даже сказать — cum grano salis — что историю можно создать из собственного бессознательного так же легко, как из текстов.

Этот тип исторической памяти может возникнуть только тогда, когда «пробуждающийся архетип» (Нойманн) готов создать символическую репрезентацию для этнической группы или, как в случае пациента Юнга, в психологическом развитии индивидуума.

Как бы трудно не было демонстрировать культуральное бессознательное, я решился посмотреть на другие точки зрения на эту идею. Плаут (1973) говорил о тенденции провозглашать культуральный уровень психического осознавания и упоминал обсуждение Гуггенбуль-Крайгом (Плаут, 1973) «коллективной тени», также как и мою работу (Хендерсон, 1964) в качестве примеров такого понимания. Но обеим этим дискуссиям предшествовала глава в книге X. Г. Бейниса (1939/1971) «Мифология души», где утверждалось существование культуральной психики, живущей в родовой традиции семьи, к которой пациент может возвращаться, чтобы исправить прошлые ошибки или излечить старые психокультурные болезни. С чисто эмпирической точки зрения культуральное бессознательное производится не только из коллективного бессознательного, но и из личного. Большая часть того, что Юнг называл личным, в действительности культурально обусловлено. В процессе кормления, отлучения от груди и обучения, ребенок получает от своей матери внимание, любовь и воспитание. Взаимодействуя с ней и другими членами семьи, ребенок также получает свою первую реальную ориентацию во всей культуре, в которую они все погружены. Эдипов комплекс и все его варианты не являются только личными, как утверждал Фрейд, или только архетипическими, как утверждал Юнг. Эрих Фромм впервые описал пьесу Эсхилла «Царь Эдип» в правильном контексте греческой культуры, как отражающую период, когда неустойчивая патриархальная система родства могла все еще регрессировать до матриархальной системы. С этой точки зрения комплекс Эдипа может возникнуть только у того ребенка, который сталкивается с подобным культуральным паттреном в своей семье. Эриксон и Хорни, так же как и такие антропологи, как Радин, Бенедикт, Мид и Бейтсон предоставили много свидетельств независимого существования культуральной психики (называть ее сознательной или бессознательной можно только совершенно условно).

Теперь я хочу описать, как я пришел к идее культураЛьного бессознательного. В процессе анализа у Юнга у меня был сон, который озадачил нас, потому что в нем не было архетипов бессознательного и он, как казалось, не раскрывал чего-то личного обо мне. Мне снился дворец Медичи на берегу Новой Англии. Это все. Сон был четким и живым, но у меня не было никаких личных ассоциаций, так как я не был в Новой Англии. Я родился на востоке Соединенных Штатов у родителей, происходивших из колониальной семьи с Юга (Вирджиния и Северная Каролина). Я сделал семейные ассоциации: Новая Англия — место, где обосновались английские пуритане, чья традиция дала главные корни культуре WASP в Америке. В отличии от этого, дворец Медичи, в которой жила знатная аристократческая семья в эпоху итальянского Ренессанса, представлял католическую традицию с возникающим интересом к политеистическому религиозному искусству древних греков и римлян. Единственными моими знаниями об этой традиции были мои впечатления от туристической поездки в Италию в молодости. Другая ассоциация относилась к контрасту между суровым северным климатом и его скалистым атлантическим побережьем и мягкими водами южных стран, бывших в древности колыбелью европейской культуры.

Этот сон рассказывал мне, что я собираюсь каким-то образом соприкоснуться с культуральной задачей сведения вместе этих двух очень разных традиций, преодоления их взаимной изолированности и антагонизма. Теперь, спустя много лет, я могу сказать, что это было истинным пророчеством. И в моей личной жизни, и в моих работах я был глубоко захвачен попытками соединить мое собственное англо-американское протестантское образование с углубляющимся осо-знаванием его истоков. Эти истоки можно проследить за пределами католической Европы и за христианской эры, она уходит к памяти о более сущностных корнях всей кашей культуры в греко-романской и египетской древности. Так я стал осознавать одинаковую ценность монотеистической и политеистической религий.

Это осознавание по-разному проявило себя в моих снах. Один сон, особенно впечатливший меня, советовал обратиться к традиции древней богини. В этом сне я летел высоко в воздухе над северной частью России. Я ассоциировал это с#моим интересом к Советской России и влиянию коммунизма на европейскую жизнь в основном в конце 1920-х годов. В этом сне мое внимание вдруг привлек берег Северной Африки, и женский голос, неожиданно прозвучавший с древней долины Нила, сказал: «Не помнишь ли ты мня?» Голос произвел сильное впечатление на меня. Этот сон научил меня не доверять некоторой тенденции к высокомерию внутри меня, из-за которой я как бы смотрел на историю свысока и размышлял о ней безотносительно к более глубокому содержанию. Женский голос из древнего Египта сказал мне, что я забыл культурную традицию, которая единственно знала, как оттенять маскулинные и фемининные паттерны мышления и чувствования так, чтобы религия Изиды получила равный статус с религией Ра или Осириса, — способность, абсолютно чуждая нашей религиозной и политической системе. Я понял, что не должен был смотреть на эти традиции с отвержением, но обязан признать, что они все еще существуют в современной психике, даже для тех, кто не знаком с ними. В последствии я немного узнал про эти древние культуры, но бессознательное воображение снов выразило гораздо больше и неизмеримо расширило мои собственные знания.

Мой личный опыт такого рода сновидений углубил осознавание истории, но на меня также сильно повлияли те специфические культурные послания, которые многократно подтвердились через сны моих пациентов. Идея культурального бессознательного выросла от предположения до живой реальности. Это неоднократно избавляло меня и моих пациентов от грубого допущения, что история живет только в книгах и в заявлениях относительно будущего. Генри Кор-бин (1980) в книге по сравнительной философии выразил эту идею следующим образом:

В наше время доминирующая концепция представляет человека как живущего в истории. Она представляет историю как внешнюю, экзотерическую, основанную на грузе исторической каузальности, которую она сама вводит. Этому противостоит другая фундаментальная концепция, для которой идея внешней истории, «исторического феномена», лишена всяких оснований. В соответствии с этим взглядом вся история в самом человеке. Следовательно, в сущности человек всегда несет в себе нечто прежде истории - нечто, что он никогда не перестанет нести в себе, что будет хранить его от внешней истории. Тогда это становится предметом внутренней истории... происходящей в «небесах» и «аде», существующих внутри человека, (с.8)

В воображаемом мире вся история — открытая книга, уходящая корнями в доисторические времена. У австралийских аборигенов нет формальной истории, а есть история воображаемого мира, которую они называют просто: «сновиденье». Нам так трудно ухватить эту концепцию, поэтому она часто переводится как «время сновидения» (in illo tempore, Илиаде), потому что для нас невозможно постулировать нечто, что не существует во времени. Аборигенам не нужна эта концепция, потому что их сновиденье происходит «все время». (Как мы привязаны к слову «время»!) Оно представляет архетипи-ческий безвременный континуум родовых жизней, чьи мысли, чувства и паттерны поведения всегда с нами, когда мы созерцаем воображаемый мир. В этом зеркальном мире сновиденья можно найти формы, связывающие нас с реальными событиями или историческими людьми, но можно также обнаружить, что эти формы могут внезапно исчезать, переходя в мир, где архетипическое воображение обнаруживается на месте своего возникновения, где оно еще в виде элементов и представлено просто как земля, воздух, огонь и вода, иногда в ассоциации с животными и растениями. Когда эти формы, в свою очередь, гуманизируются, мы получаем начало культуры с изобретением чисел и числовых игр, музыки, церемониального искусства и религии. Тогда в свое время мы придем к культуре, которая транс-цендирует архетипический мир и достигает первого порога культу-рального сознания.

Культуральное бессознательное наиболее часто проявляется во снах, которые можно изучать с помощью этнологии. Такие сны или фантазии выносят на свет этнические традиции, которые никогда не были прожиты прямо сновидцами. Как если бы некоторое откровение позволило им воспринять, прочувствовать и затем проработать, часто очень подробно, аспекты культуры, которые им мало знакомы. Одна из наиболее распространенных в этом отношении — культура древнего Китая — появляется с большой регулярностью и всеми возможными способами во снах современных американских и европейских людей, не имеющих прямого опыта или знаний из образования о Китае. Эти сны просят нас проникнуть в истоки китайской цивилизации, как если бы нам нужно было найти там намеки на первичные истоки всех цивилизаций.

В своем поэтическом и высоко информативном исследовании китайской культуры, Марсель Гранет (1922/1975) дал нам больше чем намеки на эти истоки в своем описании того, что он назвал «крестьянской религией» как первичного источника религиозных ритуалов и обычаев в Китае, где «природный и человеческий миры были тесно связаны»:

среди китайских крестьян творческая сила ума показывала себя только по случаю праздников весны и осени — времени свадеб в общине и праздников в священных долинах, в танцевальных состязаниях, в дворцовых процессиях, в правилах семейной жизни... Мужские и женские дела выполнялись в разных местах и в разное время. И по этой причине Инь и Янь работали в оппозиции друг другу в пространстве и во времени, каждое в свою очередь. Единство общества глубоко переживалось только во время сезонных празднеств... Инь и Янь было определено встретиться друг с другом весной и осенью; там они сталкивались лицом к лицу; в зависимости от сезона вызывалось одно и отвечало другое; далее они как бы сексуально соединялись, и их прекрасный союз знаменовала радуга. Расходясь после свадьбы, они брались за работу; Инь, как женский принцип, был активен зимой — эта активность внутри природы...Янь, как мужской принцип, работал летом при свете дня, обильно принося плоды... Имена этих двух принципов происходят от названия святого места и служат напоминанием о солнечных и теневых склонах, где стояли хоры мальчиков и девочек соответственно... Именно этим священным истокам они обязаны за тот религиозный престиж, который принес им доминирующую роль, которую они сохранили в течении всей истории Китая, (ее.46-47).

Один сон про Китай сообщила женщина в рассказе о своём анализе через несколько лет после его завершения в 1950-е годы (см. Хендерсон, 1967). Её анализ проходил задолго до появления движения за права женщин, и её собственная потребность в фемининном самоопределении отражала общую культурную потребность того времени. Главной темой её сна была важность интровертированного качества феменинности по сравнению с направленной во вне природой маскулинности — внутреннее ощущение сдержанности Инь в отличии от обильной внешней активности Ян. Эта женщина описала свой сон следующим образом:

Я возвращаюсь в обстановку Китая в позицию большой ответственности, необходимой в отношении женщин, и это я ощущаю как призыв к инициации, в котором потребность в инициации (обстановка Китая) сочетается с потребностью стать женщиной, имеющей свои права, в отличие от идеи моей матери, какой женщиной я должна быть. Я считаю, что «позиция большой ответственности» просто относилась к моей большей ответственности за себя. Я не думаю, что это относилось к каким-то моим делам для людей или с людьми, разве что случайно или естественно. Эта женская часть просто открывала мой собственный путь как женщины.

Из работы Гранета мы знаем, что этот тип женской инициации неотделим от внутренне присущей культуральной андрогинности обоих мужчин и женщин — разница обнаруживается не столько в поле, как в роде. Как правильно заметил Элиаде, и как хорошо подтвердило исследование культуральных истоков в Китае, эти родовые различия являются священными и, следовательно, трансцендируют оба полюса.

Другой аспект китайской культуры, иногда обнаруживаемый во снах, происходит из периода, когда первичная природа Ян и Инь была формализована в паттерны родства и правила поведения в официальной государственной религии конфуцианства. Это было противоположно матриархальным паттернам более раннего периода. По Гранету,

родство и имя передавались через женщин до того, как стали передаваться через мужчин. В этой древней матриархальной организации каждый был родственником отца своего отца и не был родственником своего собственного отца. В последующей организации наследования по мужской линии дедушка оставался самым важным родственником человека... В процессе подношения жертвы Предку отец, истинный господин, служил своему сыну, предлагал ему пищу, склоняясь перед ним. Последнего, иногда совсем маленького, еще грудного, угощал, как господина, его собственный отец, потому что сын считался носителем духа или инкарнацией умершего и развоплощен-ного господина его отца. (1922/1975, 86)

Официальная религия в этой патриархальной форме поддерживалась могущественными защитниками, literati (литераторами и образованными людьми). Но существовала и другая религия, антагонистичная ей, но возникшая из общего основания: даосизм. В отличие от сильной социальной природы конфуцианства дух даосизма был философским. Однако, ни одно из этих течений в строгом смысле не было религиозным. Конфуцианство воплощало правила поведения,
1   2   3   4   5   6   7   8   9   10

Похожие:

Психологический анализ культурных установок iconБорис Юрьевич Хигир Психологический анализ в большом футболе Борис...
Цель изучения курса: развитие исследовательской компетент­ности учащихся посредством освоения ими методов научного позна­ния и умений...
Психологический анализ культурных установок iconПрограмма дисциплины Социология риска для специальности 040201. 65...
Экономический, психологический и социально-психологический подход к исследованию риска
Психологический анализ культурных установок iconУчебно-методический комплекс по дисциплине «социально-психологический тренинг»
Фомичева Н. С. Социально-психологический тренинг. – М.: Ноу впо «Институт психоанализа», 19 с
Психологический анализ культурных установок iconПрограмма по формированию навыков безопасного поведения на дорогах...
«Психологический анализ есть едва ли не самое существенное из качеств, дающих силу творческому таланту»
Психологический анализ культурных установок iconПрограмма по формированию навыков безопасного поведения на дорогах...
Потребность, стимул, наказание, методы стимулирования результативности труда, трудная жизненная ситуация, психологический стресс,...
Психологический анализ культурных установок iconПрограмма дисциплины Парапсихология и эзотерика: психологический...
Акимова, Т. А. Экология. Природа – Человек – Техника: учебник / Т. А. Акимова. – М.: Экономика, 2007. – 510с
Психологический анализ культурных установок iconУчебно-методический комплекс дисциплины красноярск 2011 пояснительная...
Дисциплина «Психологический практикум» относится к общепрофессиональному блоку дисциплин Государственного образовательного стандарта...
Психологический анализ культурных установок iconМаркетинговое исследование и анализ рынка буровых установок
Объем и структура рынка в разрезе ассортиментной сегментации в натуральном и денежном выражении
Психологический анализ культурных установок iconСравнительный анализ традиционных и автоматизированных буровых установок...
К числу конкретных задач, направленных на повышение производительности, относятся
Психологический анализ культурных установок iconКурсовая работа по дисциплине «эксплуатация судовых энергетических установок»
Профиль «Эксплуатация корабельных дизельных и дизель-электрических энергетических установок»
Психологический анализ культурных установок iconЛабораторная работа. «Кинетика и катализ»
Разработка рациональной технологической схемы нефтеперерабатывающего завода с подбором технологических установок и определением наиболее...
Психологический анализ культурных установок iconАнаньева К. И. Общий психологический практикум
Ананьева К. И. Общий психологический практикум – М.: Ноу впо «Институт психоанализа», 17 с
Психологический анализ культурных установок iconКонтрольная работа Психология потерпевшего. Психологический анализ показаний потерпевшего
Психология потерпевшего связана с уголовным правом, криминологией, уголовным процессом, психологией личности
Психологический анализ культурных установок iconРеферат по биологии на тему «Центр Происхождения Культурных Растений»
...
Психологический анализ культурных установок iconКурсовая работа по «Общей психологии» на тему: «История развития проблемы памяти в психологии»
Целью данной курсовой работы является отображение и анализ различных теорий памяти с точки зрения представителей различных психологический...
Психологический анализ культурных установок iconТеоретические основы социально-культурных практик французского ситуационизма: философский анализ
Политическая жизнь и властные отношения. Роль и место политики в жизни современных обществ. Социальные функции политики


Школьные материалы


При копировании материала укажите ссылку © 2013
контакты
100-bal.ru
Поиск