Академия наук СССР философское общество СССР новые идеи в философии
Скачать 3.74 Mb.
|
| Э. С.) знание, чтобы освободить место вере» 2. Эта выразительная и лаконичная формула неточна по сущности. Здесь уместно вспомнить слова Маркса о том, что «фило- * Опубликовано в ж. Наука и религия. 1971. „V» 1. 204 софские фразы» мыслителей прошлого необходимо отличать от «действительного ядра и содержания их мировоззрения» 3. Прежде всего, кантовская «критика разума» не затрагивала — и, соответственно, не «устраняла» — ни одного из действительных достижений современного ей научного знания. Всякий, кто внимательно вчитается в произведения Канта, без труда увидит, что по отношению к этим достижениям он выступал вовсе не в качестве обвинителя, а наоборот — в качестве защитника, умевшего выделить и убежденно отстаивать именно то, что обладало непреходящей теоретической ценностью. Кантовская критика имела в виду не столько разум, каким он на деле реализуется в научном исследовании, сколько «предрассудки рационализма», «самомнение и самообольщение разума». Кант атаковал идеологическую фикцию науки, рожденную XVII —XVIII веками, но получившую широкое распространение значительно позже — не в кантовскую, а уже в нашу, сегодняшнюю эпоху. Он решительно выступал против веры в то, что любая проблема, возникающая в контексте индивидуальной человеческой жизни, непременно должна решаться научно-теоретическими средствами. Чем дальше развивалась кантовская «критическая философия», тем яснее становилось, что она направлена против стремления перенести на науку те гносеологические ожидания, которые сформировались в эпоху безраздельного господства религии. Кант накладывал философский запрет на всякую попытку использовать научное исследование для удовлетворения духовных запросов, которые веками заставляли человека искать опору в магическом, пророческом и богооткровенном знании. В качестве заслона на пути этих запросов он выставлял уже прежде разработанную технику философского агностицизма — учение о непознаваемости мира, который лежит «за пределами возможного для всех опыта». Важно отметить, что кантовский агностицизм чем дальше, тем больше обнаруживал свою антииррационалистическую направленность, критически заострялся против попыток в обход науки (на путях мистической интуиции, прозрений, наития) заполучить знание о непознаваемом. «Критическая философия» убеждала в том, что на вопросы, которые по праву отклоняются научной теорией, вообще невозможно дать ответы, заслуживающие названия «доказанных истин» и вселяющие в человека ту же уверенность, которую дает знание. Вопреки ожиданиям немецких теологов, надеявшихся, что в этом пункте «критическая философия» прямо укажет на истины откровения, Кант во второй своей «Критике» — «Критике практического разума» — выдвинул на первый план безусловные достоверности морального сознания, одинаково очевидные и значимые как для верующих, так и для неверующих. Именно они заняли место, которое Кант, как мы помним, намеревался освободить для религиозной веры. Задача философского оправда- 205 ния религии была лишь подтверждена и более строго схематизирована второй кантовской «Критикой»; в сущности же говоря, она приобретала чрезвычайно сложные очертания и откладывалась на будущее. Покуда казалось, что речь идет просто о потребности в религиозной вере, которую должен втайне испытывать ординарный агностик и скептик, проблема выглядела вроде бы достаточно понятной. Но теперь все могли убедиться, что кантовский агностик не вполне обычен, что сама непознаваемость бытия существует для него в горизонте непреложного знания о добре и зле, о нравственно обязательном и нравственно невозможном. Необходима ли вера там, где уже налицо эта глубокая внутренняя убежденность, и может ли потребность в ней удовлетворяться существующим, исторически наличным религиозным мировоззрением? Этот вопрос заставлял совершенно по-новому формулировать задачу философского оправдания религии. Речь шла теперь о том, чтобы поставить религию на суд нравственного сознания. Сама неумолимая логика дела превратила «критику разума» в бескомпромиссный моральный анализ существующего религиозного мировоззрения, т. е. заставила Канта приняться за работу, внутренней необходимости которой он первоначально не осознавал. Не религия «за пределами разума», а «религия в пределах только разума» — так в конце концов обернулась давняя и заветная кантовская проблема. Показательно, что именно в ходе анализа религиозного мировоззрения кантовская «критическая философия» была вынуждена вынести свои самые резкие обвинительные вердикты. Немецкие теологи ожидали, что за пределами неустранимо проблематичного, антиномически-неопределенного «мира опыта», которым ограничивается наука, «критика разума» откроет ясный и устойчивый мир христианской веры. Вопреки этим ожиданиям и своим собственным надеждам, Кант обнаружил, что религиозная картина мироздания представляет собой клубок противоречий и двусмысленностей, причем двусмысленностей такого рода, что они сплошь и рядом делают непосильным для верующего самое главное, а именно — «моральный образ мысли». Философия, от которой ждали «апологии веры без всяких оговорок», объективно проявила себя как давний и убежденный моральный противник фидеизма. 15 учении Канта нет места вере, заменяющей знание, восполняющей его недостаточность и незавершенность. «Критическая философия» отвергала все виды веры, проистекающие из потребности уменьшить неопределенность окружающего мира и снять ощущение негарантированное™ человеческой жизни. Тем самым она — вольно или невольно — вступала в жестокий конфликт с теологией (как современной Канту, так и будущей), а также с нерелигиозными формами слепой веры. Кант обращал пристальное внимание на тот факт, что вера, как она в огромном большинстве случаев обнаруживала себя 206 в истории — в суеверных и религиозных (вероисповедных) движениях, в слепом повиновении пророкам и вождям — представляет собой иррационалистический вариант расчетливости. Фидеизм — это обезумевшее благоразумие, а внутренняя убежденность фидеиста на поверку всегда оказывается малодушной верой в откровение (верой в то, что кто-то и где-то обладает или обладал разумом, превосходящим действительные возможности разума). Вместе с тем Кант сохранил категорию «веры» в своем учении и попытался установить ее новое, собственно философское понимание, отличное от того, которое она имела в теологии, с одной стороны, и в исторической психологии — с другой. Кант писал, что в основе трех основных его сочинений лежат три коренных вопроса: «Что я могу знать?» («Критика чистого разума»), «Что я должен делать?» («Критика практического разума») и «На что я смею надеяться?» («Религия в пределах только разума»). Третий из этих вопросов совершенно точно очерчивает проблему веры, как она стояла внутри самой кантовекой философии. Кант поступил бы последовательно, если бы вообще исключил категорию «веры» из своего учения и поставил на ее место понятие «надежды». Надежда отличается от веры тем, что она никогда не является внутренним одушевлением, предшествующим действию и определяющим выбор. Там, где надежда становится источником практических решений, она, если глубже присмотреться к существу дела, всегда является либо упованием, либо слепой уверенностью, незаконно поставленной на место вероятностного по своему характеру знания. Надежды простительны, поскольку речь идет об утешении, но как побудительные силы поступков они требуют самого настороженного и критического отношения к себе. Важно отметить, что три коренных вопроса, с помощью которых Кант расчленял содержание своей философии, имеют обязательную (необратимую) последовательность. Согласно Канту, человек не имеет права задаваться проблемой: «Что я должен делать?», — покуда не нашел сколько-нибудь убедительного ответа на вопрос: «Что я могу знать?», — так как без понимания границ достоверного знания он никогда не оценит подлинного, самостоятельного значения долженствования и безусловного нравственного выбора. Он совершит еще более серьезную ошибку, если ответ на вопрос: «На что я смею надеяться?» — превратит в условие для решения проблемы: «Что я должен делать?», — т. е. предпошлет веру долгу. Это решающий пункт в кантовском (философском) понимании веры. Объекты веры (будь то бог или, скажем, смысл истории) не может быть объектом расчета, неким ориентиром, но которому индивид мог бы заранее выверить свои поступки. В практическом действии человек обязан целиком положиться на присутствующее в нем самом сознание «морального закона». Вера как условие индивидуального выбора практического действия пор- 207 гит чистоту нравственного мотива — на этом Кант настаивает категорически. Если она и имеет право на существование, то лишь в качестве утешительного умонастроения человека, уже принявшего решение на свой страх и риск (т. е. без всяких предваряющих его упований). Потребность в подлинной вере возникает, согласно Канту, не в момент выбора, а после того, как он сделан и возник вопрос, имеет ли шансы на успех (на утверждение в будущем) та максима поведения, которой следовали безусловным образом, т. е. не думая об успехе. Сам Кант чувствует, что на практике это различие трудно выполнимо для верующего человека. Вера в существование бога и личное бессмертие, поскольку она неотделима от ощущения божественного всемогущества, быстро выходит за те границы, в которые хотела бы ввести ее «критическая философия». Вместо того чтобы утешиться этой верой (воспользоваться ею только как надеждой), люди невольно и постоянно превращают ее в непосредственное обоснование своих решений: начинают чувствовать себя солдатами священной армии, вселенский успех которой гарантирован провидением, превращаются в религиозных подвижников, слепо полагающихся на непременно благоприятный исход борьбы добра со злом, и т. д. Не удивительно, что оценка религиозных надежд праведника оказывается у Канта неуверенной, даже двусмысленной; трудно установить: считает ли он эти надежды обязательными или только простительными для нравственного человека, видит в них источник моральной стойкости или, наоборот, костыль, на который люди вынуждены опереться но своей врожденной слабости. Этой двусмысленности очевидным образом противостоит категоричность, с которой Кант отвергает первичность веры по отношению к моральному решению. Уже в докритической работе «Грезы духовидца, поясненные грезами метафизика» Кант писал, что, по его мнению, «сообразнее с человеческой природой и чистотой нравов основывать ожидания будущего мира на чувствах благородной души, чем, наоборот, ее благонравное поведение основывать на надежде на будущую жизнь» 4. В «Религии в пределах только разума» эта мысль отлилась в лаконичную формулу: «Религия основывается на морали, а не мораль на религии» 5. Нам хотелось бы прежде всего привлечь внимание ко второй половине этой формулы — к тому, что мораль, по заявлению самого Канта, не требует религиозного обоснования. Философия Канта выявляла удивительный факт: расчетливо-осмотрительный индивид и индивид, исповедующий богооткро-венную веру, — это, по сути дела, один и тот же человек. Благоразумие превращается в суеверие всюду, где оно испытывает недостаточность знания, где его познавательная ситуация становится критической. Именно в этих условиях обнажается глубинный душевный склад расчетливо-осмотрительного человека, 208 а именно — его неспособность вынести собственную свободу, то малодушие и самоуничижение, которое издревле составляло естественную почву всякой «богослужебной религии» (термин Канта). Кант был глубоко религиозным мыслителем, непримиримо относившимся к атеизму. И в то же время он без всяких оговорок должен быть признан одним из величайших критиков и разрушителей религиозного мировоззрения. Кант разрушал религию не как противник, а как серьезный и искренний приверженец, предъявивший религиозному сознанию непосильные для него нравственные требования, выступивший со страстной защитой такого бога, вера в которого не ограничивала бы свободы человека и не отнимала у него его морального достоинства. Суть кантовской философии религии можно передать следующей краткой формулой: богу (подлинному богу) угодна нравственная самостоятельность людей, и только она одна; ему претит любое проявление малодушия, униженности и льстивости. Поэтому подлинно верует лишь тот, кто не имеет страха перед Богом, никогда не роняет перед ним своего достоинства и не перекладывает на него своих моральных решений. Желал того сам Кант или не желал, но эта идея должна была разъесть существующую религию, подобно кислоте. Она ставила серьезно верующего человека перед критическим вопросом, который слабо мерцал во многих ересях: «К кому же, собственно, я обращаюсь, когда страшусь, колеблюсь, ищу указаний, вымаливаю, заискиваю, торгуюсь?». К кому обращались и обращаются миллионы людей, мольба которых есть вопль бессилия? Если богу (подлинному богу) не угодны духовная слабость, малодушие и униженность (т. е. именно те состояния, в которых обычно пребывают люди, полагающие, что они общаются с ним), то не угодно ли все это «князю тьмы»? А раз так, то (вопрос, некогда брошенный Лютером по адресу католической церкви) не градом ли дьявола являются храмы, в которых всякий пребывает в страхе, стыде и беспомощном заискивании? Сам Кант не формулировал альтернативу с такой резкостью. Однако он достаточно определенно говорил о том, что все эмпирически известные формы религии (в том числе и христианство как вид вероисповедания) являлись идолослужением в той мере, в какой они допускали человеческую униженность и льстивость, индульгентное понимание божьей милости и утешительную ложь, веру в чудеса и богослужебные жертвы. «Прежде всего, — писал Кант в „Религии в пределах только разума", — я принимаю следующее положение, как правило, не нуждающееся ни в каких доказательствах: все, что, кроме доброго образа жизни, человек предполагает делать, чтобы быть угодным богу, есть только религиозная иллюзия и лжеслужение богу. . . Если человек хотя бы в чем-либо самом малейшем удаляется от данной максимы, то лжеслужение богу (суеверие) больше уже не имеет никаких границ» (С. 179, 181). Источни- 209 ком этого лжеслужения, которое самим богом с полным правом может быть расценено как грех или даже как невольное надругательство над ним, Кант считал укоренившееся со времен первобытного идолопоклонничества «уважение к могущественному невидимому существу, которое беспомощному человеку насильственно внушается естественным страхом, возникающим из сознания своей неспособности» (стр. 185). Именно на этой основе развиваются угодничество, сопутствующее всем разновидностям массовой веры, и привычка «добывать каким-то пронырством милости высочайшего существа» (из письма Канта к X. Г. Вольфу 28 марта 1776 г.) 6. Кант столкнул религию и теологию с глубочайшими внутренними противоречиями религиозного сознания. Если богу угодны лучшие, он не примет «вздоха угнетенной твари». Но тогда кому угоден вздох угнетенной твари, который слышен в молитве большинства людей? Человек чаще всего испытывает потребность в боге как смятенное и беспомощное существо, но разве не сама эта потребность, рожденная смятением и беспомощностью, бесконечно отдаляет его от подлинного бога? Серьезность и вдумчивость Канта как религиозного мыслителя поставила религию, теологию и самого Канта перед неразрешимыми трудностями. Его нравственная взыскательность наносила религиозному мировоззрению не менее ощутимый удар, чем быстро развивавшийся в конце XVIII — начале XIX веков материализм естествоиспытателей. Основной вопрос, смущавший религиозную совесть Канта, состоял в следующем: не является ли вера в бога соблазном на пути к полной нравственной самостоятельности человека (а следовательно, и к его полной богоугодности)? Как существо всесильное, бог не может не искушать того, кто верует, к исканию его милостей. Как существо всезнающее, бог совращает к мольбам о подсказке и руководстве там, где человек обязан принять свободное решение перед лицом неопределенности. Как перманентный творец мира, он оставляет верующему надежду на чудесное изменение любых обстоятельств. Высшим проявлением нравственной силы человека является стоическое мужество в ситуации, безвыходность которой он осознал («борьба без надежды на успех»). Но для верующего эта позиция, достоинство которой обосновывается всем духом кантов-ской «критической философии», оказывается попросту недоступной. Верующий не может не надеяться на то, что бог способен допустить и невероятное. Иными словами, сама вера исключает возможность того ригористического поведения и внутренней чистоты мотива, для которых нет препятствий у неверующего. Выше мы отметили, что в учении Канта философски понятая вера отличается от вульгарной, богооткровенной веры, как надежда — от упования и слепой уверенности. Но бог — слишком неподходящий объект для надежды. Как бы он ни изображался |
Похожие:
 | Президиум академии наук СССР распоряжение от 7 мая 1980 г. №10143-688... Разработано Сибирским научно-исследовательским институтом энергетики, фирмой оргрэс, Научно-исследовательским институтом гигиены... | | Лекция: Содержание, задачи и методы патологической анатомии. История предмета Рамн, доктора медицинских наук, профессора М. А. Пальцева, академика амн ссср, доктора медицинских наук, профессора А. И. Струкова,... |
| Ссср на пути кардинального реформирования общества 5 Глава Причины распада СССР 11 Но зачастую упускаются несколько обстоятельств. Всё это подчас приводит к мифологизации и необоснованной трактовке фактов и событий,... | | Предполагается, что школьники усвоили и могут оперировать знаниями... Обострение межнациональных противоречий. Августовские события 1991 года. Распад СССР. Образование СНГ. Образование Российской Федерации... |
| Предполагается, что школьники усвоили и могут оперировать знаниями... Обострение межнациональных противоречий. Августовские события 1991 г. Распад СССР. Образование СНГ. Образование Российской Федерации... | | Деятельность оун-упа из документов нквд-мгб СССР рассекречено в 2008 году Управления нквд СССР судоплатова заместителю начальника 3 управления нквд СССР илюшину |
| Законодательство СССР Утверждены Главным управлением ветеринарии Министерства сельского хозяйства СССР 27 декабря 1983 г по согласованию с Главным санитарно-эпидемиологическим... | | «О кадровом обеспечении сферы культуры и искусства Краснодарского... Ссср кинорежиссер Сергей Бондарчук, народная артистка СССР актриса Нонна Мордюкова, народный артист СССР дирижер Юрий Силантьев,... |
| Распоряжение президиума ан СССР от 03. 12. 1979 г. №10115-1966 «Об... Методические указания предназначены студентам специальностей 060800(080502) "Экономика и управление на предприятии (строительство)";... | | Конкурс исследовательских работ «Без истока- нет реки» Указов Президиума Верховного Совета СССР от 21 февраля 1948, от 28 ноября 1948 года; Приказа Министерства государственной безопасности... |
| Программа : О. Билый (д ф. н., Институт философии нану): Военная... О. Билый (д ф н., Институт философии нану): Военная доминанта российской цивилизации и крах СССР |  | Академия наук СССР институт востоковедения памятники литературы Гос впо по специальности 080111. 65 Маркетинг, утвержденный Министерством образования РФ «23» марта2000 г., №202 эк/сп |
| Еще раз об отношении СССР к плану Маршалла Военно-промышленный комплекс СССР на международной арене | | Реферат с элементами исследования Амн ссср, заслуженному деятелю науки рсфср, лауреату Государственной премии СССР зинаиде Виссарионовне Ермольевой |
| Ссср в 1950 – 1970-е годы Международная обстановка после второй мировой войны. Ссср в условиях холодной войны | | Методические указания по оценке почвенно-мелиоративных условий» (1987),... Почвенно-мелиоративная карта сельскохозяйственных земель Узбекистана м 1: 500 000 составлена в составе «Схемы развития и размещения... |
