В процессах европейской интеграции
Скачать 0.74 Mb.
|
«Британское национальное мышление в контексте интеграционных процессов» Когда мы говорим о современных интеграционных процессах и тех трудностях, с которыми сталкивается сегодняшняя европейская интеграция, неизбежно встают проблемы национального мышления, национальных интересов, национальных приоритетов. Интеграционный процесс сложен. С одной стороны, налицо очевидные успехи и достижения. Если учесть, что все начиналось со скромного сообщества шести государств, объединившихся после войны для восстановления разрушенного хозяйства, и сравнить с тем, что мы имеем сегодня, – контраст поразительный. У интеграционного процесса за плечами богатое прошлое, на эту тему написано большое количество научной литературы. С другой стороны, граждане Евросоюза по-прежнему с большим трудом и некоторым замешательством идентифицируют себя с этим сложным многоликим образованием. Интернационализация хозяйственных связей имеет глубокую экономическую историю. Однако, если бесстрастно вглядеться в многовековое европейское прошлое, то станет очевидно, насколько послевоенный интеграционный процесс на этом фоне молодое явление. Национальное мышление у европейцев складывалось веками. У ныне живущего поколения оно, несмотря на стремительно меняющуюся жизнь, заложено в подсознании, на уровне менталитета, традиций, многовековой культуры. Возникает вопрос, могут ли закосневшие в национальном мышлении страны построить эффективную, процветающую Единую Европу? Как скоро смогут европейцы, и смогут ли вообще когда-либо, научиться мыслить категориями Единой Европы? Можно говорить о европейской идентичности, о том, что европейские страны веками связывала определенная культурная общность, торговое, экономическое партнёрство, рассуждать на тему неразрывности исторических судеб европейских государств, единства христианских народов, европейской цивилизации в целом. В то же время каждая страна веками привыкла мыслить категориями национальными, руководствоваться, прежде всего, национальными побуждениями, национальными интересами. Это характерно для всех европейских стран. Великобритания на этом фоне выделялась всегда. Британское национальное мышление весьма специфично. При обращении к этой теме в памяти всплывают устоявшиеся стереотипы: «островной менталитет», специфические черты характера, на которые обращали внимание иностранные путешественники, посещавшие Англию в прошлые века. Эти оценки очень субъективны. Понятие «национальный характер» всегда несёт в себе оттенок некоего шаблона, грубого обобщения, которое в ряде случаев может и не вполне соответствовать действительности. Тем не менее, можно напомнить старую шутку из заголовка в газете «Таймс» – «Из -за тумана невозможно пересечь Ла-Манш. Континент изолирован». В определённой мере британцы на протяжении веков привыкли считать себя островитянами и в психологическом плане. Это лишь одна сторона проблемы, когда мы говорим о британском национальном мышлении в контексте интеграционных, объединительных процессов. Другая сторона связана с вопросами гораздо более осязаемыми. Говоря об Англии в Европе, нужно учитывать, что веками эта страна, будучи частью Европы, держалась несколько в стороне, избегала длительных международных союзов. Это не могло не оставить след в британском национальном менталитете. Достаточно вспомнить политику «блестящей изоляции», которой Англия была привержена на протяжении значительной части XIX века, вплоть до заключения союзного договора с Японией в 1902 г. и образования англо-французской Антанты в 1904 г. Следует отметить ещё один момент. Англия, находясь на острове, привыкла мыслить мировыми глобальными категориями уже тогда, когда это не было столь характерно для других европейских стран. Колониальное прошлое, огромная империя не могли не наложить отпечатка на британское национальное мышление. Необозримую империю, «над которой никогда не заходит солнце», не вычеркнуть из британского прошлого. Она являлась источником силы, богатства, могущества, гордости населения страны. Менталитет мощнейшей метрополии впитался в плоть и кровь британца. Представляется, что имперский дух вообще является понятием очень живучим. И мы сейчас имеем возможность это наблюдать на российском примере. Великобритания уже перевернула данную страницу истории. Но то, что эта страна, в силу имперского прошлого, привыкла мыслить мировыми, глобальными категориями, принципиально важно. Следующая особенность состоит в том, что на протяжении долгой истории в союзах, объединениях Англия была склонна претендовать на роль «первой скрипки». И это тоже впиталось в самое сердце британского национального мышления. Если уж Англия присоединяется к чему-либо, становится частью какого-либо союза, то, как правило, она рассчитывает занять там, как минимум, одно из лидирующих положений. Наконец, нельзя упускать из виду, что Англия традиционно всегда претендовала на первенство в Европе, на статус первой европейской страны. Отсюда вытекает извечное соперничество с Францией в борьбе за лидерство. Представляется, что все эти особенности национального мышления, характерные для Великобритании, закладывавшиеся на протяжении её долгой истории, не могли не оказать в той или иной мере влияние на специфику европейских интеграционных процессов и ту роль, которую Великобритании довелось в них сыграть. Отношения Великобритании с Европейским экономическим сообществом складывались непросто, а порой драматично. Именно соперничество с «извечным» европейским конкурентом Францией, не намеренной уступать лидерство в создававшейся интеграционной структуре, нежелание ослабить свои связи со странами, входившими некогда в состав колониальной империи, а также претензии на особые отношения с могучим заокеанским партнёром США, повлекли за собой то, что Англия изначально осталась за воротами Общего рынка. Национальное мышление, формировавшееся веками, подсказывало Англии, что если она и должна войти в какую-либо интеграционную группировку, то, несомненно, в роли фаворита. В итоге возникла Европейская ассоциация свободной торговли (ЕАСТ) – попытка создать интеграционную структуру «на английских условиях». Как показала практика, структура оказалась достаточно рыхлой и, в конечном счёте, не справилась с функцией противовеса. История о том, как Великобритания «стучалась» в Общий рынок, как президент де Голль, вдохновлённый идеей французского национального величия, её туда не пускал, выглядит особенно драматичной в контексте извечного англо-французского соперничества. Таким образом, рассматривая такой процесс как европейская интеграция, столь «молодой» по историческим меркам, мы неизбежно находим аналогии с тем, что уже имело место в давней английской истории. После вступления в Европейское экономическое сообщество Англия по-прежнему продолжала нащупывать свой специфический путь, свою особую роль в этом союзе. Если обратиться к современной ситуации, то возникает ощущение, что Великобритания опять проявляет специфику своего национального мышления. В то время как в течение 90-х гг. многие европейские страны предпринимали серьёзнейшие усилия с тем, чтобы соответствовать жёстким экономическим параметрам, необходимым для вхождения в зону евро, Англия по собственной воле не пожелала присоединиться к этой валюте. Списывать это на «островной менталитет», означало бы принципиальным образом упростить картину. Но в контексте всего вышесказанного, особая позиция Англии выглядит не столь парадоксальной. В Великобритании сейчас складывается драматичная ситуация относительно перспектив вхождения в зону евро. Введение евро сначала в безналичный, а с 2002 г. в полномасштабный оборот, поставило перед страной серьёзную проблему в плане перспектив своего дальнейшего участия в интеграционном процессе. Как известно, Лейбористская партия, в случае победы на всеобщих выборах 2001 г., намерена была провести общенациональный референдум по вопросу о евро. Введение единой валюты является мощнейшим стимулом к дальнейшему углублению европейской интеграции. Было определено пять «экономических тестов» – условий, необходимых для безболезненного присоединения Великобритании к еврозоне. Референдум планировался на лето 2003 г. Однако, на сегодняшний день мы видим, что единства по этому вопросу нет, британское общество расколото. Проблема присоединения к евро ещё больше обострила и без того непростые взаимоотношения Лейбористской партии с профсоюзами. Характерно, что и в самих тред-юнионах нет единства по этому вопросу. Премьер-министра традиционно поддерживал проевропейски настроенный Джон Монкс – генеральный секретарь Британского Конгресса тред-юнионов (БКТ). Впрочем, многие видные профсоюзные фигуры, в особенности на левом фланге, стоят сейчас на позициях евроскептицизма. Тред-юнионы обеспокоены тем, что вхождение в зону евро может косвенно привести к сокращению государственных расходов, а также чревато увеличением цен в рамках еврозоны. Всё это широко обсуждается на страницах прессы. В связи со всем этим раздаются настойчивые призывы отложить референдум по евро на следующий правительственный срок. Учитывая, что за последнее время к руководству ряда крупных британских профсоюзов (например, железнодорожников) пришли представители левого крыла, нет твёрдых гарантий, что конфликта в той или иной степени удастся избежать. Как известно, ряд профсоюзов уже пытался в своё время препятствовать вступлению Англии в «Общий рынок». Между профсоюзами и Лейбористской партией существуют серьёзные расхождения и в отношении приватизационных планов и возможных военных действий в Ираке. Таким образом, когда мы говорим о тех сложностях, с которыми сталкивается Великобритания в сфере интеграции, нужно учитывать не менее важные экономические и политические факторы. Тем не менее, нельзя закрывать глаза на проблему соотношения национального мышления и интеграционных, объединительных процессов. В заключительной части хотелось бы затронуть эту проблему несколько шире, применительно не только к Великобритании. Интеграция – это сложный путь, требующий наднациональной мудрости. Готова ли к этому Европа и какие в этом плане обозначены перспективы? Европейцы сегодня считают себя в первую очередь гражданами национальных государств, которые входят в Евросоюз, а уж затем ассоциируют себя с союзом. Представляется, что не только англичане, но и европейцы в целом до сих пор находятся в плену национального мышления. Есть понятие любовь к своей стране, к родине. Есть ли нечто подобное в душе сегодняшнего европейца по отношению к Евросоюзу, и может ли Евросоюз рассчитывать на это? Пока что страны готовы двигаться в русле объединительного процесса из соображений прагматизма. В случае возникновения проблем, национальные интересы, как правило, выходят на первый план. Например, европарламент явно воспринимается в умах рядовых граждан как институт второстепенного порядка в сравнении с парламентом каждого национального государства. Можно задаться вопросом, испытывают ли сегодня европейцы эмоции в связи с успехом или неуспехом в деятельности интеграционных органов, подобно тому, как воспринимаются поражения и промахи своего государства? Европейцы пока ещё не мыслят категориями Единой Европы. Речь не идёт о политической или экономической элите. Национальное мышление не ограничивается мышлением элиты. Рядовые граждане по-прежнему достаточно равнодушно относятся к вопросам деятельности Евросоюза. Проблема соотношения национального мышления и интеграционных процессов пока что не решена в рамках 15 государств, которые входят в ЕС. Сейчас в эту организацию выстроилась очередь из разнородных стран не только в экономическом отношении, но и в плане культуры, менталитета, национального мышления. В Евросоюз «стучатся» государства бывшего социалистического лагеря, Кипр, Турция, Мальта. Складывается впечатление, что Евросоюз, как и НАТО, превращается в некий спасательный плот. Остаться за его бортом равносильно для европейского государства признанию собственной несостоятельности. На протяжении десятилетий интеграционный процесс развивался в рамках биполярной системы международных отношений. Сегодня ситуация принципиально иная. Совершенно очевидно, что Евросоюз ожидает существенное расширение. Если раньше, как правило, процессы географического расширения и углубления интеграции чередовались, то теперь процессу предстоит одновременно развиваться сразу в двух направлениях. С одной стороны, налицо благие намерения, заманчивые мечты. Европа, по которой в своё время прошла «роковая черта», линия разграничения сфер влияния двух полюсов, может стать единой. С другой стороны, возникает и ряд вопросов. Есть более перспективные и менее перспективные страны. Не столкнёмся ли мы со временем с проблемой, когда в рамках Единой Европы возникнут государства «первого класса» и «второго класса»? Новые страны имеют за плечами богатую историю, являются носителями своего национального мышления. Они прошли через эпоху авторитаризма, многолетнюю вынужденную изоляцию, обусловленную «железным занавесом». Из их национального мышления пока ещё нельзя вычеркнуть недавнее социалистическое прошлое со всеми его атрибутами. Сейчас они начинают обретать свою национальную идентичность. Если Великобритания привыкла входить в международные объединения в роли фаворита, то эти государства практически всегда традиционно были «младшими партнёрами». Не удивительно, что в этих странах сегодня дают о себе знать опасения оказаться в новой зависимости теперь уже от евробюрократии. Всё познается в сравнении. В этом контексте, на фоне трудностей, которые переживают другие европейские страны при адаптации своего национального мышления к интеграционным процессам, проблемы Великобритании, может быть, не столь велики. М.А.Липкин* «Европа в национальном сознании британцев и россиян» Тема «Европа в национальном сознании британцев и россиян» представляется весьма непростой. Однако, как справедливо отмечал Ричард Кроссман, «одним из лучших способов описать что-либо является сравнение предмета исследования с … чем-то отличным, но отличающимся в том же плане». Подобно тому, как характер человека закаляется с помощью его личного опыта, каждая нация является продуктом своей истории. Богатые и славные национальные истории характерны для Британии и России – этих двух полюсов Европы, в силу своей уникальности и пограничности претендующих на лидирующую роль в глобальном масштабе и болезненно переносящих адаптацию к новому мировому порядку. При этом интерпретация национальной истории становится одним из краеугольных камней национального сознания. Следует оговориться, что национальная история существенно отличается от строго научной. Для национальной истории характерна мифологизация одних персонажей и периодов и замалчивание других. Применительно к Европе и европейской интеграции можно усмотреть определённые параллели в дискуссиях о степени принадлежности к европейской цивилизации той или иной страны. Узловые и наиболее спорные моменты национальной истории Британии в отношении континента концентрируются вокруг оценок норманнского завоевания, Английской революции и Реформации, а также политики Англии в отношении начальных этапов европейской интеграции. Господствовавшая до недавнего времени вигская интерпретация истории делала акцент не только на уникальности развития Англии (богоизбранная страна), но и на то, что английская/британская политическая система превосходила любые другие (главным образом континентальную) политические системы. Священные свободы англосаксов были ликвидированы с норманнским завоеванием. Ниспровержение «нор-маннского ига» началось с обретением Великой хартии вольностей в 1215 г., а восстановление традиционных свобод приписывается «Славной революции» 1688 г.1 Причём борьба за суверенитет парламента виделась не только как внутреннее дело короны и парламента, но и как внешняя борьба за сохранение обособленности от континента. По утверждению специалиста по английской политической риторике Генрика Ларсена, континент ассоциировался сперва с абсолютистской монархией Франции и догматической католической церковью, а с конца XVIII в. – с республиканской доктриной народного суверенитета, которой противостоял парламентский абсолютизм2. Именно такой версии придерживаются евроскептики, доказывая непохожесть исторического опыта острова и континента, а, следовательно, вред и предопределенность неудачи европейской интеграции применительно к национальным интересам страны. Евроэнтузиасты, напротив, акцентируют внимание на вкладе кельтов, германцев, скандинавов и французов в культуру и историю населения островов. Они всячески борются с мифом о том, что со времён норманнского завоевания Англия развивалась самодостаточно и изолированно от континента. Многие современные историки показывают реформацию как катастрофу, которая привела к духовной самоизоляции от континентальной Европы. Тщательному критическому разбору подвергается история взаимоотношений с континентом в современной историографии Британии после Второй мировой войны. Историки подвергают суровой критике задержку со вступлением Англии в ЕЭС на начальных этапах европейской интеграции. В России давняя полемика между славянофилами и западниками, а ныне – евразийцами и теми европеистами, которые выступают за участие страны в процессах европейской интеграции, особенно явственно проявляется в оценках татаро-монгольского ига, реформ Петра I и применительно к современной истории, включая оценку деятельности Горбачёва и Шеварднадзе, Ельцина и Козырева. Для евразийцев во главе с лидером партии «Евразия» Александром Дугиным характерна положительная и даже хвалебная оценка роли монгольского ига, которую они рассматривают как третью мировую империю, чьё влияние на русскую культуру и историю сопоставимо с Римской и Византийской империями. «Роль Рима и Византии – объединительницы культур Запада и Востока, культуры земледельческой морской и культуры кочевнической степной – эта роль в начале XIII века, после падения империи Византийской, перешла на империю монголов». Для европеистов монгольское иго – несомненное зло, поло-жившее конец европейскому государству Киево-Новгородской Руси. «После величайшей национальной трагедии, которую пережила наша страна в XIII веке, становится фактом то обстоятельство, что доселе многочисленные европейские элементы русской жизни оказались слишком слабыми, хрупкими, чтобы без ущерба перенести жесточайшее ордынское иго»3. Та же полярность мнений и мифологизация или демонологизация исторических персонажей характерны применительно к реформам Петра I и перестройке Горбачёва и дальнейшим реформам Ельцина. Если говорить о том, что лежало в основе восприятия европейской интеграции британцами и россиянами во второй половине XX века, следует сказать, какие ассоциации вызывало само понятие «Европа» в умах тех и других. Один талантливый российский студент получил в прошлом году премию от ЕС за лучшую статью об отношении россиян к европейской интеграции, которую он озаглавил «Россия и Европа – границы в головах». Именно «границы в головах» характерны для восприятия Европы как в Британии, так и в России. Сам термин «Европа» для британцев на уровне национальной истории традиционно вызывал ассоциации с континентальной Европой – местом войн, революций и постоянной нестабильности. Не случайно первой реакций Гарольда Макмиллана на нежелание Франции пустить Англию в ЕЭС стало обращение к образам континентальной блокады времен войны с Наполеоном. До сегодняшнего дня термин «Европа» часто употребляется в Англии как синоним «Общего рынка». Именно в таком значении он фигурировал с начала 50-х годов в прессе, официальных документах и на парламентских дебатах. В 1966 г. государственный секретарь иностранных дел Джордж Браун издал специальную директиву, запрещавшую употреблять термин «Европа» в столь узком смысле на основании того, что Британия была и есть европейская держава. «С формальной точки зрения он был прав, – писала Нора Белофф, – но политически, и он знал это лучше, чем кто-либо, мы, конечно, Европой не были»1. Примечательно, что некоторые современные российские геополитики представляют Европу как синоним латинской Европы, а Россию – как «остров в сердцевине суши», отделенный на западе от романо-германской Европы поясом народов и территорий, примыкающих к этой коренной Европе, но не входящих в нее. «Этот промежуток между первым очагом модернизации и русской платформой я называю "территориями-проливами"», – пишет в работе «Остров Россия. Циклы похищения Европы» В.Цымбурский на сайте под амбициозным названием «Хрестоматия нового российского самосознания». Влияние географического положения на историю взаимоотношений Британии с Европой давно стало «притчей во языцех». Им объясняют особый островной менталитет англичан и его внешнеполитические проявления – постоянная обособленность от континента была императивом к поиску ресурсов за морями, к превращению страны в заморскую империю и владычицу морей. Этим же объясняются претензии Соединенного Королевства на то, чтобы служить мостом между Европой и Америкой. Для сравнения стоит напомнить, что Россия, находящаяся на водоразделе между Европой и Азией, континентальная империя, в отличие от Британии, тоже всегда претендовала на то, чтобы использовать выгоды своей географии и истории и играть роль связующего звена между Европой и Азией. Моё внимание привлекла статья в газете «Сандэй Таймс», где в статье «Поддастся ли Британия чарам Европы?» комментатор задаётся вопросом, могут ли жители этой страны изменить к лучшему своё отношение к Европе после десятилетий, в течение которых как тори, так и лейбористы подталкивали их к американской модели энергичного общества «пришёл-увидел-победил» как идеала, к которому следует стремиться? «Людей подталкивали к обожанию Америки и подозрительному отношению к континенту. В 1960-70-х годах обозреватели возмущались пустыми американскими программами на британском телевидении. Затем эти программы стали популярными... Киноманы более чем когда-либо зациклены на Голливуде. Американская одежда, будь то спортивная фирма «Найк», бейсболки «Нью-Йорк Янки» или джинсы «Левис» покорили Британию так, как итальянский «Бенеттон» не мог и мечтать... Более того, стало модным думать по-американски. А ведь когда-то всемогущий дух американской культуры сталкивался с большим недоверием в консервативной Британии. Мы могли говорить на одном языке, но это воспринималось как случайность истории. И, конечно, было что-то от немецкого в американской рабочей этике. Затем, когда Маргарет Тэтчер стала пропагандировать предпринимательскую культуру в 80-х годах, наступили перемены. Постепенно Британия отучилась находиться в зависимости от государства всеобщего благосостояния... Здоровое чувство наживы стало рассматриваться как явление положительное. Поворачиваем ли мы сейчас назад? В рамках ежегодного исследования общественного мнения в Соединённом Королевстве был проведен опрос жителей островов на предмет того, что лучше служит национальным интересам Британии: более тесные связи с Америкой или с Европой? Между серединой 80-х и серединой 90-х годов был отмечен существенный спад с 53 до 46% среди сторонников тесных связей с Европой. В то же время, соответственно возрос процент тех, кто ратовал за укрепление связей с Америкой, хотя большинство по-прежнему отдавало предпочтение одинаковому отношению к Европе и Америке». При всей спорности этих суждений, сегодня, согласно данным службы исследования британского общественного мнения (British Social Attitudes), сохраняется взгляд на Европу как «мы и они». Лишь немногие в Британии осознают себя европейцами. Согласно наиболее фундаментальным исследованиям, британцы постоянно колеблются между Америкой и Европой1. Для советского периода российской истории было характерно восприятие образа Европы и европейской интеграции как части враждебного Запада во главе с США. В рамках «холодной войны» ЕЭС не имело самостоятельного имиджа и было частью более широкого понятия «Запад», ассоциировавшегося в первую очередь с НАТО и с противостоянием по линии Восток-Запад. Примечательно, что у россиян до сих пор отмечается чувство скрытой опасности со стороны Запада. Эволюции отношения к европейской интеграции в СССР и России был посвящён доклад Ю.А.Борко на конференции «40 лет Римским договорам: Европейская интеграция и Россия»2. Хотелось бы добавить к тому, что было сказано. Новые архивные документы раскрывают ряд любопытных эпизодов, иллюстрирующих попытки СССР противодействовать интеграции европейских государств. Так, в начале 50-х годов, в связи с обсуждением плана о создании Европейского оборонительного союза (ЕОС), советские партийные работники требовали от итальянских коммунистов усилить националистические мотивы в агитации против ратификации договора о ЕОС. В ответ часть итальянской прессы клеймила СССР как азиатскую и неевропейскую державу, отказывая ему в праве выдвигать общеевропейские проекты. Так было, например, в 1953 г. в ответ на предложение СССР к западным державам подписать общеевропейский договор об обеспечении коллективной безопасности. Попытки противодействовать европейской интеграции можно усмотреть в заигрываниях СССР с ЕАСТ. Новые архивные документы показывают, что позиция Советского Союза в отношении создания ЕАСТ была не столь односторонней, как могло показаться. Осуждая, с одной стороны, создание автаркических торговых блоков, СССР вместе с тем проявил интерес к «налаживанию сотрудничества в Европе на общеевропейской основе»1. В связи с этим интересна ранее неизвестная памятная записка МИД СССР от 28 января 1960 г. В ней говорится: «Советское Правительство полагает, что вступление Великобритании в упомянутую ассоциацию [ЕАСТ] не ухудшит условий для советско-английской торговли, которая, как известно, осуществляется на условиях взаимной выгоды и в развитии которой Великобритания заинтересована не менее чем Советский Союз. Советское Правительство также полагает и хотело бы иметь подтверждение от Правительства Великобритании, что, в соответствии с постановлениями Временного торгового соглашения между СССР и Великобританией от 16 февраля 1934 г. о взаимном предоставлении Сторонами режима наибольшего благоприятствования в области торговли, на Советский Союз будут распространяться все льготы и преимущества, которые Великобритания предоставит странам-участницам ассоциации»2. И это на фоне резко отрицательного отношения Москвы к западноевропейской интеграции на базе «Общего рынка»!3 В 70-х годах, когда ЕЭС уже стала свершившимся фактом и разрядка набирала обороты, возобновились дипломатические заигрывания и зондаж на предмет некоего сотрудничества между ЕЭС и СЭВ. Однако похолодание отношений с Западом к концу 70-х годов положило конец этим идеям. И только с началом перестройки стал реализовываться курс на сближение с ЕЭС. Тогда же, с окончанием «холодной войны», начал формироваться более дифференцированный подход к Западу, Европе и ЕС на уровне массовых представлений. Летом 2002 г. Институтом комплексных социальных иссле-ований совместно с фондом Фридриха Эберта было проведено подробное исследование отношения россиян к Германии и Европе в целом4. Оно показало, что при попытке самоопределения по шкале Запад-Восток россияне склонны рассматривать свою культуру как европейскую. При этом отмечается существенное различие в оценках понятий «Европа» (30-40% оценивают позитивно) и «Запад», не говоря уже об «Америке», симпатии к которым падают. Аналогичный перепад показателей разделяет понятия «Европа» и «Европейский Союз». Летом 2002 г. положительные ассоциации с Европой выразили 79% опрошенных, с ЕС – лишь 59%. Очевидно, Европа как культурно-историческое образование ближе и понятнее россиянам, чем Европа-ЕС, выступающая в виде институционального субъекта международной политики5. Здесь небезынтересно привести данные другого социологического опроса, проведенного в 2000 г. в Перми. Интересны выводы о том, что среди качеств, присущих европейцам (англичанам и немцам), респонденты в обоих случаях отметили «культурность» и «воспитанность», тогда как по отношению к иным (проживающим в России) национальным группам эти качества не употреблялись вовсе. Главными же составляющими образа русского была доброта, отзывчивость, открытость и лень. Согласно полученным данным, образ европейца в сознании россиян отличается большей долей деловых, рациональных качеств, нежели у самих русских. Данные социо-культурных исследований показывают, что ЕС не идентифицируется в массовом сознании как реально существующее политическое образование. Для россиян куда реальнее НАТО как военная организация, чем ЕС как экономический, политический и культурный союз. В российском сознании суверенность государства – один из высших приоритетов, что отчетливо проявилось в вопросе о Калининградской области. Российское общество заняло однозначную позицию защиты национального суверенитета1. Это говорит об очевидной близости к британской позиции по вопросам европейской интеграции, традиционно противящейся усилению федералистских тенденций в развитии ЕС. Сходство можно усмотреть и в том, что как для России, так и для Британии, ЕС стал основным торговым партнёром, с которым нужно вести диалог и согласовывать свои действия. Анализ восприятия Европы в России и Британии представляет собой богатую почву для проведения параллелей. Расклад сил в отношении европейской интеграции в современной России напоминает Великобританию на рубеже 1950-60-х годов – есть великодержавники и евразийцы и есть прагматики-либералы, они же евроэнтузиасты. Хотя для россиян и характерен более дифференцированный подход к Европе, нежели для британцев, являющихся членами Евросоюза, в силу совпадения многих «границ в умах» британский опыт как никогда актуален для моделирования взаимоотношений России и ЕС. Л.О.Бабынина* |
Похожие:
 | Рабочая программа учебной дисциплины национальный вопрос и проблема... Нового времени, о попытках осуществления европейского единства, о становлении и развитии процесса европейской интеграции после Второй... |  | Рабочая программа дисциплины история стран Европы, 1960-е-2005 годы (32 час.) Цель курса – сформировать у студентов представления об особенностях становления постиндустриального общества на примере стран Западной... |
| Европейская валютная система. Европейский валютный союз как форма... Причины развития процессов валютной интеграции в еэс неотделимы от структурных изменений в мировой капиталистической системе хозяйства... | | Предпосылки и основные этапы развития европейской интеграции Европе – своеобразной “лаборатории” моделей и механизмов интеграции, где последняя достигла наиболее зрелых форм. Формирующийся в... |
| Заявка на участие Внешнеэкономическая деятельность и международный менеджмент в условиях европейской интеграции | | Рабочая программа дисциплины история европейской интеграции (Спецкурс/спецсеминар) Цель курса – сформировать у студентов представление об особенностях интеграционных процессов в Европе |
| Премии Европейской Академии учреждены для поощрения и поддержки наиболее... Клуб российских членов европейской академии приглашает молодых российских ученых принять участие в 20-м конкурсе на соискание премий... | | Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах... Российской Федерации и каждого ее субъекта сегодня убеждать никого не приходится. Создавая различные модели интеграции информации... |
| Инвестиционные предложения предприятий Николаевской области Управление... Тэо "Японского Консалтингового института" (2000 г.); Тэо японской компании "bci" (2003 г.); Корректирование тэо (2004 г.) | | Отчет по результатам социологического исследования социокультурных последствий интеграции в еэп Анализ социокультурной сферы интеграции в Единое экономическое пространство 30 |
| Анкета участника XVI российской научной конференции школьников «Открытие» Клуб российских членов европейской академии приглашает молодых российских ученых принять участие в 20-м конкурсе на соискание премий... | | Руководство по интеграции Содержание Целью документа является разъяснение базовых принципов интеграции дизайна, а также объяснение частных ключевых моментов в процессе... |
| Статья посвящена рассмотрению вопросов интеграции лиц с ограниченными... Педагогические условия интеграции слабослышащих студентов в систему обучения в высшей школе | | Научный доклад: «о целях, проблемах и мерах государственной политики развития и интеграции» Научный совет по комплексным проблемам евразийской экономической интеграции, конкурентоспособности и устойчивому развитию |
| Гумилёв Л. Н. Древняя Русь и Великая степь Россия не рассматривается как фактор европейской политики, русская культура – как неотъемлемая часть культуры европейской, русский... | | Л. Н. Гумилев в сети Интернет Произведения Л. Н. Гумилева Вы спросите, кто они такие, «народ хунну»? Так называли себя те, кого в европейской исторической традиции принято именовать гуннами,... |
