Николай Михайлович Амосов Мысли и сердце





НазваниеНиколай Михайлович Амосов Мысли и сердце
страница12/26
Дата публикации25.08.2013
Размер3.21 Mb.
ТипКнига
100-bal.ru > Философия > Книга
1   ...   8   9   10   11   12   13   14   15   ...   26

Назавтра его взгляд: «А ты, оказывается, дерьмо». Мои глаза мечутся в растерянности. И скрываются в сторону.

Нет, уж лучше так. Допрашиваю: уверен? Не на сто процентов, нет. Вот подождали бы, еще кому нибудь вшили. Опыта прибавилось бы. Кровотечения бы из дренажа не было. Тогда, наверное, и сердце не остановилось бы. А печень? Подождала бы она? Кто ее знает, может быть. Опять упираешься в одно и то же — нет точного расчета. Нужна кибернетика. Поди ты к черту со своей кибернетикой. Надоел. Пришел Петро.

— Онипко смотрел на рентгене и менял дренаж. Тяжелый он, но, кажется, выкарабкается. Степа сидит там.

Степа сидит. Грехи замаливает. Память у него коротка, у Степы.

Я знаю, что Петро хочет вырвать «помилование», пользуется моим бедственным положением. Пока нет. Ограничиваюсь неопределенным:

— Посмотрим.

Этого достаточно на сегодня. Я боюсь рассердить судьбу. И сегодня пытаюсь ее обмануть. Но завтра я посмотрю. Смешно. Как смешон порою человек! Бог бы мог мне сейчас поставить любые условия. Вне этого дома у него не так много шансов прижать меня. Потому что ничего не нужно — ни денег, ни славы, даже уже ни любви. Оставь меня в покое, если можешь. Но бога нет...

Время идет. Пятьдесят минут после остановки. Деятельность сердца как будто стабилизирована. Кровяное давление удерживается на цифрах 80 90. Он пробуждался, был беспокоен, пришлось ввести наркотик. Теперь спит, как ребенок. Только губы синие — все таки сердце дает мало крови. Но анализы приличные. Надежды возрастают. Было несколько больных, выживших и после поздних остановок сердца. Правда, редко, наверное, не больше чем один из десяти. Однако у Саши шансов уже гораздо больше. Обычно после первой остановки сердце работает пять — десять — пятнадцать минут, а потом останавливается вторично. Страшные сроки уже прошли. Есть еще счастье у него. И у меня.

В медицине редко бывают чудеса, но бывают. Как то вечером срочно оперировал парня с митральным стенозом. У него развился отек легкого. Это как лавина. За полчаса может человек умереть, задохнуться кровянистой пеной, которая вдруг начинает накапливаться в легких вследствие высокого давления в предсердии — от порока и от эмоций. Парень был чем то напуган, кажется, смертью соседа по палате. В операционную его притащили синего, уже без сознания. Руки только обтерли спиртом, а Марина едва накинула стерильные простыни на стол. Через пять минут сращенные створки митрального клапана были разделены пальцем, давление в левом предсердии и легком понизилось, и человек ожил. Закончили не спеша. Я вышел в предоперационную удовлетворенный и сел в кресло записывать протокол операции. И вдруг кричат, как сегодня: «Остановка сердца!» Заметили рано, по электрокардиоскопу. Массаж сердца через грудную клетку — запустили. Кровяное давление повысилось до нормы. Смотрели, потом я пошел записывать. И опять остановка. Снова запустили. Через двадцать минут — еще раз. После этого я ушел домой расстроенный. Если остановилось три раза, то уже нет надежды. Пусть без меня. На следующее утро прихожу и даже не спрашиваю, вполне уверенный, что не удалось спасти. И вдруг говорят — парень живой. После моего ухода снова остановка — четвертая. Запустили массажем. Сердце работало хорошо. Ждали час. Успокоились. Повезли в палату и дорогой, уже на кровати, оно остановилось в пятый раз. Снова пустили. На этот раз — окончательно. Он живой и доселе. Вот это чудо.

Все таки нужно позвонить домой. Теперь уже можно пойти без большого риска. Не пропустят, достаточно напуганы. Еще напомнить.

— Ребята, смотрите хорошенько, я побуду в кабинете. Оксана, тебе особенно. Если нужно отлучиться, оставляй у экрана кого нибудь из врачей. Ясно?

Все. Ушел.

Кабинет. Сумерки. Свет не зажигаю — так лучше. Звоню.

— Алло! Вы уже все дома? Как Леночка?

Жена отвечает — все хорошо. Леночка интересуется, когда вернусь. Большая стала. Уже не спрашивает: «Все хорошо? Больной умер?»

Кто его знает, когда приду. Рассказал. Поплакался.

— Вернусь нескоро — если не умрет. Не беспокойтесь... Нет, не ел. Поем. Это неважно.

Жена заботится, но не чрезмерно. Знает, что о еде говорить смешно. Правда, я поем. На столе стакан компота и какая то булочка. Это принесла старшая сестра, наверное. Но откуда такая булочка? Не из кухни. Кто то из своего завтрака, анонимный благодетель. Может, Валя из лаборатории?

Сначала покурить. «Меняю хлеб на горькую затяжку...» Привязался мотив.

Вот она, медицина. Если сердце заработало, то оно и не должно было останавливаться. Просто мы не могли уловить, понять, что происходит. Чтобы вовремя воздействовать — хотя бы тем же атропином.

Врачи смеются, когда я говорю о кибернетике. Это совсем не смешно. Только через нее мне как будто прояснились перспективы нашей науки. Правда, пока одни идеи, а для практики — ничего. Но это уже зависит от нас. Много нужно труда, средств, времени, чтобы эти идеи обросли мясом — приборами, воспринимающими информацию о больном, программами вычислительных машин с колоссальной памятью, другими аппаратами, воздействующими на организм средствами химии, физики.

Не дожить. Да и не гожусь. Глуп и необразован.

Как нужно все это сейчас! Он молод. Нужно только продержаться несколько часов, может, дней, и все пойдет как надо.

Вижу через матовое стекло, как кто то подходит к двери. Стоит и слушает. Раздражает. Это не из операционной. Те не ждали бы.

— Ну, входите же, что вы там стоите.

«Чего вы там стоите... Вон ступайте!» — это старуха в «Пиковой даме». Ассоциация. Машина продолжает работать. Любимая опера.

Входит бабка из приемного покоя.

— Извините, Михаил Иванович, там какая то девушка или женщина просится к вам. Я не хотела идти, говорю «не до тебя», но она уж очень просит.

Видишь, все знают, что мне ни до чего. Жалеют. А мне от этого не легче. Никто не может снять с меня того, что положено.

— По какому делу?

— Она говорит, по личному.

— Нет у меня личных дел.

— Да это у нее личное дело.

Да, конечно. Какой я недогадливый! Не на любовное же свидание она ко мне просится... А ведь это, возможно, та, которой письмо. Жена, значит, сидит в этом подъезде, а любовница — в том. Как грубо. Какая уж она любовница Саше. Нехорошо я думаю. Со зла на судьбу. Наверное, нужно с ней поговорить.

— Пусть идет.

Зажигаю свет.

Не хочу этого разговора. Почти так же, как и с Раей. Обязан. Опять обязан. Долг. Нужно платить долги. Ведь это люди дали тебе все, что ты имеешь. Ничего они мне не дали, я сам всего достиг! Будто? А вспомни детей, что выжили в джунглях у волков. Они и остались животными. «Программы поведения привиты воспитанием» — из той злополучной тетрадки. Не нужно переоценивать себя.

Выслушай и будь вежлив.

Ну о чем я с ней буду говорить?! Она же не сможет ничего этого понять. Нет у меня сейчас никаких душевных слов. Кто бы меня самого утешил.

Саша говорит: прочти письмо — поймешь. Нет, я сейчас не могу его читать. Мне стыдно перед ним. Нельзя простить того кровотечения и остановки сердца.

Пусть приходит. Кроме справки и вежливости, ничего я ей дать не могу. Даже ради Саши. Если ему самому не помочь, что же осталось ей? Вот она уже перед дверью. Быстренько явилась. Похоже, что бабка ее уже до того привела. Старуха правильно рассудила — что зря по лестницам бегать! «Нет, так уведу».

— Войдите.

— Здравствуйте. Я пришла справиться о Саше.

— Садитесь, пожалуйста.

Смотрю. Ничего, красивая. Лет тридцать, фигура и даже ноги... Смешно, в такой миг — и ноги! Старый рефлекс. Глупые мысли, совсем не к месту.

— Извините меня...

Сейчас скажет: «...что я потревожила вас в такой поздний час, когда вы устали...» и так далее. Нет, замолкла.

— Пожалуйста!

Тоже просится на язык: «Чем могу служить?» Задержал. Пусть сама говорит. Нет у меня к ней никакого чувства.

— Скажите мне, он будет жить?

Нет, нельзя обойтись без этой банальной фразы. Никак нельзя. Злость.

— Я не знаю. Делаем все, что можем. Простите, но у меня сейчас нет никакого желания объяснять вам, что и как. Если коротко — не поймете, а для лекций не время. Притом я не знаю, кто вы.

Стоп! Вскочила. Вспыхнула. Фу, как я подло сказал!

— Извините меня. Я не думала, что вы такой... У нее на языке было обидное слово. Лучше бы сказала. Мне стыдно.

— Я не ангел. И мне нелегко. Если можете, не обижайтесь. Потом объяснимся. И не задавайте глупых вопросов. Вот ключ, он подходит к соседнему кабинету. Там лаборатория. Есть кушетка. Пойдите, запритесь и не зажигайте свет. Я сам скажу, когда смогу. Устраивает?

— Да.

Ушла, не взглянув. Как плохо! Может быть, мои последние слова загладили немножко? Саша смотрит на меня с укором. Бог мне это не простит. Но он должен понимать. Нет, он обязан быть непреклонным. Никогда нельзя обижать слабых. Даже если они задают неумные вопросы. Возмездие. Какая глупость лезет в голову! Смешно. Ничего нет. Все — одна машина. Только вот управлять ею никак нельзя.

Пойду вниз, в операционную. Там люди, деятельность. Товарищи, они все понимают. Не все, но многое.

Нет, видимо, я должен прочитать письмо. Это не любопытство — разве до него сейчас? Но если она здесь и придется с ней говорить, я должен знать — о чем и как. Может быть, он собирается на ней жениться, когда поправится? Или совсем разойтись.

Беру конверт. Довольно аккуратно написано письмо, я не чувствую в почерке большого волнения. Впрочем, я не специалист по почеркам.
«Моя дорогая Ирочка! Моя милая!

Как трудно писать письмо, которое может стать последним! На послезавтра назначена операция.

Сегодня я привожу в порядок свои дела: пишу тебе письмо и собираю записки. Все оставлю М.И. Не сомневаюсь, что ты придешь к нему. Но помни, что и после смерти близких человек должен прилично себя вести.

Так захотелось написать тебе нежное, красивое письмо — и не получается.

Ты знаешь, как нарастает страх с каждым часом по мере приближения конца? Я себе внушаю, кричу — не смей! Держи себя в руках! Стараюсь думать о науке, о Сереже, о тебе, а он, страх, где то все копошится и подговаривает — «откажись», «отложи».

Иногда всплывают разные образы — сцены или ты, как когда то. Моменты, когда была сила, подъем, острота чувства. Так начинает щемить сердце, Ирочка! И лезут в голову жалостливые сетования, вроде: «За что? Почему именно я?»

Наверное, я пишу не то. Ты уж меня извини. Я стал слабым, и мне хочется наговориться перед смертью. Я ведь не заблуждаюсь и только делаю вид, что совершенно уверен. Пусть они думают о «воле к жизни». Медицина считает, что это очень помогает в лечении. Я настаиваю на операции потому, что не могу поступить вопреки логике: операция — это маленькие шансы, без нее — никаких.

Кроме того, меня поддерживает в твердости усталость. Я устал болеть, устал жить больным, во многом разочаровался. Единственное, что у меня все таки осталось, — это моя наука, мое творчество. Мыслить, искать зависимость между явлениями доставляет мне огромное удовольствие. Я готов этим заниматься все время. Ты не думай, что я заблуждаюсь на свой счет: я не Ньютон и, видимо, не осчастливлю человечество. (А в глубине я все таки думаю — а может быть, осчастливлю?) Даже если это случится, то мне тоже не так важно — я все равно умру. Если люди будут этим пользоваться потом, так это нужно для общества, как более высшей системы, а не для меня. Поэтому я и не честолюбив. Но сам процесс мышления, творчества, открывания — изумителен. Ради него я решаюсь на все. Конечно, может быть, я немного лгу: в подсознании шевелятся и другие мысли — буду здоров, будут и «животные» программы. Но только они почти всегда у меня были на втором плане.

Прости за сумбур в моем письме. Я волнуюсь.

Ты помнишь, как мы разбирали механизмы человеческого счастья? Я подсчитал свой баланс.

Даже предположим, что я выживу. Здоровым я не буду, так как функция многих органов сильно подорвана и не вернется к норме. Через несколько лет клапан начнет барахлить. Тогда опять начнется, как теперь, декомпенсация и прочее. Когда все так рассчитаешь, то энтузиазм не очень велик. Думаю: а может, самый лучший выход — просто не проснуться? Это меня тоже успокаивает.

Нет, я хочу жить, я хочу смоделировать человеческую психику! Я увлечен, заражен этим, и все остальное не идет в сравнение. Мои животные программы подавлены болезнью, и я не знаю, могут ли они возродиться. Сейчас они мне кажутся неважными. Даже Сережа отошел куда то в сторону. Остались одни голые идеи, которые день и ночь громоздятся в моей голове. Если бы здоровье! Я все понимаю. Понимаю механику своих увлечений. Мне стыдно перед тобой... Но что я могу сделать, если не могу иначе?

Грустно все это, дорогая. Может быть, и жестоко тебе об этом писать, но кому же еще? Ты меня прости. Все таки ты живая и здоровая. Ты не тургеневская барышня и не Анна Каренина. Подумай о своих программах. И не отводи в них очень много места для меня, пожалуйста. Знаешь, как трудно быть несостоятельным должником?

Все, моя милая. Когда то нужно кончать письмо.

На всякий случай — прощай!

Целую тебя крепко, как раньше.

Саша»
Письмо прочитано.

Покурим.

Странное впечатление и даже неприятное. Я ждал пыла, романтики, а тут программы, расчеты. Я так понимаю, что должен все равно отдать письмо, независимо — будет он живой или нет. Нужно ему было два написать: нежное — для смерти и такое — для жизни. Ясно — он отказывается от любви. И не любит сам. И может ли он вообще любить, как другие, — всей душой? Его мысли принадлежат науке. Это «гипертрофированные доминирующие модели». Да к тому же еще при декомпенсации многие физиологические функции ослабевают.

Неприятное письмо. Какое то неблагородное. Саша — и вдруг такое. А почему нет? Помнишь, что он сказал тебе? «Не нужно идеалов». Саша очень умен, а душа у него может быть совсем средней. Не хочет с ней больше встречаться. Приносит в жертву своим фантазиям. А может быть, надоело обманывать? Возможно, он дал себе обет: если перенесет операцию — больше не врать. В подсознании у каждого есть темные кладовые. Не будем делать выводы, друг. Данных слишком мало, чтобы судить.

Интересно бы почитать в тетрадке главы о любви и счастье. Нет, потом. Погорел на таком интересе. Пойду посмотрю, как там.

Почему она не пришла проститься перед операцией? Наверное, не разрешил. А как бы сделал я?

Спускаюсь по лестнице и жду сюрпризов. Вот зайду в операционную, и все отлично: Саша проснулся, сердце работает хорошо, кровотечение прекратилось. Вздох облегчения — и довольство разливается по всему телу. Победа!

Нет. Не такой уж ты счастливый. Чудеса бывают редко. А может, совсем иное: кровяное давление семьдесят, и в банку из дренажа часто часто капает кровь. «Чего же вы не вызвали?» — «Да мы думали...» Идиоты! Наверное, так и есть. Сердце не зря болит. Я знаю — предчувствий нет. Все эти телепатические штучки еще не проверены научно. Но все же. Беги скорее.

Открываю дверь со страхом. Все вижу сразу.

Нет, ничего не случилось. Слишком все мирно здесь. Даже скучно. Саша дышит сам, хотя изо рта еще торчит трубка. Глаза полузакрыты. Губы, кажется, не такие синие. Впрочем, свет искусственный, искажает. Дима опять сидит рядом с Оксаной. Пусть. На экране беспокойно бегает зайчик, отмеривая сердечные сокращения. Женя на низенькой скамеечке сидит у дренажа и считает капли. Крови в банке много. Может быть, не сливали? Леня пишет в листке. Вид усталый. Больше никого нет.

— Расскажите.

Дима вскакивает, смущенный. Не заметил, как я вошел. Чудак, я ничего не знаю.

— После вашего ухода ничего не произошло.

— А подробнее?

— Пульс колеблется от ста десяти до ста тридцати. Кровяное давление девяносто. Женя, сколько ты насчитал капель?

— Сорок. Бывало и шестьдесят. За полтора часа после остановки сердца почти триста кубиков.
1   ...   8   9   10   11   12   13   14   15   ...   26

Похожие:

Николай Михайлович Амосов Мысли и сердце iconНиколай Михайлович Амосов Энциклопедия Амосова. Алгоритм здоровья
Европейский Суд по правам человека (Первая секция), заседая Палатой, в состав которой вошли
Николай Михайлович Амосов Мысли и сердце iconНиколай Михайлович Амосов Голоса времен. (Электронный
Следующие условия проведения запроса предложений являются неотъемлемой частью настоящей Закупочной документации уточняют и дополняют...
Николай Михайлович Амосов Мысли и сердце iconНиколай Михайлович Амосов Книга о счастье и несчастьях. Дневник с...
Фз «Об энергосбережении и о повышении энергетической эффективности и о внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской...
Николай Михайлович Амосов Мысли и сердце iconНиколай Михайлович Амосов Книга о счастье и несчастьях. Дневник с...
Учащиеся 11 классов конкурсанты секции 1 участвуют только с индивидуальными работами (в показе коллекций не участвуют). На другие...
Николай Михайлович Амосов Мысли и сердце iconКонцепция
...
Николай Михайлович Амосов Мысли и сердце iconПрограмма по формированию навыков безопасного поведения на дорогах...
«золотое сердце» и что это значит «отдать своё сердце детям», «сердце не на месте» (что часто бывает с учителями), «сердце радуется»...
Николай Михайлович Амосов Мысли и сердце iconНиколай Михайлович Карамзин История государства Российского. Том VI
Рабочая программа утверждена на заседании кафедры «Связи с общественностью» протокол № от 20 г
Николай Михайлович Амосов Мысли и сердце iconНиколай Амосов ппг-2266 или Записки полевого хирурга
Данный период был обозначен неизбежным моментом, который в любом случае наступил в результате перехода от феодализма к капитализму....
Николай Михайлович Амосов Мысли и сердце iconБюллетень новых поступлений за июнь 2011 года
Текст] / Данилевский, Николай Яковлевич; сост., авт вступ ст и коммент. А. В. Репников, М. А. Емельянов-Лукьянчиков. М.: Росспэн,...
Николай Михайлович Амосов Мысли и сердце iconНиколай Михайлович Карамзин История государства Российского. Том I
Охватывает разнообразные виды творческой деятельности, которые выделены в три основных направления: декоративно-прикладное, художественно-эстетическое...
Николай Михайлович Амосов Мысли и сердце iconПрограмма по формированию навыков безопасного поведения на дорогах...
Канонихин Николай Михайлович, труженик тыла («Урок мужества» в 1-б классе) «70-летию Сталинградской битвы» (3-а класс)
Николай Михайлович Амосов Мысли и сердце iconПрограмма по формированию навыков безопасного поведения на дорогах...
Николай Михайлович Карамзин завершает публикацию «Истории государства Российского» (т. 1-8,1816-1817; т. 9 1821; т. 10-11, 1824;...
Николай Михайлович Амосов Мысли и сердце iconНиколай Константинович Рерих Сердце Азии Пути благословения
Омский институт водного транспорта (филиал) фбоу впо «Новосибирская государственная академия водного транспорта»
Николай Михайлович Амосов Мысли и сердце iconМетодическая разработка урока по курсу: «технология. Технический...
Обучающая: закрепление навыков использования оператора ветвления при составлении и реализации программ, набора и отладки программы,...
Николай Михайлович Амосов Мысли и сердце iconНиколай Михайлович Карамзин История государства Российского. Том IX
Суде в отношении тех Высоких Договаривающихся Сторон, которые выразили свое согласие применять на временной основе положения Протокола...
Николай Михайлович Амосов Мысли и сердце iconНиколай иванович лобачевский
Он высказал замечательные мысли, что геометрические свойства должны находиться в зависимости от движения материи и действующих сил....


Школьные материалы


При копировании материала укажите ссылку © 2013
контакты
100-bal.ru
Поиск