ОКСФОРДСКИЙ СЛОВАРЬ
У меня было три причины ненавидеть прежнего стармеха: во-первых, во-вторых и в-третьих, он никогда не смывал за собой ссаки.
Больше я про него ничего не помню: ни как выглядел, ни сколько ему было лет. Несмытые ссаки заслонили его образ. Так бывает, когда произведение заслоняет собой образ автора. Никто не помнит, как выглядел Айвазовский, но многие в курсе, что он дарил друзьям акварельные моря, нарезанные его учениками из большого листа ватмана, облитого водой. Вода делает чудеса с акварелью, а много маленьких морей выгодней, чем одно большое.
Каюта стармеха была моим объектом, так что несмытые ссаки, как сказал бы поэт, больно ранили моё личное понимание прекрасного. Приборку в его каюте я начинала с санузла: смывала унитаз, а потом разбрызгивала дезик, чтоб не воняло застоявшейся мочой. Почему он не смывал сам, я не знаю. Можно предположить, что ссаки оставлялись им по забывчивости, но тогда почему мне ни разу не пришлось смыть за ним дерьмо? Думаю все-таки, что стармех просто не считал свою мочу достаточно жёлтой, полагая, что она не заметна на фоне унитазного ложа. Хотя, скорей всего, он вообще ни о чем таком не размышлял. А я мечтала, чтобы он заболел и списался. И когда он наконец заболел и списался, я подумала словами советского разведчика: «за нашу победу».
Боже, какую ерунду я пишу. «Лора, - сказала мне однажды мама, - у тебя унитаз фигурирует в каждом втором рассказе». Я бы могла ответить, что такова моя правда жизни, но это было бы враньём. Но унитазы действительно преследуют меня, как тайные шпионы, и я ничего не могу с ними поделать, хотя, конечно, наблюдала жизнь и с других аспектов. Просто, видимо, порою унитазы сильней меня.
Так или иначе, однажды мы пришли в порт приписки Владивосток, и в один из стояночных дней я обнаружила стармеховский унитаз чистым. Это было так необычно, что некоторое время я не доверяла зрению, и в конце концов - видимо, не в состоянии разорвать устоявшийся алгоритм - все-таки нажала на кнопку сливного бачка. Глядя на унитазный водопад, умывающий и без того умытый фаянс, я услышала сзади себя голос (ну конечно, сейчас можно навертеть вокруг него всяких эпитетов: «приятный», «сексуальный» и даже, чего доброго, «мужественный») и (очень хочется сказать: «вздрогнула от неожиданности»), обернувшись с зажатым в руке ёршиком, увидела незнакомого мужчину. Примерно через секунду мне стало ясно, что это был мужчина моей мечты. Голос, принадлежавший, безусловно, ему, секундой раньше сказал слово «здравствуйте». До сих пор я считаю, что нет ничего страшнее, чем увидеть материализацию собственных романтических мечт, стоя над унитазом с ёршиком в руке.
Потом я, конечно, нашла в своей мечте массу недостатков. На один из них она указала сама, озабоченно разглядывая себя в большом зеркале на входной двери каюты:
- Тебе не кажется, что у меня ноги коротковаты? – спросил меня мужчина мечты, но даже после этого вопроса я всё равно его любила.
Разумеется, я хотела с ним пожениться. Но почему-то именно тот факт, что на момент развития сюжета он как раз разводился со своей женой, чтобы жениться на буфетчице с предыдущего парохода, превратил мой шанс в отрицательную величину. Я посмотрела на обстоятельства и сочла их непреодолимыми, готовясь утешаться тем, что в период предстоящего и довольно долгого рейса я хотя бы буду иметь дело с чистым унитазом. Новый стармех оказался очень аккуратным, да и вообще весьма порядочным человеком. Несмотря на всё это, он впал в грех прелюбодеяния еще до выхода судна в рейс.
Это был единственный случай в моей – вообще-то, довольно пуританской - жизни, когда я соблазнила мужчину, а не наоборот. Я действовала, как профессионалка наивысшего уровня: технично и вдохновенно. При этом сдержанно блистала остроумием и мелкими дозами демонстрировала интеллект. Иными словами, была умницей и лапочкой, кем уже много лет совершенно не являюсь.
Постельная сцена номер раз была, тем не менее, крайне неудачной. Мужчина мечты провёл рукой по моей голой спине и нащупал шрам от давней операции. Потеряв контроль над врагом своим, я ответила на вопрос «что это там у тебя?» коротко и неуместно: «аппендицит». Эрос не обладает чувством юмора. Услышав смех, он всегда почему-то принимает его на свой счет и улетает прочь, оскорбленный и униженный, а вы остаётесь как дураки – без штанов, но уже не понимающие, почему. После таких происшествий обычно становятся добрыми приятелями, но примерно через неделю нам всё-таки удалось подманить пугливого идиота с нефритовым стеблем наперевес.
Между нами говоря, вся эта история была действительно романтичной. Если не считать стилистической погрешности, связанной с короткими ногами и зеркалом, она протекала почти безукоризненно. Стармех был интеллектуален, красив и остроумен, а я уже признавалась где-то, что для мгновенной капитуляции мне обычно достаточно и двух из этой тройки компонентов. Роман, нескучно имевший место быть в антураже визитов парохода сперва в Арктику, а затем - в страны Юго-Восточной Азии, сам по себе достоин описания, но мне, честно говоря, ужасно лень углубляться и детализировать.
Были от этой моей любви и практические выгоды. Например, ванна. В каюте стармеха на том пароходе имелась самая настоящая ванна, которую можно было наполнять, по желанию, как пресной, так и подогретой забортной водой. Во всех остальных каютах – в том числе и моей - был только душ; не считая, конечно, каюты капитана, но это уж действительно было не в счет: капитанскую ванну оккупировала Ласточкина, погубив себе жизнь. В отличие от моего, довольно краткосрочного, романа, Ласточкина пропала в своём на десять лет.
Каждый вечер я брала ванны, постепенно приобретая привычку засыпать в тёплой воде. Стармех был моим первым (о, да!) мужчиной, который выключил в ванной свет, пока я там спала, и я проснулась среди тьмы, мокрого холода и одиночества - с невыносимой мыслью: «неужели больше никто не спасся...» Позже подобные шутки проделывал со мной первый муж, а второй (и надеюсь, последний) лишен этой возможности, потому что в нашей ванной комнате два больших окна. Я не очень верю в связь событий, но странное чувство испытываю всякий раз, когда мужья берут по какой-нибудь надобности мой оксфордский словарь и листают его. Или, например, говорят, что словарь лежит там-то или там-то, когда он мне срочно нужен, а я не знаю, куда сунула его и переворачиваю половину дома в поисках, потому что мюллеровский – сильно здоровенный, а дубровинский – совершенно дурацкий.
На словарь я положила глаз еще до случая с аппендицитом. Словарь действительно очень удобный: во-первых, он двубортный, как деловой пиджак; во-вторых – маленький и влезает даже в дамскую сумку, которая, надеюсь, у меня когда-нибудь появится – вместе с вечерним платьем; в-третьих – 33 тыс. его слов и выражений всё же с лихвой перекрывают мои потребности в понимании любой англоязычной ситуации. Я брала словарь напрокат у стармеха и уносила к себе, потому что было у меня в каюте две небольшого формата книжки, из которых я, кстати, почерпнула термины «to lick» и «to suck». Про книжки я стармеху не говорила: по официальной версии, словарь был нужен мне для изготовления контрольных работ по английскому. Одна контрольная была про вожатую в бойскаутском лагере, которая в конце концов обесчестила даже лагерного пса, а вторая - про хоспис для инвалидов, оставшихся без всех четырех конечностей, но с невредимыми и постоянно алкающими членами. Позже я с удивлением встретила знакомые сюжет, стиль и слог у писателя М. Веллера в романе «Самовар».
Шесть месяцев моего романа со словарём совпали по срокам с продолжительностью рейса. Но напоследок я всё-таки опошлила сюжет, привнеся в чистую минорную коду реплику, вычитанную мной из книжки про бойскаутов:
- Не хочется тебя отпускать, - сказала я с многоопытной порнографической интонацией бойскаутской вожатой и внезапно для себя разревелась.
- Ну так и не отпускай, – услышали мои уши.
Опытные девушки прекрасно знают, что значит такая фраза, сказанная в нужный момент и с нужной акцентацией. Услышав эти слова, я могла спокойно взять своего стармеха за руку и повести в ЗАГС, благо вахтенный штурман как раз объявил рейдовый катер. Но вся беда была в том, что именно эта фраза – «ну так и не отпускай» - следовала после реплики паршивки-вожатой, а потом они оба, вожатая и её собеседник, завалились в кусты бугенвилии и принялись to lick and to suck, сдирая друг с друга трусы, а с бугенвилии – цветы и листья. Мои слезы, гениально соответствовавшие моменту, сменились моим же хохотом, испоганившем всё, что можно.
Надо отдать должное стармеху: он не поехал на этом рейдовом катере. Он дождался следующего. Выигранные таким образом полчаса были истрачены на вздохи, атмосфера которых нарушилась лишь единственной фразой:
- Хочу подарить тебе кое-что на память, - сказал стармех.
По-моему, в кино мужчины дарят девушкам бриллианты при расставании. В жизни они дарят им оксфордские словари.
Я никогда больше не видела стармеха, хотя Владивосток – ужасно маленький город. Зато карманный оксфордский словарь вот уже, прости Господи, почти 20 лет со мной. Еще в первый год у него оторвалась обложка, которая долгое время хранилась сложенной меж страниц, дожидаясь, пока я её приклею, но в итоге так и потерялась где-то. Страницы словаря сильно пожелтели, но и только. Он даже не слишком заляпан. Лишь на его русско-английском борту имеются два пятна от кофе, да слово «Россия» жирно закалякано синей пастой – это знакомый антисоветчик Аркашка в 1990-м склонял меня к совместной эмиграции в Австралию, наивно путая историческое название родной страны с её текущим политическим строем.
* * *
|
