Скачать 7.21 Mb.
|
46 "Различение - это то, благодаря чему движение означивания оказывается возможным лишь тогда, когда каждый элемент, именуемый "наличным" и являющийся на сцене настоящего, соотносится с чем-то иным, нежели он сам, хранит в себе отголосок, порожденный звучанием прошлого элемента и в то же время разрушается вибрацией собственного отношения к элементу будущего; этот след в равной мере относится и к так называемому будущему и к так называемому прошлому; он образует так называемое настоящее в силу самого отношения к тому, чем он сам не является..." (D e r r i d a J. Marges de la philosophie. P.: Ed. de Minuit, 1972, p. 13). [37] кладет конец власти одних смыслов над другими, заставляя вспомнить не только о философии Востока, но и о досократиках, о Гераклитовом круговращении, "игре". Но если вся цивилизация, все мышление европейского Нового времени самим своим существованием обязаны принципу "центрации", то где - в рамках этой цивилизации-может (и может ли?) найти прибежище децентрирующая семиотическая практика? На этот вопрос попыталась ответить Ю. Кристева, проведя разграничение между понятиями "гено-текста" и "фено-текста". Фено-текст, по Кристевой 47, есть готовый, твердый, иерархически организованный, структурированный семиотический продукт, обладающий вполне устойчивым смыслом. "Фено-тексты" - это реально существующие фразы естественного языка, это различные типы дискурса, это любые словесные произведения, воплощающие определенную субъективную интенцию и выполняющие инструментальную функцию: они предназначены для прямого воздействия на партнеров по коммуникации. Структурная семиотика как раз и занимается формализацией, классификацией и т. п. систем, образованных фено-текстами. Фено-текст, однако,- это всего лишь авансцена семиотического объекта; за ним скрывается "вторая сцена", где происходит интенсивная семиотическая работа по производству фено-текстового смысла. Эту "вторую сцену" Ю. Кристева и назвала гено-текстом. Генотекст - это суверенное царство "различения", где нет центра и периферии, нет субъектности, нет коммуникативного задания; это неструктурированная смысловая множественность, обретающая структурную упорядоченность лишь на уровне фено-текста, это своеобразный "культурный раствор", кристаллизирующийся в фенотексте. Бартовское понятие произведение в целом соответствует "фено-тексту" у Кристевой, а текст - кристевскому "гено-тексту". Поэтому сам переход от структурализма к постструктурализму мыслится Бартом как переход от анализа "произведения" к "текстовому анализу". "Текст", 47 О фено-тексте и гено-тексте см., в частности: Kristeva J. (... греч.). Recherches pour une semanalyse. P.: Seuil, 1969, p. 280-283. [38] таким образом, не "отменяет" ни произведения, ни необходимости его анализа прежними, в том числе и структурными методами; он просто находится "по ту сторону" произведения. Как таковой "текстовой анализ" отнюдь не нов, он давно уже является достоянием литературной критики и литературоведения. В самом деле, любой исследователь, не удовлетворяющийся явным значением произведения, пытающийся заглянуть за его авансцену, открывающий в романе или в поэме различные "реминисценции", литературные и внелитературные "заимствования", "влияния", всевозможные, подчас неожиданные "источники", "скрытые цитаты" и т. п., выходит на уровень "текста", ибо его взору открываются те многочисленные переходы, которые связывают "авансцену" со "второй сценой", в его руках оказываются нити, ведущие не к авторской интенции, а к контексту культуры, в которую вплетен данный текст. Однако изучение "источников" и "влияний" покрывает лишь ту-весьма незначительную-часть текста, где сам автор еще не вполне утратил сознательную связь с культурным контекстом, между тем как на деле всякий текст сплетен из необозримого числа культурных кодов, в существовании которых автор, как правило, не отдает себе ни малейшего отчета, которые впитаны его текстом совершенно бессознательно. Культурный "код", по Барту, "это перспектива множества цитаций, мираж, сотканный из множества структур...; единицы, образуемые этим кодом, суть не что иное как отголоски чего-то, что уже было читано, видено, сделано, пережито: код является следом этого "уже". Отсылая к уже написанному, иными словами, к Книге (к книге культуры, жизни, жизни как культуры), он превращает текст в каталог этой Книги"48 . Сотканный из множества равноправных кодов, словно из нитей, текст в свою очередь сам оказывается вплетен в бесконечную ткань культуры; он является ее "памятью", причем "помнит" не только культуру прошлого и настоящего, но и культуру будущего: "В явление, которое принято называть интертекстуальностью, сле 48 Barthes R. S/Z. P.: Seuil, 1970. р. 27-28. [39] дует включить тексты, возникающие позже произведения: источники текста существуют не только до текста, но и после него. Такова точка зрения Леви-Стросса, который весьма убедительно показал, что фрейдовская версия мифа об Эдипе сама является составной частью этого мифа: читая Софокла, мы должны читать его как цитацию из Фрейда, а Фрейда - как цитацию из Софокла" 49. Приведенная мысль не покажется парадоксальной не только психоаналитику, но и, скажем, социологу, без труда прочитывающему того же Софокла в терминах социально-экономической науки, о которой, разумеется, ни Софокл, ни его современники не имели ни малейшего представления. Итак, текст, по Барту, это не устойчивый "знак", а условия его порождения, это питательная среда, в которую погружено произведение, это пространство, не поддающееся ни классификации, ни стратификации, не знающее нарративной структуры, пространство без центра и без дна, без конца и без начала - пространство со множеством входов и выходов (ни один из которых не является "главным"), где встречаются для свободной "игры" гетерогенные культурные коды. Текст - это интертекст, "галактика означающих", а произведение - "эффект текста", зримый результат "текстовой работы", происходящей на "второй сцене", шлейф, тянущийся за текстом. Переплетение и взаимообратимое движение "кодов" в тексте Барт обозначил термином письмо (придав, таким образом, новый, "постструктуралистский" смысл слову, которое, как мы помним, в период 50-х - начала 60-х гг. он употреблял со значением "социолект"), а акт погружения в текст-письмо - термином чтение. Важнейшая для Барта мысль состоит в том, что процедура "чтения", которой требует "текст", должна существенным образом отличаться от критической "интерпретации", которую предполагает "произведение" 50. 49 Barthes R. L'aventure semiologique. P.: Seuil, 1985, p. 300. 50 "Литературно-критический аспект старой системы-это интерпретация, иными словами, операция, с помощью которой игре расплывчатых или даже противоречивых видимых форм придается определенная структура, приписывается глубинный смысл, дается "истинное" объяснение. Вот почему интерпретация мало-помалу должна уступить место дискурсу нового типа; его целью будет не раскрытие какой-то одной, ,,истинной" структуры, но установление игры множества структур...; говоря точнее, объектом новой теории должны стать сами отношения, связывающие эти сочетающиеся друг с другом структуры и подчиняющиеся неизвестным пока правилам" (Barthes R. L'ecriture de 1'evenement.-In: "Communications", 1968, No 12, p. 112). [40] Уже в середине 60-х гг. Барт попытался провести границу между "критикой" (критическим "письмом"51) и "чтением". Всякая критика есть определенный язык, выступающий в роли метаязыка по отношению к языку произведения. Любой критик является носителем определенного жизненного опыта, ценностных представлений, способов категоризации действительности и т. п., в свете которых он и объективирует произведение. По сути своей деятельности критик всегда высказывает некие утверждения о произведении, и это о имеет решающее значение, устанавливая между субъектом и объектом критического дискурса непреодолимую смысловую дистанцию. Совсем иное дело "чтение", ибо в акте чтения субъект должен полностью отрешиться от самого себя - тем полнее будет его удовольствие от произведения. "Одно только чтение испытывает чувство любви к произведению, поддерживает с ним страстные отношения. Читать - значит желать произведение, желать превратиться в него, это значит отказаться от всякой попытки продублировать произведение на любом другом языке помимо языка самого произведения: единственная, навеки данная форма комментария, на которую способен читатель как таковой - это подражание..." (с. 373 наст. изд.). Таким образом, в "Критике и истине", откуда взяты приведенные строки, между аналитическим "письмом" и эмпатическим "чтением" пролегает пропасть; перед воспринимающим субъектом стоит жесткая альтернатива: он может быть либо "читателем", либо "критиком", третьего не дано. Однако не поддаваясь преодолению на уровне "произ 51 Вот, кстати, еще одно-окказиональное-значение, которое может иметь у Барта термин "письмо". Выделить и перечислить подобные значения здесь нет никакой возможности: они зависят от контекста, меняющегося зачастую не только от работы к работе, но даже от абзаца к абзацу. Впрочем, бартовский контекст всегда сам подсказывает, как нужно понимать тот или иной бартовский термин. [41] ведения", эта альтернатива, полагает Барт, вполне разрешима на уровне "текста". Именно "текст" позволяет анализу, не утрачивая своей рефлективной природы, ликвидировать отчуждающую дистанцию между метаязыком и языком-объектом, а "чтению" - избавиться от бездумного гедонизма и приобрести аналитические функции метаязыка. Эссе Барта "Удовольствие от текста" представляет собой уникальную попытку создать новый тип литературно-критической практики, свободной как от дурного объективизма, так и от безраздельного "вживания", уничтожающего субъективность того, кто вживается. "Что значит этот текст для меня, для человека, который его читает? Ответ: это текст, который мне самому хотелось бы написать" 52, иными словами, испытать от него удовольствие, переходящее в желание поставить под ним собственную подпись и даже пере-писать в буквальном смысле этого слова. "Удовольствие от текста гарантирует его истину" 53. Удовольствие от "произведения" и удовольствие (удовольствие-наслаждение, поясняет Барт) от "текста" - это разные вещи. Позволяя произведению "увлечь" себя (умело построенным сюжетом, экономно и выразительно обрисованными "характерами" и т. п.), "переживая" за судьбу его персонажей, подчиняясь его выверенной организации, мы - совершенно бессознательно - усваиваем и всю его топику, а вместе с ней и тот "порядок культуры", манифестацией которого является это произведение: вместе с наживкой захватывающей интриги и душераздирающих страстей мы заглатываем крючок всех культурных стереотипов, вобранных, сфокусированных и излучаемых на читателя романом, стихотворением, пьесой. С известной точки зрения, произведение есть не что иное как особо эффективный (ибо он обладает повышенной суггестивной силой) механизм для внушения подобных стереотипов, закодированных на языке определенной культуры и нужных этой культуре в целях регулирования поведения своих подопечных. Произведение (в данном 52 Barthes R. Les sorties du texte.-In: "Bataille" P: U.G.E., 1973, p. 59. 53 Barthes R. Sade, Fourier, Loyola. P.: Seuil, 1971, p. 14. [42] отношении мало чем отличающееся от тех "мифов", которые Барт подвергал разрушительному анализу в 50-е гг.) выполняет принудительную функцию. Что касается удовольствия от "текста", то, по Барту, оно возникает прежде всего в результате преодоления отчуждающей власти "произведения". Основанный на принципе "различения" и "тмесиса", весь состоя из разнообразных "перебивов", "разрывов" и "сдвигов", сталкивая между собой гетерогенные социолекты, коды, жанры, стили и т. п., текст "дезорганизует" произведение, разрушает его внутренние границы и рубрикации, опровергает его "логику", произвольно "перераспределяет" его язык. Текст 54 для Барта и есть та самая у-топия (в этимологическом смысле слова), "островок спасения", "райский сад слов", где законы силы, господства и подчинения оказываются недействительными, где со смехом воспринимаются претензии любого культурного топоса на привилегии и где есть только одна власть власть полилога, который ведут между собой равноправные культурные "голоса". "Текст" для Барта - это вожделенная зона свободы. * Творческий путь Барта можно представить себе, говоря его же словами, как "семиологическое приключение", как "путешествие сквозь семиологию". И хотя маршрут этого путешествия оказался довольно извилистым, самого путешественника всегда жгло одно и то же "желание" - желание найти такой "у-топический топос", где, отнюдь не порывая с культурой, восхищаясь и наслаждаясь всеми ее богатствами, можно было бы избавиться от власти принудительного начала, коренящегося в самых ее недрах. 54 Любое "произведение" имеет свой "текст"; без текста произведение существовать не может, как тень не может существовать без хозяина. Но отношения между произведением и текстом могут складываться по-разному: есть произведения, подавляющие свой собственный текст (драматургия классицизма), и есть произведения, где текст заявляет о себе со всей возможной настоятельностью (Вийон, Рабле, Шекспир, Лотреамон, Малларме, мечтавший о Книге, которая сумеет разом вобрать в себя всю культуру, Жарри, Джойс; сравнительно недавний пример-"Имя Розы" У. Эко). [43] Власть, которую имеет в виду Барт, это прежде всего власть всевозможных культурных стереотипов, унифицирующая власть "всеобщности", "стадности", "безразличия" над единичностью, уникальностью и неповторимостью. Борьбу против подобной власти Барт вел на протяжении всех тридцати лет своей работы в семиологии. Демистификация буржуазных "мифов", поиск противоядия против топосов, секретируемых "литературой", вскрытие внутреннего устройства социолектов и выставление напоказ той скрытой "войны" за гегемонию, которую они ведут между собой, и, наконец, удар по "власти и раболепству" самого естественного языка - таковы основные этапы этой борьбы. И все-таки основным полем деятельности для Барта всегда оставалась литература. Именно в литературе он впервые сумел расслышать деспотические голоса "шаблонизированных дискурсов" и именно внутри самой же литературы попытался разглядеть силы, способные противостоять нивелирующей власти этих дискурсов. Действительно, если еще в середине 60-х гг., как мы видели, Барт во многом воспринимал литературу в качестве одного из социальных установлений, нуждающихся в "развенчивании" (путем "развинчивания"), то уже тогда он попытался открыть некий механизм ("литературность"), нейтрализующий и компенсирующий действие литературных стереотипов. Правда, весь анализ велся тогда на уровне "произведения". В 70-е же гг., вступив в полосу постструктурализма, в эпоху Текста, Барт самому слову "литература" придал новое значение. Отныне "литература" для него (в неотчужденном смысле этого термина)- и есть воплощенный "текст": "Это значит, что я с равным правом могу сказать: литература, письмо или текст" (с. 551 наст. изд.). Говоря обобщенно, для Барта 70-х гг. существуют как бы два противоборствующих начала - Язык, символизирующий собой любые формы принудительной власти 55, и 55 "Таким образом, в языке, благодаря самой его структуре, заложено фатальное отношение отчуждения. Говорить или тем более рассуждать вовсе не значит вступать в коммуникативный акт (как нередко приходится слышать); это значит подчинять себе слушающего: весь сплошь язык есть общеобязательная форма принуждения" ("Лекция", с. 549 наст. изд.). [44] Литература, олицетворяющая порыв к "без-властию". Драматизм этого противостояния, по Барту, состоит в том, что, подобно тому как "человек социальный" в принципе не способен не подчиняться законам "всеобщности", пропитывающим все поры общественного организма, точно так же и "человек говорящий" не в силах сбросить с себя путы норм и предписаний языка, который он сам избрал орудием общения. Ни социолекты, ни массовые "мифы", ни литературная институция, ни тем более Язык не поддаются уничтожению. |
Список книг Адорно Т. Эстетическая теория. М.,2001. Американская... Беньямин В. Произведение искусства в эпоху его технической воспроизводимости. М.,1996 | Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах... Как писал Ролан Барт, словесный текст — это всего лишь пространство, где свободно вспыхивают языковые огни Точное определение, несмотря... | ||
Сибирский федеральный университет Ролан Барт в работе «Миф сегодня» Заместитель Председателя Правительства Московской области – министр транспорта Правительства Московской области – П. Д. Кацыв | 11. «Избранные вопросы геометрии» 12. «Избранные вопросы алгебры» Перечень программ повышения квалификации работников образования и руководителей государственных образовательных организаций Самарской... | ||
Избранные главы биохимии микроорганизмов И избранные главы биохимии микроорганизмов: Организационно-методические указания по дисциплине [Текст] / сост. Е. Н. Афанасова. –... | Программа москва, 2014 Российская научная конференция с международным... Российская научная конференция с международным участием «семиотика — психология — культурология: новые водоразделы и перспективы... | ||
1. понятие и функции культуры в обществе. Семиотика, динамика, типология культуры Тема понятие и функции культуры в обществе. Семиотика, динамика, типология культуры | Методические указания по самостоятельной работе студентов Методические указания предназначены студентам для выполнения самостоятельной работы по дисциплине «Избранные главы экологической... | ||
Учебно-методический комплекс обучения на фпк по циклу усовершенствования... По циклу усовершенствования ту – 6 «Избранные вопросы мобилизационной подготовки и гражданской защиты» | Т р и г о н о м е т р и я уроки для развития навыков самостоятельной работы школьников Не претендуя на полноту изложения курса тригонометрии, мы предлагаем здесь некоторые ее избранные главы, на которые следует обратить... | ||
«Семиотика поражений сердечно-сосудистой системы у детей» Государственное бюджетное образовательное учреждение высшего профессионального образования Красноярский государственный медицинский... | Программа дисциплины Семиотика Автор: И. Н. Инишев для направления... Социальный конструкционизм. Социально-философское обоснование дискурсного анализа. 6 | ||
Аннотация научно-исследовательского семинара «Семиотика сложных мультимедийных... Охватывает все виды смыслов, имеющих различное терминологическое оформление, а именно | Темы рефератов по философии Факультет бизнес-информатики Вот основные имена: Д. Вико, Ф. Шеллинг, Д. Фрейзер, З. Фрейд, К. Г. Юнг, Л. Леви-Брюль, К. Леви-Стросс, М. Элиаде, Р. Барт. Выберите... | ||
Правительство Российской Федерации Государственное образовательное... ... | Избранные страницы из книги И. Г. Сухина "Новые занимательные материалы: 1-4 классы" |