В процессах европейской интеграции
Скачать 0.74 Mb.
|
«Великобритания – удобный партнёр?» Среди тех, кто занимается проблемами Европейского Союза, и в нём самом, существует ряд устойчивых стереотипов, например, что Великобритания является евроскептиком и тормозом европейской интеграции. «Неудобный партнёр» – так называется книга известного британского учёного Стефана Джорджа. Действительно ли Британия неудобный партнер и в чём проявляется это неудобство? С самого начала интеграционных процессов в Европе Британия не желала ни на йоту поступаться своим суверенитетом в пользу какого-либо наднационального органа управления. В то же время она всегда была заинтересована в экономической интеграции. Для Великобритании архиважен вопрос – на каких принципах осуществляется процесс интеграции. На протяжении всей истории европейской интеграции основной спор шёл между федералистами и антифедералистами. Британия последовательно поддерживает вторую точку зрения. Основная идея плана Шумана – объединение западногерманской и французской металлургии и угольной промышленности – встретила одобрение со стороны правительства Великобритании, однако присоединяться к этому плану оно не стало. Одна из причин – являясь экономическим проектом по форме, «план Шумана» был федералистским по сути. Была выбрана достаточно узкая, но жизненно важная область экономики, где существовала возможность поступиться национальным суверенитетом. В «плане Шумана» и договоре об образовании ЕОУС только треть статей посвящена практическим аспектам управления объединённых сталелитейной и угольной отраслей. Остальные, также как и преамбула, содержали изложение политических целей ЕОУС и подробное описание конституционного устройства объединения. Не удивительно, что Великобритания отказалась присоединиться к договору, мотивируя это невозможностью передать контроль над сталелитейной промышленностью и шахтами наднациональным органам. Однако уже в 1954 г. Англия стала ассоциированным членом объединения. Таким образом, подтверждалась необходимость сотрудничества, но отвергалась предложенная форма. В Римском договоре подчёркивались сугубо экономические цели, намёки на политическую интеграцию отсутствовали. Этот проект оказался весьма удачным, особенно в области торговли и создания таможенного союза. Одной из причин подачи заявки на вступление Великобритании в ЕЭС в начале 60-х годов было сочетание успешного экономического развития ЕЭС и формальный уход от обсуждения вопросов политической интеграции. Отказавшись присоединиться к «шестёрке» с самого начала, Британия потеряла возможность участвовать в установлении правил деятельности ЕЭС. Позже Англия была вынуждена принять условия игры, которые её во многом не устраивали, и бороться за их изменения. Отсюда и «неудобство» английского партнёра. В 80-ые годы в ФРГ сторонники интеграции считали, что Тэтчер действует в интеграционной сфере по принципу «только через мой труп».1 Это не совсем так. Действительно, она решительным образом противилась любым мерам по созданию общей валютно-финансовой системы, принятию «социальной хартии» и усилению роли политических институтов ЕС. Однако как реальный и разумный политик она не могла не видеть плюсы от участия в ЕЭС и была готова идти достаточно далеко по пути либерализации экономических отношений и снятия барьеров, препятствующих функционированию единого экономического пространства. Более того, именно при Тэтчер положение Британии в ЕЭС укрепляется. Из политического аутсайдера страна переходит на позиции политического и экономического лидера. Повышению авторитета Великобритании способствовало улучшение экономической ситуации внутри страны. Кроме того, Британия в 80-е годы имела премьер-министра, с которым нельзя было не считаться. Появляются новые сферы сотрудничества, в которых Соединённое Королевство было заинтересовано и, соответственно, являлось одним из локомотивов их развития. Это развитие сотрудничества в технологической сфере и на региональном уровне, установление принципа субсидиарности. Не без активных действий со стороны Великобритании в 1984 г. была запущена Европейская стратегическая программа исследований и развития в области информационных технологий. Позитивные сдвиги в отношениях Великобритании и ЕЭС не означали ликвидации разногласий и «особой» британской позиции. Великобритания не поддерживала интеграцию в валютной сфере. Она не присоединилась ни к «валютной змее», ни к Европейской валютной системе (ЕВС), созданной в 1979 г. Когда в 1985 г. на сессии Европейского Совета в Милане была принята декларация, выдвинувшая в качестве важнейшей цели Сообщества создание к 1992 г. единого внутреннего рынка, Британия не выступила против. Как подчёркивала Тэтчер, Великобритания была заинтересована в прогрессе на пути создания единого рынка. Конечно, возможность изменения Римского договора Британия обставляла рядом оговорок, например, соблюдением принципа единогласия, что было способом обезопасить себя от политической интеграции. От принятия этого документа, вошедшего в историю под названием Единого Европейского Акта (ЕЕА), Британия получила больше, чем теряла, так как положения, не устраивающие Тэтчер, не прошли. Однако к ЕВС Великобритания тогда так и не присоединилась. Не стала Тэтчер и сближать свою социальную политику с общеевропейской. Зато Великобритания получала ощутимую помощь от расширения Фондов Регионального и Социального развития. Хотя ЕЕА встретил оппозицию в палате лордов, договор был ратифицирован. Таким образом, Великобритания становится весомым участником европейской интеграции, выступающим против федералистского подхода, но заинтересованным в углублении экономической интеграции. В 1987-1988 гг. Британия активно участвует в обсуждении экономических проблем, таких как формирование бюджета ЕЭС, реформа единой аграрной политики и гармонизация налогов. Маргарет Тэтчер пыталась сориентировать деятельность Сообщества на рыночные принципы, которыми она руководствовалась во внутренней политике, – свободное предпринимательство, свобода торговли, отказ от протекционизма. Кроме того, Тэтчер делала акцент на укрепление связей ЕЭС с НАТО и США, а также уделяла большое внимание укреплению связей со странами Восточной Европы. Политика британского премьера во многом расходилась с общей тенденцией развития Европейского Сообщества, которое предполагала создание политического и валютного союзов, проведение общей внешней и оборонной политики, полную ликвидацию контроля на границах. Особенно негативно Тэтчер относилась к идее принятия европейской Социальной Хартии, в которой усматривала способ усиления влияния профсоюзов. После отставки Тэтчер Джон Мейджор произвел определённую коррекцию курса Британии в ЕЭС, что позволило подписать соглашения о создании политического и валютно-экономического союзов. Однако в глазах значительной части британцев основным достижением правительства было не подписание Маастрихтских соглашений, а те исключения, которые были сделаны для Британии. В первую очередь это касалось введения единой валюты. Страна оговорила для себя право участвовать в валютном союзе, но не участвовать в его завершающей стадии – в создании единой европейской валюты. Вторым важным исключением был отказ присоединиться к социальной хартии. Не согласилась Британия и широко открыть свои границы, аргументируя это необходимостью контроля над нелегальной иммиграцией и незаконной транспортировкой оружия и наркотиков. С приходом к власти лейбористов активность Британии в европейских делах усилилась. Но, как писала газета «Таймс», «каждый британский премьер должен найти третий путь между обязательствами по отношению к ЕС и выходом из него». Не избежал этой участи и Тони Блэр. Победа лейбористов на всеобщих выборах 1997 г. совпала по времени с подписанием Амстердамского договора. Остро встал вопрос о роли и месте Великобритании в процессе становления ЕС. Будет ли Британия довольствоваться ролью стороннего наблюдателя, как это было при подписании Римского договора, или станет активным участником построения нового политического и экономического устройства Европы? Европейская политика правительства Блэра дала чёткий ответ на этот вопрос. Британия активно включилась в строительство новой Европы. Однако при подписании Амстердамского договора лейбористы заняли позицию, не сильно отличающуюся от позиции их предшественников. В результате Великобритания осталась за бортом третей стадии Экономического и Валютного союза, лишь частично присоединилась к Шенгенским соглашениям и была против расширения принципа большинства при голосовании. В то же время британское правительство подписало Социальную главу ЕС, активно включилось в процесс совершенствования общеевропейского трудового законодательства. Основу британских предложений составили принципы идеологии «третьего пути». При этом «новые лейбористы» предложили отказаться от затратных социальных дотаций и пособий, традиционных для континентальной Европы. Эти инициативы не были встречены с энтузиазмом партнёрами по ЕС, которые намеревались решать проблемы безработицы за счёт общеевропейских программ. Впервые с инициативой более тесного сотрудничества в области внешней политики Британия выступила в 1985 г. Однако только в 1998 г. Блэр принял предложение Франции о создании европейских вооружённых сил под эгидой ЕС, которые имели бы автономный от НАТО статус. На практике Великобритания наложила множество ограничений на проведение в жизнь этой декларации. Главным вопросом для Великобритании остаётся проблема евро. До 1998 г. Великобритания, оставаясь вне третьей стадии ЭВС, имела право голоса на переговорах по единой валюте, но с мая 1998 г. она потеряла это преимущество. Усиление влияния Британии при принятии решений в ЕС, которого так добивается Блэр, требует полнокровного участия Британии в проектах Евросоюза, в противном случае основные вопросы будут решаться без неё. Введение наличного евро в начале 2002 г. активизировало дискуссию по вопросу необходимости присоединения Британии к еврозоне. Успешное введение единой валюты – самый значимый прорыв в области интеграции за последние десятилетия. Неучастие Британии существенно снижает уровень её влияния в ЕС. Проблема присоединения к евро сложна и многогранна. Противники вступления приводят показатели темпов роста Великобритании и стран еврозоны, которые не в пользу последних. По темпам роста ВВП Великобритания существенно опережает другие страны региона. Однако основные вопросы, связанные с вступлением или не вступлением в еврозону, лежат не в области экономики, а в области политики и национального самосознания. Корни проблемы в том, в каком качестве видит себя Великобритания в области международных процессов. Вступление в еврозону это отказ от значительной части национального суверенитета, но не вступление – потеря политического и экономического влияния в ЕС. Многие британцы полагают, что если уж Англия участвует в Европейском Союзе, то она должна быть там влиятельным членом. Любопытно, что наибольшую поддержку идея присоединения к евро находит среди групп профессиональных работников, менеджеров и высококвалифицированных рабочих, то есть групп с достаточно высоким социальным и образовательным статусом. Великобритания всегда активно поддерживала вступление новых членов в Единую Европу. Каждое расширение ЕЭС, а затем и ЕС, объективно способствовало укреплению позиций страны в политическом отношении. Значительное число стран, вступивших в ЕС позже Британии, традиционно сориентированы на неё в политической и экономической областях. Возможность расширения ЕС за счёт стран Центральной и Восточной Европы всегда признавалась Британией с политической точки зрения. Кроме того, каждое расширение, особенно такое значительное, как предстоящее, усложняет процесс принятия решений в ЕС, что, с точки зрения Лондона, выгодно из соображений торможения федералистской тенденции. В руководстве ЕС это понимают, поэтому институциональная реформа Евросоюза направлена именно на упрощение механизма принятия решений. Одно из последних предложений Романо Проди содержит положение, по которому государства «неспособные принять новую конституциональную систему» будут исключаться из Союза с предоставлением особого статуса. Безусловно, это камень в огород Соединённого Королевства. Тем не менее, для конструктивного сотрудничества Великобритания может многое предложить ЕС. В Британии первоклассные гражданские службы, британские вооруженные силы достойны всяческого уважения, без их участия говорить о создании европейских сил быстрого реагирования не приходится. Возрастающее значение английского языка неоспоримо. Проведённые консерваторами, и продолженные «новыми лейбористами» структурные экономические реформы стали примером для остальной Европы. Благодаря созданию благоприятного инвестиционного климата около 40% всех инвестиций ЕС приходится на Великобританию. Британия первой из европейских стран провела крупномасштабную приватизацию и либерализацию таких секторов экономики, как воздушный транспорт, телекоммуникации и энергетика. Опыт Британии в решении проблем безработицы и социального контракта интересен для остальной Европы особенно сейчас, когда эта проблема находится на первом месте в Германии и в других странах. Тони Блэр сумел завоевать популярность на континенте, что для британского премьера редкость. Крупнейшие страны ЕС – Франция и Германия – выражают заинтересованность в более тесном сотрудничестве с Великобританией в различных областях – Франция в формировании европейских вооружённых сил и институциональной реформе, Германия в поддержке экономических реформ и в развитии торговли. Многие трудности Британии как члена ЕС связаны с тем, что её экономика и политика во многом ближе к США, чем к Европе. В последнее время экономическое сближение с Европой увеличивается, но принципы организации бизнеса, социальной сферы и экономики по-прежнему сильно различаются. В области внешней политики Великобритания остаётся основным союзником США, проводником их интересов в Европе. Блэр постоянно доказывает, что он не «лакей» Буша, а Британия – «мост», соединяющий Европу и Америку. Современная политика Лондона не ставит вопрос об автоматическом участии в европейской интеграции, а предлагает своё видение этих процессов. Говорить об удобстве развития партнёрства с Британией другим странам ЕС не приходится. Возможно, при дальнейшем углублении интеграции взаимоотношения между сторонами перейдут от состояния «ни шатко, ни валко» к значительному ускорению. Вопрос в том, проведёт ли Великобритания референдум, присоединится ли к еврозоне и к другим программам ЕС, пусть и со своих позиций. В противном случае федералисты во главе с Романо Проди преуспеют в проведении ускоренной политической интеграции, и тогда Британия вновь надолго останется вне магистрального европейского процесса. ДИСКУССИЯ З.Мамедов*. Британский подход в отношении континентальной Европы сформировался после окончания Второй мировой войны, когда европейское сотрудничество в области экономики и политики резко возросло. Мнение Британии было зафиксировано в дипломатической депеше Форин-офиса от 16 апреля 1951 г. представителю страны при Западноевропейском экономическом союзе. В данном документе отражено отношение правительства к различным формам объединения Европы, включая принципы федерализма. Они подразделялись на четыре типа. Первая категория – «Соединённые Штаты Европы», включающая возможность слияния государств наподобие США. Данный сценарий не входил «в сферу практической политики правительства Его Величества». Тогда для Британии считалось невозможным участвовать в таком интеграционном процессе, в том числе из-за соображений статуса «короны» как «существенного элемента в связях с Содружеством». Вторым и третьим типами интеграции были план Шумана – объединение суверенитетов в отдельных сферах, например, сталь, сельское хозяйство и водные пути, и «Страсбургские положения», т.е. выборочная передача центральной власти наднациональной по определённым отраслям, например, план Плевена о единой европейской армии. В этих случаях со стороны Британии допускалась возможность «поощрения», но не участия. Четвертый тип – принцип организации НАТО, которая рассматривалась как «близкая ассоциация стран, добровольно принимающих ограничения на свободу действий». Организация Европейского Экономического Сотрудничества (ОЕЭС) считалась менее развитой формой того же самого принципа. Британское правительство придерживалось политики участия в объединениях только последнего типа, который считался единственно возможным и совместимым с национальными интересами Британии. Многие факторы объясняют эту позицию. К концу Второй мировой войны Британия была в более выгодном положении, чем её континентальные соседи. К 1946 г. промышленность страны вышла на довоенный уровень и развивалась быстрыми темпами. Это же относилось и к экспортно-импортным операциям. Наряду с этим отмечался низкий уровень безработицы и устойчивые розничные цены. Ситуация во Франции, Германии и Италии была иной. В самом деле, начиная с конца 40-х и до начала 50-х годов экономические показатели Британии были выше, чем в остальных европейских странах. Черчилль как-то сказал, что Франция и Германия должны взять на себя ответственность по созданию Европы во имя «правосудия, милосердия и свободы». Он подразумевал, что Британия тогда не испытывала необходимость экономически втягиваться в подобную организацию, ведь ещё совсем недавно, в начале 30-х годов, Британская империя претендовала на роль сверхдержавы, занимая одну четвёртую часть суши, на которой проживала одна четверть населения мира. Черчилль призывал к тому, чтобы США, СССР и Англия выступили в качестве «друзей и спонсоров» новой Европы. Послевоенное лейбористское правительство также с большим подозрением относилось к планам европейской интеграции. Именно лейбористы под руководством Клемента Эттли выступали против развития Совета Европы в сторону федерального европейского правительства. Британия отказалась присоединиться к Объединению Угля и Стали, ограничившись делегированием наблюдателей на переговорный процесс. Официально политика неприсоединения была изложена в следующей форме: «Мы не желаем брать на себя предшествующее обязательство по вопросу, где условия членства чётко не прописаны». Надеждам на то, что возвращение консерваторов во главе с Черчиллем к власти в 1951 г. может благоприятствовать интеграции, не суждено было сбыться. Победа тори ещё больше закрепила прежний курс. Хотя в 1946 г. Черчилль выступил в Университете Цюриха в поддержку идеи создания Соединённых Штатов Европы, в скором времени стало очевидно, что он представлял себе эту государственную форму без Британии. По мнению Черчилля, Британия должна была придерживаться внешнеполитического курса «трёх взаимосвязанных кругов». «Первый круг» символизировал британскую империю. Англичане не могли быстро отказаться от приоритетности ведения дел с колониями, учитывая тесные торговые, исторические связи, не говоря уже о человеческих контактах. Стратегически важные сектора империи уже требовали независимости, и Лондон был крайне озабочен вариантами «мирного ухода» при сохранении своего влияния. Складывающееся Содружество превращалось в одного их самых важных торговых партнёров Британии. В 1950-54 гг. 49% британского импорта и 54% экспорта приходилось на страны Содружества. Министерство по делам Содружества в ответ на план Шумана указывало на два момента. Во-первых, Британия могла быть вовлечена в процесс объединения Европы, но ровно на столько, чтобы не навредить отношениям со странами Содружества. Во-вторых, считалось, что если металлургия будет выведена из-под контроля правительства, это может подорвать поставки стали и сопутствующей продукции в страны Содружества. «Второй круг» символизировал англо-американские «особые отношения». В военные годы уровень сотрудничества достиг апогея. В 1949 г., когда образовался НАТО, Британия была тем государством, которое США расценивали как своего верного союзника. В то время США становились наиболее значимой державой мирового масштаба. Британцы, со своей стороны, считали, что через призму «особых отношений» смогут воздействовать на американцев, рассчитывая на их неопытность в международных делах. «Третьим кругом» была Европа. В своём вышеупомянутом выступлении в Цюрихе Черчилль отмечал, что «у Британии достаточно хорошие отношения со странами континентальной Европы», и говорил: «…в отличие от других стран, у Британии превосходные показатели во всех трёх взаимосвязанных кругах, и было бы неблагоразумно терять такое положение только потому, что кому-то нужно больше внимания…». У Британии тогда ещё существовал комплекс превосходства. Кроме того, в стране-победительнице появилось чувство национализма. Британцы испытывали потребность в развитии своей мощи. На стремление европейцев напрячь свои усилия для объединения британцы смотрели сверху вниз. Исходя из соображений своего превосходства над остальной Европой, британцы заняли позицию выжидания в отношении европейских интеграционных процессов. Однако в результате таких настроений не только европейцы, но и американцы выражали своё недовольство безразличием британцев по поводу происходящего, ведь американцы рассчитывали на то, что, объединившись, европейцы с меньшими затратами выйдут из сложного положения после войны. Говоря об англо-европейских отношениях, многие специалисты используют такое понятие, как «комплекс канала». Исторически для британцев Европа начиналась на другом берегу Ла-Манша. Островной изоляционизм делал своё дело. Британцы всегда старались по мере возможности держаться в стороне от европейских процессов. Для англичан была ближе Калькутта, чем Кале. Показательны данные по британской иммиграции. Если в 1881-1915 гг. Германию покинули примерно 2,2 млн. человек, то Британию – 9 млн. С 1945 по 1990 гг. около 1,6 млн. человек иммигрировали из Британии в Австралию. По данным британского консульства в Лос-Анджелесе свыше 50 тыс. человек с британским паспортом проживают в Южной Каролине, порядка 500 тыс. имеют родственников в Британии. Эти данные помогают понять, почему британцы не считают себя такими же европейцами, как немцы, французы или итальянцы. У большинства британцев найдутся родственники, проживающие в Канаде или Новой Зеландии. Можно ставить под сомнение связь между иммиграцией и британским неучастием в европейских процессах. Но факт того, что британцы с точки зрения родственных уз больше связаны со странами Содружества, нежели с Европой, объясняет тесные отношения с неевропейскими государствами. Итак, Британия формально оказывала поддержку европейским интеграционным процессам, но долгое время стояла в стороне от них, полагаясь на воспоминания о своём величии. В первые послевоенные годы экономически Британия превосходила остальную Европу. Кроме того, Содружество на тот момент было основным британским торговым партнёром. «Особые отношения» с Америкой укрепляли её роль на мировой арене. Британцы стремились вернуть себе довоенный статус. Тратить внешнеполитические ресурсы на европейские дела не считалось тогда возможным. Е.Ю.Полякова*. Недавно по телевидению состоялась передача «Что делать?», которую ведёт В.Т.Третьяков, бывший редактор «Независимой газеты». Передача была посвящена тематике, которая сегодня в центре внимания. Обсуждалось несколько вопросов. Один из них: нужно ли ставить вопрос о вступлении России в Евросоюз? На передаче присутствовали корреспонденты иностранных газет, а из россиян запомнился Владимир Рыжков. Журналисты в целом считали, что лет через десять это могло бы осуществиться. Рыжков оценил эту перспективу в 25-30 лет. Другим вопросом была проблема создания общеевропейского государства. Приводились данные опросов общественного мнения. Большинство молодёжи ответило: я – европеец. Для Британии вопрос об идентичности имеет большое значение, потому что это не мононациональная страна. Ряд исследователей полагает, что идентичность может рассматриваться как многоярусное понятие. Шотландцы и уэльсцы считают себя британцами только во вторую очередь. То же самое можно сказать о Северной Ирландии: часть населения считает себя ирландцами, часть – ольстерцами, часть – британцами. Но понятие идентичности становится шире, вплоть до понятия европеец, что совсем не значит, что люди должны отказывать от своей национальности. Они могут быть французами, британцами, немцами, но одновременно мыслить общеевропейскими категориями. На передаче рассматривалась и проблема европейской хартии, европейской конституции. Был поставлен вопрос о единой конфессиональной основе. Если Ватикан настаивает на единых христианских ценностях, то, допустим, вступление Турции в Европейский Союз ставит этот вопрос совершенно по-другому. Здесь уже много говорилось о позиции Британии в интеграционных процессах и, как правило, звучал определённый скептицизм в этом вопросе. Всё же хотелось бы сказать, что происходят определённые сдвиги и в британском менталитете. Европейский Союз это клуб, где все страны имеют более или менее равные позиции. Растёт влияние общеевропейской культуры, тогда как раньше британцы были больше сосредоточены на англосаксонской культуре. Очень важна проблема языка. Известно, что англичане в принципе не любят изучать иностранные языки. Язык английский – язык международного общения. Однако и здесь происходят изменения. В связи с этим хотелось бы рассказать об ЭРАЗМУС – программе студенческого обмена между странами ЕС. Студенты из разных стран ездят друг к другу, стажируются по несколько месяцев. Это заставляет молодых британцев, во-первых, учить иностранные языки. Во-вторых, система англо-американского обучения отличается от европейской. В результате познаётся европейский мир. Закончив какой-либо европейский университет, выпускники получают возможность получить работу. Таким образом, происходит эта взаимосвязь. Затрагивает эта программа и Россию. Есть известный бельгийский университет Лувен, из которого каждый год к нам приезжают люди. Один пример: поляк, который живёт во Франции, а работает в Лувене. Два раза в год он с группой приезжает по проекту ЭРАЗМУС в Москву, где на базе Института иностранных языков, который теперь является лингвистическим университетом, внедряется эта программа. Благодаря ей российские студенты ездят в Европу, что также является одним из проявлений европейской интеграции. Вхождение Великобритании в единую Европу, её заинтересованность в интеграционных процессах повлияет и на перспективу решения северо-ирландской проблемы. Появляются пути разрешения противостояния ирландцы–англичане. Представители Ирландской республики имеют в Великобритании практически те же права, что и англичане – право на работу, на получение пособий, на безвизовый въезд. И эти права они получили раньше, чем другие члены Европейского Союза. Если обозначенные процессы будут продолжаться, то и проблема Ольстера рано или поздно будет решена. Н.К.Капитонова*. Жители Великобритании называют себя британцами. В то же время они шотландцы, валлийцы, северо-ирландцы и т.д. В 1956 г., во время визита Хрущёва в Великобританию, у нашего генерального секретаря состоялся разговор с Макмилланом. Он спросил у британского премьер-министра: вы кто по национальности? Тот ответил: шотландец. Тогда он спрашивает у министра иностранных дел: а вы кто? Я валлиец. То же спрашивает у кого-то ещё. Получает ответ: я из Северной Ирландии. Тогда Хрущёв говорит: ага, среди вас нет ни одного англичанина! Тогда Макмиллан парирует: да все мы здесь грузины и украинцы. Вот такой исторический анекдот. Г.С.Остапенко*. Елена Алексеевна затронула проблему претензии Британии на высокую мировую роль, а не просто на статус державы среднего ранга. У англичан имперский менталитет крепок. В действительности он не исчез в 60-е и 70-е годы. В литературе тема империи также продолжилась. Имперский миф состоял, если говорить пунктирно, из четырёх частей. Что от него осталось? Во-первых, считалось, что англичане альтруисты, миссиане, что выражалось в их цивилизаторской работе среди афро-азиатских народов и в евангелизации. В какой-то степени это продолжается и сейчас. Например, существует англиканское содружество, которое возглавляет Архиепископ Кентерберийский. Значит, большинство епископов и священников получают образование в Англии. Система английского образования продолжает влиять на другие страны Содружества. Второй миф – расовое превосходство, которое понималось не в биологическом, а в историческом понимании, – англичане лучше других народов. Что сейчас? Несмотря на то что было сказано Еленой Юрьевной, всё-таки у британцев просматривается определённое предвзятое отношение к другим нациям. Если посмотреть их периодическую печать, да и мемуары Черчилля, то встретится немало пренебрежительных фраз. Так, считается, что англичане спасли французов во время Второй мировой войны, и поэтому не могут простить де Голлю его два вето против присоединения Британии к ЕЭС. Третий миф – бремя белого человека. Он продолжает жить в рамках Содружества. Англия в своих претензиях на ведущую роль в Европе опирается именно на Содружество, а также на англиканское содружество. Если мы посмотрим на историю Содружества, то увидим, что под его крыло возвратилось множество бывших колоний Британии. В его рамках проводятся конференции, существуют и секретариат, и генеральный секретарь, имеют место постоянные консультации. Английский патернализм отнюдь не исчез. Королева, как символическая глава Содружества, обладает даже более разносторонней информацией, чем её премьер-министр. Миф четвёртый – социал-империализм. Имелось в виду, что империя содействует сохранению социального мира в Великобритании. Это хорошая подпитка для державно-патриотических настроений, которые в Великобритании сильны до сих пор, особенно в Консервативной партии и среди её электората. В.П.Фролов*. Интернационализация мировой экономики – это объективный процесс, который осуществляется уже не менее столетия и не нуждается в дополнительных доказательствах. Если модная концепция глобализации является стадией предельного развития интернационализации вширь, то интеграция – стадия предельного развития интернационализации вглубь. Несомненно, британская экономика включена в оба этих процесса. Это происходит как на микроуровне (первичные производственные звенья, корпорации и т. д.), так и на макроуровне (экономика в целом или отдельные её структуры). Но где институционализм, также очень модный, но от этого не менее необходимый? Его начала присутствуют весьма существенно, Британия является членом ЕС уже три десятилетия, но достаточно ли? Не обделяет ли себя Британия в силу разнообразных причин – исторических, политических или персональных – возможными дивидендами, не переключаясь не только на «пятую», но и вообще ни на какую скорость? Складывается впечатление, что по вопросу Европейского Союза у Тони Блэра не достаёт политической воли: чем, по существу, его позиция «подождём-увидим» отличается от позиции десятилетней давности Джона Мейджора? Может ли выжидательная позиция, как её ни называть – сидящего на заборе или на двух стульях человека, привести к успеху в жёстких реалиях Запада? Однажды Англия опоздала, а потом больше десятилетия пыталась вскочить на набиравший скорость поезд европейской интеграции. Стоит ли повторять не лучшие эпизоды из недавнего прошлого? Или европейские грабли не так беспощадны к тем, кто на них наступает? Хотелось бы поддержать мнение тех докладчиков, кто утверждает, что основные причины нынешнего отношения Британии к ЕС лежат в плоскости специфики национального сознания и мышления. Соглашаясь в этом с Е.А.Суслопаровой и Л.О.Ба-ыниной, хотелось бы усилить данный подход привнесением в него метафорического элемента. Я бы сказал, что воспоминания о прошлом, лежащие, прежде всего, в плоскости подсознания, словно вериги, висят на британском видении, осмыслении настоящего, сковывают движение страны по столбовой дороге европейской интеграции. Чем скорее британское общество и, прежде всего, значительная часть политического истэблишмента освободится от параноидальной приверженности к воспоминаниям об имперском прошлом, тем лучше для настоящего и будущего Британии. Бездействуя в вопросе усиления британского участия в строительстве единой Европы, правительство Блэра ссылается на общественное мнение. Но что оно делает для того, чтобы способствовать формированию общественного мнения в нужном русле? Позицию правительства, выраженную в словах бывшего министра по европейским делам Питера Хэйна, что чем больше британцы знают о ЕС, тем они более позитивно к нему относятся, иначе как пассивной не назовешь. Общественное мнение – категория эластичная, во многом, если не в решающем смысле, формируемая. Так же, как оно не возникает на пустом месте, так оно и не остается неизменным, если на него целенаправленно воздействовать. Тем более, если такие действия предпринимаются популярным правительством, премьером и партийным лидером. Многое находится в руках Блэра. На референдуме 1975 г. по вопросу об участии Британии в ЕС 32% высказались против. Но ведь таких скептиков было гораздо больше в то время, когда страна только начала готовиться к референдуму! Если бы это было не так, и расклад сил первоначально не был бы почти равным, зачем тогда понадобилось организовывать проевропейские кампании давления? Кампании, в которых, между прочим, участвовали представители разных политических партий. В итоге предпринятые усилия обеспечили проевропейский успех референдума. Или возьмём референдумы в Дании в прошлом и текущем году по вопросу о присоединении к евро. Их разные итоги – яркий пример целенаправленного формирования общественного мнения по отношению к единой европейской валюте. Моему восприятию современного европейского и британского общества созвучно мнение Е.Ю.Поляковой о многослойной идентичности европейцев, в том числе британцев. Идентичности, которая расширяется до европейской. Одно из подтверждений этого я нашел, знакомясь с документами последней конференции Либерально-демократической партии Великобритании (ЛДП), состоявшейся в сентябре 2002 г. Лидер партии Чарльз Кеннеди в своей речи произнес буквально следующее: «Мы всё более становимся обществом многослойной идентичности. Я не нахожу никакого противоречия в том, что ощущаю себя горцем, шотландцем, гражданином Соединённого Королевства и гражданином Европейского Союза одновременно». В связи с тем, что давно занимаюсь современными английскими либералами, хотелось бы подробнее остановиться на позиции ЛДП. Убеждён, что следует отдать должное этой партии в том, что на протяжении всего современного периода, охватывающего и деятельность её предшественников – либералов – и социал-демократов, она является той политической силой в Англии, которая наиболее последовательно выступает за углубление участия страны в процессах европейской интеграции. В самом деле, либералы стали первой британской партией, которая уже вскоре после Второй мировой войны на одной из своих конференций выступила в поддержку идеи Европейского Союза, а в 1956–57 гг. оказалась единственной, выступившей за присоединение Британии к Общему рынку. С тех пор прошли десятилетия, в партии сменилось восемь лидеров, она пережила ряд падений и взлётов, обновление идейно-политического багажа, но её курс на европейскую интеграцию – экономическую и политическую – остался неизменным. По мнению либеральных демократов, вся история отношений Британии с ЕС является историей упущенных возможностей. Они справедливо утверждают, что эти отношения до сих пор укладываются в следующий шаблон: Британия не принимает участия в начале какого-либо процесса, оставаясь вне его, теряет возможность влиять на его развитие, в конце концов, присоединяется к нему тогда, когда правила установлены другими. Вместе с тем необходимо подчеркнуть, что приверженность либерал-демократов делу единой Европы не является безоглядной и слепой. Так, в своих программных документах последнего десятилетия они заявляют о себе, как о «критически настроенных членах европейской семьи», и неустанно призывают к реформированию существующих институтов ЕС. На что нацелена критика ЛДП в отношении ЕС? На излишний бюрократизм и раздутый чиновничий аппарат, слабые начала демократизма и открытости в деятельности органов Союза, недостаточный уровень подотчётности Совета министров и КЕС Европейском парламенту, сельскохозяйственная, рыбная, природоохранная политика Союза и т. д. Какова позиция ЛДП по проблеме единой европейской валюты, центральной на сегодня в отношении европейской интеграции? Либерал-демократы указывают на усиление разбалансированности британской экономики и другие тревожные моменты. Например, на упомянутой сентябрьской конференции приводились данные о сокращении выпуска продукции в стране до уровня 1995 г., об уменьшении занятости в обрабатывающей промышленности с 1997 г. на полмиллиона рабочих мест, о снижении инвестиций в отрасли указанной промышленности до уровня того же года. По мнению либеральных демократов, это свидетельствует о том, что в стране развивается самый глубокий с 1981 г. промышленный спад. Наиболее действенным средством минимизации его последствий может стать вступление Британии в зону евро. Евро, считают либерал-демократы, является ключом к будущим экономическим успехам страны. ЛДП выступает за присоединение Британии к евро путём референдума. Партия решительно настаивает на том, чтобы правительство назначило дату его проведения. Либерал-демократы критикуют Блэра за нерешительность и непоследовательность, называют его «молчаливым узником Гордона Брауна». Позиция канцлера казначейства, по их мнению, больше всего тормозит движение страны в еврозону, а пять тестов, предложенных Брауном в качестве индикаторов возможности присоединения страны к евро, настолько страдают неопределённостью, что Браун как угодно может трактовать их результаты. Выступая против того, чтобы решение вопроса национальной важности зависело от прихоти одного человека, либеральные демократы призывают открыть по проблеме евро широкие общественные дебаты. Присоединение к единой европейской валюте, по убеждению ЛДП, предоставит британскому правительству возможность возглавить процесс реформирования единой Европы. Важно, чтобы такая возможность не была в очередной раз упущена. С.П.Перегудов*. Доклад Алексея Анатольевича представляется мне чрезвычайно интересным не только своим содержанием, но и постановкой вопроса о том, с кем быть Британии – с Европой или с Америкой. В этом ключе думать, рассуждать, анализировать ситуацию необходимо, потому что, конечно, Европа и Соединённые Штаты это разные миры. С другой стороны, было бы неверно абсолютизировать эту разницу. Возьмём экономику. Существует не просто американская модель, а то, что называют англосаксонской моделью экономики, в рамках которой британские корпорации и компании ближе к американским, чем к европейским. Не так просто сделать выбор, когда есть такая привязка. Что касается процессов глобализации, о которых упомянул Виктор Петрович. Процессы глобализации, особенно в области экономики, заставляют транснациональные корпорации играть по общим правилам. Вспоминается пара докладов на последнем конгрессе Международной ассоциации политических наук, в которых довольно убедительно доказывалось, что англо-американская и европейская модели деятельности компаний и корпораций притираются друг к другу в отношении вопросов распределения, собственности, социальных программ и т.д. Эти моменты необходимо учитывать, и, возможно, речь идёт не о выборе пути, а о выборе склонения. Действительно, Великобритания и в области внешней политики, и в области экономики правеет, склоняется к США, к неолиберальной модели. Но будет ли так всегда? Не уверен. Вполне возможно, что выбор будет в пользу Европы, но не в смысле отвержения американской модели, а в плане их более сложного взаимодействия. О социал-демократии. Вспомним, как начинался «третий путь». Среди прочего состоялся флорентийский саммит, на котором европейские социал-демократические лидеры встретились с Клинтоном и, по существу, говорили об одном и том же. «Третий путь» Блэра во многом опирался на американские установки. Так, формула «welfare to work» – благосостояние за труд – была перенята у американцев. Её впервые озвучил Клинтон. Сейчас у власти республиканцы. Но на долго ли? Как поведёт себя американская экономика? Кто-то сказал, что она на грани коллапса. Ничего подобного! Правда то, что она испытывает кризис, и не только сугубо экономический, но и кризис американской модели. Череда громких банкротств связана в значительной мере с недостатками самой модели, когда всем диктует фондовый рынок, когда менеджеры играют только на краткосрочную перспективу. Здесь должны произойти какие-то подвижки. Однако вопрос о выборе если и встанет реально, то не скоро. В ближайшее время это всё-таки вопрос о склонении, о том, в чью сторону склоняется Британия. Но повторю, что в целом постановка вопроса своевременна. Действительно, внутри страны по этому поводу разворачиваются серьёзные дебаты, хотя такое впечатление, что чересчур проамериканская или американизированная линия вряд ли сохранится надолго. Вернёмся к интеграционным процессам. Предстоящее расширение Европейского Союза не просто в интересах Великобритании, а в значительной мере ею самой и проталкивалось с тем, чтобы отодвинуть на задний план те федералистские планы, которые провозглашаются Романо Проди: единая конституция, президент и т.д. Представляется, что если и будет принята конституция и учреждена должность президента, до федерации будет ещё очень далеко, скорее надолго появится расплывчатая конфедерация, в которой Великобритания будет прекрасно уживаться. Но и это важно, так как, войдя более основательно в расширяющуюся Европу, Великобритания к ней значительно приблизится. Но порвёт ли она с Соединёнными Штатами, и окажется ли этот разлом таким фатальным, – большой вопрос, по крайней мере, на обозримое будущее. М.В.Каргалова*. Предлагаю посмотреть на ситуацию в Великобритании с точки зрения Европейского Союза. Мне очень импонирует поднятая здесь тема идентичности. Были выступления, где звучали нотки скептицизма по отношению к европейской идентичности, подчёркивалось значение национальности. Но вспомним, что главный лозунг Европейского Союза – «Европейская идентичность с сохранением разнообразия национальных культур». Так что одно другому не противоречит. Также не соглашусь, что интеграция молодой процесс. Это не совсем так. Уже два поколения людей сменилось за время существования ЕС. То, что большинство молодых французов, немцев и т.д. ощущают себя европейцами, это тоже факт. Существует даже термин «евродети», европейская молодёжь говорит на нескольких языках, ощущает себя как дома в других странах. В этом очень большая заслуга Европейского Союза как действующей наднациональной структуры. Всё началось со свободы движения, с признания дипломов, с введения европейского гражданства. Этот курс на сплочение различных национальных культур и экономик указывает направление на централизацию власти. То, что существует общеевропейское законодательство в целом ряде областей, прямое тому свидетельство. Приоритет европейского права над национальным тоже факт. Даже в социальной сфере, где позиция Великобритании всегда была обособленной, больше 90% общеевропейских директив по социальным вопросам уже включены в национальное законодательство. Возьмём проблему занятости. Общеевропейская проблема безработицы решается путём выработки национальных планов борьбы за занятость, хотя за рамки общей стратегии они не выходят. Англия также не исключение. Результаты налицо. Сокращение безработицы, хоть и небольшое, но происходит. Если Великобритания и хотела бы оставаться в стороне, придерживаясь своих национальных традиций, своего менталитета, в конце концов, она вынуждена подключаться к европейской интеграции. Поначалу Британия единственная из всех отказалась подписать Социальный протокол и соглашения, но в Амстердаме всё же сделала это. Или возьмите проблему расширения. Справедливо говорить о менталитете, о сохранении национального, но большинство населения государств-членов ЕС главной причиной расширения называет свой моральный долг по отношению к другой части Европы. Только после этого упоминаются экономические и геополитические интересы. Против расширения выступают тогда, когда затрагиваются экономические интересы. Суть интеграции европейской, которая идёт успешно, – в сближении, в переходе от экономического союза к политическому. Англия никуда не денется. Англия часть Европы. Остальная Европа также считает её своей частью. Другое дело, что могут быть друг к другу различные претензии, обиды, но, в конечном счете, эти проблемы снивелируются в ходе углубления и расширения европейской интеграции. Главное, что курс на централизацию, на создание наднациональных регулирующих структур сохранится. Англия, безусловно, будет занимать заметное место в этом процессе. С.А.Соловьёв*. Один термин у нас в дискуссии пока не звучал. Я занимаюсь, прежде всего, тем периодом, когда превалировали отнюдь не интеграционные процессы, – период между двумя мировыми войнами. Я давно убедился в том, что сущность иногда выявляется не столько в синонимах, сколько в антонимах. Поэтому хотел бы пару слов сказать не об интеграции, а о дезинтеграции. Дело в том, что и интеграционные, и дезинтеграционные процессы не новы не только для XX века, но и для предшествующего периода. На каких-то этапах истории преобладают процессы интеграционные, на каких-то дезинтеграционные. Разумеется, огромное количество факторов оказывает влияние как на тот, так и на другой процесс. Сутью интеграционных процессов, их стержнем является интернационализация. Для дезинтеграционных процессов такой же сутью, таким же стержнем является национализм. Представляется, что существуют два основных типа, как интеграции, так и дезинтеграции. Это силовой метод, например, для истории империй характерен такой метод интеграции, и метод ненасильственный, естественный, пример чего мы и находим во второй половине XX века. В обоих случаях интернационализм и национализм выступают как действительно мощнейшие факторы. И не так важно, с какими оценками мы будем к ним подходить, скажем, интернационализм как мировая социалистическая революция, или национализм как национально-освободительная борьба. В любом случае эти факторы работают. Второе. Замечу, что интеграционные процессы более естественны и менее субъективны, чем процессы дезинтеграционные. Иными словами, интернационализм более объективен, чем национализм, хотя я отдаю себе отчёт в том, что это спорный тезис. Проблемы интеграции и дезинтеграции многолики, это и экономика, и социальная сфера, и политические системы, идеология, культура, религия. Так вот в интеграционных процессах, определяемых интернационализацией, объективных процессов гораздо больше. Сергей Петрович уже говорил, что проблема экономической интеграции объективна, происходит сближение английских и американских корпораций. Экономическая интеграция есть процесс объективный. Вспомните ситуацию, которая возникла после первых выборов в Европарламент во второй половине 70-х годов. Тогда можно было предположить, что поскольку в ЕС объединены разного уровня страны со своими национальными интересами, постольку в Европарламенте депутаты рассядутся по национальному признаку. Ничего подобного! Депутаты распределились в соответствии с традиционной политической системой – консерваторы, либералы, социалисты. Потом появились зелёные, но общей картины это не изменило. Мы видим, что и политическая система интегрируется естественным образом. Конечно, интеграция в сфере культуры, это гораздо более сложный и тонкий процесс, но не кажется ли вам, что лозунг «национальная по форме, европейская по содержанию» мы уже где-то слышали? Так что здесь ничего особо нового не изобретено. С другой стороны, дезинтеграция требует определённых субъективных усилий, целенаправленных действий. Возникновение национальных суверенных государств в XVI-XVII веках – процесс достаточно объективный. Но в межвоенный период дезинтеграция, в том числе экономическая и политическая, это совершенно осознанная и целенаправленная деятельность, требующая сознательных усилий государства, будь то автаркия в экономике или политическая дезинтеграция. Особенно это сказывается в том случае, когда национализм обретает государственный суверенитет. Ситуация национального государственного суверенитета имеет достаточно много путей развития, от концепции старшего брата до великодержавного шовинизма. Не надо думать, что великодержавный шовинизм присущ только большим нациям. Балканский пример межвоенного периода даёт прекрасную иллюстрацию сербского великодержавного шовинизма. Вьетнамский пример после окончания вьетнамской войны в 70-е годы даёт пример великодержавного индокитайского шовинизма и так далее. В этом смысле не имеет значения размер нации. И в этом раскрываются как раз процессы дезинтегрирующие. Складывается впечатление, что в рамках глобализации, которая, безусловно, является одной из ипостасей интернационализации, хотя и очень своеобразной, возникают две противоположные тенденции. С одной стороны, на периферии возникают ростки национально-государственного суверенитета, то есть ростки дезинтеграции, что вызывает большие опасения. Это и шотландский национализм, и автономный Башкортостан, и идея Уральской республики. А в центре развития, и недавние югославские события это чётко показали, понятие национально-государственного суверенитета размывается. Вариант с Ираком – следующий шаг в этом направлении. То есть здесь, если хотите, дело интеграции обеспечено, звучит ли это в данном контексте оптимистично или пессимистично. В.Н.Шенаев. Сергей Александрович, Вы говорили о великодержавном шовинизме Вьетнама. Что Вы под этим подразумеваете? С.А.Соловьёв. Совершенно верно. После того, как произошло объединение страны, и начал функционировать единый социалистический Вьетнам, идея вьетнамского руководства заключалась в социализации всего Индокитая. Вспомните ситуацию с Камбоджей, где положение во многом определяло именно вьетнамское влияние. Я подчёркиваю, великодержавный шовинизм для малой нации. Е.В.Дмитрова*. Конец XX века ярко продемонстрировал укрепление позиций европейских стран. Многовековая история не оставляет сомнений в уникальности той роли, которую Европа всегда играла в общецивилизационной человеческой истории. Это позволяет и сегодня с уверенностью утверждать, что мировой порядок ещё долго будет определяться в Европе. Становление Европейского союза как уникального меж- и наднационального образования является одним из главных событий международной жизни конца XX века, оказывающим всё возрастающее влияние на все аспекты мировой политики. ЕС представляет собой единственный реальный пример формирования единого государства на основе уже сложившихся и прошедших долгий путь развития национальных государств. На данный момент трудно сказать, примет ли это государственное образование унитарные или федеративные формы, но, на мой взгляд, европейцы сами поставили себя в ситуацию, из которой есть только два выхода – в направлении единого государства со всеми его атрибутами или назад, к фактическому отказу от уже имеющихся достижений. Думается, что второй путь вряд ли приемлем; Европа с большой вероятностью станет примером формирования нового типа государства, основанного на предельном воплощении принципов равенства, индивидуализма и демократии. Но дела обстоят не так гладко, как кажется на первый взгляд. ЕС, как любое другое крупное образование, и даже в бóльшей степени, раздирается внутренними противоречиями: под его крышей сталкиваются разные интересы и стремления. Из всего комплекса разноплановых вопросов и проблем по данной обширной теме хотелось бы остановиться на сопоставлении России и Британии в процессах европейской интеграции. То, что у наших двух стран много общего, это очевидно: история, географическое положение, менталитет1. Обе страны являются европейскими, относятся к числу великих держав, влияние которых на европейские дела на разных этапах истории XX веке значительно снизилось. Обе страны с ностальгией смотрят в прошлое, когда они задавали тон в мировых делах. Обе на начальных этапах отказались участвовать в европейской интеграции, хотя именно британский премьер-министр У.Черчилль первый высказал идею создания Соединённых Штатов Европы в своей знаменитой речи в Цюрихе в сентябре 1946 г. Он полагал, что центральная роль в этом проекте должна принадлежать Франции, призванной интегрировать Германию в новую Европу, в то время как Британия должна стать скорее сторонником, нежели участником нового союза. Британские правящие круги были убеждены, что международное будущее Великобритании лежит в «особых отношениях» с США. Это привело к недооценке потенциала европейской интеграции, как со стороны лейбористов, так и со стороны консерваторов. Отказавшись участвовать в Европейском объединении угля и стали (1952 г.), а затем в Европейском экономическом сообществе (1957 г.), Британия поставила себя вне «шестёрки» – стран, составивших ядро европейской интеграции. Вынужденное вхождение Британии в Европейское сообщество с большим запозданием и на невыгодных для себя условиях привело к тому, что британские правительства до сих пор борются за исправление положения в свою пользу. В Советском Союзе до второй половины 80-х годов не признавали европейскую интеграцию. Только в июле 1988 г. была подписана Совместная декларация об установлении официальных отношений между Советом Экономической Взаимопомощи и Европейским сообществом, а в августе 1988 г. произошло установление двусторонних отношений между Советским Союзом и ЕС. Россия и Англия занимают промежуточное географическое положение. Первая – на стыке между Азией и Европой, вторая – между Европой и Северной Америкой. Именно срединное положение всегда влияло на внешнюю политику этих стран. Россия мечется между США, европейскими и азиатскими странами в поисках верного и долговременного союзника, также как Британия – между Европой и США. Что интересно, Англия не стремится к окончательному выбору между Америкой и континентальной Европой. В международных делах Лондон будет и дальше использовать выгоды своего срединного геополитического положения, действуя в зависимости от обстоятельств. Одним из новейших проявлений неопределенного положения Соединённого Королевства стала концепция «третьего пути», выдвинутая «новыми лейбористами». Это название само по себе уже говорит о двуликой ментальности Англии. Как и Россия, она старается смотреть и на Запад, и на Восток. Где же лежит будущее Великобритании: восточнее или западнее неё? Вероятно, ответить однозначно на этот вопрос нельзя, как и на вопрос о месте России на евразийских просторах. Ни та, ни другая страна вряд ли когда-либо смогут полностью отказаться от своей принадлежности к обеим частям окружающего их мира. Бесполезно объявлять Россию исключительно частью европейского или азиатского мира, также как Британию – частью североатлантического или европейского. На разных этапах истории они могут склоняться в ту или иную сторону, чтобы позже восстанавливать пошатнувшееся равновесие1. Современный этап интеграции характеризуется разделением хозяйственных функций, которые в национальном государстве были традиционно объединены. В самом деле, в Европе существуют наднациональные субъекты, которые регулируют вопросы торговли, инвестиций, а также рынок труда и капитала. С другой стороны, подобные институты не могут быть достаточно эффективными, если они лишены возможности устанавливать налоговый режим и перераспределять ресурсы через бюджетную систему2. Вместе с тем, важно подчеркнуть, что институт государства в Великобритании продолжает играть активную роль в регулиро-вании экономики в области бюджетной, фискальной, кредитной, социальной политики. Большое значение имеет факт независи-мого статуса Банка Англии. Британский ЦБ получил право не только определять время изменения процентных ставок, которые являются ключевым инструментом монетарной политики в стране, но и устанавливать их размер. Как мне кажется, над этим моментом стоит задуматься в свя-зи с дискуссией по поводу статуса Центробанка, которая идёт в России. Независимость Банка Англии от правительства и парламента внесла существенный вклад в решение экономических проблем страны. Для сравнения, европейский Центральный Банк своей основной задачей считает борьбу с инфляцией и ростом цен, поэтому идёт на пониже-ние процентных ставок очень неохотно. В то же время Банк Англии интересует не только ин-фляционная ситуация, динамика цен, но и общее состояние экономики в стране. Занимаясь манипуляцией процентных ставок, он учитывает и то, и другое обстоятельство1. Наделение самостоятельностью Банка Англии позволило ему проводить более гибкую политику, которая обернулась большой выгодой для британской экономики. Но если Британия присоединится к зоне евро, то у правительства свобода действий сохра-нится только в области фискальной политики. В настоящий момент Великобритания в отличие от европейских партнеров находится на пике своего экономического роста. Присоединение в такой ситуации к единой валюте может привести к значительному снижению процентной ставки, что вызовет рост инфляции, а это крайне нежелательно для лейбористов. По данным казначейства, присоединение к евро на ранней стадии потребовало бы дополнительно 18-20 млрд ф.ст. Поэтому британское правительство и занимает выжидательную позицию, желая посмотреть, как будет функционировать единая валюта. С другой стороны, неприсоединение к еврозоне объективно ограничивает возможности лидерства Британии в Евросоюзе и возможность формировать финансовую политику ЕС. В свою очередь, формирование единого финансового пространства ЕС прямо зависит от дальнейшей политической интеграции в рамках Евросоюза. Особая линия Великобритании внутри ЕС мешает ей органично вписаться в европейские интеграционные процессы. Развитие отношений с ЕС рано или поздно может поставить на повестку дня вопрос об интеграции России в эту организацию. Оставаясь на почве реальности, надо признать, что по крайней мере в ближайшие годы эти перспективы весьма туманны. Такой вы-вод напрашивается хотя бы потому, что Россия и ЕС принципиально по-разному оценивают свою роль. В то время как для России вектор на Евросоюз приоритетен, наша страна для ЕС – одно из государств |
Похожие:
 | Рабочая программа учебной дисциплины национальный вопрос и проблема... Нового времени, о попытках осуществления европейского единства, о становлении и развитии процесса европейской интеграции после Второй... |  | Рабочая программа дисциплины история стран Европы, 1960-е-2005 годы (32 час.) Цель курса – сформировать у студентов представления об особенностях становления постиндустриального общества на примере стран Западной... |
| Европейская валютная система. Европейский валютный союз как форма... Причины развития процессов валютной интеграции в еэс неотделимы от структурных изменений в мировой капиталистической системе хозяйства... | | Предпосылки и основные этапы развития европейской интеграции Европе – своеобразной “лаборатории” моделей и механизмов интеграции, где последняя достигла наиболее зрелых форм. Формирующийся в... |
| Заявка на участие Внешнеэкономическая деятельность и международный менеджмент в условиях европейской интеграции | | Рабочая программа дисциплины история европейской интеграции (Спецкурс/спецсеминар) Цель курса – сформировать у студентов представление об особенностях интеграционных процессов в Европе |
| Премии Европейской Академии учреждены для поощрения и поддержки наиболее... Клуб российских членов европейской академии приглашает молодых российских ученых принять участие в 20-м конкурсе на соискание премий... | | Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах... Российской Федерации и каждого ее субъекта сегодня убеждать никого не приходится. Создавая различные модели интеграции информации... |
| Инвестиционные предложения предприятий Николаевской области Управление... Тэо "Японского Консалтингового института" (2000 г.); Тэо японской компании "bci" (2003 г.); Корректирование тэо (2004 г.) | | Отчет по результатам социологического исследования социокультурных последствий интеграции в еэп Анализ социокультурной сферы интеграции в Единое экономическое пространство 30 |
| Анкета участника XVI российской научной конференции школьников «Открытие» Клуб российских членов европейской академии приглашает молодых российских ученых принять участие в 20-м конкурсе на соискание премий... | | Руководство по интеграции Содержание Целью документа является разъяснение базовых принципов интеграции дизайна, а также объяснение частных ключевых моментов в процессе... |
| Статья посвящена рассмотрению вопросов интеграции лиц с ограниченными... Педагогические условия интеграции слабослышащих студентов в систему обучения в высшей школе | | Научный доклад: «о целях, проблемах и мерах государственной политики развития и интеграции» Научный совет по комплексным проблемам евразийской экономической интеграции, конкурентоспособности и устойчивому развитию |
| Гумилёв Л. Н. Древняя Русь и Великая степь Россия не рассматривается как фактор европейской политики, русская культура – как неотъемлемая часть культуры европейской, русский... | | Л. Н. Гумилев в сети Интернет Произведения Л. Н. Гумилева Вы спросите, кто они такие, «народ хунну»? Так называли себя те, кого в европейской исторической традиции принято именовать гуннами,... |
