Михаил Веллер Приключения майора Звягина
Скачать 4.65 Mb.
|
| добровольный выбор. – Ты рассуждаешь, словно его судьба в твоей власти! Звягин с расстановкой нацедил в стакан молока и сделал глоток. – Сильный и умный всегда властен над слабым и глупым, – без ложной скромности сказал он. – Задайся целью – тьфу!.. Я соблазняю его жену, и она признается ему, что любит другого. Я подпаиваю его, разбиваю камнем витрину и сдаю тепленького милицейскому патрулю: вытрезвитель, уголовное дело о хулиганстве – и он вылетает с работы с треском. Я объясняю ситуацию знакомому кардиологу – и тот пугает его насчет здоровья так, что он задумывается о последних месяцах жизни. Все, свободен, может катиться на все четыре стороны и таранться в Америку! – Мой муж – супермен! – покрутила головой жена. – И самое смешное – он был бы еще благодарен судьбе, избавившей его от необходимости принять решение и отвечать за него. – Что же тебя останавливает? – Слишком много чести для него, – буркнул Звягин. В это самое время Володя решал, кто он есть и как ему надо жить. Он стоял на балконе, коченея от сырого ветра, и звезды кололи ему глаза… «По молодости, вот по чему ты тоскуешь, – говорил ЗвягинА молодость это перспектива. Это будущее. Неисчерпаемость выбора. Множество вариантов, из которых можно выбирать. Так получи эту возможность!» «Лучше сделать и раскаяться, чем не сделать и сожалеть», – говорил Звягин. «Почему к любимой женщине можно уйти, а к любимой жизни – нет?» говорил он. Аргументы откладывались в сознании Володи, как кирпичики. Кирпичиками мостилась дорога в звенящее и страшноватое счастье. Он почти физически ощутил дорогу под своими ногами. «Пройдет время, и она с детьми приедет к тебе, если вы оба захотите»,говорил Звягин. «Сорокалетний мужчина не может улететь к чертовой матери! В другую сторону! дело-то! весь мир так живет! Люди в одиночку океан переплывают! Ты червяк!» – гремел он. «Если ты несчастен с ближними, то их своим несчастьем счастливее не делаешь», – пожимал плечами. Капля точила камень. Да была та капля не воды родниковой, а концентрата серной кислоты, и била она с точностью и силой пули призового стрелка; да и камешек-то попался не гранит. Утром, заступая на дежурство, Звягин встретил на станции усталого после ночи Джахадзе. – Слушай анекдот. Начальник и подчиненный в поезде. Подчиненный вертится, кряхтит. «Ты чего?» – «Пить охота…» – «Так пойди напейся!» «Вставать лень…» – «А принеси-ка мне стакан.воды!» – «Слушаюсь»."Принес? А теперь выпей. Теперь все в порядке?" – Пиратская физиономия Джахадзе выразила недоумение: – Этот анекдот я слышал от своего дедушки, но там был генерал и денщик. – Вечные сюжеты. Что я ценил в армейской системе: дан приказ – изволь выполнять, и никаких сомнений. А тут… – Кому и что ты хочешь приказать? – догадался Джахадзе. – Нельзя приказать быть свободным, – маловразумительно ответил Звягин. Джахадзе подумал, разъяснений не дождался и шагнул к дверям. – Ты знаешь, кто такой Шервуд Андерсен? – окликнул Звягин. – Пол Андерсен был штангист, – порылся в памяти Джахадзе. – Я тоже до вчерашнего дня не знал. Жена просветила. Ему было уже сорок лет, и он был владельцем рекламной конторы, когда однажды утром он посмотрел на стены, плюнул на пол, снял с крючка шляпу и вышел, не закрыв за собой дверь. И никогда в жизни в контору больше не возвратился. – А что с ним стало? – заинтересовался Джахадзе. – Стал знаменитым писателем. Ладно, езжай спать, у тебя под глазами круги. – Если б стать знаменитым писателем было так просто, все конторы стояли пустые настежь. – Картина слишком красивая, чтоб быть реальной. Я тут одному-то конторщику мозги не могу вправить, а ты бросаешься к мировым масштабам. Он скромничал. Володина жизнь теперь била ключом, и все, как говорится, по голове: мозги вправлялись. Дни складывались в недели, и ни одна неделя не обходилась без происшествий. Он филонил дома с привычной простудой, полеживал поутру с книжечкой, оставшись один, когда в дверь отчаянно зазвонили. Прошлепал в трусах: – Кто там? – Откройте, ради Бога, скорее, – задыхающийся женский голос. В дверном глазке – светловолосая девушка, пальтишко запахивает на горле, милая вроде, испуганная вроде… на площадке больше никого нет. – Пожалуйста, впустите меня, скорее!.. Володя растерянно протянул руку за своим пальто к вешалке, задрапировался им, и отворил. Девушка влетела молниеносно и бесшумно и захлопнула за собой дверь. Нашла взглядом и повернула выключатель. – Уф-ф… – с огромным облегчением перевела дух она. – Э-э… вы не объясните, в чем дело?.. – спросил Володя, в меру ошарашенный этим явлением. – Простите. Сейчас все объясню, конечно, – благодарно произнесла девушка, налаживая дыхание. – Такое вторжение… Ну, бывают в жизни ситуации… понимаете?.. Он начал понимать, кивнул с превосходством благополучного хозяина над застигнутым грозой гостем, и даже перестал стесняться своих голых ног из-под пальто. – Ну, как мужчина женщину, вы меня можете понять, наверное?.. Я была… в гостях… ну, у человека… и тут… Володя сочувственно кивнул и улыбнулся осторожно. Девушка была определенно мила. Лет двадцати пяти, не старше. Глазки карие, ресницы мохнатые, ручки маленькие, – это он рассмотрел уже в комнате, куда они как-то незаметно переместились. – Вы садитесь, – предложил он, и она села. – Короче, пришлось удирать, – она состроила комическую гримасу, а сама еще подрагивала. – Простите, – сказала она, – колотит еще. У вас не нашлось бы капельку чего-нибудь выпить? – Если вас устроит дешевый портвейн… – промямлил Володя. – Обожаю его как память о студенческих годах. «Сколько же ей лет?..» Он полез в стенной шкаф и из старой коробки со щетками и кремами извлек завернутую в газету бутылку – заначка профессионала. На кухне открыл ее, нацепил быстро штаны и свитер, прихватил рюмки. – А можно ударную дозу? – невинно спросила она. Он улыбнулся, пожал плечами; применили стаканы, и удачно применили, просто сказочно славно день начинался. – Если уж за знакомство – меня зовут Марина. – Володя. Что же вы не снимаете пальто? давайте, я повешу в прихожей. – Меня все еще трясет. Можно, я посижу пока так? Бутылка кончилась быстро, и Володя воспарил в высокие выси, любуясь красавицей. Если вам доведется пить в обществе, найдите взглядом самую некрасивую женщину и не отводите глаз на протяжении всего времени; в тот момент, когда она покажется вам милой и желанной – встаньте и идите домой: вы пьяны; так гласит древний английский рецепт. Но Марина была в самом деле красива, и ясный блеск глаз, нежный поворот шеи, изысканная впадинка под скулой – все было всамделишным, а не алкогольной иллюзией. – Вам не жарко? – спросил Володя, невинно желая (кроме естественного гостеприимства, да и невоспитанно, в конце концов, сидеть в гостях за столом – в пальто) увидеть чуть больше, чем позволяла угадывать мохнатая бежевая ткань на жесткой, очевидно, подкладке. Марина достала из кармана длинную красную пачку, вытащила тонкую коричневую сигарету, душисто пыхнула от поднесенной им спички и просто сказала: – У меня под ним ничего нет. Не успела. – А? – идиотски спросил Володя, раскрывая рот набок, как хваченный кондрашкой. – Хотя и жарко, – улыбнулась Марина, встала, расстегнула пуговицы, глядя ему в глаза, сняла пальто и повесила на спинку соседнего стула. На ней были чулки и туфли. Она была безупречна; а все подробности потрясенный Володя пожирал выпученными глазами по отдельности и в совокупности, и чувство реальности покинуло его, а вместо него появилось другое чувство, как нельзя более естественное. Она села, закинула ногу на ногу и продолжала курить. – Сейчас я бы с удовольствием выпила кофе, – улыбнулась она. Володя деревянно кивнул, не своим голосом идиотски сказал: – Естественно, – хотя что ж тут было естественного, с другой стороны, и, шарахаясь и задевая стены, пошел на кухню. Там он уронил ряд предметов кухонной утвари и сварил кофе. – Надеюсь, я вас не очень шокирую, – просто и дружественно произнесла Марина, прихлебывая. – Н-нет, – проблеял он, тщетно изображая, что все в порядке. – А душ тоже можно принять? – П-пы-пожалуйста. Через минуту она высунулась из ванной, где шумел душ: – Володя, извините, вы не заняты? Можно вас на минуточку? Он пошел на зов, с трудом храня равновесие в карусели грез, видений, мечтаний и прочих вожделений. – Я злоупотребляю вашим гостеприимством, но если бы вы были так любезны потереть между лопаток, – она была сама вежливость, воспитанность и простота, и от этого контраста ее тона и ситуации, к которой этот тон применялся, у Володи заклинивало мозги. – Я бы советовала вам раздеться, а то всю одежду намочит,порекомендовала она, изгибаясь всем задним фасадом под его рукой с намыленной губкой. Шнур догорел. «Не может быть!!» – взорвался в мозгу динамитный патрон, и Володя, ослепнув от предощущения невозможных наяву блаженств, бросился в море любви. Это оказалось весьма бурное море, ласковое и нежное, где шторм и штиль сменяли друг друга, а качка бросала до небес, отделяя душу от тела, и неизвестно, сколько именно алмазов можно насчитать в упомянутых небесах, но море было бескрайне и неутомимо, и Володя сосчитал все алмазы, или во всяком случае гораздо более, нежели мог предполагать. – Откуда ты взялась?.. – неземным голосом вопросил он, с трудом всплывая в реальность, где через полчаса дочка должна была вернуться из школы. – С улицы, отвечал Гаврош. – Она поцеловала его, встала с измочаленной постели и пошла в душНет-нет, теперь я сама. После душа влезла в пальто, из другого кармана извлекла косметичку и стала набрасывать грим. – А теперь – еще кофе и пару бутербродов. – Скомандовала. Ласково, но скомандовала. Он неверными руками напялил домашний наряд и выполнил приказ, плывя в сладком изнеможении. – Послушай… почему? Она проглотила кусок и улыбнулась ему. – Я что… нравлюсь тебе?.. – Кокетка, – сказала она. – А что, такой мужчина, как ты, может не нравиться женщине? – Да чем, собственно?.. – Он добросовестно осмотрел себя взором глаз и взором мысленным, и пожал плечами. – В тебе масса мужества, которое только и жаждет реализации, – пояснила она. – И настоящая женщина это всегда чувствует. А этому, знаешь, очень трудно противиться. Володя сглотнул. – У меня никогда в жизни так не было, – сказал он. – У меня тоже, – с некоторым укоризненным назиданием прозвучал ответ. Она взглянула на настенные часы и встала уходить, и он ее не удерживал, а даже воспринял предстоящий уход с благодарностью, потому что до прихода дочери оставалось минут десять, пожалуй. – Телефон дай, – попросил он в прихожей. – Не надо, – покачала она головой. – Почему?! – Это было так хорошо… и неожиданно… как сказка… так в жизни даже не бывает… – Я не могу больше не увидеть тебя!!! – он был опять сбит с ног, ошарашен, смят. – Ну что ты, – она ласково поцеловала его в щеку. – У тебя, конечно, много женщин… ты донжуан, ловелас, бабник, трахальщик, что там еще… – Нет!!! – закричал Володя. – Не смеши меня, милый, я не девочка. Будем это считать просто приключением. Но это было самое замечательное приключение в моей жизни, – с искренностью и страстью прошептала она. – Ты мне позвонишь? – Не надо. – Почему?! – Потому что еще одна такая встреча – и я не смогу без тебя жить. За эти несколько часов все во мне перевернулось, понимаешь? У женщин это не так, как у мужчин. – У меня тоже перевернулось! – У тебя семья. Дети. – Я все равно уеду! – вырвалось у него. – Куда? – В Америку! – отчаянно выдал он. – Говорят, там женщин еще больше, чем здесь, – улыбнулась она и открыла дверной замок. – Мне пора бежать, милый. И только тут он спохватился: – Но куда же ты… так?.. Она махнула рукой: – Схвачу машину… ничего, не простужусь. – И, выскользнув из его объятий, исчезла, защелкнув за собой дверь. Володя добрел до постели и рухнул в полубессознательном состоянии. Он щипал себя и мотал головой,. но на столе стояли две чашки, и два стакана, и окурки в пепельнице были тонкие, коричневые, и ныло тягуче и сладко внизу живота. Окурки. Он взглянул на часы и стал быстро прибираться, успев даже постелить чистую простынь: «Был жар, вспотел…» Ну, пот-то высох, и был смыт душем, и видение рядом под душем колыхалось помрачающе; а вот жар не вовсе исчез, прижился в глубине, как рдеющий уголь под пеплом и золой, способный в любой миг дать пламя, яркое, с треском, только раздуй его. Пришло вдруг письмо от однокашника из Штатов. Однокашник расписывал прелести своего житья и осведомлялся иезуитской вкрадчивостью, насколько счастливо Володя живет, не мрет ли еще с голоду Питер, и не задумывался ли его старинный друг (вот те раз! ужели друг? а в общем и верно друзьями вроде были – так показалось Володе сквозь ностальгическую дымку годов) насчет сменить место пребывания, рвануть в большой мир? Володя перечитывал письмо, запивал информацию портвейном, всю суррогатную мерзость которого вдруг явственно ощутил, словно сам побывал в пресловутом «большом мире» и контраст тамошнего и нашего пойла ушиб его, и бетонная мрачность боролась в нем с огненными выбросами надежды. Уверенность в себе кристаллизовалась в нем, странным образом одновременно увеличивая и мнительность, но мнительность эта была какая-то отстраненная: он изучающе ловил взгляды детей, и ему определенно казалось, что его несчастность распространилась и на них, он обделил их радостями жизни, и они только терпят его, тяготясь. А в институте замдиректора при встрече виновато вздохнул и посочувствовал: скверно выглядите, не развернуть вам здесь своих возможностей… да что поделать, приличных вакансий не предвидится, более того – реорганизация, экономическая самостоятельность, сокращение штатов, поскольку профиль сужается.. так что если вас куда-нибудь приглашают, будем рады, не стесняйтесь!.. Жена при очередном скандале (муж стал выдержаннее, высокомерен стал даже – крепковат , еще смеет таким быть!) отрезала прямо: так дальше жить нельзя, это не жизнь, – надо что-то решать. Он мысленно ухватился за эту фразу, как за брошенный ему спасательный круг (сама толкнула!). Но это был еще не толчок – так, легкое колыхание, лишь слабое предвестие землетрясения. Каковое и не замедлило разразиться. – Володя, обсчет нулевого цикла по проекту УЛАН-2 можете сейчас срочно занести? – позвонил на его этаж замдиректора. – Но вы же знаете, я работаю над этим дома… и творческий день мне под это и дан. – Да, помню. Дело срочное, тут заказчик позвонил, вылетает. Вот что возьмите мою машину, шофер сейчас спустится, быстренько домой – и обратно. И прошу в… в половине первого, успеете, ко мне. Открыв дверь квартиры, Володя был парализован странным звуком. Звук вошел игольчатым металлом в мозг его костей, и тело утеряло способность двигаться. Но слух кое-как действовал, и слух подсказывал, что звук доносится из спальни. Мысли рванули с отрывистой скоростью пулеметной очереди. Что он открыл дверь не к себе. Но – вешалка в коридоре: их вещи. И еще что-то. Вроде плаща. Незнакомого. Или куртки. Чужой. Что – сын еще слишком юн; ах подлец! Нет… Кто здесь?! Марина?! С кем? Чушь… Но… Не может быть!!! А почему, собственно, не может… Удар ножом в живот: жена; и одновременно – печальное уважение к ней: значит, она может быть и такой, она может, только не с ним, а он не знал; и смертная тоска; и страх; и растерянность; и праведная бешеная злоба; и поразительное облегчение – значит, не больно-то он ей и нужен… Он обнаружил, что может дышать, и что ноги его держат. А руки лезут в карманы, достают сигареты и спички, правая вставила сигарету в рот и чиркнула спичкой по коробку, который держит левая. Он затянулся, подумал, выпустил дым, подумал, ощутил свое лицо, подумал, придал ему спокойно-суровое или, по крайней мере, сколько-то живое выражение, что плохо удалось при одеревенелости всех мышц, и лицевых тоже, – и стал переставлять ноги попеременно таким образом, чтобы двигаться в спальню. Дверь была приоткрыта, и стоны и рычание достигали верхних нот. Володя, не зная зачем, трижды постучал сильно в дверь и распахнул ее, встав на пороге в позе средней между статуей Командора и абстрактной скульптурой. Произошло именно то, что в драматургии именуется немой сценой. Выразительность сцены заставила бы позеленеть от зависти любого знаменитого режиссера. Откровенность же сцены сией была вполне в духе нашего смелого времени. Первой обрела дар речи та сторона любовного треугольника, которая в этот момент, как бы это выразиться, занимала наиболее активную жизненную позицию. Сторона оказалась крепким приятным парнем лет тридцати. – Явление следующее: те же и муж, – невозмутимо и даже назидательно произнес он, мельком взглянув на Володю, прямо в лицо Володиной же жене, не меняя при этом упомянутой позиции. После этой сакраментальной формулы он, однако, счел приличествующим позицию сменить, и невозмутимо уселся на краю постели. Жена задернула простыню и закрыла глаза: спряталась. Она не умела так быстро применяться к неожиданным обстоятельствам. – Та-ак, – якобы со смыслом, а на самом деле абсолютно бессмысленно произнес Володя другую сакраментальную формулу подобных ситуаций, и умолк, потому что никакого дальнейшего текста не мог придумать. Гость, если можно его так назвать, пришел ему на помощь. – Могу в утешение рассказать анекдот, – непринужденно обратился он, разряжая своей непринужденностью обстановку. – В одесском суде слушается дело о разводе. Вопрос мужу: так почему вы все-таки разводитесь? Она меня кретином обозвала, отвечает муж. Ну, разве это веская причина, укоризненно говорит судья. Она в контексте обозвала, упорствует муж. Это как, удивляется судья. А так: прихожу я домой, а она в постели со здоровенным мужиком, увидела меня и говорит: смотри, кретин, как это делается. В своей вполне эффектной мускулистой мужественности он встал и, сделав шаг навстречу, протянул Володе руку: – Саша. – И, видя, что руки навстречу не протягивается, показал большой палец: – И я вот такой парень! Жена полуистерично хихикнула и открыла глаза. – Сука, – просипел Володя. – Совет да любовь, – пискнул он. – Дай даме одеться, она стесняется, – сказал Саша. – Ну что, он лучше? – яростно пропел Володя. На лице жены отразилось очевидное ему самому: конечно лучше. – Конечно лучше, – подтвердил Саша, разведя руками, расправил плечи, выпятил грудь и бросил взгляд на себя вниз. Оглушенный Володя поведал искренне: – Встречу – убью! – и выкатился вон, грохнув дверьми – прощальный орудийный залп над бренными останками когдатошного семейного счастья. Внизу он прошел мимо замдиректорской машины, совершенно не имея в сознании, зачем он в этот час очутился дома и почему. Ноги двигались куда-то сами по себе, он шел на автопилоте, и заложенная программа уткнула курс в родимую, свою, спокойную шашлычную. Под тентом излюбленной шашлычной Володя и был прихвачен с бутылкой вина (купленного у магазина за двенадцать ре) безжалостными дружинниками. Сопровождаемый в отделение, он не мог видеть на тенистой дорожке у кронверка знакомую фигуру, провожающую его холодным дальнозорким взглядом. Следствием явился штраф и довольно позорное сообщение на работу, как нельзя более некстати. Город, на равнодушие которого он недавно жаловался, стал выталкивать его ощутимо, как вода пробку. – Как же я туда попаду? – спросил он Звягина. – Лет мне сорок, английский практически не знаю, инженеры моей квалификации не больно там и нужны… кто меня впустит? – Заруби себе на носу простую истину: мы нигде никому не нужны. – А что ж делать? – А спроси себя: а они тебе нужны? Ясно, что ты хочешь взять. А что ты хочешь д а т ь? – Перед консульством толпа… и анкет-то нет, к близким родственникам по два года ждут въезда… – Заруби вторую простую истину: чтоб ты был кому нужен – сделайся нужным. Чтоб другие были нужны тебе – при этом условии ты можешь сделаться нужным им. – У меня нет оснований для постоянки… А отсюда на работу в какую-то фирму устроиться – как?.. – У тебя и денег нету. – Нету. На зарплату можно купить пятнадцать долларов, да и те по закону вывезти нельзя. – А ты пойди к американскому посольству, разбегись и стукнись головой об стенку, – посоветовал Звягин. – И что будет? – простодушно заинтересовался Володя. – Если пробьешь ее – окажешься на американской территории, – объяснил Звягип. Володя обиделся. – Я не прошу никакой помощи… – Да уж, твоим гарантом я выступать не могу. И веса в сенатской комиссии у меня недостаточно, боюсь. Что – хотел насладиться видом мира с горной вершины, да рюкзачок тяжеловат и стенка крутовата? – Я работы не боюсь. – Ты лямку тянуть не боишься. А автономного плавания – боишься. Не приучен. Короче – лезь в долги, иди на интенсив английского, когда устроишься – позвони. Могу кинуть адресок. Володя устроился на курсы до удивления оперативно – и позвонил, разумеется. – Ну – еще не придумал, как туда попасть? – Нет… – Ну не балда ли. Приезжай к шести в Катькин садик. И под памятником императрице, не спрашивающей советов, как вздеть на свою немецкую голову российскую корону, он поведал несчастному советскому мышонку почтенного возраста, что всех делов – устроиться на работу в контору, которая может выписать командировку в США – и на как можно более длительный срок. При доверительных отношениях – конторе ведь это ничего не стоит. – А на что я там буду жить? Валюты не дадут… И права работать там у меня не будет… – Тебе Америку в бумажку завернуть, или так кушать будешь? Потолкаешься в Нью-Йорке среди наших эмигрантов, поешь супцу для бедных, поночуешь в ночлежках, схватишься за любую поганую временную работенку у мелкого хозяйчика – что-нибудь всегда подвернется. Стоишь чего-то – поднимешься. Не стоишь – ну, значит ты дерьмо, и так тебе и надо. Возвращайся обратно и ищи работу вроде прежней. Останется ли к тому времени выпивка и закуска – не обещаю. – А что вы сами-то не едете, Леонид Борисович? – Надоест – уеду, – пожал плечами Звягин. – Мне-то лично интересно именно здесь. Дети, правда… Посмотрим. – А билет? Загранпаспорт нужен, а потом еще очередь на год… – Иди продавцом в кооператив! Лови собак на шапки! Жри хлеб с водой и, копи деньги! Толкайся в очередях, собирай слухи, суй взятки, заводи связи! Ты, парень, из тех, кого в парашютный люк надо вышибать пинком под зад! О, как вы все мне надоели!.. – Кто – все?.. – Недоделки. Кооператив помещался в нежилом подвале. Дом выглядел сущим бараком, пережившим все наводнения и пожары Санкт-Петербурга, но подвальная дверь была бронирована и поблескивала хромировкой сейфовских замков. – Мне бы Александра Ивановича, – просительно сказал Володя, когда после долгих звонков звучно переговорили между собой запоры и усатый толстяк в грязном фартуке мрачно воззрился на него. В Александре Ивановиче роста было два метра ровно, и кавалергардские бакенбарды его мели люстру, когда он двигался по кабинетику. Под люстрой тосковал прохиндейского вида работяга и подвергался экзекуции. – Запомни, – гудел Александр Иванович (а ведь ему не больше тридцати двух-трех, подумал Володя), – мнений здесь существует два: одно – мое, второе – неправильное. Понял, Борис? – Понял, Александр Иванович, – изнывая от усердия, отвечал прохиндей. – За испорченные оттиски вычитаю с тебя. За краски, за бумагу и за потраченное время. И премию на месяц замораживаю. – Так точно, Александр Иванович, – убито кивал тот. – Сколько я тебе обычно плачу? – Семьсот рублей. – Врешь! Ты в среднем восемьсот тридцать-восемьсот пятьдесят получаешь! За что? – За работу… – За что?! – Ну… чтобы все було как надо… – А за как не надо – что? – Не должен получать… – И запомни: еще раз – и вылетишь с треском, и ни одна контора тебя не возьмет! Ты меня знаешь. Прогнав нерадивого работника заглаживать грехи, босс уселся за потрепанный стол и сидя протянул руку Володе: – Садитесь. Леонид Борисович мне о вас говорил. – Подумал; крикнул: Машенька! Свари-ка нам кофейку. Нет, в бункер подай. В «бункере» (диваны, зеркала, рядом – весьма шикарная ванная) он угостил Володю «Кэмелом», плеснул кальвадоса из треугольной бутылки; взял быка за рога: – Значит, так. Я тебя оформляю. Сейчас напишешь заявление, я подпишу. Трудовая с собой? Портишь нам процент непенсионеров, но уж… Леонид Борисович просил. Командировку сделаю на полгода. До этого несколько месяцев будешь работать, раньше все равно не оформишься. Получать будешь двести рублей. Разницу – расписываешься в ведомости и отдаешь мне. Это, я думаю, ясно? – Ясно, – сказал Володя с чувством благодарной зависимости. – Теперь так. Мы тебе даем с нашего счета валюту на командировочные. Три тысячи долларов. На это составляем потом отдельный договор: в случае невыполнения командировочного задания ты обязуешься вернуть все до последнего цента в течение года. Через год после того, как окажешься в Штатах, три тысячи кладешь на наш счет. Понятно? – Не совсем, – признался сбитый с толку путешественник. – Мне, как ты понимаешь, тоже нет никакого интереса брать неизвестно кого с улицы и его отправлять в Америку так, за здорово живешь. Верно? Я тебе такую услугу оказываю. Такая услуга стоит денег, ты со мной согласен? – Согласен. – Ну вот. Если не отдаешь – достанем тебя через Интерпол, и платишь по суду плюс судебные издержки, либо садишься там, а самое верное – высылаешься к чертям обратно, и садишься уже здесь. Понял? Так что ты это обдумай. Это мое условие. – Так а те три тысячи, что даете… – Остаются нам. Согласись, это небольшая сумма для американца за то, что он окажется в Америке. – А с чего же отдам-то?.. – Заработаешь. Учти еще: с очередью на билеты – поможем. Я тебе помогу. Своими связями. Это – тоже стоит, правда? И пойми еще: у меня работают люди, твоя командировка тайной ни для кого не останется, – это тоже трудности для меня, так? Согласен – пиши заявление. Нет – значит, разошлись, как в море корабли. Ветреным и солнечным октябрьским утром он позвонил с Московского вокзала: – У меня два часа до поезда, Леня. Завтра утром – авиацию в воздух! – Сейчас возьму такси, – сказал Звягин. Володя похудел сильно, скулы и подбородок выдавались жестко, короткая стрижка скрадывала пролысинку; он полегчал в движениях и потяжелел в жестах. В том, как прислонился к цоколю вокзала, как подставил лицо легкому осеннему солнцу, сквозило что-то новое, иное. Жирок слез с души, оценил Звягин. Не только с тела. – Помолодел, – сказал он. Толкнул носком сияющей туфли портфель: – Весь багаж? – Впервые в жизни я ничего не боюсь, – сказал Володя. – Хочу – вернусь обратно, хочу – останусь там, хочу – свалю еще куда-нибудь. В матросы наймусь. Сигаретами буду в Италии торговать. Свою фирму организую. Фиктивно женюсь. В пустыню поеду верблюдов пасти! – закричал он. – Невероятное чувство – разорвать цепи и стать полным хозяином своей жизни! – Цепь… – пожал плечами Звягин, ухмыляясь. – Веревочка от покупки в универсальном магазине. Чтоб быть хозяином своей жизни, надо рвать цепи ежедневно, – не удержался он от очередной глубокомысленной сентенции. – А знаешь, что она сказала мне, когда успокоилась? – поведал Володя, разумея под «ней» жену. – Что извелась за много лет, каждый день готовясь к расставанию и чему угодно, и рада, что все, наконец, произошло таким образом. Еще несколько лет такой неопределенности, сказала, ее б с ума свели. Для детей… – сказал он и замолчал. – Для детей все сделаю! Одену, жратву с оказией передавать буду, деньги для валютного магазина… Не мог оставаться больше. Чем хочешь клянусь!.. Сказал им – на полгода в командировку. Так радовались… А там… там посмотрим еще, как все сложится. Еще и благодарны, и рады будут… – он развернул перед мысленным взором веер возможных перспектив. – Жаль на тебе шляпы нет, – закончил неожиданно. – Почему? – Выкинул бы. На рельсы. Открыли двери вагонов, проводницы вышли на перрон: посадка началась. Отрешенным лицом Володя был уже не здесь – далеко. – Кстати – к тому счету прибавь четыреста долларов, – неожиданно приказал Звягин. – Положишь в приличный банк на мое имя. – К-хм?! – сказал Володя. – Конечно, пожалуйста, – сказал он. – А… за что? – спросил он. – За все, – решительно, но туманно ответил Звягин. Его ужасно подмывало сказать, что, мол, друг любезный, за услуги двух валютных профессионалов тебе и твоей жене, все, мол, мои валютные запасы, полученные за пользование фирмачей и некоторых дельцов, и ухнули; и посмотреть, какая у Володи сделается при этом рожа. Жаль даже, что приходилось себе отказать в столь славном и невинном удовольствии. Да ладно уж, лети себе, голубь мира, граната учебная, кой-чему наученная. Вечером косился на телефон. «Лучше счастливый где-то, чем несчастный здесь», – утешил себя, и позвонил Володиной бывшей жене: – Володя просил, если понадобится помочь, чем бы то ни было, то я всегда сделаю… запишите телефон… Дух его, признаться, был несколько смущен. И все же – он был доволен собой. В очередной раз чужое желание исполнилось его волей. Когда жена вернулась с родительского собрания, спросил: – Ира, что сказал этот? О действии? – Кто? – Ну, англичанин. – Который? – Поэт. – Вильям Блейк? – Именно. – Он сказал: «Кто желает, но не действует, тот плодит чуму». – Именно. Вполне приемлемая эпидемиологическая теория. А ты знаешь, кто такой был Варвик – делатель королей? |
Похожие:
 | Михаил Иосифович Веллер Гонец из Пизы Существует несколько методик определения минимумов вс, которые опубликованы в документах | | Михаил Веллер Б. Вавилонская Куртамышского района, к активному участию в решении вопросов местного самоуправления, обеспечения согласования общественно значимых... |
| Михаил Веллер Самовар «Самовар»: Объединенный капитал; Санкт Петербург; 1997 Аннотация «Производственно-техническое объединение «Агропромсервис» имеют право 206 лиц, обладающие 16 232 голосами (в соответствии с данными... | | Михаил Иосифович Веллер Андрей Михайлович Буровский Гражданская история безумной войны Полтора месяца длится война, но сколько горя и слез уже принесла она. И сколько еще принесет. Фашистский сапог топчет землю Прибалтики,... |
| Тема: А. К. Толстой «Золотой ключик или приключения Буратино» (по... Цель урока: формирование представления о творчестве А. Толстого и его сказке «Золотой ключик или приключения Буратино» |  | Новые приключения Шерлока Холмса и доктора Ватсона Звучит музыка из кинофильма «Приключения Шерлока Холмса и доктора Ватсона», входят Холмс и Ватсон |
| Сидор Артемьевич Ковпак Семен Васильевич Руднев Николай Никитович... Применение | | Родился Михаил Шолохов 24 мая 1905 г на хуторе Кружилин Донецкого... Михаил Александрович Шолохов — русский советский писатель, автор романов «Тихий Дон», «Поднятая целина», неоконченной эпопеи «Они... |
| Бюллетень книг на cd поступивших в библиотеку в 2010 году Азаров, Михаил Зазнобы августейшего маньяка : мемуары Фанни Лир / Михаил Азаров; читает Татьяна Смаржевская, [б м.], 2009. 1 эл опт... | | Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах... Это такие комплексы: для средней группы «Ребята, давайте жить дружно!» композиция №2 «На крутом бережку»; для старшей группы «Приключения... |
| Двенадцать маленьких гениев Во время действия они не появляются. Слышны лишь детские голоса. В преподавательской за столом сидит Миша. Он руководитель кружка.... | | Михаил Шолохов поднятая целина Михаил Александрович Шолохов — русский советский писатель, автор романов «Тихий Дон», «Поднятая целина», неоконченной эпопеи «Они... |
| Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах... Церемония передачи бюста первого Героя России, генерал-майора авиации С. С. Осканова | | Приложение 11. Песня для информатика на мотив песни из к ф. Приключения... Песня для информатика на мотив песни из к ф. Приключения Электроника “До чего дошел прогресс” |
| Мне нравиться читать книги на разные темы: приключения, рассказы, сказки, фантастические истории | | Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах... Праздничный митинг концерт «Сын Чувашии в просторах Вселенной», посвященный 76-летию со дня рождения А. Г. Николаева – летчика-космонавта... |
