Вызывает у меня живой интерес, так что я решил собрать список литературы, основанный на упомянутых в книге персоналиях

Александр Аузан. Институциональная экономика для чайников Заведующий кафедрой прикладной институциональной экономики МГУ Александр Аузан доказывает, что мир — это сборище иррациональных и аморальных оппортунистов, и объясняет, как выжить нём. Книга весьма актуально с точки зрения понимания текущих российских проблем. Институциональная экономика — отрасль экономики, которая изучает экономические отношения внутри и между общественными институтами. Отрасль довольно популярная в последнее время среди экономистов, среди которых немало нобелевских лауреатов. Тема вызывает у меня живой интерес, так что я решил собрать список литературы, основанный на упомянутых в книге персоналиях. Александр Аузан. Институциональная экономика для чайников. – М.: Фэшн Пресс, 2011 г., 127 с. Человек против Homo economicus. Когда мы слышим: «Этого требуют интересы фирмы», — надо всего лишь немножко поскрести пальцем и понять, чьи интересы имеются в виду? Это могут быть интересы топ-менеджеров, интересы акционеров, интересы каких-то групп работников, интересы владельца контрольного пакета акций или, наоборот, миноритариев. То же самое происходит, когда мы говорим: «Домохозяйство получило доход». Да ведь тут начинается самое интересное! Потому что в семье идет свой сложный распределительный процесс. Вообще, существует ли в общественном мире что-нибудь, что не складывалось бы из различных интересов людей? Нет, не существует. Тогда надо понимать: а какой он, этот человек? Отец всей политической экономии Адам Смит считается автором модели человека, которая гуляет по всем учебникам и называется Homo economicus — всеведущая эгоистичная сволочь, которая обладает сверхъестественными способностями по рационализации и максимизации своей полезности. Новая институциональная экономическая теория корректирует эти представления, вводя два положения, которые важны для всех прочих построений и рассуждений: положение об ограниченной рациональности человека; положение о его склонности к оппортунистическому поведению. Человек против рациональности. Экономист и психолог Герберт Саймон получил Нобелевскую премию за решение вопроса о том, как проявляется ограниченная рациональность, как человек, не имея бесконечных способностей к добыванию информации и ее переработке, решает множество жизненных вопросов? Герберт Саймон утверждал, что решение принимается следующим образом: когда человек выбирает себе супруга, он делает несколько случайных испытаний, устанавливает шаблон, уровень притязаний, и первая персона, которая соответствует этому уровню притязаний, становится его супругой или супругом. Человек против благих намерений. Нобелевский лауреат Оливер Уильямсон (получивший премию в 2009 году), автор идеи о склонности людей к оппортунистическому поведению, определил его как поведение с применением средств хитрости и коварства, или поведение, не обремененное нормами морали. Один из самых ярких примеров того, как работают эти механизмы, — модель рынка «лимонов», за которую экономист Джордж Акерлоф получил Нобелевскую премию еще в 2001 году. Модель «лимонов» описывает так называемое предконтрактное оппортунистическое поведение и построена на вполне реальной проблеме — торговле подержанными автомобилями в США. Главные критерии выбора покупателей: внешний вид и есть цена. Но, кто может сильнее опустить цену? Тот, кто продает не очень хороший автомобиль. Получается, что, как только человек начинает принимать решение, основываясь на внешнем виде и цене товара, в конкуренции побеждает самый недобросовестный ее участник, продавец «лимона» — так на жаргоне американских автодилеров называется некачественная машина. Приличные автомобили, начинают вытесняться с рынка. Из-за того, что покупатель ограниченно рационален и не может знать всего, а продавец скрывает часть информации — ведет себя оппортунистически, — конкуренция не ведет к экономическому процветанию. Больше того, она может просто схлопнуть этот рынок, потому что качество продавцов будет постоянно падать. Решить проблему может введение гарантии продавца. Но это уже решение проблемы с помощью введения определенных правил — институтов. Человек против контракта. Однако оппортунистическое поведение может быть не только пред-, но и постконтрактным. Многие из нас, если не каждый, имели несчастье сменить зубного врача. Почти всегда первой фразой нового стоматолога будет: «А кто это вам пломбы ставил?» Он намекает на то, что все нужно переделывать, а когда переделка начинается и возникает необходимость дополнительных затрат, у вас нет ни критериев, ни возможности для того, чтобы сказать «нет». В строительстве есть возможности для шантажа. В теории управления даже сформулирован так называемый «принцип Хеопса»: «со времени пирамиды Хеопса ни одно здание не было построено с соблюдением сроков и сметы». Войдя в этот процесс, вы вынуждены его продолжать. Очевидный вид постконтрактного оппортунистического поведения называется shirking — «отлынивание». Работник может соблюдать все формальные требования контракта, а того результата, на который работодатель рассчитывал, нет. Человек против своих интересов. Люди могут себя вести и не эгоистически — это называется «слабое поведение», когда человек идентифицирует себя с какой-то общностью — с деревней, с кланом. Например, Южная Корея построила на основе кровнородственной лояльности чеболи — огромные бизнес-конгломераты, состоящие из отдельных, формально самостоятельных фирм. В результате корейцы получили крайне низкие издержки управления концерном, потому что использовали «слабое поведение», признание того, что ты есть часть чего-то большего. В России же подобное невозможно, потому что у нас уже давно нет традиционных сообществ и, соответственно, людям не с чем себя идентифицировать. Человек против системы. Необходимо помнить, что представления об ограниченной рациональности и оппортунизме распространяются не только на взаимоотношения людей друг с другом, но и, на их взаимоотношения с государством. Уместно вспомнить знаменитую формулу: «не бойся, не надейся, не проси», которая впитала в себя довольно трагически полученное понимание ограниченной рациональности и оппортунистического поведения. Оппортунистическое поведение возможно и внутри власти. А если она к тому же формируется с учетом эффекта ухудшающего отбора, то как раз очень вероятно, что во власти вы столкнетесь с людьми, которые не ограничены соображениями морали. Опираться надо скорее на правила, которые мы можем использовать в общении между собой. Опираться надо на институты. Существует мнение, что институты — это не про Россию. Ведь институты — это некие правила. Великие русские философы Иван Ильин, Николай Бердяев говорили, что в России нет институтов, а есть персоны. С одной стороны, отрицание институтов связано с несомненным эгоизмом власти, которой, конечно, гораздо удобнее жить без правил, потому что для нее это достаточно «экономичная» позиция: как я решу, так и будет. С другой стороны, отрицание институтов во многом растет из нашего собственного сознания, из знаменитой русской смекалки. Ведь институт — это алгоритм. А если вы каждый раз готовы найти оригинальное решение, то вам алгоритм не нужен. Почти полвека назад экономист и будущий нобелевский лауреат Дуглас Норт выдвинул лозунг «Институты имеют значение». Наверное, ни для одной страны мира он не звучит так спорно, как в России. Институты как удобство. Сто лет назад основоположник институционализма Торстейн Бунде Веблен открыл три таких правила, которые впоследствии были подтверждены статистически и эконометрически и получили название «эффекты Веблена». Первый эффект называется «демонстративным потреблением»: вы покупаете то, что дороже, потому что считаете, что оно по определению лучшее. Второй вариант — «присоединение к большинству»: все так делают, и я так делаю. Третий вариант — «феномен сноба»: вы покупаете то, чего не покупает никто. Таким образом, если вы не намерены становиться товароведом и заниматься длительным анализом рынка, ваша свобода воли при принятии потребительского решения состоит в том, что вы выбираете между этими тремя правилами. Институты как принуждение. Веблен говорил, что демонстративное поведение — это способ статусного утверждения, включенный в кредитные отношения, в денежную культуру в целом. Это выгодное поведение. Каждое сообщество навязывает свой набор правил и знаков, и когда эта система начинает работать, возникает соответствующий спрос и предсказуемость экономики. Возникает координационный эффект. Институты как наказание. Любой институт являет собой не только набор правил, но и механизм, с помощью которого обеспечивается их исполнение. У формальных институтов этот механизм сводится к тому, что есть некие специально обученные люди — налоговые инспекторы, тюремщики, полицейские, военные, — которые занимаются принуждением. В рамках институтов неформальных принуждение обеспечивается за счет всего сообщества в целом — вам не подадут руки или перестанут выдавать кредиты. Институты как борьба. Есть ли неформальные институты в России? Конечно, есть. При этом они вполне очевидным образом заточены на противостояние институтам формальным. Формальные и неформальные институты вообще-то могут жить в симбиозе, поддерживая друг друга, а могут находиться в состоянии войны. В Индии и в Китае есть огромное количество неформальных и нелегальных институтов, которые обеспечивают более дешевые схемы, чем институты легальные, и это один из факторов экономической эффективности. Проблема России в том, что очень многие неформальные институты не приводят к снижению издержек, а напротив, создают возможности для появления дополнительных издержек. Любое правило имеет как координационное, так и распределительное значение. В результате действия любого правила издержки одних людей становятся доходами других — просто потому, что правило так устроено. И потому ни в одной стране мира не бывает оптимальной системы правил. Применительно к войне формальных и неформальных институтов институциональные экономисты говорят о так называемых ошибках первого и второго рода при проектировании законов. Первые — это ошибки, которые есть следствие ограниченной рациональности, а вторые — ошибки, которые есть следствие оппортунистического поведения, когда уже при проектировании закона закладывается коррупционная ловушка. И в России, надо сказать, в течение многих веков законодательство строилось с огромным количеством ошибок не только первого, но и второго рода. Это одновременно отвечало коррупционным интересам бюрократии и политическим интересам высших эшелонов власти. Когда корпус законов составлен так, что исполнить их все принципиально невозможно, каждый человек потенциально является преступником, и населением в целом гораздо проще управлять. В результате образуется социальный контракт, при котором чиновникам действующая система выгодна, потому что они могут извлекать из нее доходы, а власти она выгодна, потому что она может легко контролировать и население, и чиновников — все они находятся в сфере вне законности. Именно поэтому в России неформальные институты заточены не на кооперацию с формальными, а на войну, ведь людям нужно выживать в условиях враждебного законодательства. Институты как образ жизни. Я буду настаивать на том, что по правилам — даже по плохим правилам — жить лучше, чем без правил. Бес правил жить можно только короткими горизонтами, планируя на несколько месяцев вперед — про 10 лет можно даже не задумываться. Второй вывод, который я хотел бы предложить, касается того, откуда берутся институты. На первый взгляд, институты создает правительство, законодатели, но на самом деле их создает каждый из нас, причем каждый день. Мы все время выбираем между несколькими вариантами. Квартиру можно сдать по договору, а можно — без договора; в договоре можно указать всю сумму, а можно — меньшую, чтобы уйти от дополнительного налогообложения. Товар через таможню можно завести и растаможить по-белому, по-серому или по-черному. В институциональной теории есть такое понятие, названное по имени нобелевского лауреата Джеймса Бьюкенена, — «бьюкененовский товар», который определяется как пара, состоящая из «обычного» товара и определенной контрактной упаковки, правил и институтов, вместе с которыми вы этот товар покупаете. Вы выбираете не просто между разными товарами, но и между разными институтами. В последнее время выражение «трансакционные издержки» стало очень модным. Но если вторая его часть более или менее понятна, то первая требует объяснений. В теории трансакция выглядит так: есть Чикагская товарная биржа, основной товар на ней — зерно. И вот продается на ней, например, урожай 2011 года: брокеры заключают сделки, покупают фьючерсы и опционы, фиксируют прибыли, а будет ли урожай — неизвестно. 2011 год не наступил. Права собственности (и свободы, которые с ними неразрывно связаны) движутся отдельно от материального объекта. Операция, при которой права собственности и свободы движутся отдельно от материального объекта, это и есть трансакция. А трансакционные издержки — не что иное, как издержки такого рода движений. Изучение трансакционных издержек основывается на теореме, которую сформулировал в середине XX века будущий нобелевский лауреат Рональд Коуз. Формально она гласит: независимо от того, как первоначально распределены активы, в итоге будет достигнуто оптимальное их распределение. Но дальше идет самое интересное — приписка мелким шрифтом: если не учитывать так называемый эффект дохода (у кого из участников рынка сколько денег) и если трансакционные издержки равны нулю. Чем великолепна эта теорема? Тем, что если мы не читаем приписку, она отражает обычное либеральное представление о функционировании рынка, который все расставляет на свои места. Но приписка все меняет. Основной вывод из теоремы Коуза: равновесие будет достигнуто, но это будет плохое равновесие, потому что силы трения не позволяют активам распределиться оптимальным образом. Чем определялся первоначальный доступ тех или иных людей к активам в ходе приватизации в России? Тем, что у них были дополнительные возможности, которых не было у остальных: закрытые данные, связи, знакомства. Почему многие собственники, возникшие в ходе приватизации, оказались неэффективны? Вовсе не обязательно потому, что они были неумны или неопытны. Просто эффективность в их понимании и эффективность в нашем понимании — это разные вещи. Реальные общественные издержки по созданию захваченных в 1990-е активов были несопоставимо выше, чем те трансакционные издержки, которые понесли новые собственники, чтобы добраться до этих фактически бесплатных активов. И как плохо ни управляй они активами, для них это эффективное использование. Горизонтальные издержки. Известнейший экономист Джон Коммонс выделял три основных типа трансакций, и, как выяснилось в дальнейшем, каждому из которых свойственны свои издержки: сделки — то есть торговля, управление — то есть иерархическая система, и рационирование — сложные способы принятия решений, при которых инициатива исходит от одной стороны, а решение принимает другая сторона. Если описывать эти типы трансакций в терминах геометрии, получается горизонталь, вертикаль или диагональ. Но речь тут идет не об абстрактных фигурах, а о вполне реальных вещах, которые позволяют понимать, как устроена чикагская биржа, российская вертикаль власти или таиландский суд. Начнем с горизонтали — сделки. Для юриста сделка выглядит очень просто: свобода договора, равенство сторон. Для экономиста это не так. Формально в равноправной, симметричной сделке у вас как у физического лица начинают возникать проблемы, которые могут в итоге сказаться на цене или, например, качестве покупаемого вами продукта. И решающими здесь оказываются издержки поиска информации и ведения переговоров. Если мы хотим, чтобы сделка все-таки была сделкой, а не монопольным диктатом, нужны специальные институты. Например, законодательство о защите прав потребителей в большинстве стран исходит из того, что у потребителя больше прав, чем у его контрагента. Часть издержек вроде обязательств возмещения ущерба искусственно перекладывается на противоположную сторону. Это позволяет выровнять сделку, компенсировать те трансакционные издержки, которые валятся на голову потребителя. Вертикальные издержки. С точки зрения институциональной теории попытка построить вертикаль (например власти) довольно забавна — потому что институциональная теория давно выяснила, что вертикаль построить нельзя. Там, где выстраивается вертикаль, возникают запретительно-высокие издержки управления. Основанием любой иерархии (например государства или фирмы) в современном обществе является контракт, по которому вы отдаете часть своих свобод управляющему субъекту — будь то правительство или работодатель. В любой вертикали права того, кто находится наверху, ограничены целым рядом обстоятельств, в том числе и вашими интересами и вашей возможностью не соблюдать правила контракта. Возьмем классическое проявление оппортунистического поведения — «отлынивание». Вы сидите за компьютером, но вместо того чтобы работать, то есть соблюдать контракт с работодателем, смотрите сайт «Одноклассники». Какой выход у работодателя? Если он поставит контролера у вас за спиной или запретит выходы на определенные сайты, это означает для него дополнительные издержки. Поэтому работодатель начинает внутрь трансакции управления вставлять сделку. Он говорит: «Старик, я знаю, что ты хотел бы в пятницу не выходить на работу, но я прошу, ты сделай вот это к вечеру четверга — и мы не заметим, что ты не придешь на работу в пятницу». И в этот момент гордая вертикаль начинает немножко наклоняться. Есть и другие причины, по которым вертикаль становится не очень вертикальной. Например, чем больше звеньев передачи информации, чем масштабней сама иерархия, тем больше возможностей искажения в узлах передачи. При определенном количестве звеньев и при наличии собственных интересов в каждом узле сигнал может искажаться с точностью до противоположного. Под воздействием ограниченной рациональности и оппортунистического поведения — причем как снизу, так и сверху — от вертикали остаются какие-то странные схемы. И это результат трансакционных издержек, которые свойственны такому способу трансакций, когда права собственности и свободы организованы через принцип команды. Диагональные издержки. Третий вариант трансакций — рационирование. Есть, например, одна общая черта для Англии и Таиланда — работа автономной, независимой судебной системы. Когда инициатива на стороне одних, право принятия решений на стороне других. Например, парламенты принимают бюджет страны, но не они составляют проект бюджета, максимум — вносят поправки, а сам проект исходит от правительства. Любой процесс может быть организован по любому из трех типов трансакций — горизонтальному, вертикальному или диагональному. Они конкурируют между собой, сочетаются друг с другом в разных пропорциях, определяя в итоге разнообразие современного мира. Например, независимая судебная система действует по принципам диагональных трансакций, но если ее нет, правосудие вершит правитель — то есть выстраивается вертикаль. Чтобы понять, как может работать суд, я сошлюсь на юриста, который стал великим экономистом и основал целое направление в институционально-экономической теории — Ричарда Познера. Он специалист по антимонопольным делам и, анализируя теорему Коуза, сформулировал свою собственную теорему о том, как судья должен принимать решения, исходя из наличия трансакционных издержек. Смысл теоремы Познера состоит в следующем: суд должен сделать то, что из-за тромбов и заторов в виде положительных трансакционных издержек не может сделать рынок. В своем решении суд должен сымитировать такое передвижение активов, которое произошло бы, если бы не было силы трения. Это своеобразная надстройка над теоремой Коуза, которая должна восполнить несовершенное устройство реального мира. Казалось бы, если мы хотим большего совершенства от этого мира, сверхзадачей должно быть снижение трансакционных издержек, сведение их к нулю. Но еще великий Коуз говорил: устранить ущерб невозможно. Когда вы пытаетесь устранить ущерб, вы просто перекатываете шарик под скатертью, с одной стороны стола на другую. Например, если объявляете мораторий на проверки малого и среднего бизнеса, вы уничтожили ущерб? Нет. Вы уничтожили ущерб от проверок для предпринимателя, но перекатили этот ущерб на потребителя, на бюджет, на потенциальных конкурентов. Новые люди уже не могут войти на рынок, потому что там господствуют недобросовестные предприниматели. Принципиальная неустранимость трансакционных издержек приводит к тому, что мы начинаем искать варианты, гоняем шарик по скатерти и смотрим, что с ним происходит. Возможно, издержки нужно сместить в ту сторону, где с ними легче справиться. На языке институциональной теории эта идея выбора между разными вариантами, которая следует из теоремы Коуза, называется выбором структурной институциональной альтернативы. Если основываться на идеях трансакционных издержек и выбора из множества вариантов, мир выглядит иначе, в нем нет нормативных картинок, а есть множество дорог, причем ни одна из них не ведет к полному совершенству. Всюду вы будете иметь некие перемещенные ущербы, издержки и свой набор плюсов и минусов, и вы должны выбирать, что подходит именно вам. Что же реально влияет на уровень трансакционных издержек? В первую очередь, конечно, институты, которые перегоняют эти издержки с одной стороны на другую и могут влиять на эффективность системы, но не только. В XIX веке в Америке любой иммигрант мог получить бесплатную землю на западе страны. В первой половине XIX века эта операция стоила столько, сколько стоила бумага, на которой выписывалось право на собственность. А вот во второй половине века это стало стоить дорого. Поскольку эффективность землепользования стремительно выросла, подорожало и само право на землю. Таким образом, на уровень трансакционных издержек могут влиять самые неожиданные факторы, которые не связаны напрямую с системами правил. Все производимые блага можно условно разделить по уровню трансакционных издержек на три класса — исследуемые, опытные и доверительные. Когда вы приходите на рынок за яблоками, вы имеете дело с исследуемыми благами, качество которых легко проверить. В этой ситуации лучше всего работают институты, связанные с горизонтальными трансакциями — сделками. Причем, если вы попробуете создать иерархию для того, чтобы вас кормили огурцами, яблоками и медом, то сначала исчезнет мед, а потом и огурцы с яблоками. Пытаясь снизить трансакционные издержки, вы страшно их повысили, потому что применили не тот институт: как мы знаем из советского опыта, вертикальная распределительная система приводит к дефициту. Все становится немного сложнее, если вы имеете дело с опытными благами, качество которых становится очевидно лишь по прошествии определенного времени. Например, покупая подержанный автомобиль. Это по-прежнему может быть вполне рыночная схема, но она будет сложнее, чем в первом случае, потому что в ней появятся элементы саморегулирования отрасли или законодательство о страховании. Самая головокружительная ситуация возникает, когда вы сталкиваетесь с доверительными благами, качество которых, строго говоря, вообще нельзя проверить. Самые яркие примеры — лечение и образование. Когда имеешь дело с доверительным благом, нужны довольно сложные институты, чтобы избежать серьезных провалов. В зависимости от уровня и типа издержек вам придется пользоваться совершенно разными институтами, и если вы ошибетесь, то трансакционные издержки не понизятся, а повысятся, силы трения возрастут. Мы может сделать два практических вывода из великой теоремы Коуза и теории трансакционных издержек. Первый вывод заключается в том, что существуют издержки, которые мы часто не видим и не просчитываем, а надо бы. Второй вывод касается выбора трансакционных издержек. Оцените, сколько у вас вариантов, и не ищите варианты, в которых не будет минусов. Таких вариантов нет. Ущербы неустранимы. Во всем мире вопрос о собственности — это, по сути, религиозный вопрос. Самый эффективный способ снижения издержек защиты и поддержания прав собственности — выработать в обществе консенсусную идеологию по поводу того, что имеющаяся собственность идеальна, легитимна и должна признаваться всеми. Авторитаризм российской власти — тоже следствие того, что люди не очень признают легитимность существующей собственности. У авторитарного политического режима есть очень простые методы убеждения в отношении бизнеса. Он говорит: «Я вот сейчас отойду в сторону — и тебя порвут, как тузик грелку, потому что ты же народное используешь, ты же набил себе карманы за счет народа! А я тебя защищаю от народа, и поэтому мне отдашь столько, сколько скажу». Ответа на вопрос, какой режим собственности лучше, не существует. Традиционная экономическая парадигма предусматривает три режима собственности — частную, государственную и коммунальную. Главная новация институциональных экономистов заключается в том, что они добавили в эту модель еще один вариант — режим «несобственности» или так называемый «режим свободного доступа».

Похожие:

	Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах... Данная тема является заключительной в теме «Координатная плоскость», что вызывает у учащихся живой интерес при изучении ее в жизни...		Биологические ритмы : список литературы Тема урока: «Биология – наука о живой природе. Царства живой природы. Среды обитания организмов»
	Тестирование mpeg layer 3 (MP3) кодеров Предисловие Прежде всего я хочу очертить круг вопросов, которые я хотел выяснить для себя, проведя это тестирование. Я решил собрать себе фонотеку...		Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах... Я знаю, что вас глубоко тревожит будущее ваших детей. Меня тоже. Вы пытаетесь понять, почему семьи в нашем обществе разучились смотреть...
	Список литературы для самостоятельного чтения, основанный на произведениях... Коршунов М. "Петька и его, Петькина, жизнь" (рассказы), "Дом в Черёмушках" (повесть)		Урока Личность Петра I вызывает живой интерес у школьников, ведь именно пе­тровские реформы заложили модель российского общества на много...
	Это произошло, когда мне было шесть лет. Я шла, рыдая, по тихой и... Не плачь, не плачь. Что у тебя случилось, что такое стряслось, что ты так горько рыдаешь? Как тебя зовут? Меня зовут тетя Наташа....		Говорит Сетх у меня нет физического тела, но я пишу эту книгу Меня в буквальном смысле можно назвать писателем-призраком, хотя я не люблю таких слов. Действительно, глазами меня не увидеть. Мне...
	Урока русского языка по теме: «Однокоренные слова. Корень» Элементы занимательности, игра, всё необычное вызывает у детей чувство удивления, живой интерес к процессу познания, помогают им...		Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах... Книга и сегодня вызывает немалый интерес, но едва ли не каждый читатель в конце концов спрашивает: "Ну, а что, если другая сторона...
	Книга про все нам расскажет Цели: Привить любовь к книге, формировать интерес к чтению, учить бережному отношению к книге		Белякова Надежда Александровна Нет, не в том смысле, что бессовестно врала всем вокруг, а действительно сочиняла. Из-за этого до самой школы я отлынивала от попыток...
	Исследовательская работа «Живая и мёртвая вода: миф или реальность» Когда я прочитала эти строки в поэме «Руслан и Людмила», то у меня возник интерес и, очень захотелось узнать, существует ли живая...		Еще со школы. Помню, другие за год до окончания уже куда-то там ходили. На курсы, что ли? И даже сдавать не стал. Ага, так и не сдал. Лист не сдал и экзамен не сдал. Поступил так и не поступил никак. Никудышный каламбур,...
	Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах... Вы спросите меня как же определить, что то, что есть, если его не видно? А так, услышите ль вы меня просто надо открыть свое сердце...		Программа волонтёрской работы гбоу сош №647 на 2013 2014 учебный год Но он-то думал, что все уже знает, многое умеет, и чужих советов слушать ему не надо. Решил он провести мудреца – поймал бабочку,...