Муниципального учреждения культуры «централизованная библиотечная система города ярославля» волшебным словом пробужденный
Скачать 1.1 Mb.
|
| УПРАВЛЕНИЕ КУЛЬТУРЫ МЭРИИ ГОРОДА ЯРОСЛАВЛЯ ЦЕНТРАЛЬНАЯ БИБЛИОТЕКА ИМЕНИ М.Ю. ЛЕРМОНТОВА МУНИЦИПАЛЬНОГО УЧРЕЖДЕНИЯ КУЛЬТУРЫ «ЦЕНТРАЛИЗОВАННАЯ БИБЛИОТЕЧНАЯ СИСТЕМА ГОРОДА ЯРОСЛАВЛЯ» ВОЛШЕБНЫМ СЛОВОМ ПРОБУЖДЕННЫЙ Материалы седьмых Лермонтовских чтений ЯРОСЛАВЛЬ 2008 83.3Р1 В 69 Волшебным словом пробужденный: материалы седьмых Лермонтовских чтений. 15-16 октября 2007 г. / Управление культуры мэрии г. Ярославля, МУК «ЦБС г. Ярославля», Центральная библиотека им. М.Ю. Лермонтова. – Ярославль, 2008. – с. © Центральная библиотека им. М.Ю. Лермонтова ПАМЯТИ МИХАИЛА ЮРЬЕВИЧА ЛЕРМОНТОВА Поручик гвардии гусарского полка, Вы родились, чтоб стать кумиром миллионов, Ваш светлый образ через тернии творца, Нам открывает мир земной с большой любовью. Стихи в душе молитвою звучат И лебединой песней пролетают, Дождем хрустальным падают в моря, И белым парусом мечту нам возвращают. Поэт, ваш голос не умолкнет, нет, Он пред опасностью не терпит поражений, Как закаленный в битве меч, Как воин, побеждающий в сраженьи. Вы не боялись пуль, атак, кинжальных битв, Гордясь седым величием Кавказа, Вы, смело, гневным словом обожгли Имперский клан, сразивший гения державы. Горячим сердцем вы огонь зажгли Любви народной к матушке России. За Божий дар Вам грудь свинцом прожгли, Но ваш великий голос не убили! Поэт, ваш голос не умолкнет, нет! Он пред опасностью не терпит поражений, Как закаленный в битве меч, Как воин, побеждающий в сраженьях! Владимир Муратов РОССИЯ – ГЕРОЙ НАШЕГО ВРЕМЕНИ Камиль Тангалычев (Саранск) Наша художественная классика незримо с нами всегда. Но время от времени она явно врывается в наше бытие, чтобы произнести какие-то очень своевременные слова. Сегодня для этого она использует соответствующие времени средства. И, может, посмотрев художественные фильмы, мы вновь вдохновенно снимем с книжных полок «Идиота», «Тихий Дон», «Мастера и Маргариту», а сейчас – «Героя нашего времени», с новой телевизионной версией которого в 2007 году познакомилась российская аудитория. Но не только Россия читает своих классиков. Особенность и самой художественной литературы заключается в том, что она «прочитывает» духовное и политическое состояние общества. Русские писатели «читают» Россию, особенно в то время, когда сама Россия стала меньше посещать библиотеки, меньше выписывать «толстые» журналы и почти перестала ходить на поэтические вечера. Сегодня и Лермонтов «читает» Россию и, может быть, вновь произносит: «Печально я гляжу на наше поколенье». Россия – всегда как книга. Но что бы ни «сочиняли» наши политические лидеры, на этой земле будет выходить – только Россия. Историческое бытие России развивается по собственному основному закону, который чувствовали наши писатели и философы. И знали, что «умом Россию не понять, аршином общим не измерить». Россия больше всего думает о себе, переживает о своем духовном самосохранении, о сохранении своей исторической самобытности. «Не случайно лучшие отечественные мыслители считали, что каждый думающий, порядочный человек не может не чувствовать себя наполовину славянофилом, наполовину западником. Но ни то, ни другое не могло разрешить неразрешимых проблем русской жизни. Из этих начал возникает что-то третье, уникальное, что и определяет неповторимость нашего исторического бытия и нашего исторического пути», – так на одном из литературных вечеров говорила заместитель председателя Комитета Государственной Думы по международным делам Наталья Нарочницкая, глубоко осмысливающая духовные основы бытия России в мире. Своевременно пришел к нам в одноименном фильме и лермонтовский Печорин. Он, обращаясь к княжне Мери, произносит и в романе, и в фильме примечательные слова: «Я был готов полюбить весь мир, – меня никто не понял: и я выучился ненавидеть…». Не так же ли и Россия до сих пор не понята миром, следовательно – вызывает какую-то многовековую настороженность не только за Атлантическим океаном, не только в Европе, но даже в тех республиках, вместе с которыми лишь вчера входила в «нерушимый» союз, с которыми делилась последним куском хлеба и последней рубахой? Не Россия ли произносит эти слова голосом Печорина и по-лермонтовски «печально» смотрит в сторону своих европейских границ, где уже практически устанавливаются американские системы противоракетной обороны? Смотрит в сторону Эстонии, где «выкорчевали» Бронзового солдата, возвышавшегося над могилами тех, кто спасал Эстонию от фашизма. Смотрит в сторону других бывших республик Советского Союза, откуда фактически вытесняется русский народ, возродивший эти республики из руин. А сейчас этот народ покидает «независимые государства», забрав единственную поклажу – тяжелую вину чуть ли не за все грехи мира. Получается, что и об этих людях еще давно предусмотрительно говорил другой классик – «без вины виноватые». Но сегодня для России очень важно вновь найти силы на присущее ей великодушие, чтобы не стать Печориным, чтобы не возненавидеть в мире все без разбору. Чтобы не возненавидеть всю Америку, всю Европу, всю Прибалтику и весь Восток, чтобы не возненавидеть свой родной Кавказ. Чтобы не оказаться в мире «лишней» страной так же, как «лишним» человеком оказался Печорин. От этого Россию останавливает сегодня и лермонтовский Печорин, явленный нам в современном телевизионном варианте, что наиболее оптимально для нашего «мобильного» времени, когда художественные тексты читаются гораздо меньше, чем читались вчера, потому что вчера «Роман-газету» или книги из серии «Библиотека журнала «Молодая гвардия» выписывали чуть ли не в каждом деревенском доме. И очень важно и на Кавказе нам сегодня не быть Печориным: не красть Бэлу, не искушать наивного Азамата, не лишать Казбича его святыни – коня Карагёза, не обижать холодным пренебрежением Максима Максимыча, олицетворяющего русскую национальную простоту и добропорядочность, без чего Россия как таковая существовать не может вообще! После фильма, поставленного режиссером Александром Коттом по сценарию Ираклия Квирикадзе, у меня осталось такое ощущение, что нам самой историей явлен другой Печорин – повзрослевший, ставший мудрее за полтора века, многое узнавший о мире, где произошло немало радостных и трагических событий. Может, поэтому те зрители, которые еще помнят сам текст романа Михаила Юрьевича Лермонтова, не узнают Печорина по фильму? Ведь и правильно, что не узнают, он – другой, он герой уже нашего времени! АСПЕКТЫ РОМАНТИЧЕСКОГО МИФА В ТВОРЧЕСТВЕ М.Ю. ЛЕРМОНТОВА Николай Пайков (Ярославль) Сегодня можно считать общепринятым, что М.Ю. Лермонтов является одним из значительнейших поэтов классического века, что он оказал мощное влияние на русскую поэзию, культуру, общественное сознание. И нет оснований сомневаться, что это так. С другой стороны, и внимательных читателей, и специалистов-лермонтоведов («Летопись жизни и творчества М.Ю. Лермонтова»1, подготовленная В.А. Захаровым только убеждает в этом фактически) не может не поражать удивительная творческая зрелость, так мощно сказавшаяся в человеке, практически никак не успевшем состояться в жизни, еще совершенном «мальчишке», который если и проявил себя, то именно в самых шаблонных формах светского поведения, а потому чуть ли не ошибкой попавший в великие. С этой точки зрения трудно не принять во внимание раздражение прилично воспитанного, хорошо знающего границы светских приличий и условностей Н.С. Мартынова, как и целого ряда других современников и современниц поэта. Взять хотя бы воспоминания троюродного брата поэта А.П. Шан-Гирея, которые рисуют нам оптимистического, деятельного, отнюдь не мечтательного, пожалуй, даже балованного, влюбчивого и разве что переживающего невнимание прекрасного пола отрока. В этом портрете намека нет на трагическое уединение, вражду страстей, холод всеотрицания, титанизм духа и проч.2. И.Л. Андроников отмечает совершенную неуловимость облика поэта3. Мемуаристы спорят между собой, предлагая взаимоисключающие характеристики: у одних это милый, способный трогательно любить, прячущий свою застенчивость и неловкость, оживленно веселый приятель4, у других – злобный, язвительный, с тяжелым недобрым взглядом исподлобья, «настоящий дьявол»5. В чем дело? – В том, как полагает Андроников, что «все это совместилось» в Лермонтове, в том, что он был «необыкновенно подвижен»6? Или нам следует поверить лермонтовскому Печорину, который говорит о себе: «Я был скромен – меня обвиняли в лукавстве; я стал скрытен. Я глубоко чувствовал добро и зло; никто меня не ласкал, все оскорбляли: я стал злопамятен… я чувствовал себя выше их – меня ставили ниже. Я сделался завистлив…»7 и т.д. Но вряд ли стоит так уж прямо отождествлять созданный образ «героя времени» с его создателем. Может быть, это такая крайняя реакция на личные неудачи в отношениях с любимыми женщинами? Увы, справедливо полагает С.И. Кормилов, наш герой переживал действительно сильно, но весьма «быстро утешался»8. Политическая версия «противостояния царизму» сегодня выглядит даже не наивно – ущербно. Вероятно, объяснения этого парадокса мы не найдем ни в неумеренных почитателях, ни в аберрации историко-культурного восприятия, ни в биографической и личностной легенде, творимой субъективностью мемуаристов и литературных критиков, ни в образе лирического субъекта в стихах и прозе поэта, наложенного на живую личность. Более того, откуда в этом «бабушкином внучке», «баловне» и «светском ухажере», «юнкерском писателе» «не для дам» и «бретере», «удалом партизане» и «едком острослове» эта удивительная внутренняя серьезность, глубина, творческая состоятельность и, как писал в 1914 году В.М. Фишер, «лучший в русской литературе стиль» – «в сравнении с ним Пушкин архаичен, Тургенев прозаичен, Толстой и Достоевский тяжелы, Гоголь неправилен»9. И это все в последние 3-4 года 26-летней жизни! В таком случае, что такое Лермонтов? И что он нам? Здесь необходимо известное отступление в сторону. Если в жизненной повседневности человек независимо от эпохи, в которую он живет, в равной степени озабочен более всего обретением хлеба насущного, крова над головой, возможного комфорта существования, устройства семейной жизни, взращения и обеспечения детей, то в области понимания закономерностей всеобщего существования, определяющих его существование норм и правил, системы принимаемых или отвергаемых ценностей и идеалов, самих способов истолкования всего сущего человек очень избирателен и, с другой стороны, закономерно характерен. Это то, что можно назвать эпистемологической необходимостью. Существует определенная историческая логика развития человеческого самочувствия и самоистолкования. Так, в ХV1-ХVШ вв., в эпоху классической механики естественно и удобно было объяснять и устройство общества, и человеческую натуру через метафору «машинного механизма». В первой половине ХIХ в., в эпоху торжества естественных наук такой всеобъясняющей метафорой стало понятие «организма». На рубеже ХХ века убедительнее стала казаться метафора «панпсихизма», всеобщей мистической «одушевленности». И это не просто смена историко-культурной «моды», это – внешнее (философское и образное) выражение внутренней логики типа человеческого помышления. То же следует сказать и в отношении сменяющих друг друга в Новое время художественных систем. Если, например, за возрожденческий разгул неуправляемой личностной свободы Европа заплатила контрреформацией, возвращением инквизиции, барочным «подпольем» и узами рациональной регламентации ХVП-ХVШ вв., то кризис химеры «царства разума» совершенно необходимо повлек за собой не только сатиру Просвещения и «внутреннюю эмиграцию» человека в сентиментализме, но и манифест плотской низменности маркиза де Сада, и «черный роман», и новую абсолютизированную иррациональность романтиков. Во всех названных случаях мы имеем дело с закономерным сложением очередного интеллектуального и художественного культурного «языка» эпохи. С наступлением такой эпохи складывается новая конвенция («уговор») современников: философов и обывателей, ученых и политиков, писателей и читателей. Утверждаются «правила культурной игры», с которыми призвано считаться целое поколение и которые это поколение признает за органическое выражение своего мироотношения и самопонимания. С этой точки зрения уже неважно, имелись ли для утверждения новых правил самочувствия и мироистолкования интеллектуально-идеологические основания, существовал ли востребовавший нового миросозерцания социальный субстрат и каким он был, на какие формально-эстетические традиции смогли опереться деятели искусства этого времени. Важнее оказывалось другое: уже есть те, кто возжаждал и готов к выражению нового мирочувствия, и есть те, кто готов облечь его в репрезентативные формы поведения, личностных реакций, образно-стилевые и мировоззренческие формы. Теперь никто из тех, кто затронут ветром эпохи, не может уклониться от участия в этой эпохальной «игре». Разве только что каждый будет участвовать в ней в меру данной ему проницательности, дарования и осознания того, во что же он «играет». Каждый либо просто отвечает надличным ожиданиям времени, либо пытается удержаться в системе прежних воззрений на краю открывшейся «бездны», либо думает перекроить, приспособить предлагаемые правила к собственной жизненной или творческой индивидуальности. Именно такую ситуацию мы и застаем в эпоху Лермонтова. Кем бы мог стать поэт, проживи он еще лет 30-40, мы не знаем. Но мы хорошо знаем, что на излете романтической эпохи в России нет, пожалуй, другого художника, который бы эту эпоху так полно и так весомо представил и выразил в своем творчестве, в своем жизненном поведении, в своем миросозерцании, как Лермонтов. Собственно, назвать Лермонтова нашим романтиком по преимуществу, значит не сказать ничего нового или произнести всего лишь трюизм. Кто не знает о «байронизме» Лермонтова, хотя бы и «с русскою душой»! Что такое мотивы его лирики как не типичные выражения романтического философско-художественного сознания? И разве не глубоко романтичны стилистика его ранних поэм, образная структура большинства поэтических произведений и драматургии, его Демон, героическая, наполеоновская, кавказская темы, авторефлективный характер творческой исповедальности? И даже искомый ответ в форме: «Лермонтов таков, каким мы его знаем, именно потому, что он романтик», мало что добавляет к пониманию ранее сформулированного противоречия. Ведь и грушницкая «интересность», и арбенинская амбициозность, и вадимовская мстительность и брутальность тоже знаки романтического мира. Причем здесь Лермонтов? Ведь были и те, кто язык времени воспринял лишь как эмоционально оправданную параболу, и одел в трагико-героические одежды собственные рациональные убеждения. Таковы декабристы. Были другие, кто откликнулся на экспрессию историко-культурных форм, и свои элегико-сентиментальные представления эстетически обставил мистическими «саванами» и загробными «порываниями», окрасил в тона времени и аранжировал в романтическую образность и стилистику. Таков Жуковский и многочисленные его эпигоны 1830-х годов. Были третьи, кто не миновал сезонной «моды», но кто предлагаемую ему эпохой роль «кутюрье» – разработчика исключительно «модных линий» не принял, кто, вопреки ожиданиям читателей, вник в природу культурных и личностных проблем, породивших данную «моду» и со всей серьезностью отдался исследованию самих этих проблем, а не временной их эстетической и мировоззренческой «упаковки». Так понял свою миссию в отечественной словесности Пушкин. Сказали свое слово и те, кто язык времени восприняли не только со всею серьезностью, но приняли его как органическое выражение собственного мировосприятия и именно в нем, в его формах и кругозоре смогли найти художественное выражение самих себя, среди них крупнейшее имя – Тютчев. Как будто то же можно было бы сказать и о Лермонтове. Но с существенной оговоркой. Поэт не столько нашел язык для выражения собственного самосознания, сколько явил собой личность, оказавшуюся способной по-русски адекватно выразить самое романтизм – как миросозерцание, как стилистику тона и речи, как образный язык, как поведенческие нормы, как экзистенциальную проблематику. Он всерьез принял на себя все правила романтической «игры». Более того, стал ее эталоном в России. Ее трагическим героем. Этого-то многие современники поэта как раз и не поняли. Но именно с этим стали считаться потомки как с данностью. Каковы же те аспекты романтической «игры» или романтического «мифа», которые выразил наш поэт? Характерной и глубинной особенностью русского поэта стало не то, «что он, следуя тогдашней моде, напустил на себя известного рода байроновский жанр, с примесью других, еще худших капризов и чудачеств»10, как характеризовал его думавший было в своих «Воспоминаниях» отречься от собственного романтического прошлого И.С. Тургенев. – Совсем другое. Лермонтов сумел поразительно совместить в себе всю романтическую парадигму – от светлой воли утверждающей свободу личности «Йены» к кризисному народно-религиозному «Гейдельбергу» и пессимистическому и фаталистскому «Берлину». Поэтому ключевым аспектом всего романтического миросозерцания Лермонтова становится принимаемая им на себя миссия ИЗБРАННОСТИ. Менее всего поэта-романтика беспокоит обоснование этой миссии (хотя и национальным, и художественным корням, и историческим потрясениям он отдает некоторую дань). Что дано ему свершить, к чему он призван, для него покрыто тайной, но то, что предстоит ему грандиозная слава, в этом «избранный» ни на секунду не сомневается. Именно из этого источника вытекает так аккуратно формулируемая А.В. Дружининым присущая Лермонтову жажда первенствования, победительности, «властвования над людьми»11. Другой аспект – представление о жизни исключительно как об АКТИВНОСТИ, о безостановочном и даже не имеющем конкретной, житейской цели движении, свершении, самоутверждении, обнаружении игры сокрытых внутренних сил, обязательном личном сиянии. Третьим аспектом следует признать безусловную жажду АБСОЛЮТА – в человеческих отношениях любви, дружбы, преданности, в личностном совершенстве и образцовости, в единственно приемлемых и «естественно возможных» для него формах человеческого существования – бескомпромиссном (пусть и трагическом) выборе «все или ничего», в героике, подвижничестве, жертвенности, в категорическом протесте против какого бы то ни было нарушения этой меры абсолюта. Отсюда весь «демонизм» лермонтовского идеала, абсолютность переживаемого романтическим сознанием одиночества и непонимания, вечности и фатализма, предначертанности и обреченности, изгнанничества и странничества, забвения и мщения, тяжбы земли и неба, любви и смерти, то самое игнорирование логики общественных и личных условностей. В романтическую хламиду рядились многие современники и наследники Лермонтова. Но безусловно воплотить в себе «сумасшедший», на взгляд обывателя, романтический способ бытия удалось, думается, только одному человеку и художнику в России – Лермонтову. Близок ему в этом разве что Александр Блок. Ни «гений» Игорь Северянин, ни Маяковский, ни Бальмонт, ни даже «председатель земшара» Велимир Хлебников до этой органики романтически оправданного бытия так и не поднялись. Слишком много в новейших поэтах было «ряженности», апломба, авангардной демонстративности, зримой экспериментальности. Слишком недостаточно было в них метафизической природы бытия. Наконец, два слова и о творческом даре художника. Конечно, есть Лермонтов «ранний» и несовершенный, есть более глубокий Лермонтов «поздний». Но это обычное для становящегося художника разделение в Лермонтове ничего не проясняет. Творчество этого гения нужно, думается, членить иначе. Есть Лермонтов-романтик. И он прожил всецело исполненную жизнь. Он все успел и все сделал. Самая его смерть поставила необходимую точку в романтическом труде и свершении его жизни. И есть, уже рождался на глазах современников, «вынашивался» писателем в лоне его собственного романтизма другой Лермонтов, нами едва знаемый, Лермонтов «НЕ РОМАНТИК», та творческая индивидуальность, которая в эпоху классического реализма смогла бы совершенно оригинально стать одной из вершин отечественной прозы и поэзии, наряду с Тургеневым и Гончаровым, Лесковым и Печерским, Достоевским, Толстым, Чеховым, Тютчевым, Фетом и Некрасовым и впереди них. Именно в этом «другом» Лермонтове Белинский увидел обещание стать «поэтом повыше Ивана Великого»12. Именно об этом «другом» Лермонтове, собственно, и писал В.М. Фишер как о новом русском «эталоне стиля». Но этого великого Лермонтова Россия потеряла невозвратно при самом начале его блистательного восхождения. |
Добавить документ в свой блог или на сайт
Похожие:
 | Отчет муниципального автономного учреждения культуры «Централизованная библиотечная система» Муниципальное автономное учреждение культуры «Централизованная библиотечная система» г. Пскова | | План мероприятий библиотек муниципального учреждения культуры муниципального... «Централизованная библиотечная система города Краснодара» с 10 по 16 марта 2014 года |
| План мероприятий библиотек муниципального учреждения культуры муниципального... «Централизованная библиотечная система города Краснодара» с 1 по 17 января 2014 года |  | План взаимодействия с библиотекой (2012 3013 учебный год) (Библиотека... Библиотека – филиал №22 Муниципального бюджетного учреждения культуры г. Иркутска «Централизованная библиотечная система» |
| Положение об организации дополнительных платных услуг муниципального... «Заключения отдела тарифного регулирования по результатам проверки материалов для установления тарифов на дополнительные услуги,... | | Обзор профессиональной периодики – 1 квартал 2013 года Предлагаем вашему вниманию обзор периодической печати, поступившей в 2012 начале 2013 годам в организационно-методический отдел Центральной... |
| Протокол рассмотрения и оценки котировочных заявок по запросу котировок... Наименование – Муниципальное учреждение культуры «Централизованная библиотечная система г. Иркутска» (цбс г. Иркутска) | | Протокол рассмотрения и оценки котировочных заявок по запросу котировок... Наименование – Муниципальное учреждение культуры «Централизованная библиотечная система г. Иркутска» (цбс г. Иркутска) |
| Отчет о работе муниципального казённого учреждения культуры «Межпоселенческая централизованная библиотечная система Никольского муниципального района» | | Информационный отчёт муниципального бюджетного учреждения культуры Муниципальное бюджетное учреждение культуры «Тарская централизованная библиотечная система» |
| Обзор профессиональной периодики за 2 квартал 2013 года Жизнь библиотечного... Предлагаем вашему вниманию обзор периодической печати, поступившей в первой половине 2013 года в организационно-методический отдел... | | Отчет о результатах деятельности Муниципального бюджетного учреждения культуры «Богородская районная централизованная библиотечная система Нижегородской области» |
| Библиографический указатель литературы Москва, 2014г ... | | Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах... Муниципальное учреждение культуры Централизованная библиотечная система города Иванова |
| Вяземская централизованная библиотечная система муниципального образования... Директор Смыслова Надежда Николаевна (Благодарность Министра культуры и массовых коммуникаций РФ 2007 год; Почетная грамота Российского... | | Единая комиссия по размещению муниципального заказа управления культуры... Предмет запроса котировок: право заключения муниципального контракта на поставку книг для нужд муниципального бюджетного учреждения... |
