Художник А. Е. Ганнушкин © Составление, вступительная статья, оформление Союза театральных деятелей
Скачать 3.16 Mb.
|
| за поддержку» (курсив мой.— А. Г.). В чем же заключалась эта поддержка? В постоянных дружественных упомина ниях о Мейерхольде в письмах к Книппер и М. П. Чеховой и вопросах о нем? А может быть, перед этим Мейер хольд получил письмо Чехова, оставшееся нам неизвест ным? Но самое интересное в этом мейерхольдовском пись ме — то, что он пишет о премьере «В мечтах» и москов ских общественно-политических новостях. «Новости: Рабочие и студенты готовятся к выражению негодо вания по адресу Ванновского, обманувшего их ожида ния. Пьеса Немировича-Данченко возмутила публику. Отношение автора к ненавистной ей (особенно молодежи) буржуазии — безразлично. Пестро, красочно, но не значи тельно и не искренне. Узнали в авторе ученика Боборыкина и обижены за любимцев — Чехова и Гауптмана, обижены, что автор старался втиснуть их настроение в винегрет плохого вкуса. Внешние фокусы на первом плане. Для чего столько труда, столько денег?!» Письмо это написано через несколько дней после премьеры «В мечтах», и Мейерхольд в нем остается самим собой: общественная жизнь Москвы его занимает не меньше, чем происходящее в театре. Он продолжает: «Вышел «Красный петух» Гауптмана. Превосходная пьеса. В литературно-художественном клубе по вторникам читаются рефераты. После — обсуждение. Недавно какой-то доктор (М. А. Членов.— А. Г.) читал о «Записках врача» Вересаева. Реферат вызвал оживленные прения. Собрание выразило сочувствие Вересаеву в его искреннем порыве высказать исповедь врача. Здесь сыро и туманно». «Записки врача» Вересаева тогда были «злобой дня», и, разумеется, Мейерхольд на стороне писателя-врача, ко торый «вынес сор из избы» замкнутой, кастово-корпоративной медицинской среды. И он угадал, что его сообще ние будет интересно Чехову. Именно это самое письмо Мейерхольда Чехов назвал «отчасти талантливым», В этом отзыве угадывается со гласие писателя с характеристиками и оценками письма. В цитированном письме к Чехову свое неприятие пьесы «В мечтах» Мейерхольд объясняет не только ее бросавшейся в глаза старомодностью (сравнение с Боборыкиным), но и ее общественно-политической аморф ностью, что, по его словам, и «возмутило публику». Ве роятно, он имеет в виду шиканье с верхних ярусов на премьере и многочисленные отзывы о спектакле в среде революционного студенчества, с которой он был связан. Вообще в его расхождении с Немировичем-Данченко «политика» сыграла немалую роль. Об этом мы знаем прежде всего от самого Немировича-Данченко, откровен но писавшего про это в письмах к Книппер и Станислав скому. Немирович-Данченко уже давно видел за поведением Мейерхольда претензию на вождение целой группой мо лодых актеров, которую он назвал «направлением». Он сформулировал свое отношение к ним вскоре после ухо да Мейерхольда. Он сам назвал конфликт «столкнове нием двух мировоззрений» (в письме к Книппер в июле 1902 года). С одной стороны Немирович-Данченко объ единял вместе три «направления»: мейерхольдовское, желябужское (то есть связанное с М. Ф. Андреевой) и тихомировское — и противопоставлял их основному на правлению театра, к которому он относил самого себя, Книппер, Москвина, Лилину и «Алексеева, когда он на ходится в нашей власти». Эта оговорка очень интересна, ибо свидетельствует о более широком взгляде на вещи Станиславского, что и показал вскоре весь ход событий. Свое направление В. И. определял довольно туманно и расплывчато: «колорит душевности и лиризма, поэзии добра и мира». Этому, по его мнению, противостояли — «четвертый акт «Штокмана» (то есть тот акт, который в атмосфере тех лет звучал революционно.— А. Г.), «Меща не», Андреев со Скитальцем, великопостные аресты и дю жина пива» (!— А. Г.). И еще: «Тихомиров — это Горь кий, Скиталец, Андреев, Чириков. Если автор издается «Знанием», если он — с босяцкой подоплекой,— он ве лик». Далее Немирович-Данченко пишет, что это направле ние «узко, как все прямолинейное, узко, и иногда и тупо», и что «это успех арестов, а не художественности и искусства». Все сказанное вовсе не было каким-то мимо летным настроением Немировича-Данченко, на котором не стоит останавливаться. Через некоторое время он все это повторяет, несколько перефразировав, в большом пись ме к Станиславскому. Он называет вкупе все революцион ные настроения в труппе Художественного театра «горькиадой». Он поясняет: «Оно (это течение.— А. Г.) зарази ло почти всех и Вас включительно. <...> «Горькиада» — это Нил, Тетерев, демонстрации студентов, Арзамас (город, куда был сослан в то время Горький.— Л. Г.), выборы в Академию; «Горькиада» — это вся та шумиха, которая вертится вокруг имени человека, выброшенного наверх политической жизнью России». Комментарии тут почти излишни. Как известно, стремление Немировича-Данченко отделить Горького-художника от поднимавшегося в стране освободительного движения кончилось ссорой и разрывом между Горьким и Немировичем-Данченко, дошедшим до такой степени остроты, что Горький ставил условием постановки своих пьес в Художественном театре неучастие в этом Немировича-Данченко. Но это было позднее и привело к уходу из театра М. Ф. Андреевой. Из лиц, связывавшихся Немировичем-Данченко с тем, что он обобщающе называл «горькиадой», из театра последовательно ушли: сначала Мейерхольд, потом Тихомиров, затем Андреева. В том же июльском письме к Книппер «направление Мейерхольда» Немирович-Данченко определял так: «Это какой-то сумбур, дикая смесь Ницше, Метерлинка и узкого либерализма, переходящего в сумрачный радикализм. Черт знает что! Яичница с луком! Это сумятица человека, который каждый день открывает по несколько истин, одна другую толкающих». Сказано очень остро, зло, но вовсе не глупо. В этой раздраженной характеристике есть большая доля правды. Немирович-Данченко был умным человеком, и его тогдаш няя неприязнь к Мейерхольду была не слепа, а прозорлива, потому что в отличие от близорукого равнодушия неприя тие — это тоже особый вид усиленного внимания к челове ку. В отличие от многих других, бранивших Мейерхольда, его не понимая, В. И. Немирович-Данченко его понимал. Понимал, но не соглашался. Понимал и отрицал. Да, все это было в молодом Мейерхольде: и Ницше, и Метерлинк, и «сумрачный радикализм» (конечно, вернее было бы наз вать это иначе), и духовная «сумятица», и открытие чуть ли не каждый день нескольких истин, «одна другую толкающих»,— и не всегда можно было понять, что в этом наносное, мимопроходящее, а что главное, определяющее. Это фотографический моментальный снимок внутреннего брожения молодого Мейерхольда, и, хотя он «не в фокусе», и размыт, и туманен, все же он передает его духовный облик, каким он виделся недоброжелательному, но зор кому наблюдателю довольно верно. Не менее важно тут и другое — то, что сам Немирович-Данченко относился насмешливо и враждебно и к идейному брожению мо лодежи, и к «горькиаде» и пытался противопоставить этим бурным влияниям свой идеал «душевности и ли ризма, поэзии добра и мира», который в предреволю ционной России вряд ли мог быть осуществлен и уж, конечно, никого не мог увлечь. Не станем теперь из исторической дали упрекать Не мировича-Данченко в том, что он не был достаточно чуток к сейсмическим колебаниям русского общества, которое революционизировалось не по дням, а по часам, как оказались чутки Горький, Чехов, Андреева, Мейер хольд и другие. В одном из писем того времени он сам признавался: «Может быть, я не в силах угнаться за этим движением, стар уже...» Но остается фактом: ближай шее будущее России заключалось именно в том, что этот умный, но несколько консервативный человек свысока третировал, как мимолетную «моду», «шумиху», и «успех арестов». Но помимо этих общих разногласий, которые при всей их серьезности могли и не привести Мейерхольда так скоро к разрыву с театром, и кроме личной обиды Неми ровича-Данченко на резко не принявшего его пьесу недавнего (все три года) ученика, которая могла зарубце ваться и даже зажить, были и другие, и не менее серьезные, основания для ухода Мейерхольда, сделавшие его в конечном счете неизбежным. Прежде всего Мейерхольд был недоволен своим по степенно изменившимся актерским положением в труп пе театра. Он еще много занят в идущем репертуаре, но совсем мало в готовящемся. Второй сезон он начинал без новых ролей. Он был заметным членом труппы: у него были успехи и неудачи, о нем писали и говорили, но он не сумел занять в театре достаточно прочное мес то, как это удавалось многим, даже менее талантливым и трудолюбивым. Последние два сезона он находился в постоянном состоянии внутренней неудовлетворенности, и чем дальше, тем она ощущалась им сильнее. Временами он чувствовал себя на грани нервного заболевания. Он по нимал, что теряет уверенность в себе: две свои последние роли он мог бы сыграть гораздо лучше, если бы не вечные сомнения, оглядка и даже такое чуждое ему в нормальном состоянии чувство, как нерешительность. Открытки с его фотографиями в ролях Иоанна Гроз ного, Треплева, Иоганнеса продавались во всех писче-бумажных и табачных магазинах; когда он читал на кон цертах стихи, его встречали аплодисментами; его редкая, нерусская фамилия, так выделявшаяся на фоне благозвуч ных псевдонимов, принятых в актерском мире (его иногда всерьез спрашивали, почему он не назывался в афишах каким-нибудь Чарским или Лировым), запомина лась, к ней постепенно привыкали,— но во всем этом было нечто странное и, пожалуй, двусмысленное. Неопределенность его амплуа, с крайностями диапа зона от трагедии до буффонады, тоже не внушала дове рия. Он не был трагиком. Он не был комиком. Он не был героем. Он не был простаком. Кем же он был? Неврасте ником? Но это годилось только для фельетонов. Нам проще, чем ему: мы сейчас знаем, что он был Мейерхольдом, и этого для нас вполне достаточно. Современникам его молодости было труднее. Невзыскательные рецензенты потешались над его фамилией, над его неопределенным амплуа, и под их пером имя Мейерхольд часто звучало почти как Кюхельбекер. Но и серьезные, и доб рожелательные критики часто становились в тупик, оцени вая его работы. Как правило, наибольший успех сопровож дал его на крайних полюсах этого необыкновенного по широте регистра актерских красок: в Иоанне Грозном и в Треплеве, в принце Арагонском и в Мальволио. Роли средней эмоциональной температуры давались ему труд нее, а иногда он на премьере почти терпел в них фиаско. Правда, он умел доделывать роли и после премьеры: так у него было с Иоганнесом и Тузенбахом. Некоторым он очень нравился, другим чрезвычайно не нравился. Равнодушным к нему никто не оставался. Никогда. С юности до конца жизни. Он был актером по профессии, по призванию, по складу души. Он был актером и страстно хотел играть, но играл не так много и, главное, не то, что хотелось. Он бурно отзывался на окружающую жизнь, на все про исходящее вокруг, и мирок театра ему часто казался слишком самодовольным и замкнутым в себе. Попытки проявить инициативу (перевод драмы Гауптмана, орга низация параллельных спектаклей) встречались холод но. И в довершение ко всему приход в труппу В. И. Ка чалова поставил под угрозу и те роли, которые он со здал и играл, и то место, которое он занимал. Не будем недооценивать этого факта — театр есть театр. Игра са молюбий и личных страстей в нем всегда сильна и ак тивна. Вероятно, это не недостаток закулисной среды, а ее профессиональная особенность. Лишите этого театр — и он станет похожим на баптистскую молельню. Актер, безразличный к соперничеству, к внешней стороне успе ха,— уже и не актер. Даже великий и благородный Станиславский это испытывал, и, вероятно, чаще и острее, чем нам теперь кажется. И у него на дороге когда-то стал тот же Качалов. («Лучше подумайте о том, чего мне стоило уступить первенство актера Качалову и другим»,— писал он в 1905 году Немировичу-Данченко при их очередном эпистолярном объяснении.) Историки театра стараются затушевать этот личный элемент, в театре сильный как нигде, но от этого общая картина искажается. Можно ли из истории Отечественной войны 1812 года вычеркнуть взаимоотношения Багратиона и Барклая-де-Толли или Кутузова и Бенигсена? До конца жизни Мейерхольд не изжил в себе ревности к Качалову, наивной и безрассудной актерской ревности. Он уже давно не играл на сцене. На роли стариков и резонеров перешел и постаревший Качалов. Уже много лет им нечего было делить, не в чем соперничать, Качалов бывал у него в доме. И все же у Мейерхольда осталось что-то от былой обиды. Он вообще был скорее злопамятен, чем добродушен, но тут — иное. И эта неисцелимая ранимая память о послед нем его сезоне в Художественном театре мне кажется не низменной странностью, а чем-то бесконечно трогатель ным. В этом была его верность своей молодости, ране, которая никогда не зажила, любви, которая никогда не была забыта. Пожалуй, такое встречается в жизни редко. Люди в большинстве забывчивы, равнодушны, безразличны к своему прошлому. Существует мнение, что Мейерхольд ушел из Худо жественного театра, чтобы стать режиссером. Эта строй ная концепция не соответствует фактам. В то время, да и значительно позже, Мейерхольд не представлял свое го настоящего и будущего вне призвания актера. Даже через два с половиной года, досыта наигравшись в Хер соне и искусившись режиссурой, он писал Чехову в мае 1904 года: «Как ни интересен труд режиссера, актерская работа куда интереснее». Это признание Мейерхольд де лает уже тогда, когда он, казалось бы, твердо и с явным успехом вступил на путь режиссуры. А в тревожную и нервную зиму 1901/02 года он об этом вообще не думал. По-прежнему, как в юности, ему хотелось играть, играть, играть... У нас нет решительно никаких данных о том, что во время пребывания в Художественном театре он предусмот рительно и сознательно готовился к режиссерской работе. В первом сезоне он помогал по постановочной части, когда его об этом просили, но и только. Думается, прояви он к этому активный интерес, Станиславский охотно привлек бы его к режиссуре, как он привлек Лужского, Бурджалова, Тихомирова. Но не стремясь целеустремленно и обдуманно к ре жиссуре, молодой Мейерхольд бессознательно как бы готовил себя к ней. Когда он на склоне лет утверждал, что режиссер должен знать все области, из которых сла гается искусство театра, то он говорил это на основа нии своего личного опыта. С первых шагов его интересо вало в театре все и это все было им изучено с любопыт ством и рвением, которые не могли быть более активными, если бы даже он поставил себе это задачей. Он оказался идеально подготовленным к новой профессии, хотя и го товился к ней мимоходом и интуитивно. Он уже стал режиссером, а хотел лишь одного: играть и играть. Сначала он, видимо, считал режиссуру неким почти при нудительным ассортиментом к завоеванию им права быть на сцене в тех ролях, которые ему хотелось воплощать. Но по природе своего характера, не терпя ни в чем дилетантизма и небрежности (так же он занимался в детстве скрипкой), он быстро стал именно профессиональным ре жиссером, а вставая на какой-нибудь путь (это тоже его личное свойство), он, как всегда, шел по нему до конца. Но в середине зимы 1902 года Мейерхольд, видимо, еще не угадывал, что новый поворот в его судьбе окажется по воротом к лучшему. Не надо забывать, что обаяние и слава Художественного театра (что бы ни происходило внутри) были уже тогда необычайно велики и оторваться от него было непросто и болезненно: звание «артиста Художественного театра» звучало в широкой интеллигент ской среде куда более почетно, чем, например, титул «со листа императорских театров». Вспомним письмо Ленина к сестре: «Превосходно играют в «Художественном-общедоступном». Желание порвать «с актерством» казалось странным в поступке Мейерхольда, который нашим поколениям кажется самым ярким и характерным представителем про фессии режиссера, но таковы факты: он стал режиссером почти поневоле. Сложись благополучней его актерская карьера в Художественном театре, возможно, он был бы надолго удовлетворен ею. Надолго, но навсегда ли? В этом можно сомневаться. Вероятно, все равно, рано или поздно, его бы к этому толкнула судьба. Слишком он был само стоятелен и инициативен. На русской сцене наступала эра режиссуры. Да и в Художественном театре он вряд ли продержался бы долго. Его тянули оттуда центробежные силы истории. Но в данное время, в данной ситуации, то есть зимой 1902 года, уход его был почти вынужденным. «Судьба ведет одних и тащит других»,— говорит старая латинская пословица. Своеобразие жизни Мейерхольда в том, что судьба его почти никогда не «вела», а всегда «та щила». Все у него происходило резко и драматично: и то, что вело к удаче, и то, что — к катастрофе. Он ушел из Художественного театра в момент, когда сам театр испытывал острый кризис. Его уход был тоже симптомом этого кризиса. Положением в театре были не довольны все: и бунтари, и те, против кого они бунтовали. Даже В. И. Немирович-Данченко, всегда представлявший устойчивый центр театра, его главную ось, в одном из писем к Станиславскому в том же 1902 году сделал такое приз нание: «Вот пять-шесть лет назад я мечтал о каком-то театре. Теперь есть Художественный. Он лучше всех театров, но он далеко не тот, о котором я мечтал, и именно теперь он даже меньше походит на тот театр, чем два года назад». Об этом же не раз писала М. Ф. Андреева Ста ниславскому, прежде чем решиться на уход. А вот типич ные отрывки из писем Книппер к Чехову за те же месяцы: «В театре отрадного мало. Репертуар суживается адски: готовим всего 3-ю пьесу», «Настроение в театре нудное, неприятное», «Вообще в театре тяжело...». Младшая сестра В. Ф. Комиссаржевской Н. Ф. Скарская, тогда еще на чинающая актриса МХТ, рассказывала впоследствии: «...в труппе возникало брожение, намечались несогласия с руководством, которые, однако, по тем или другим причи нам не высказывались открыто, а гнездились по театраль ным кулуарам и обсуждались за театральным порогом». Скарская называет имена молодых актеров, настроенных оппозиционно и часто собирающихся на квартире у сестер Роксановых, вместе с которыми она жила: Харламова, Мейерхольда и других. Все они вскоре покинули МХТ, хо тя и не одновременно. Пора уже начинать работу над «Мещанами», но Не мирович-Данченко чувствует себя уставшим, непоня тым, обиженным. Несколько месяцев спустя он писал Горькому: «Личное мое чувство никогда не было такое изъязвленное, как с этой пьесой». Было решено, что он уедет на несколько недель отдохнуть на французскую Ривьеру, а репетиции будут пока вести Санин и Тихоми ров под общим руководством Станиславского. 28 декаб ря Немирович-Данченко прочитал труппе «Мещан», а 29-го состоялась беседа о пьесе. Вечером в этот день Книппер писала Чехову: «Вступительное слово сказал Влад. Ив., но он какой-то отсутствующий и говорил вя ло». Он уехал в Ниццу на другой день. 1 января объявили распределение ролей в «Мещанах». Мейерхольд, как и намечал Чехов, получил Петра. Забегая вперед, скажем, что Чехов на этот раз ошиб ся: роль Петра не удалась Мейерхольду. Вероятно, от части причиной этому была нервная и неуверенная ат мосфера вокруг репетиций, но не только это. По своему актерскому материалу Мейерхольд был не Бессеменов: он был не мещанин, а типичный интеллигент. Его Петр мог стать не продолжением галереи «рассерженных мо лодых людей» начала века, а пародией на них. Он ис кал для него резких сатирических красок, но это столкнулось с пониманием роли Петра Станиславским, проти воположным мейерхольдовскому и, добавим, тихомировскому. На этот раз Мейерхольд не спорил, а готов был подчиниться режиссерскому видению образа. Он слишком устал от непрерывных дискуссий и жаждал простой честной актерской удачи. Она ему была нужна как хлеб после долгого невезения. Всей душой он желал спрятать ся за широкой спиной Станиславского, снова стать по слушным исполнителем, покорным учеником. Но и это ему не удалось. Станиславский не принимал мейерхольдовскую трактовку Петра и не очень энергично настаи вал на своей. Актер очутился между двух стульев. Петр получался неопределенным, неясным. Дело в том, что проблема «учиться или бунтовать» казалась тогда остро актуальной. Студенческие беспорядки стали обычными в жизни русского общества, но отношение к ним общест ва было не однозначным. Как раз в те дни, когда шла работа над «Мещанами», это ярко выявилось внутри Художественного театра в конфликте Станиславского и М. Ф. Андреевой. В начале февраля 1902 года в Москве были снова произведены массовые аресты революционно настроен ных студентов. 10 февраля Книппер писала Чехову: «Вчера был отчаянный спектакль... Мария Федоровна ревела все 4 акта... У них забрали студента-репетитора». Станиславский был явно недоволен этим вторжением поли тики в театр и высказал Андреевой свое недовольство. Андреева ответила ему длинным письмом: «Вы предста вить себе не можете, чего мне стоило играть 9, 10 и 13 фев раля... Не знаю, знаете ли Вы, что всем высланным по тюрьмам объявлено официально, что они будут после отбытия наказания считаться политически неблагонадежными, им будет воспрещен въезд в Москву и предстоит поэтому двухлетнее отбывание воинской повинности по медвежьим углам провинции?» Станиславский холодно ответил ей: «О студенческой истории не будем говорить. Примиритесь с тем, что я этого не понимаю». То есть Станиславский как бы занял позицию старика Бессеменова: студенты должны учиться, а не «бунтовать». И Горь кий, и Андреева, и Мейерхольд стояли на противополож ной позиции. На той же позиции стоял и Тихомиров, кото рого, как нам известно, Немирович-Данченко считал самым ярким представителем в театре направления, названного им «горькиадой». Разногласия вокруг очень острой в те дни студенчес кой проблемы проходили сквозь споры о трактовке образа Петра, к окончательной договоренности не пришли, и решение роли оказалось сбивчивым и туманным. Труд ности работы Мейерхольда над Петром нашли отражение в почти ежедневных письмах Книппер к Чехову, который очень интересовался ходом репетиций. 9 января: «Мейер хольдом (студент) остался (Станиславский.— А. Г.) недо волен». 10 января: «Мейерхольд — не того». 20 января: «В Мейерхольде не разберусь, я как-то присмотрелась к нему». Таким образом, долгожданные «Мещане» не только не помогли Мейерхольду вырваться из заколдованного круга неудач, но сами стали для него новым, мучитель ным испытанием. Двадцать первого января стало известно, что из Ниццы вернулся Немирович-Данченко. В театре он почему-то не появился, но говорили об его встречах и конфиденциаль ных беседах с Морозовым и Станиславским. Пронесся первый слух о каких-то готовящихся «реформах», но толком никто ничего не знал, и даже было непонятно, откуда появился такой слух. 22-го в репетиционном поме щении на Божедомке актерская молодежь организовала в складчину «елку» с вечеринкой на всю ночь. Танцы, шутки, розыгрыши, пародии, пение под гитару. Несмотря на то что он жил буквально в двух шагах, Мейерхольд не пришел. Настроение у него было далеко не празднич ным! Зато в середине ночи неожиданно приехал на лихаче Немирович-Данченко во фраке и цилиндре, надушенный, оживленный, помолодевший. Через день «Три сестры» шли в пятидесятый раз. После третьего акта Немирович по традиции ходил по актерским уборным и позд равлял исполнителей-юбиляров. Со светской любезностью он пожал руку и Мейерхольду. У Книппер он задержался и рассказал ей в общих чертах созданный им и утвержден ный дирекцией план реорганизации театра. Театр будет отныне существовать как паевое товарищество. Пайщика ми будут не все актеры и даже не все основатели, а только небольшая группа. Тех, у кого не найдется денег, чтобы внести «пай», субсидирует Морозов. Все дела в дальней шем будут решаться собранием «пайщиков», в том числе и избрание дирекции. По утрам шли репетиции «Мещан». Немирович-Дан ченко делал замечания всем, кроме Мейерхольда. Сквозь броню его вежливости было непонятно, удовлетворен он работой актера или это своего рода бойкот. Мейерхольд не выдержал и спросил его об этом. В. И. ответил уклон чивой общей фразой. 27-го он и Станиславский вместе провели генеральную репетицию двух первых актов. После репетиции небольшая часть труппы по особому списку бы ла приглашена дирекцией в отдельный кабинет ресторана «Эрмитаж». Там был впервые оглашен проект реформы и список намеченных «пайщиков». В этот день спектак ля не было, и проект обсуждался до десяти часов ве чера. На следующее утро театр напоминал разворошенный улей. В списке «пайщиков» не было Санина, не было Бурджалова, не было Савицкой, не было Мунт, не было Роксановой. Не было и Мейерхольда. Реорганизация театра не могла пройти гладко и без болезненно. 3 февраля М. П. Чехова писала брату: «В театре творится что-то неладное, масса недовольных по поводу перемен. Оля тебе, наверное, пишет об этом...» В этом же письме Мария Павловна выражает сочувствие своей подруге Лике Мизиновой, уволенной из театра в те дни: той самой знаменитой Лике, бывшей, согласно легенде, дошедшей до наших дней, как бы прототипом Нины Заречной, то есть той самой «чайки», крылья которой принесли в театр его успех, а пластическое изображение стало почти гербом Художественного теат ра. Немирович-Данченко не был сентиментален, и живая модель «чайки» казалась ему неталантливой и не нужной в труппе. Заступиться за нее Чехов счел неуме стным, но это решение дирекции отбросило в ряды оппо зиции влюбленного в Лику Санина, который, по общему мнению, был вторым по таланту режиссером Художест венного театра после Станиславского. Для многострадальной и неудачливой Лики новое испытание кончилось благополучно: вскоре она вышла замуж за Санина, и их брак оказался счастливым и долгим. Недовольными переменами казались все. Одни обиже ны за себя, другие за товарищей. В ответ на недоуменные вопросы Немирович-Данченко отсылал к Морозову, кото рый в театр не показывался. Станиславский ходил хмурый и молчаливый. Впрочем, было сообщено, что список неокончательный и предстоит баллотировка всех спорных кандидатур. Это был приговор, но с возможностью помилования. С внешней стороны «реформа» выглядела демократи ческой: отныне театр вместо нескольких богатых вла дельцев будет принадлежать группе пайщиков-артистов. Но проведена она была самыми антидемократическими методами. Немирович-Данченко и Морозов просто-на просто продиктовали угодный им состав «пайщиков». Несправедливость подобного решения сразу заметил А. П. Чехов, тоже включенный в число «пайщиков». Уз нав от Книппер о предполагаемом составе товарищества, он написал Немировичу-Данченко о его проекте, что «театр на паях — это хорошо, но устав их ни к черту не годится. Почему пайщиками Стахович, я, а нет Мей ерхольда, Санина, Раевской?» Это письмо не сохранилось в архиве адресата, и мы знаем о нем только из переска за Чеховым содержания в письме к Книппер от 10 фев раля. То же самое писал Чехов и М. П. Чеховой: «А Худо жественный театр напрасно не сделал пайщиками Мей ерхольда и Санина. За что их обижать? Чем они, как арти сты, хуже других?» Первая половина февраля проходит в Художествен ном театре в общей смуте и тревоге. Это происходит на фоне волнующейся из-за студенческих беспорядков и ла вины арестов Москвы. Тяжело заболел Толстой — увы, это был уже не ложный слух. С часу на час ждали те леграммы о его смерти. Влияние писателя на умы было огромно, и прошлогоднее отлучение от церкви его толь ко усилило. 7 февраля Чехов пишет Книппер: «Т[олстой], вероятно, не выживет...» Его запрашивают о здоровье Толстого. Он задает вопросы о студенческих волнениях. Это все как бы уменьшает масштаб событий, происходя щих внутри театра: до этого ли теперь? Тем не менее в «Русском слове» появляется фельетон знаменитого Власа Дорошевича «Искусство на иждивении» против купечес кого меценатства с явными намеками на раскол в Ху дожественном театре. Камень летит в Савву Морозова, которому приписывается инициатива «реформы». «Желаю, чтоб отныне дело было акционерным предприятием,— говорит герой фельетона.— Я вам выдам паи, вы мне выдадите векселя... И желаю я, как на то моя воля есть, паи распределить! А вы чтоб не пикнули!.. Этому — пай, этому — пай, а этому... нет тебе никакого пая, мизи нец!» «Русское слово» выписывала вся Россия: это была га зета с самым большим тиражом. Все читали и улыбались. Драма превратилась в анекдот о купце-самодуре. Арес тованных студентов отправляли в ссылку. Толстому стало лучше. Приближалась масленица. В середине февраля в Москве в еще морозном воздухе повеяло чем-то неуловимо мягким. На солнце уже днем тает. Снег потемнел. Появи лись сосульки. На Мейерхольда известие, что он не включен в со став «пайщиков», произвело оглушительное впечатление. Он был потрясен и едва не заболел. 5 февраля «Три се стры» из-за его состояния заменили «Дикой уткой»: врач опасался нервного припадка. Он давно чувствовал, что его положение в труппе стало непрочным, и уже не раз задумывался о своем будущем, но его болезненно пора зила оскорбительная сторона происшедшего. Невключе ние в состав «пайщиков» не обязательно означало уволь нение из театра. Бурджалов и Савицкая были обижены, но решили остаться. Но для себя он считал это невоз можным. Он лежал дома с головой, обвязанной мокрым полотенцем, почти как Треплев в «Чайке», и думал, ду мал... Недавно был день его рождения, ему исполнилось два дцать восемь лет. К чему же он пришел? Все завоеванное в один миг стало эфемерным, все достигнутое превратилось в ничто. Опять надо все на чинать сначала. Он еще не знает, что это падение с потерей всего завоеванного еще не раз повторится в его жизни, что это один из ее причудливых законов, излюбленная шутка его судьбы. Он не знает, что то, что ему в отчаянии кажется концом,— еще одно начало, новый виток спирали, чудо неостанавливающегося самообновления. Он не знает, что ему предстоит в его бурной жизни много раз начинать сначала, но что, вновь начиная виток спирали, он неизмен но будет оказываться уже на ином, и высшем уровне, на другой высоте... После бессонных ночей надо все же бриться и идти в театр. Каждый день там репетируют «Мещан», как будто ничего не изменилось. Скоро заканчивается сезон в Москве, и театр едет в Петербург. «Мещане» — глав ный козырь гастролей. Его все спрашивают, что он собирается делать, но он отмалчивается. Странные вопросы: он актер и собирается играть. Где? Этого он еще не знает. Саблин предлагает познакомить его со своим родственником Ф. А. Коршем. Чепуха! Что он будет делать у Корша? Участвовать в фарсах? Обиженных и собирающихся уходить из Художест венного театра так много, что из них одних можно со ставить целую труппу. А? Что? Это идея? Надо ее про думать... Всегда, когда надо решать и действовать, он испы тывает прилив сил, энергии, воли. У жены молодого актера Кошеверова, тоже собира ющегося уходить из театра, есть родня в Херсонской го родской думе. В прошлом году там держала антрепризу известная Малиновская, а в этом году городской театр пока не сдан. Кошеверов еще не успел договорить, как Мейерхольд его прервал. Херсон? Это где-то недалеко от Крыма? Он вспоминает успех крымских гастролей. Теплое благо дарное чувство охватывает его. Крым, юг, Херсон... Эврика! Это то, что им нужно! Они вдвоем возьмут там антрепризу. Но для этого нужны деньги. У жены Коше верова небольшая сумма есть. Отлично! Она тоже будет пайщицей. А он попробует взять взаймы у братьев и у Марии Михайловны Мунт. Они пока ничего не рассказы вают о своим планах в театре, но решают снестись с Херсонской городской думой. После разговора с Кошеверовым Мейерхольд впер вые за много дней приходит домой весело настроенным. Шутливо он предлагает погадать о том, что им пред стоит, по старинной немецкой книге, подаренной ему матерью. Это все тот же «Вильгельм Мейстер», читанный им в ранней юности. Ольга Михайловна раскрывает книгу посредине. На ней всего одна фраза. Это заголо вок второго тома: «Годы странствий Вильгельма Мейстера». Годы странствий! Хорошо! Книга сказала верно. Годы странствий... За несколько дней до решающего дня —12 февраля, когда в театре назначена последняя баллотировка так называемых «сомнительных членов труппы», из Херсона приходит известие: городская дума вынесла постановление о сдаче в аренду театра товариществу, состоящему из Кошеверова, Кошеверовой и Мейерхольда. Утром 12 февраля Мейерхольд и Санин официально сообщили дирекции о своем уходе из театра. В этот вечер Книппер писала Чехову о происходя щем в театре: «Сегодня репетировали мою сцену с Тетере вом в 3-м акте. Потом заседали до 5,1/2 час. Происходи ла баллотировка «сомнительных» членов труппы. Неприят но это было. Санин и Мейерхольд известили официально дирекцию о своем уходе из театра. Все мы решили просить их остаться, т. к. они для дела нужны. Забаллотировали Роксанову, Мунт, Абессаломова, и еще кого — не помню, да — Судьбинина. Противная эта процедура. Я устала, и разболелась голова». Что означал этот запоздалый стыдливый жест: «про сить остаться»? Может быть, Немирович-Данченко сам не рассчитывал на их удаление и собирался только по пугать и привести к повиновению? Так или иначе, никаких поступков в ответ на это предложение не последовало ни со стороны дирекции, ни со стороны уходящих. Напряженная обстановка в театре и ряд неурядиц при вели к тому, что к закрытию сезона в Москве не удалось даже провести полную генеральную репетицию «Мещан». Чтобы сделанная работа за лето не пропала, решено показать в Петербурге публичную генеральную репетицию и лишь осенью произвести замену исполнителей, покидаю щих театр. Из четырех спектаклей, которые художествен-ники везли на этот раз в Петербург, Мейерхольд занят в трех. Таким образом, его фактический уход отодвигался, и он должен был ехать на гастроли с театром. Накануне закрытия московского сезона в газетах по явилось сообщение об антрепризе в Херсоне, а также о том, что Мейерхольд и Кошеве ров покидают МХТ по причинам «личного и материального характера». На дру гой день газета «Курьер» поместила опровержение: «Не желая придавать гласности причины, заставившие нас оставить Художественный театр, считаем долгом за явить, что уход наш из состава труппы совершенно не связан с соображениями материального характера. С со вершенным почтением Александр Кошеверов, Всеволод Мейерхольд». В утро, когда в «Курьере» напечатано это письмо, Мейерхольд играл в последний раз «Смерть Иоанна Гроз ного». Во время спектакля ему неожиданно была устроена овация и из публики на сцену подан лавровый венок. Четвертого марта в Петербурге начались гастроли. Шла «В мечтах». Никакого успеха спектакль не имел. Пуб личная генеральная репетиция «Мещан» состоялась 26 марта. К имени Горького было приковано внимание всей России: незадолго до этого царь аннулировал его избрание в академики. Немировичу-Данченко стоило огромных усилий добиться разрешения спектакля. В день представ ления зал театра был набит переодетыми полицейскими агентами. Успех у зрителей большой, но отзывы прессы оказались противоречивыми. Леонид Андреев под псев донимом Джемс Линч писал, в частности, о Мейерхоль де: «К сожалению, Петр в лице г. Мейерхольда нашел недостаточно сильного исполнителя. Это все тот же маю щийся интеллигент без особых примет, каким являет ся названный артист в «Одиноких» и в чеховских пье сах». Из этого отзыва мы можем судить, что Мейерхольд так и не сумел выявить свой сатирически-пародийный замы сел. Впрочем, другой петербургский критик нашел испол нение Мейерхольда «типичным». Но все это Мейерхольда уже мало волновало. Он с головой ушел в формирование труппы, в выработку репертуара, в сложную бухгалтерию театрального бюд жета. Большой радостью для него были ободряющие слова А. П. Чехова в письме к Книппер, которые она ему прочла. «Я бы хотел повидаться с Мейерхольдом,— писал Чехов 13 марта,— и поговорить с ним, поддержать его настроение; ведь в Херсонском театре ему будет не легко! Там нет публики для пьес, там нужен еще балаган. Ведь Херсон — не Россия и не Европа». Он и сам понимал, что «будет нелегко», но, истомив шись за два бездеятельных сезона, он жаждал именно такой работы, которая захватила бы его целиком. Он вырос в провинции, он знал условия работы провинциаль ных театров, и они его не пугали. Последний разговор со Станиславским труден и не ловок. Он несомненно чувствует, что совершена неспра ведливость, но, храня лояльность к Немировичу-Данчен ко, избегает всего, что могло бы завести разговор в рус ло объяснений. Станиславский не уговаривает Мейер хольда оставаться: это было бы после всего происшед шего фальшью. В душе он даже благодарен ему за то, что формально уход выглядит инициативой самого Мей ерхольда. Однако Херсон... Город слишком мал, чтобы выдержать серьезный театр. Но Мейерхольд полон надежд, и это импонирует Станиславскому. Порыв к самостоятельности всегда привлекателен. Подтекст разговора очень сложен, а сам он состоит из общих фраз. — Если вам понадобится какая-нибудь помощь... Кхм, кхм... Все в театре знают это покашливание Станиславско го, когда он в затруднении и не может найти нужных слов. Мейерхольд благодарит и почтительно раскланива ется. С Немировичем-Данченко вообще обходится без про щального разговора. Последнее время он с Мейерхоль дом безукоризненно вежлив. Мейерхольд — тоже. Опять все перевернулось в его жизни. Полтора меся ца назад он считал себя униженным, поверженным, раз битым. И вот он снова полон надежды, манящего впе ред азарта. Он раздумывает об этом, шагая по набережной Не вы в своем однобортном пальто с большими пуговица ми, с которым он не расстается по крайней мере три времени года. Мысленно прощаясь с прекрасным, но не ласковым к нему Петербургом, он с удовольствием ду мает о Москве, где его ожидает невероятное количество самых разнообразных дел, формирование труппы, репер туар, разные юридические процедуры и — самое глав ное — этот таинственный, полный загадок, непостижимый театральный бюджет. Конечно, Кошеверов ему помогает, но он никогда не простит себе, если что-то упустит, положившись на другого... Он неожиданно останавливается у сфинксов. А что, если бы Станиславский вдруг расчувствовался и предложил ему остаться в Художественном театре? Обещал бы, что сам все уладит с Владимиром Ивановичем? Стоило ему иначе повести разговор — и это было бы возможно. Нет! Теперь он уже сам этого не хочет. Он вспоминает старую материнскую книгу в коричневом переплете. Годы учения кончились. Впереди годы странствий. Ветер с моря треплет полы пальто, забирается внутрь, приятно холодит. Полтора месяца назад ему исполнилось двадцать во семь лет. Пора самому отвечать за себя. Пора! Пора! |
Похожие:
 | Художник А. Е. Ганнушкин © Составление, вступительная статья, оформление... Составление, вступительная статья, оформление Союза театральных деятелей рсфср, 1990 г |  | Программа по учебному предмету «История театрального искусства» разработана... Разработчики: Г. А. Степанова, театровед, кандидат искусствоведения, член Союза театральных деятелей |
| Председатель Союза театральных деятелей Республики Татарстан Ф. Р. Бикчантаев Казань пройдет IV всероссийский конкурс чтецов им. Г. Тукая. В жюри конкурса входят видные деятели театральной сферы Республики Татарстан.... | | Общая редакция и вступительная статья кандидата психологических наук Г. В. Бурменской |
| Введение в методику демоскопии Перевод с немецкого, вступительная статья – доктора философских наук С. Н. Масурова | | Общая редакция и вступительная статья доктора политических наук С. Айвазовой ... |
| Клайв с. Льюис вступительная статья к романам Он был ирландцем как и его старший современник Бернард Шоу. В современной России, с нашим пристальным вниманием к составу крови,... | | Реферат морально-политическое состояние русской армии в годы первой... Гиацинтов Э. Записки белого офицера/ Вступительная статья, подготовка текста и коммент. В. Г. Бортневского. – Спб: «Интерполиграфцентр»... |
| Правила оформления ссылок и списка литературы Оформление результатов учебной или научной работы (реферат, курсовая работа, дипломная работа, научная статья, доклад, диссертация)... | | Н. Макашева Экономическая наука в России в период трансформации:... Оформление результатов учебной и научной работы (реферат, курсовая работа, дипломная работа, научная статья, доклад, диссертация)... |
| 110 от 01 апреля 2013года положение о республиканском конкурсе «Шежере-2013»... Рассмотрено на заседании кафедры ботаники, биотехнологии и ландшафтной архитектуры, протокол № от 2011г | | Программа турнира. Вступительная часть выполнение двух заданий: а)... Учителя стараются по возможности лучше, полнее использовать знания не только в учебно-познавательных, но и в воспитательных целях,... |
| Произведение искусства в эпоху его технической воспроизводимости Составление, перевод на русский язык, художественное оформление и примечания издательство «медиум», 1996 г | | Правила оформления списка использованной литературы. Общие положения... Оформление результатов учебной и научной работы (реферат, курсовая работа, дипломная работа, научная статья, доклад, диссертация)... |
| Экология и устойчивое развитие россии «экология» приобрело популярность у общественных деятелей и политиков, литераторов, деятелей науки и искусства. Экологические проблемы,... | | Примерные вопросы к кандидатскому экзамену по дисциплине «История... Оформление результатов учебной и научной работы (реферат, курсовая работа, дипломная работа, научная статья, доклад, диссертация)... |
