2. Классная комната и внешний мир
Спальня у Ольги в Гатчинском дворце осталась прежней, но
как только девочке исполнилось семь лет, ее столовую превратили
в классную комнату. Там она вместе с одиннадцатилетним Михаилом
занималась с девяти утра до трех дня. С той поры брат и сестра
стали неразлучными.
-- У нас с ним было много общего, -- рассказывала мне
Великая княгиня. -- У нас были одинаковые вкусы, нам нравились
те же люди, у нас были общие интересы, и мы никогда не
ссорились.
Когда ее разлучали с братом, Ольга приходила в отчаяние. В
таких случаях она умудрялась переслать брату записку через
кого-то из слуг. Подобный способ общения перерос в привычку.
Иногда она посылала Михаилу два или три письма в день. Однажды
Великая княгиня показала мне несколько записок, нацарапанных на
бумаге с Императорским гербом, какие она писала брату в
Гатчине:
"Мой милый старый Миша! Как твое горло? Мне не разрешают
видеться с тобой, я тебе кое-что пришлю! А теперь прощай. Целую
тебя, Ольга".
"Милый Миша! Мама не разрешит мне выходить гулять завтра,
потому что я гуляла сегодня утром. Пожалуйста, поговори с ней
еще раз. Страшно извиняюсь. Ольга".
У маленькой Ольги было несколько ласкательных прозвищ для
Михаила, но чаще всего она называла его "милый дорогой
шалунишка", которое так и осталось за ним на всю жизнь.
Позднее, став уже взрослыми, они бывали на официальных приемах,
и Ольга Александровна, зачастую забываясь, в присутствии
онемевших от изумления сановников, обращалась к брату: "милый
шалунишка".
Слушая рассказы Великой княгини о далеких ее школьных
годах, я ловил себя на мысли о том, что, несмотря на
превосходное воспитание, которое получили дети Александра III,
образование их оставляло желать много лучшего[Лишь двое
представителей царствующего Дома Романовых из девятнадцати
получили соответствующее своему высокому положению образование:
Александр I, ученик Фредерика Лагарпа, и Александр II,
наставником которого был поэт В.А.Жуковский. Основными
предметами в обучении младших сыновей Императора были языки и
военные дисциплины.]. Великая княгиня называла мне имена многих
наставников, которые все до одного были выбраны ее родителями.
В их числе были мистер Хит, учитель английского и месье
Тормейе, учитель французского языка, и один безымянный
господин, который преподавал Царским детям географию и
раздражал их тем, что слишком серьезно относился к самому себе.
Хотя он никогда не покидал пределов Петербурга, он имел
обыкновение с большим апломбом рассказывать о заморских
странах, подробно описывая ландшафты и растущие в этих странах
цветы, словно успел объездить весь мир. Великий князь Георгий
всякий раз охлаждал рвение бедняги. Стоило географу заговорить
о каком-то очередном памятнике скульптуры или цветке, Георгий
вежливо спрашивал: "А вы сами его видели? А сами вы нюхали этот
цветок?" На что бедняга мог лишь робко ответить: "Нет".
По словам его сестры, Георгий был большим проказником. Его
классная комната находилась рядом с комнатой брата Николая,
Наследника престола, который хохотал до слез, слушая, как
терзает учителей Георгий. Николаю было часто трудно
сосредоточиться во время занятий, потому что Георгий то и дело
отвлекал его.
-- Вообще говоря, у Георгия было особое чувство юмора.
Всякий раз, как он выдавал особенно удачную шутку, Ники
записывал ее на клочке бумаги и прятал в "шкатулку курьезов"
вместе с другими памятками своего отрочества. Шкатулку эту он
хранил у себя в кабинете, когда стал царем. Зачастую оттуда
слышался его веселый смех: Ники перечитывал извлеченные из
тайника шутки брата.
В довершение всего, у Джорджи был соучастник его проделок,
причем, весьма живописный. Это был зеленый попугай Попка,
который почему-то не любил мистера Хита. Всякий раз, как бедный
учитель входил в комнату Джорджи, попугай начинал злиться и
затем передразнивать мистера Хита, щеголявшего своим британским
произношением. В конце концов мистер Хит до того рассердился,
что перестал давать Джорджи уроки до тех пор, пока Попку не
унесли в другое место из классной комнаты брата.
Царских детей обучали танцам, русскому языку и рисованию.
-- Танцы были одним из важных "предметов", которым мы
занимались вместе с Мишей. Учителем танцев у нас был господин
Троицкий, натура артистическая, очень важный, у него были белые
бакенбарды и офицерская осанка. Он всегда ходил в белых
перчатках и требовал, чтобы на рояле его аккомпаниатора всегда
стояла ваза со свежими цветами.
Прежде чем начать па-де-патине, вальс или польку, которую
терпеть не могла, мы с Мишей должны были сделать друг другу
реверанс и поклониться. Мы оба чувствовали себя такими дураками
и готовы были провалиться сквозь землю от смущения, тем более,
что знали: вопреки нашим протестам, казаки, дежурившие возле
бальной комнаты, подсматривают за нами в замочные скважины.
После уроков они всегда встречали нас широкими улыбками, что
еще больше увеличивало наше смущение.
Похоже на то, что лишь уроки истории и рисования
по-настоящему привлекали юную Великую княжну.
-- Русская история, -- признавалась она мне, --
представлялась как бы частью нашей жизни -- чем-то близким и
родным -- и мы погружались в нее без малейших усилий.
Утренние визиты в рабочий кабинет отца становились все
короче, зато интереснее и разнообразнее. Ольга была достаточно
взрослой, чтобы слушать рассказы о прошлом -- о Крымской войне,
об успехе отмены крепостного права, о великих реформах, которые
проводил ее дед, несмотря на отчаянное сопротивление со стороны
различных кругов, о русско-турецкой войне 1877 года, в
результате которой Балканы освободились от турецкого
владычества.
Но в ее познаниях оставалось много пробелов. Как мы увидим
дальше, вместе со своей семьей Ольга переезжала из одного
дворца в другой, расположенный в северной части Империи;
изучила Крым, познакомилась с Данией, куда ездила каждый год в
гости к деду, датскому королю Христиану IX и бабушке, королеве
Луизе. Однако дворцы Петергофа, Царского Села и Гатчины были
расположены в том регионе империи, который был захвачен у
шведов Петром I [Автор ошибается. Земли, о которых идет речь, и
даже те, которые нынче входят в состав Финляндии, как явствует
из Финского исторического атласа, некогда принадлежали Великому
Новгороду. (Примеч. переводчика).]. Сельское население здесь
составляли так называемые чухонцы. Это древнерусское
определение относилось к обитателям восточной оконечности
Балтийского побережья. Ни Ольга, ни остальные Царские дети не
вполне представляли себе, как живет население центральной части
России. Знакомству с условиями жизни подданных препятствовали
скорее принимаемые меры безопасности, чем вопросы этикета.
Члены Императорской семьи во время поездок из Санкт-Петербурга
в Крым пересекали всю Россию, но путешествовали они в тщательно
охраняемых Императорских поездах под бдительным оком солдат
Собственного Его Величества Железнодорожного полка. Одним
словом, у них не было возможности изучить свою родину. Можно
только удивляться, что юная Царевна с младенческих лет полюбила
простой народ. Она знала простых людей потому что никогда не
упускала возможности приобрести себе друзей.
-- Моего отца они называли мужицким Царем, -- сказала мне
однажды Великая княгиня, -- потому что он действительно понимал
крестьян. Подобно Петру Великому, он не переносил помпезность и
роскошь, у него были простые вкусы и, по его словам, он
чувствовал себя особенно свободно, когда мог облачиться в
простое крестьянское платье. И я знаю, что бы о нем ни
говорили, простые люди любили его. Видели бы вы эти радостные
лица солдат во время маневров или после какого-нибудь смотра!
Такое выражение не появляется у солдата по приказу офицера.
Даже в раннем детстве я знала, как они ему преданы.
После 1889 года Ольга уже не обедала и ужинала в своей
детской столовой каждый день. Часто случалось, что по приказу
Императрицы миссис Франклин надевала на девочку новое платье,
особенно тщательно расчесывала ей волосы, и младшая дочь
Императора отправлялась в дальнее путешествие в одну из
дворцовых столовых, где ей предстояло обедать с родителями и
приглашенными в тот день гостями. За исключением званых обедов,
когда хозяева и гости трапезничали в Мраморной столовой рядом с
Тронным залом Павла I, живя в Гатчине, императорская семья
обедала в просторной ванной комнате на первом этаже, выходящей
окнами в розовый сад. Комната эта действительно использовалась
в качестве ванной комнаты Императрицей Александрой Федоровной,
супругой Николая I. У одной из стен стояла огромная мраморная
ванна, позади которой укреплены были четыре больших зеркала.
Мать Великой княгини велела наполнить ее горшками с
разноцветными азалиями.
-- Робкой я не была, -- рассказывала Великая княгиня, --
но эти семейные обеды скоро стали для меня сущей мукой. Мы с
Михаилом все время ходили голодные, а хватать куски в неурочное
время миссис Франклин нам не разрешала.
-- Голодные? -- переспросил я, не скрывая изумления.
-- Ну, разумеется, еды было достаточно, -- принялась
объяснять Ольга Александровна, -- и хотя блюда были простые,
выглядели они гораздо аппетитнее, чем те, которые нам подавали
в детской. Но дело в том, что существовал строгий регламент:
сначала еду подавали моим родителям, затем гостям и так далее.
Мы с Михаилом, как самые младшие, получали свои порции в самую
последнюю очередь. В те дни считалось дурной манерой и есть
слишком поспешно, и подъедать все, что положили тебе на
тарелку. Когда наступал наш черед, мы успевали проглотить лишь
один или два куска. Даже Ники однажды так проголодался, что
совершил святотатство.
Великая княгиня рассказала мне, что каждый ребенок из Дома
Романовых при крещении получал золотой крест. Крест был полый и
наполнен пчелиным воском. В воск помещалась крохотная частица
Животворящего Креста.
-- Ники был так голоден, что открыл крест и проглотил все
его содержимое. Потом ему стало очень стыдно, но он признался,
что это было аморально вкусно. Я одна знала об этом. Ники не
захотел рассказать о своем проступке даже Георгию и Ксении. Что
же касается наших родителей, то не нашлось бы слов, чтобы
выразить их негодование. Как вы знаете, все мы были воспитаны в
строгом послушании канонам религии. Каждую неделю служили
литургии, а многочисленные посты и каждое событие
общенационального значения отмечалось торжественным молебном,
все это было так же естественно для нас, как воздух, которым мы
дышали. Не помню ни одного случая, чтобы кто-то из нас вздумал
обсуждать какие-то вопросы религии, и все-таки, -- улыбнулась
Великая княгиня, -- святотатство моего старшего брата ничуть
нас не шокировало. Я только рассмеялась, услышав его признание
и впоследствии, когда нам давали что-то особенно вкусное, мы
шептали друг другу: "Это было аморально вкусно", и никто нашего
секрета так и не узнал.
Я снова выразил сомнение в том, чтобы наследник престола
мог оказаться настолько голодным, живя во дворце, где в кухнях,
кладовых, складах полно всевозможной еды.
-- Это так, но существовал строгий порядок, -- объяснила
Великая княгиня. -- Подавали завтрак, ленч, чай, обед и
вечерний чай все в строгом соответствии с инструкциями
дворцовым буфетчикам. Некоторые из этих инструкций сохранились
без изменения со времен Екатерины Великой. Скажем, в 1889 году
появились маленькие булочки с шафраном, которые ежедневно
подавались к вечернему чаю. Такие же булочки подавались при
дворе еще в 1788 году. Мы с моим братом Михаилом то и дело
проказничали, но мы просто не могли зайти украдкой в буфет и
попросить бутерброд или булку. Такие вещи просто не делались.
Несмотря на то, что из-за стола приходилось зачастую
вставать голодной, такие семейные обеды были полезны для юной
Великой княжны. Разговаривать за столом она не могла, зато
могла слушать. И она с интересом прислушивалась к каждому
разговору. Разговору, в котором участвовали члены императорской
фамилии, иностранные владетельные особы, министры и дипломаты
ее отца. И маленький ее мирок увеличивался с каждой неделей.
Портреты отдельных лиц, которые она набрасывала для меня,
разительно отличались от тех, которые изображали впоследствии
историки. Тем не менее, портреты эти основывались на личных
впечатлениях Великой княгини и отражали ее собственные
воззрения. Возьмем, к примеру, генерала Черевина, начальника
наводившей на всех страх Охраны, который часто приглашался
Императором к обеду[Если г-н Воррес подразумевает под словом
"Охрана" Охранное отделение, прозванное ее негласными
сотрудниками-революционерами "Охранкой", то он ошибается.
Генерал-адъютант П.А.Черевин был начальником Дворцовой охраны у
Императора Александра III, а не "Охранки" (Примеч.
переводчика).]. Благодаря его личной преданности Государю и
Императрице Черевин стал другом Императорской семьи, но я не
могу не удивляться тому, что, зная, чем занимается Охрана,
Великая княгиня, тем не менее, отзывалась о нем: "Дружелюбный,
великодушный, скромный. Он был очень популярен в Петербурге".
Неужели она не знала, что тысячи матерей, живших в столице
и ее окрестностях, пугали своих детей именем Черевина?
В столовой Гатчинского дворца Великая княгиня встречала и
знаменитого Победоносцева, бывшего некогда наставником ее отца,
теперь же могущественного Обер-прокурора Святейшего Синода.
Ольга Александровна призналась мне, что его боялись во всех
частях Российской Империи.
-- И все же люди были не вполне справедливы к нему, --
сетовала она. -- У него была внешность аскета, и иногда глаза
его приобретали холодное, как сталь, выражение. Я знаю, что он
был ревностным сторонником самодержавия, панславизма и
антисемитом. Но в нем было и много хорошего. Я часто наблюдала,
как он добр с детьми. И он мог быть забавным. Но в его внешней
неуязвимости был один изъян: он боялся призраков. Они с женой
занимали квартиру на Литейном в Петербурге. В доме, где они
жили, водились призраки. Победоносцев приглашал священников с
|
