Мария штайнер





НазваниеМария штайнер
страница2/11
Дата публикации03.09.2013
Размер2.14 Mb.
ТипРеферат
100-bal.ru > Право > Реферат
1   2   3   4   5   6   7   8   9   10   11

ВТОРАЯ ЛЕКЦИЯ

Дорнах, 5 августа 1922 г.

Доброе утро, господа! Сегодня я продолжу о том, о чем мы говорили с вами, поскольку эти вещи могут быть хорошо поняты, только если углубляться в них все дальше и дальше.

Видите ли, с человеком дело обстоит так: свою пищу он берет из земного царства, оно его питает; царство воздуха, то, что окружает Землю, обеспе­чивает его дыхание, благодаря которому он вообще может жить, благодаря которому он получает возмож­ность стать чувствующим, ощущающим существом. А благодаря тому, что он берет силы у мира в целом, он, как мы видели, становится мыслящим существом, и только благодаря этому он, в сущности, становится полноценным человеком.

Итак, человек должен уметь пропитать себя, он должен уметь дышать, чтобы стать чувствующим суще­ством, — и он должен уметь вбирать силы из космоса, чтобы благодаря этому стать мыслящим существом. Сам по себе он может стать мыслящим человеком в той же малой степени, в каковой может он обрести дар речи, бу­дучи предоставлен самому себе. Человек не может мыс­лить сам себя, так же, как он не может есть самого себя.

Давайте теперь поближе рассмотрим, как, собст­венно, происходят эти вещи. Начнем с того, что уяс­ним как протекает следующий процесс: сначала мы принимаем питательные вещества, затем в лишен­ном жизни, мертвом состоянии они переходят внутрь нашего пищеварительного тракта, а затем они снова становятся живыми под действием нашей лимфати­ческой системы. Через лимфу они поступают в кровь, которая обновляется с помощью дыхания. Кровь и, соответственно, сила крови, то есть толчок, получае­мый ею при дыхании, поднимаются через спинной мозг вверх в головной мозг и соединяются там с тем, что является мозговой деятельностью.

Вам надо рассмотреть хотя бы только то, почему ребенок питается иначе, нежели взрослый человек; даже отсюда вы сможете извлечь весьма многое для познания человека в целом. Ребенок должен, как вам известно, в начальный период своей жизни пить мно­го молока. В первое время он питается исключительно молоком. Что, в сущности, означает, что ребенок пита­ется одним молоком? Это мы сможем представить себе, уяснив предварительно из чего состоит это молоко.

Молоко состоит, — об этом обычно не задумыва­ются, — на 87% из воды. Даже если мы, будучи детьми, пьем молоко, то мы тем самым выпиваем 87% воды, и только оставшиеся 13% состоят из чего-то другого. В этих оставшихся 13% белок составляет всего 4,5%; 4% в молоке составляют жиры, а в оставшейся части содержатся другие вещества, соли и так далее. Ука­занные вещества составляют самое существенное из всего, что принимает ребенок в молоке. Но главным образом он принимает воду.

Я ведь говорил вам, что человек вообще состоит в основном из жидкости. И ребенок должен постоян­но наращивать количество этой жидкости. Он дол­жен расти, и поэтому ему нужно очень много воды. Эту воду он и принимает в молоке.

Вы могли бы сказать: ничего бы не изменилось оттого, если бы мы подсыпали ребенку эти 13% пи­щи, а остальную воду давали ему выпить. Но видите ли, человеческое тело совсем к этому не приспособле­но. То, что мы получаем с молоком, является не только обычными 13% белков, жиров и так далее; ведь все это — белки, жиры — растворено в молоке, раство­рено в той воде, которая содержится в молоке. Дело, следовательно, обстоит так, что если ребенок пьет мо­локо, он в уже растворенном виде получает вещества, в которых он нуждается. А это совсем не то, как если бы тело должно было выполнить сперва работу, кото­рая необходима для растворения.

Если вы вспомните, что я до сих пор уже говорил о питании, тогда вы скажете: питательные вещества, ко­торые мы принимаем через рот, мы тоже должны спер­ва растворить. Природа позволяет нам получать через рот твердые питательные вещества; затем мы растворя­ем их с помощью нашей собственной жидкости. После­дующие части тела, желудок, кишечник и так далее во­обще могут использовать только растворенное. Ребенок же должен сперва приобрести способность растворять; он должен сначала получить такую способность. Он, следовательно, не в состоянии с самого начала заботить­ся об этом самостоятельно. Он должен получать то, что предварительно растворено. Вы можете в этом убедить­ся: ребенок истощается, если его рацион перегружен ка­ким-либо искусственным питанием сложного состава.

Вы могли бы сказать: и все же можно ли произво­дить искусственное молоко? То есть если бы эти 13% белков, жиров и так далее я стал смешивать с водой, так чтобы все это внешне походило на молоко; было бы это молоко так же полезно для ребенка, как и то, которое он получает естественным образом? Ни в коем случае, гос­пода! Ребенок стал бы хилым, если бы он получал такое искусственное молоко. И если бы люди производили только то, в чем имеется потребность, следовало бы ре­шительно отказаться о производства такого молока. Та­кое средство могло бы нанести вред всему человечеству.

Ведь кто мог бы в этом случае обеспечить именно такое растворение, которое необходимо ребенку? Видите ли, только сама жизнь может это сделать. При необходимости тут можно было бы использовать жи­вотных, но не всех. Однако в самом начале, когда ребе­нок приспособлен лишь к тому — поскольку он еще не способен правильным образом растворять, — чтобы по­лучать указанные питательные вещества, белки, жиры, уже нужным образом растворенные, в этот период пра­вильным вскармливанием ребенка может быть только вскармливание молоком, взятым от самого человека.

Из других видов молока ближайшим к человеческо­му является молоко ослицы; так что если нет возмож­ности проводить вскармливание ребенка материнской грудью или женским молоком, то возможно в дальней­шем вскармливать ребенка молоком ослицы. Хоть это и весьма комично, но фактически ослиное молоко больше всего похоже на молоко человека, и, следовательно, если невозможно обеспечить вскармливание ребенка жен­ским молоком, то можно по необходимости содержать ослиное стойло и ослицу, чтобы таким образом обеспе­чивать ребенка молоком. Впрочем, то, что я говорю сей­час, есть не более чем гипотеза, предназначенная для то­го, чтобы вы видели, как связаны эти вещи в природе.

Если вы сравните теперь молоко как средство пи­тания, например, с куриным яйцом, то вы обнаружи­те, что куриное яйцо содержит примерно 14% белка, то есть гораздо больше, а точнее, в четыре раза больше, чем молоко. Если начинают давать ребенку питание, содержащее гораздо больше белков, то ребенок уже должен обладать указанной силой для растворения. Он должен уметь растворять самостоятельно.

Отсюда вы видите, как необходимо для ребенка получать жидкое питание. Но что же это за жидкое пи­тание? Это то жидкое питание, которое уже участво­вало в жизненных процессах и, по возможности, еще участвует в них, еще живет; это условие выполняется, если ребенка прикладывают к материнской груди.

В случае ребенка очень заметно, что если он пьет молоко и это молоко проходит через рот и пищевод в желудок — только тут оно впервые умерщвляется в человеческом теле, — то это молоко затем снова может стать живым в кишечнике. Так что на примере ребенка мы непосредственно видим, что жизнь пищи должна сперва подвергнуться умерщвлению. Поскольку эта жизнь претерпела пока лишь незначительные измене­ния, ребенку нужно мало сил, чтобы возобновить ее, ко­гда он пьет молоко; меньше, чем если в качестве пищи используется нечто иное. Итак, вы видите, какое непо­средственное отношение к жизни имеет человек.

Но отсюда вы можете усмотреть и еще кое-что. По­пытаемся правильным образом обдумать, почему так происходит? Давайте начнем с этого пункта мыслить как можно точнее. Видите ли, мы сперва говорим: ре­бенок должен принимать живое питание, которое он сам может и умертвить, и оживить снова, а затем ска­жем, что человек состоит по большей части из жидко­сти. Смеем ли мы утверждать, что человек состоит из воды, из той самой воды, которую мы находим вовне в природе, в безжизненной природе? Ведь тогда эта вода, которую мы находим в безжизненной природе, могла бы и в ребенке работать так, как она работает во взрослом человеке, который уже сосредоточил в се­бе достаточное количество жизненных сил!

Отсюда вы видите, что вода, 90% которой содер­жится в каждом из нас, не является обычной безжиз­ненной водой, но она проникнута жизнью. Итак, то, что человек несет в себе в качестве воды, является чем-то иным; он несет в себе ожившую воду. И эта ожив­ленная, живая вода представляет собой воду, какую мы находим в безжизненной природе, но пронизан­ную тем началом, которое проявляется во всем мире как жизнь. Жизнь так же не может реализоваться в безжизненной воде, как человеческое мышление не может реализоваться в трупе умершего. Следователь­но, если вы говорите «вода», то при этом речь может идти как о воде, находящейся в ручье, так и о воде, находящейся в человеческом теле. Вам должно стать понятным, что разница тут такова, как если бы вы сказали: здесь речь идет о трупе, а здесь — о живом человеке; вода в ручье является трупом той воды, ко­торая находится в человеческом теле.

Поэтому мы говорим: человек имеет в себе не толь­ко это мертвое, физическое, нет, он имеет в себе также жизненную телесность, жизненное тело. Так в резуль­тате точного, правильного мышления, мы находим: че­ловек имеет в себе жизненное тело. Как оно действует в человеке, мы можем уяснить, если будем наблюдать, как человек в действительности связан с природой. При этом мы должны обращать особое внимание на то, что сначала встречается нам при наблюдении во­вне, в природе, а потом — когда мы видим то же самое внутри человека. Когда мы наблюдаем внешнюю при­роду, мы повсюду обнаруживаем ее составные части, частицы, из которых состоит также и человек, однако человек перестраивает эти частицы на свой лад.

Для того чтобы понять это, перейдем к простей­шим животным. Слушая меня, вы заметите, что мне — касаясь человека и того, что в нем находится, — уже приходилось говорить подобным образом, то есть так, как я должен говорить сейчас об этих мельчайших, простейших существах живой природы. Видите ли, в воде, в морской воде имеются очень маленькие живые существа, простейшие животные. Эти простейшие представляют собой, в сущности, лишь маленькие слизистые комочки, они так малы, что их можно уви­деть только в сильный микроскоп. Здесь я, конечно, изображаю их в увеличенном виде (см. рисунок 1, сле­ва). Эти маленькие комочки плавают повсюду в окру­жающей их воде, в жидкости.

Если бы не происходило ничего иного, если бы слизистые комочки были просто окружены водой, то они, эти слизистые комочки, оставались бы в покое. Однако если, скажем, какая-нибудь маленькая крупи­ца какого-то вещества подплывает ближе, например, подплывает вот такая маленькая крупица (см. рисунок 1, справа), то это животное, если ему ничего не мешает, начинает распускать свою слизь, обволакивает эту кру­пицу слизью, так что эта последняя оказывается внутри слизи.



Рисунок 1

Очевидно, что эта слизь распространяется по­тому, что она перемещается. Тем самым этот комочек приходит в движение. Итак, благодаря тому, что это простейшее живое существо, этот маленький комо­чек живой слизи обволакивает своей собственной слизью крупицу, благодаря этому он приходит в дви­жение. А эта чужеродная крупица будет теперь рас­творяться тут внутри. Она растворится — и таким образом окажется, что это простейшее животное по­жрало эту крупицу.

Впрочем, такое животное может пожрать и боль­шее количество таких крупиц. Представьте себе, что здесь находится животное, здесь крупица, здесь тоже одна крупица, и здесь еще одна (см. рисунок 2). Тогда это простейшее простирает свои щупальца и сюда, и сюда, и сюда. Куда ему пришлось больше всего



Рисунок 2

простирать щупальца, где, следовательно, была самая большая из крупинок, туда оно и перетягивается и тянет за собой другие крупицы. Итак, это простейшее животное при­водит себя в движение таким образом, что одновре­менно с движением оно питается.

Когда я описываю вам, господа, этот маленький комочек слизи, плавающий в море и одновременно пи­тающийся, вспомните о том, как я описывал вам так называемые белые кровяные тельца у человека. Они делают в человеке совершенно то же самое. В челове­ческой крови тоже плавают такие же простейшие жи­вотные, таким же образом они и движутся, и питаются. Мы можем прийти к пониманию, что же это, в сущно­сти, плавает в человеческой крови, если мы направим наш взгляд на маленьких простейших животных, кото­рые плавают вовне, в море. Их-то мы и носим в себе.

А теперь, после того, как мы вспомнили, что живые существа, которые распространены во внешней при­роде, плавают в нашей крови, что они, следователь­но, всевозможными способами живут в нас, давайте внесем ясность в вопрос о нашей нервной системе: как она создается, а точнее, как создается наш головной мозг. Наш мозг ведь тоже состоит из мельчайших час­тиц. Если я изображаю эти мельчайшие частицы, то они выглядят как своего рода клубочковидная уплот­ненная слизь. От этой слизи отходят такие лучи (см. рисунок), которые состоят из того же самого вещества, что и слизь. Вы видите, это и есть клетка, как ее на­зывают, клетка мозга. Ее окружают соседние клетки. Она простирает свои ножки или ручки и прикасается ими к другим клеткам. Вот третья такая клетка; она протягивает сюда свои ножки, прикасается сюда. Нож­ки могут быть очень длинными, могут вытягиваться до половины тельца. Они тоже граничат с одной клет­кой. Если мы рассмотрим наш мозг под микроскопом, то окажется, что он состоит из таких точечек,



Рисунок 3

в которых слизистая масса находится в более плотном состоянии. Затем отсюда отходят толстые древообразные ответв­ления, они всегда смыкаются друг с другом. Если вы представите густой лес с плотными, соприкасающи­мися друг с другом кронами деревьев, с далеко высту­пающими сучьями, то вы получите представление о том, как выглядит мозг под микроскопом, как выгля­дит он при сильном увеличении.

Однако теперь, господа, вы могли бы сказать: он описал нам эти белые кровяные тельца, которые живут в крови. Но судя по описанию мозга, здесь все очень похоже; здесь обитают точно такие же тельца, как и в крови. Значит, если бы я мог, не умерщвляя человека, Удалить у него все белые кровяные тельца, извлечь его мозг и поместить эти тельца в его черепную коробку, то я тем самым изготовил бы для него мозг из его бе­лых кровяных телец.

Однако достойно внимания то, что прежде чем изготавлять для него мозг из этих белых кровяных телец, я должен был бы наполовину умертвить каж­дое из них. В этом и состоит основная разница между белыми кровяными тельцами и клетками мозга. Бе­лые кровяные тельца полны жизнью. Они постоянно движутся друг около друга в человеческой крови. Я говорил вам, что они, как и кровь, постоянно волну­ются и бурлят, протекая по сосудам. Тут они даже выходят наружу. Здесь они, как я уже излагал, стано­вятся гурманами и идут вплоть до поверхности тела. Они расползаются по всему телу.

Но если взглянуть на мозг, то там эти клетки, эти тельца остаются на своем месте. Они находятся в покое. Они лишь простирают свои ответвления и касаются ими своих ближайших соседей. Следователь­но, то, что присутствует в теле как белые кровяные тельца, находится в постоянном движении, но в мозгу останавливается, успокаивается, а фактически напо­ловину умирает.

Представьте себе, что такое циркулирующее в море животное съело слишком много. Если оно ест слишком много, происходит следующая история; оно простирает свой отросток, свою «руку», набирает то там, то тут и пожирает слишком много, но перенести этого оно не может; оно теперь делится на две части, которые расходятся, так что вместо одного мы имеем два. Оно размножилось. Эта способность размноже­ния свойственна и нашим кровяным тельцам. Неко­торые из них отмирают, а другие возникают путем размножения, деления.

Однако вышеописанные мною мозговые клетки не могут размножаться; тогда как белые кровяные тельца живут в нас полной самостоятельной жизнью, клетки мозга, взаимопроникающие друг в друга, не могут размножаться так, как они. Из одной мозговой клетки никогда не выйдет двух мозговых клеток. Когда мозг человека увеличивается, когда он растет, то всегда в этот мозг должны перемещаться клетки из ос­тального тела. Клетки должны врастать туда. Никогда не происходит в мозгу так, чтобы клетки мозга размно­жались, делились; они только накапливаются там. И во время нашего роста туда всегда должны поступать клетки из других частей тела, для того чтобы мы, ко­гда мы растем, имели достаточно крупный мозг.

Даже из того, что эти мозговые клетки не способ­ны размножаться, регенерировать, вы видите, что ка­ждая из них наполовину мертва. Они всегда находят­ся в умирании, эти мозговые клетки, они всегда отми­рают. Если мы рассматриваем все это действительно правильно, то мы имеем в человеке удивительную противоположность; в своей крови он несет клетки, исполненные жизненностью — это белые кровяные тельца, которые постоянно хотят жить, — тогда как в его мозгу он несет клетки, которые, собственно, посто­янно стремятся умереть, которые всегда находятся на пути к смерти. Верно и то, что человек из-за своего мозга всегда находится на пути к смерти, мозг посто­янно находится в опасности умереть.

Вы, господа, наверное, слышали или, быть может, переживали сами — хотя, впрочем, всегда очень непри­ятно переживать это самому, — что человек может оказаться обессиленным, может впасть в обморочное состояние. Если человек впадает в обморочное состоя­ние, состояние обессиливания, то это состояние со­провождается падением. Вы теряете сознание.

Что же тут происходит с человеком, если он та­ким образом теряет сознание? Вы, наверное, знаете, что люди, которые очень бледны, как, например, де­вушки, страдающие хлорозом (имеется в виду хлороз ранний, Chlorosis juvenilis, заболевание крови в основе которого лежит нарушение образования гемоглоби­на; заболевают им исключительно девушки в период наступления половой зрелости. Жалобы связаны с наличием общей слабости; резкая бледность кожи лица и так далее, течение хроническое, предсказание бла­гоприятное — примеч. перев.), легче всего впадают в обморочное состояние. Почему? Видите ли, они впада­ют в обморочное состояние по той причине, что у них слишком много белых кровяных телец по сравнению с красными. У человека должно быть совершенно точ­ное соотношение — на это я вам уже указывал — ме­жду белыми и красными кровяными тельцами для того, чтобы он мог правильным образом обладать соз­нанием. Итак, что же означает, если мы теряем созна­ние? Это происходит при обморочном состоянии, но ведь и во сне мы тоже теряем сознание. Это означает, что деятельность белых кровяных телец становится слишком интенсивной, она чересчур сильна. Если же белые кровяные тельца действуют чересчур интенсив­но, если, следовательно, человек имеет в себе слиш­ком много жизни, тогда он теряет сознание. Так что это очень хорошо, что человек в своей голове имеет такие клетки, которые постоянно хотят умереть; ибо если бы тут, в мозгу, стали бы жить эти белые кровя­ные тельца, то мы вообще не смогли бы иметь ника­кого сознания, мы были бы тогда постоянно спящими существами. Мы бы всегда спали.

Вы могли бы задать вопрос: а почему постоянно спят растения? Растения постоянно спят просто по той причине, что они не имеют внутри себя таких жи­вых существ, поскольку они вообще не имеют крови, поскольку они не обладают той жизнью, которая, как самостоятельная жизнь, есть внутри нас.

Если мы захотим сравнить наш мозг с чем-нибудь, находящимся во внешней природе, то мы должны бу­дем сравнить его с растением. Этот мозг в своей осно­ве постоянно уничтожает нашу собственную жизнь и вследствие этого непосредственным образом создает сознание. Следовательно, мы получаем о мозге самые противоречивые понятия. Ведь это действительное противоречие: растение не получает сознания, а че­ловек получает сознание. Это нечто такое, что мы должны будем обосновать лишь в ходе длительного рассуждения. И мы хотим пойти сейчас тем путем, на котором это можно объяснить.

Каждую ночь мы становимся бессознательными, когда засыпаем. При этом в нашем теле должно про­исходить нечто, что нам сейчас надо понять. Что же все-таки происходит тогда в нашем теле? Видите ли, господа, если бы во время сна в нашем теле все остава­лось точно таким же, как и во время бодрствования, то мы бы не спали. Во время сна наши мозговые клетки начинают жить немного интенсивнее, чем они живут во время бодрствования. Постепенно они становятся похожими на клетки, обладающие собственной жиз­нью в нас. Так что вы можете представить: когда мы бодрствуем, тогда эти мозговые клетки остаются в пол­ном покое, но если мы спим, тогда они могут, хотя и незначительно, смещаться со своих мест — поскольку они все же локализованы, поскольку они удерживают­ся извне и не могут свободно перемещаться, не могут плавать кругом, так как они тотчас же натолкнулись бы на что-нибудь, однако они получают в некотором смысле волю к самодвижению. Мозг становится внут­ренне беспокойным. Вследствие этого мы приходим в бессознательное состояние, то есть из-за того, что мозг стал внутренне беспокойным.

Теперь мы должны спросить: откуда появляется в человеке его мышление? То есть отчего происходит так, что мы можем улавливать, принимать силы, при­ходящие в нас из самого отдаленного космоса? С по­мощью наших органов питания мы можем принимать вместе с веществами только земные силы. С помощью нашего дыхания мы можем улавливать, принимать только воздух, точнее кислород. А чтобы с помощью нашей головы мы могли улавливать все силы из даль­него мира, необходимо, чтобы тут, внутри нас, все было спокойно, чтобы наш мозг находился в полном покое. Однако если мы спим, мозг становиться подвижным, и тогда мы меньше принимаем силы, которые нахо­дятся там, вовне, в отдаленном космосе; тогда-то мы и становимся бессознательными.

Однако теперь вся эта история развивается так: представьте себе, что в двух местах выполняется какая-то работа. Здесь, скажем, работу выполняют пять ра­бочих, а здесь — двое. Эти рабочие объединяются в группы, и каждая группа выполняет свою часть рабо­ты. Допустим, однако, что стало необходимым немного упорядочить работу, так как выпущено слишком много деталей одного сорта, а других изготовлено слишком мало. Что мы в этом случае сделаем? От пяти рабочих мы возьмем одного и предложим ему перейти к тем двум работникам. Тогда у нас здесь будет три рабо­чих, а от пяти останется четверо. Если мы не хотим увеличивать количество, мы перераспределяем рабо­чих из одной бригады в другую. Человек тоже имеет лишь вполне определенное количество сил. Он дол­жен перераспределить их. Итак, если во сне, ночью, мозг становится подвижным, работает интенсивнее, необходимо, чтобы из оставшейся части тела было по­лучено содействие: эта работа должна получить под­держку. Но откуда можно взять ее? Видите ли, для этого может быть привлечена некоторая часть белых кровяных телец. Некоторая часть белых кровяных те­лец ночью начинает жить с меньшей интенсивностью, чем днем. Мозг живет более интенсивно. Но некото­рая часть белых кровяных телец живет менее интен­сивно. Так восстанавливается равновесие.

Но я уже говорил вам: из-за того, что мозг несколь­ко притормаживает жизнь, делает ее тише, человек начинает мыслить. Следовательно, если эти белые кровяные тельца успокаиваются, утихают ночью, то тогда человек должен был бы начать мыслить любым местом, где белые кровяные тельца пришли в состояние покоя. Он должен был бы в этом случае начать мыслить с помощью своего тела.

Давайте спросим себя: а может быть, человек дей­ствительно мыслит ночью посредством своего тела? Это весьма щекотливый вопрос, не правда ли? Мо­жет ли человек ночью мыслить посредством своего тела? Он об этом не знает. Он может только сказать, что он ничего не знает об этом. Но если я не знаю о чем-то, то это еще не доказательство, что этого нет; в ином случае не было бы всего, чего еще не видели лю­ди. Итак, если я чего-то не знаю, это еще не доказы­вает, что этого нет. На деле человеческое тело может мыслить ночью, просто об этом не знают и поэтому полагают, что оно не мыслит.

Надо исследовать, есть ли у человека какие-либо признаки того, что он — в то время как днем он мыс­лит с помощью головы — ночью начинает мыслить с помощью печени, с помощью желудка и иных орга­нов, возможно, даже с помощью кишечника.

Некоторые признаки этого есть. У каждого челове­ка есть признаки, что это так. И все же давайте попыта­емся представить, как происходит то, что хотя и сущест­вует, но о чем мы ничего не знаем Представьте себе, я стою тут, говорю с вами, мое внимание обращено к вам; это означает, что я не вижу, что находится позади меня.

Тут может произойти нечто курьезное. Я, напри­мер, могу иметь привычку в перерыве между выступ­лениями присаживаться на стул. И вот сейчас, пока мое внимание направлено к вам, кто-нибудь мог бы убрать мой стул. Я бы этого не увидел, но, тем не ме­нее, это ведь произошло; и если мне захочется при­сесть, я тут же обнаружу следствия!

Видите ли, дело обстоит так, что человек должен выносить суждения не только об обычных, тривиаль­ных вещах, известных ему непосредственно, но и о том, о чем он может узнать окольным путем. Стоит Мне только быстро обернуться, и мне уже, по всей вероятности, не придется падать на пол. Если бы я повернулся, я бы воспрепятствовал этому падению.

Давайте же рассмотрим человеческое мышление в теле. Видите ли, этот вопрос охотно обсуждают есте­ствоиспытатели, когда они говорят о границах чело­веческого познания. Что же они полагают при этом? Естествоиспытатели, говоря о границах познания, полагают, что если чего-нибудь нельзя увидеть — ни в микроскоп, ни в телескоп, ни просто так — того и нет. Но с познанием такого рода эти люди очень час­то садятся на пол, поскольку если мы чего-то не ви­дим, то это еще не доказывает, что этого нет. Это уж без сомнения так.

То, что я должен осознать, не должно быть всего лишь выдумано мною, но я должен особо подтвердить наблюдением то, что было помыслено мною. Мышле­ние могло бы оказаться для меня таким процессом, который протекает всегда, иногда в голове, иногда во всем теле. Если я бодрствую, мои глаза открыты. Эти глаза видят не только внешнее, нет, эти глаза воспри­нимают и то, что внутри. Точно так же, если я что-то пробую на вкус, я ощущаю вкус не только того, что находится снаружи, но я воспринимаю также и мой внутренний организм; так, если у меня, например, заболевание, вызванное общим состоянием тела, то тогда у меня могут вызывать отвращение вещи, кото­рые в ином случае были бы приятны на вкус. Следова­тельно, внутреннее всегда играет определенную роль. Внутреннее восприятие тоже должно существовать. Представьте, что мы совершенно нормальным образом проснулись. Тогда клетки нашего мозга успо­каиваются медленно. Они очень медленно приходят в состояние покоя, и дело обстоит так, что я лишь посте­пенно овладеваю органами чувств, постепенно учусь использовать органы чувств снова. Пробуждение про­исходит вполне размеренно, в соответствии с ходом и образом жизни. Так может происходить в одном случае.

Но может быть также и другой случай, когда я в связи с какими-то обстоятельствами успокаиваю свои мозговые клетки слишком быстро. Я успокаиваю их значительно быстрее. Происходит нечто иное, если я слишком быстро привожу их в состояние покоя. Если, скажем, кто-то распоряжается переместить ра­бочих, о которых я говорил; когда здесь пятеро, то он забирает одного из пяти и ставит его на другое ме­сто, — итак, если кто-то распоряжается, то при обыч­ных обстоятельствах это проходит довольно гладко. Однако, допустим, что кому-то приходится уволить одного, другой должен куда-то пристраивать уволен­ного — тут вся эта история может принять дурной оборот, если эти двое начнут спорить о том, правиль­но это или нет. Когда в моем мозгу мозговые клетки слишком быстро приводятся в состояние покоя, тогда белые кровяные тельца, которые во время сна только что находились в покое, не могут прийти в движение столь же быстро. При этом возникает, что — в то время как я в своем мозгу уже пришел в состояние покоя, как я уже успокоил в мозгу всю подвижность, кото­рая была во сне, — тут внизу, в крови, эти белые кро­вяные тельца еще не желают просыпаться. Они еще стремятся немного побыть в застывшем состоянии, в покое. Им не хочется вставать.

Было бы просто чудесно, если бы эти белые кро­вяные тельца, которым еще хочется полежать в по­стели — я говорю, разумеется, лишь фигурально, — без помех могли всё воспринимать. Тогда они сразу же увидели бы самих себя, как в ином случае видят себя успокоившиеся мозговые клетки; тогда мы ста­ли бы воспринимать чудеснейшие мысли. Именно в тот момент, когда мы слишком быстро просыпаем­ся, мы стали бы воспринимать чудеснейшие мысли. Это нетрудно понять тому, кто понимает целостную связь человека и природы. Если бы не было никаких помех, то человек, просыпаясь быстро, смог бы воспринимать в своем теле удивительные мысли. Но он не может этого. Почему же он этого не может? Знае­те ли, здесь, между этими ленивыми, еще спящими белыми кровяными тельцами и между тем, чем мы могли бы их воспринимать — а это мы можем сде­лать только головой, — вклинивается весь процесс дыхания. В этом процессе задействованы уже крас­ные кровяные тельца. Тут осуществляется процесс дыхания, и сквозь призму этого дыхательного про­цесса нам приходится смотреть на мыслительный процесс, который происходит в нас здесь (внизу — примеч. перев.).

Представьте себе, что я просыпаюсь; вследствие этого мой мозг успокаивается. Здесь внизу (изобража­ется на доске), будучи включенными в кровь, находят­ся белые кровяные тельца. Если бы я стал восприни­мать и их, когда они находятся в покое, у меня возник­ло бы при этом внутреннее созерцание прекрасных мыслей. Однако в этот промежуток вклинивается весь процесс дыхания (то есть между воспринимаю­щим органом — мозгом — и передающими элемента­ми — покоящимися белыми кровяными тельцами в нижней части тела — вклинивается процесс дыхания и создает помехи для восприятия — примеч. перев.). Это точно так же, как если бы я хотел рассмотреть что-то, но мне пришлось бы смотреть через мутное стекло; я вижу все это неотчетливо, расплывчато. В роли мутного стекла выступает в данном случае ды­хательный процесс. Тем самым все мышление, осу­ществляющееся в теле здесь, внизу, становится для меня расплывчатым. Что же при этом возникает? Сно­видения. Вследствие этого и возникают сновидения, грезы, неотчетливые мысли, которые я воспринимаю, если активная деятельность мозга в моем теле слиш­ком быстро приходит в состояние покоя.

И опять-таки: при засыпании, если я делаю это нерегулярно, когда мозг слишком медленно становится активным, происходит такая история: из-за того, что мозг слишком медленно набирает активность, и, следовательно, еще способен кое-что воспринимать, я могу наблюдать при засыпании то мышление, которое уже начало осуществляться тут, в нижней части, так как наступило состояние сна. Вот так и происходит, что человек при пробуждении и засыпании воспринимает в качестве сновидений то, что в течение всей остальной ночи остается недоступным для его наблюдения.

Ведь сновидения мы воспринимаем, в сущности, только в момент пробуждения. То, что мы восприни­маем сновидения только в момент пробуждения, вы можете довольно легко представить себе, если когда-нибудь рассмотрите сновидения по порядку. Допус­тим, я сплю, и около моей кровати стоит стул. Я могу увидеть такой сон: я студент и встречаю где-то друго­го студента, которому говорю какую-то грубость. Дру­гой студент, который должен на это отреагировать, в соответствии с кодексом чести и поведения студента он обязан отреагировать на эти грубые слова; дело доходит до того, что он вызывает меня на дуэль. Да­же в случае каких-то мелочей студенты должны были вызывать друг друга на дуэль.

И вот снится следующее: выбираются секундан­ты, все идут в лес и там, на воле, приступают к делу, начинают стрелять. Вот стреляет первый. Я еще слы­шу выстрел, однако просыпаюсь и опрокидываю стул, стоящий у кровати. Вот это и был «выстрел»!

Да, господа, если бы я не опрокинул стул, то я во­обще не увидел бы этого сновидения, тогда сновиде­ние бы просто не состоялось! Сновидение облеклось именно в такую картину, и это произошло только в момент пробуждения, так как разбудил меня именно опрокинутый стул. Следовательно, в этот единствен­ный момент пробуждения возникла эта картина, и Неясно, что во мне происходит. Отсюда вы можете видеть, что образы, присутствующие в сновидении, возникают только в один-единственный момент, ко­гда я просыпаюсь, точно так же, как и при засыпании в один-единственный момент должно возникать, что образно выступает в сновидении.

Но если образуются такие картины, и я под ви­дом этих картин могу нечто воспринимать, то при этом должны присутствовать и мысли. Для чего мы обсуждаем все это? Мы занимаемся этим, чтобы не­много понять сон и бодрствование. Итак, спросим себя: как обстоит дело во сне? Во сне наш мозг про­являет более сильную активность, чем при бодрство­вании; при бодрствовании наш мозг покоится. Да, господа, если бы мы могли сказать, что наш мозг при бодрствовании более активен, тогда мы высказались бы как материалисты; ведь тогда получилось бы, что мышление есть физическая активность мозга. Но, будучи разумными людьми, мы не можем говорить, что мозг при бодрствовании более активен, чем во сне. Именно во время бодрствования он приходит в состояние покоя.

Итак, телесная деятельность ни в коем случае не может дать нам мышления. Если бы телесная деятель­ность давала нам мышление, то тогда при мышлении эта телесная деятельность должна бы быть интенсив­нее, нежели при отсутствии мышления. Но именно при отсутствии мышления телесная деятельность проявляется более интенсивно. Следовательно, мы можем сказать: у меня есть легкие; эти легкие могли бы стать бездеятельными, ленивыми, если бы снару­жи в них не поступал кислород и не побуждал их к активности. Но и мой мозг тоже остается бездеятель­ным, ленивым в течение дня; в этом случае к мозгу тоже должно подступать нечто внешнее и побуждать его к активности. Поэтому мы должны признать, что как кислород приводит легкие в движение, активизи­рует их деятельность, точно так же есть в мире нечто такое, что в течение дня побуждает мозг к мышлению, причем это нечто не находится в самом теле, не принадлежит самому телу.

Итак, мы должны сказать: если бы мы развива­ли настоящую естественную науку, то мы бы пришли к признанию бестелесного, душевного начала. Мы ви­дим, что оно есть. Мы видим, как оно некоторым обра­зом влетает при пробуждении: ведь из тела не может прийти то, что проявляется как мышление. Если бы оно приходило из тела, то именно ночью удавалось бы мыслить лучше всего. Мы должны были бы только лечь и заснуть, и тогда в наш мозг пришло бы мышле­ние. Но ведь мы этого не делаем. Итак, мы некоторым образом видим, как влетает то, что является нашим душевным и духовным существом.

Так что можно сказать: естественная наука доби­лась в новое время крупных успехов, но она ознакоми­лась только с тем, что, в сущности, не имеет прямого отношения к жизни и мышлению: естественная наука не понимает жизни и еще менее она понимает мыш­ление. И если человек развивает истинную естествен­ную науку, то не из предрассудков, а на основе этой истинной естественной науки он имеет право сказать: точно так же, как для дыхания необходимо наличие кислорода, для мышления необходимо наличие ду­ховного начала.

Но об этом в следующий раз; ведь подобные во­просы не решаются так просто. Во многих из вас воз­никнут силы, противодействующие тому, что я сказал. Но если кто-то иначе говорит на эту тему, то это лишь означает, что он не уяснил себе, что происходит в че­ловеке. Речь идет не о том, чтобы распространять ка­кие-либо предрассудки, а о том, чтобы внести полную ясность. Вот о чем идет речь.
1   2   3   4   5   6   7   8   9   10   11

Похожие:

Мария штайнер iconМария штайнер
Резервный день для прохождения гиа в новой форме в 9 классе по математике, истории России, биологии, физике
Мария штайнер iconПрограмма по формированию навыков безопасного поведения на дорогах...
Григорьева Мария Александровна работает в школе-интернате с 2009 года, в должности учителя изобразительного искусства — 17 лет. Мария...
Мария штайнер iconБорданенко Мария Васильевна учитель истории и обществознания 2010...
Сведения об авторе: Борданенко Мария Васильевна учитель истории и обществознания
Мария штайнер iconM. Штайнер Предисловие к первому изданию (1927)
Материалы по результатам диагностики, анкетирования, собеседования с классными руководителями, педагогами доп образования, педагогам-организаторам...
Мария штайнер iconРудольф Штайнер Духовное водительство человека и человечества
Место проведения, организация, ответственная за проведение мероприятия (индекс, почтовый адрес, телефон, факс, e-mail)
Мария штайнер iconПредисловие марии штайнер
Омский институт водного транспорта (филиал) фбоу впо «Новосибирская государственная академия водного транспорта»
Мария штайнер iconФауст человек стремления
Издано на русском: Штайнер Р., "Фауст ищущий человек. Духовнонаучные комментарии к "Фаусту" Гёте", издательство "Новое Время", Одесса,...
Мария штайнер iconДополнительная образовательная программа «горизонты истории отечества»...
Возраст учащихся: 15-17 лет, срок реализации дополнительной образовательной программы: 3 года, авторы программы: Минецкая Мария Владимировна,...
Мария штайнер iconМария Страхова Роман Михайлович Масленников

Мария штайнер iconРудольф Штайнер Ступени высшего познания ga 12 Пер с нем. И. И. Маханьков Вступление
Рабочая программа по чтению и развитию речи разработана на основе государственной учебной программы «Программы специальных (коррекционных)...
Мария штайнер iconРеферат по литературе на тему «Мария в произведениях А. С. Пушкина»
Вступление
Мария штайнер iconТанцевальный вечер
Мария Викторовна Задорожная, заместитель директора школы по воспитательной работе
Мария штайнер iconЛитература призеры
Редакция: Главный редакторУхабина Мария Григорьевна,учитель русского языка и литературы
Мария штайнер iconНалоговое право согласовано
Григорьева Мария Александровна, преподаватель кафедры административного, финансового и коммерческого права
Мария штайнер iconКсения Шлезингер «Диско. Вводный урок»
«Show и перспективные смешанные направления LadyStyleDance», педагог Харчева Мария
Мария штайнер iconТематическое планирование в группе продленного дня на 2012-2013 учебный...



Школьные материалы


При копировании материала укажите ссылку © 2013
контакты
100-bal.ru
Поиск