Ирвин Ялом. Мамочка и смысл жизни. Психотерапевтические истории
Скачать 2.7 Mb.
|
| ууууооооооооууууууу, похожее на вопль тысячи котов. Комната начала вибрировать, сперва слегка, а затем все сильнее. Скрежет становился громче и грубее. Он слышал постукивание гальки по земле, затем полетели камни побольше, а затем накатила лавина. Казалось, гул шел из-за стен спальни. Осторожно подойдя к стене, Эрнст увидел трещины, появляющиеся то тут, то там; обои отрывались и падали на ковер. Скоро он уже мог видеть кладку, под которой мгновение спустя остались лишь деревянные перекрытия дома. Удар! Гигантская лапа с вытянутыми когтями ввалилась в дом. Увиденного оказалось достаточно. Это было слишком! Схватив рубашку, он побежал к лестнице. Но уже не было ни лестницы, ни стен, ни самого дома. Позади него лежало черное звездное пространство. Он побежал не зная куда, и очень скоро обнаружил вокруг себя высокие ели темного леса. Услышав громкий рев, он обернулся назад и увидел чудовищного кота с огненно-красными глазами — похожего на льва, только черно-белого и намного больше. Размером с медведя. Размером с саблезубого тигра! Он бежал очень быстро, он почти летел, и все громче становился рев, и все ближе были лапы чудовища. Увидев озеро, Эрнст поспешил к нему. “Коты ненавидят воду”, подумал он и поплыл. Он слышал с середины озера, скрытой туманом, звук струящейся воды. Потом он увидел ее — Артемиду, спокойно стоящую посреди озера. Одна рука ее была высоко поднята, как у статуи Свободы, в то время как другая, словно чашку, поддерживала одну из ее многочисленных грудей, из которых лилось то ли молоко, то ли вода. Нет, увидел он, подходя ближе, это было не молоко, а какая-то светящаяся зеленая жидкость. И это была не Артемида — это был металлический робот. И в озере была не вода, а ядовитое вещество, разъедающее его ступни и голени. Он открыл рот и изо все сил попытался закричать: “Мамочка! Мамочка, помоги мне! Мамочка!” Но он не слышал собственного голоса. Следующее, что мог вспомнить Эрнст, это как он ехал в своей машине, одетый лишь наполовину, усердно нажимая на газ и летя вниз по Марин-драйв подальше от домика Артемиды, скрытого в черном лесу. Он пытался сосредоточиться на том, что произошло, но страх переполнял его. Как часто он проповедовал пациентам и студентам, что кризис несет не только опасность, но и новые возможности! Как часто он говорил, что тревога ведет к озарению и мудрости! Что все наши сны, а особенно кошмары, — поучительны. Добравшись до своей квартиры в Рашн Хил, Эрнст вломился в дверь и бросился не к диктофону записывать свой сон, а в свой медицинский кабинет, к двухмиллиграммовым таблеткам ативана, сильного антидепрессанта. Но в ту ночь наркотик не принес ни облегчения, ни сна. Утром он отменил все назначенные встречи и перенес особо настойчивых пациентов на вечер следующего дня. Все утро он провел на телефоне, обсуждая свой случай со своими хорошими друзьями, и через двадцать четыре часа ужасная судорога, сдавленность в груди начали постепенно проходить. Разговор с друзьями, полное признание были полезны, хотя никто из них и не смог уловить, что же произошло. Даже Пол, его давний и близкий друг, который был его поверенным еще в годы учебы, был не исключением: он пытался убедить Эрнста, что его ночной кошмар был предупреждающей сказкой, призывающей Эрнста быть более внимательным по отношению к профессиональным границам. Эрнст пылко защищал себя: — Запомни, Пол, Артемида не подружка моего пациента. И я не использовал преднамеренно своего пациента, чтобы познакомиться с женщиной. И, кроме того, мои помыслы были высоко моральными. Мои поиски этой женщины были продиктованы не плотским желанием, а стремлением снизить тот вред, который ей нанес мой пациент. Я поехал к ней не за сексуальной разрядкой — просто это невозможно было остановить с самого начала. — Прокурор будет смотреть на это иначе, Эрнст, — Мрачно заметил Пол. — Они из тебя отбивную сделают. Бывший супервизор Эрнста, Маршал, предложил ему Фрагмент своей предостерегающей лекции, которую он, как заведено, произносил перед своей группой: “Даже если ты не делаешь ничего дурного, избегай любой ситуации, где даже одно твое движение, запечатленное на фото, содержало бы намек на нечто неэтичное”. Эрнст пожалел, что позвонил Маршалу. Проповедь о намеке не сильно потрясла его; наоборот, ему казалось возмутительным советовать детям вести себя осмотрительно, дабы избежать искажения в средствах массовой информации. В конце концов, Эрнст не придал значения советам своих друзей. Все они были малодушными, поглощенными мыслями о проблемах внешней стороны дела, вопросами приличия и возможным судебным разбирательством по поводу злоупотребления служебным положением. Раздумывая обо всем этом, Эрнст был уверен в одном: он поступил полностью честно. После того как он полностью пришел в себя, Эрнст возобновил практику и. через четыре дня встретился с Халстоном, который заявил, что в конце концов все же решил прервать терапию. Эрнст знал, что он потерпел неудачу с Халстоном, который, несомненно, ощущал неодобрение терапевта. Чувство вины Эрнста по поводу провала терапии было недолгим, потому что после прощальных слов Халстону он сделал странное открытие: в последние семьдесят два часа с тех пор как он поговорил по телефону с Полом и Маршалом, он полностью забыл о существовании Артемиды! Тот завтрак с ней, все, что случилось потом! Ни разу он не подумал о ней! “Господи, — думал Эрнст, — я вел себя так же ужасно, как и Халстон, оставив ее без единого объяснения и не утруждаясь звонками и встречами”. Весь остаток этого дня и весь следующий день Эрнст отмечал тот же самый странный феномен: сколько бы он ни пытался думать об Артемиде, он не мог сосредоточиться: его сознание начинало блуждать по несущественным темам. Поздно вечером он решил позвонить ей, это ему стоило больших усилий — Эрнст представил, будто крутит сорокакилограммовый диск — начать набирать ее номер. — Эрнст! Это и правда ты? — Конечно, я. Поздно. Но это я. — Эрнст замолчал. Он ожидал вспышки гнева и был ошарашен ее ласковым голосом. — Ты удивлена? — спросил он. — Очень удивлена. Не думала, что еще когда-нибудь услышу твой голос. — Я должен увидеть тебя. Вещи кажутся нереальными, но звук твоего голоса пробуждает меня. Нам многое нужно сделать: мне за многое извиниться и многое объяснить, а тебе многое простить. — Конечно, увидимся. Но при одном условии. Никаких объяснений или прощений — они не нужны. — Поужинаем завтра? В восемь? — Прекрасно, я приготовлю. — Нет, — Эрнст вспомнил свои подозрения по поводу лисичек. — Моя очередь. Ужин за мной. Он приехал в дом Артемиды, нагруженный едой, с удовольствием выложил всевозможные пакеты на стол, рассказывая Артемиде об их содержимом. Он был удручен, когда она сказала, что является вегетарианкой, и поэтому пропустит некоторые блюда, включая цыпленка, завернутого в салат, и мясо с грибами. Слава богу, тихо пропел Эрнст, что есть рис, проросшие зерна и вегетарианские клецки! — Я хочу тебе кое-что сказать, — произнес Эрнст, когда они сели за стол. — Все мои друзья говорят, что я Одержим разоблачением тайн, поэтому я хочу предупредить тебя... — Помни о моих условиях. — Артемида закрыла рукой его рот. — Никаких извинений, никаких объяснений. — Не уверен, что смогу выполнить эти условия, Артемида. Как я уже говорил тебе предыдущей ночью, я отношусь к своей работе целителя очень серьезно. Таков я, такова моя жизнь, и я не могу это включать или выключать по своему желанию. Я в ужасе оттого, что так поступил с тобой. Я вел себя не по-человечески. Сначала мы занимаемся любовью и это настолько прекрасно, что я даже представить себе такого не мог, а потом я убегаю без слов, без объяснений — это непростительно! Я поступил бесчеловечно, иначе это назвать нельзя. Моя невнимательность, наверное, оскорбила тебя. Должно быть, ты снова и снова удивлялась тому, какой я страшный человек и как гнусно обошелся с тобой. — Я уже говорила тебе, я не переживаю из-за таких вещей. Естественно, я была разочарована, но полностью понимала тебя, Эрнст, — серьезно добавила она. — Я знаю, почему ты ушел в ту ночь. — Ты и правда знаешь? — игриво сказал Эрнст, находя ее наивно прелестной. — Не верю, что ты знаешь так много о той ночи, как думаешь. — Я уверена, — настойчиво сказала она. — Я знаю намного больше, чем ты можешь себе представить. — Артемида, ты даже вообразить не можешь, что произошло той ночью. Как ты можешь это знать? Я убежал из-за сна — ужасного и глубоко личного видения. Что ты можешь знать об этом? — Я все это знаю, Эрнст. Я знаю и о коте, и об отравленной воде, и о статуе посреди озера. — Ты заставляешь кровь стыть в жилах, Артемида! — воскликнул Эрнст. — Это мой сон. Сны — это частная собственность, частная и неприкосновенная для другого человека. Как ты узнала мой сон? Артемида сидела молча, низко склонив голову. — У меня так много вопросов, Артемида. Глубина моих чувств в тот вечер — волшебный жар, непреодолимое желание, невозможность убежать от тебя и твоих чар... Но желание было неестественным. Могло оно быть вызвано чем-то, каким-то веществом? Может быть, лисички? Артемида еще ниже опустила голову. — А потом, когда мы были в постели, я трогал твои щеки. Почему ты плакала? Я чувствовал себя прекрасно; и думал, что это было взаимно. Откуда же взялись эти слезы? Почему тебе было больно? — Я плакала не по себе, Эрнст, а по тебе. И не из-за того, что между нами произошло — для меня это тоже было прекрасно. Я плакала из-за того, что должно было произойти с тобой. — Должно произойти? Я что, схожу с ума? Скажи мне правду, Артемида! — Я не уверена, что правда удовлетворит тебя, Эрнст. — Попробуй. Доверься мне. Артемида встала, быстро вышла из комнаты и вернулась с вельветовой папкой, из которой достала лист, желтый и старый. — Правду? Правда здесь, — сказала она, положив лист на стол, — в этом письме, которое моя бабушка написала моей маме, Магде, 13 июня 1931 года. Прочесть его тебе? Он кивнул. И в свете трех благоухающих свечей Эрнст слушал рассказ бабушки Артемиды, историю, объясняющую его сон. “Магде, моей любимой дочери, на ее семнадцатый день рождения, в надежде, что это письмо пришло ни поздно ни рано. Настало время для тебя узнать ответы на важные вопросы твоей жизни. Откуда мы пришли? Почему тебя так часто избегали? Кто и откуда твой отец? Почему я отправила тебя подальше от себя? Семейная история, которую я описала здесь, это то, что ты должна знать и передать своим дочерям. Я росла в местечке Юпест, в нескольких милях от Будапешта. Мой отец, Януш, твой дед, работал машинистом на огромном заводе, производившем автобусы. Когда мне исполнилось семнадцать, я переехала в Будапешт. У меня было несколько причин для этого. В частности, в Будапеште молодой девушке можно было найти более интересную работу. Но основная причина была в том — мне стыдно признаться тебе в этом, — что мой отец был как дикое животное, охотящееся на собственного ребенка. Он несколько раз приставал ко мне, когда я была слишком маленькой, чтобы защитить себя, а когда мне было тринадцать, он изнасиловал меня. Моя мама все знала, но предпочитала не показывать виду и отказывалась защищать меня. Я поехала в Будапешт с моим дядей Ласло, братом отца, и тетей Юлькой, которая устроила меня работать в качестве ее помощницы в доме, где она сама работала кухаркой. Я училась готовить и печь, и через несколько лет заняла место тети Юльки, которая заболела туберкулезом. Когда через год тетя Юлька умерла, дядя Ласло повел себя так же, как мой отец, и потребовал, чтобы я заняла место тети Юльки в его постели. Я не могла вынести этого и уехала. Везде мужчины были похожи на хищников, на животных. Все — официанты, разносчики, мясники делали мне непристойные предложения, искоса смотрели и пытались дотронуться до меня, когда я проходила мимо. Даже хозяин пытался запустить руки мне под юбку. Я переехала в центр Будапешта около Дуная и там в течение следующих десяти лет жила одна. Мужчины преследовали меня взглядами, куда бы я ни шла, и я защищала себя, предельно ограничив круг общения. Я не выходила замуж и жила вполне счастливой жизнью, общаясь лишь с кошкой Кикой. Однажды в квартиру этажом выше переехал чудовищный мистер Ковакс. Он привез своего кота, Мергеса. Мергес означает на венгерском “полный ярости” (Артемида произнесла его имя с венгерским акцентом), и это чудовище назвали так не зря. Это был порочный, огромный, черно-белый кот, словно вышедший прямо из ада, и он нагонял страх на мою бедную Кику. Снова и снова Кика возвращалась домой вся в кровоточащих ранах. Она потеряла глаз из-за инфекции, ее второй глаз почти не видел. А Ковакс нагонял ужас на меня. Ночью я баррикадировала двери и закрывала ставни, потому что он блуждал вокруг дома, выискивая хоть маленькую щелку, чтобы войти. Каждый раз, когда мы встречались в коридоре, он пытался накинуться на меня, поэтому я всякий раз старалась убедиться, что наши дорожки не пересекутся. Но я была беспомощна; мне некому было пожаловаться — Ковакс был из полиции. Пошлый, жадный человек. Я расскажу, каким он был. Однажды, я, забыв о гордости, попросила его хоть на час забирать Мергеса домой, чтобы Кика могла спокойно погулять по улице. “С Мергесом все в порядке, — глумился он. — Мы с котом похожи, нам нужно одно и то же — сладенькие венгерские кошечки”. Да, он был согласен забирать Мергеса с улицы, но за вознаграждение. И этим вознаграждением была я! Дела были плохи, но, когда у Кики начиналась течка, все становилось еще хуже. Не только Ковакс еженощно прогуливался под моими окнами и стучал в мою дверь, его кот тоже неистовствовал: всю ночь он визжал, мяукал, царапался в стену моей комнаты, кидался на окно. Как будто в доказательство того, что Мергес и Ковакс были не самым страшным бедствием, Будапешт в то время наводнился огромными речными крысами, которые рылись в домах у моих соседей, пожирали картошку и морковь в подвалах, таскали цыплят с заднего двора. Однажды мой хозяин помог мне установить ловушку для крыс в подвале, и в ту же ночь я услышала ужасный визг. Спускаясь со свечой по лестнице, я тряслась от страха. Что я буду делать с крысой или крысами, которых поймаю? В мерцании свечи я увидела клетку и выглядывающую оттуда громадную, самую ужасную крысу, которую когда-либо видела или могла себе представить. Я побежала вверх по лестнице и решила позже, когда проснется хозяин, позвать его на помощь. Но час спустя, когда начало светать, я решила спуститься вниз и взглянуть на крысу еще раз. Оказалось, это была не крыса. Это было нечто похуже — это был Мергес! Как только он увидел меня, он зашипел и попытался достать меня лапой через прутья клетки. Господи, что за чудовище! Я придумала, что сделать, и испытала большое удовольствие, вылив на него целый кувшин воды. Он продолжал шипеть, а я победно обошла вокруг клетки три раза. Но что мне было делать с Мергесом, который орал не своим голосом? Ответ возник сам собой. Первый раз в жизни я могла постоять за себя! За себя! За всех женщин! Я могла дать отпор. Я накрыла клетку старым одеялом, взяла за ручку, вышла из дома — улицы все еще были пусты, ни души — и пришла на станцию. Я купила билет до Эштергом, где-то в часе езды, но затем решив, что это недостаточно далеко, я поехала в Зигед, до которого от города было около двухсот километров. Я сошла с поезда и прошла несколько кварталов, остановилась, сняла покрывало с клетки и приготовилась выпустить Мергеса. Но как только я взглянула на него, его взгляд хлестнул по мне — острый, как бритва, и я задрожала. Было что-то такое в его диком ненавидящем взгляде, отчего я поняла с ужасной уверенностью, что мы, Кика и я, никогда не освободимся от него. Известно, что животные возвращаются домой даже с другого континента. Неважно, как далеко я увезу Мергеса, он все равно вернется домой. Он достанет нас даже с того света. Я снова подняла клетку и прошла несколько метров до Дуная. Я дошла до середины моста, подождала, пока никого поблизости не будет, и бросила клетку в воду. Сначала она плыла, потом начала тонуть. Пока она уходила под воду, Мергес продолжал смотреть на меня и шипеть. Наконец, река поглотила его. Я стояла, пока не перестали идти пузыри, пока он не достиг своей могилы на дне реки, пока я навсегда не освободилась от этого дьявольского кота. Потом я села на поезд и поехала домой. По дороге домой я думала о Коваксе, о его возмездии, и пришла в ужас. Когда я вернулась, его окна были все еще закрыты. Он работал всю ночь, проспал исчезновение Мергеса и никогда, никогда не узнает о том, что это я совершила возмездие. Первый раз в своей жизни я чувствовала себя свободной. Но ненадолго. В ту ночь через час или два, после того как уснула, я услышала завывания Мергеса снаружи. Конечно, это был сон, но такой ясный, что он был намного реальнее, чем моя жизнь. Я слышала, как Мергес пытается процарапать дырку в стене моей спальни. Уставившись на крошащуюся стену, я увидела его лапу, проникающую в комнату. Еще визг, грохот рухнувшей стены. Затем Мергес проник в комнату. Громадный кот! Он вырос в два, а то и в три раза. Насквозь мокрый, — грязная вода Дуная все еще стекала по его шерсти, — он заговорил со мной. Слова чудовища отпечатались в моем сознании. — Я уже стар, — прошипел он, — и я прожил восемь жизней. У меня осталась последняя жизнь, и я клянусь здесь и сейчас, что посвящу ее мести. Я буду жить в твоих снах, и буду преследовать тебя и твоих потомков — девочек — в их снах всегда. Ты разлучила нас с Кикой, обворожительной Кикой, самой большой страстью моей жизни, и теперь я буду стремиться разлучить тебя с любым мужчиной, который проявит к тебе интерес. Я буду навещать их, когда они будут с тобой! — Тут он угрожающе зашипел. — Я буду наводить на них такой ужас, что они никогда не вернутся к тебе, — они забудут о твоем существовании. Сначала я ликовала: Глупый кот! Вообще-то у котов примитивное мышление, у них мозг размером с булавку. Мергес не понимал меня. Великолепная месть — я не смогу два раза быть с одним и тем же мужчиной! Не месть, а благословение! Никогда больше не видеть мужчину снова и не дотрагиваться до него — вот это будет рай! Но скоро я поняла, что Мергес мыслил не столь примитивно. Он мог читать мысли — я в этом уверена. Он сидел, поглаживая усы, долго глядя на меня своими огромными красными глазами. Затем он заговорил, в этот раз странным человеческим голосом судьи или проповедника: — То, что ты чувствуешь к мужчинам, теперь навсегда изменится. Ты познаешь желание. Ты будешь как кошка, и твое желание будет непреодолимым. Но оно никогда не будет исполняться. Ты будешь удовлетворять мужчин, но они не смогут удовлетворить тебя, и любой мужчина, которому ты доставишь удовольствие, убежит от тебя и никогда не вернется. Даже не вспомнит о тебе. Ты родишь дочь, и она, и ее дочери, и дочери ее дочерей будут чувствовать то, что чувствовали мы с Коваксом. И будет это вечно! — Вечно? — переспросила я. — Такой долгий срок? — Вечно, — ответил он. — Какое большее наказание можно придумать за разлучение меня с любовью всей моей жизни? Вдруг, все осознав, я стала волноваться и просить за тебя, мою еще не рожденную дочь. — Пожалуйста, накажи меня, Мергес. Я отвечу за то, что сделала. Я проживу жизнь без любви. Но только не мои дети и дети моих детей, прошу тебя. — Я склонилась перед ним и коснулась лбом земли. — Для твоих детей есть один выход, но не для тебя. — Какой выход? — спросила я. — Исправить зло, — сказал Мергес, облизывая языком, большим чем моя рука, свои огромные лапы и вычищая свою большую морду. — Исправить зло? Как? Что они должны сделать? — Я пошла к нему, умоляя. Но Мергес зашипел и взмахнул лапой с выпущенными когтями. Я отступила назад, и он исчез. Последнее, что я видела, были его ужасные когти. Это, Магда, стало моим проклятием. Нашим проклятием. Оно разрушало меня. Я становилась дикой и бежала за мужчинами. Я потеряла свое положение. Никто не принимал меня на работу. Мой домовладелец выселил меня. Мне ничего не оставалось, и я стала торговать своим телом. И, спасибо Мергесу, никто ко мне не возвращался. Мужчины, которые хоть раз были со мной, не возвращались обратно; они помнили не меня, а только какой-то ужас, связанный с нашей встречей. Спустя некоторое время все в Будапеште стали призирать меня. Ни один доктор не верил мне. И даже знаменитый психиатр Шандор Ференци не смог помочь. Он говорил о моем воспаленном воображении. Я клялась, что говорю правду. Он требовал доказательства, свидетелей, каких-то знаков. Но как я могла доказать ему это? Ни один мужчина не мог вспомнить ни меня, ни сон. Я сказала, что единственный вариант доказать это — провести один вечер со мной, и тогда он увидит сам, но он не принял моего приглашения. В конце концов, отчаявшись, я перебралась в Нью-Йорк, надеясь, что Мергес не сможет преодолеть воду. Остальное ты знаешь. Через год я забеременела тобой. Я никогда не знала, кто был твой отец. Теперь ты знаешь, почему. И теперь ты знаешь, почему я не могла держать тебя рядом с собой, и почему я отослала тебя в школу. Зная это, Магда, ты должна решить, что будешь делать, когда закончишь школу. Ты можешь приезжать ко мне в Нью-Йорк. Что бы ты ни решила, я буду продолжать высылать тебе деньги каждый месяц. Я не могу больше ничем помочь тебе. Я не могу помочь даже себе. Твоя мама Клара”. Артемида аккуратно сложила письмо, положила его обратно в вельветовую папку и посмотрела на Эрнста. — Теперь ты знаешь мою бабушку. И меня. Эрнст был очарован только что услышанной необычной историей и одурманен запахом китайских специй, доносящимся до него. Во время чтения он поглядывал на еду, источающую аромат, но держал себя в руках и не притрагивался ни к чему. Но теперь он протянул Артемиде пророщенный горох и запустил палочки в мясо с грибами. — А твоя мама, Артемида? — спросил Эрнст, подхватывая свежий и удивительно сочный гриб. — Она пошла в монастырь, но через некоторое время ее выгнали оттуда за ночные похождения. Затем она пошла по стопам моей бабушки. Она отправила меня в школу и, когда мне исполнилось пятнадцать, занялась собственной жизнью. Это моя бабушка дала мне письмо; она жила еще двадцать лет после смерти моей матери. — Совет Мергеса, как избавиться от проклятия — исправить зло, — ты догадалась, что это значит? — Мои бабушка и мама бились над этой загадкой годами, но так и не смогли разрешить ее. Моя бабушка советовалась с другим доктором, доктором Бриллом, известным психиатром из Нью-Йорка, но он посчитал, что она потеряла связь с реальностью. Он поставил диагноз — истерический психоз — и посоветовал ей лечение отдыхом: год или два полного отдыха в санатории. Отказавшись как от капиталов моей бабушки, так и от попытки разгадать природу проклятия Мергеса, доктор Брилл, на мой взгляд, продемонстрировал, что сам потерял связь с реальностью. Как только Артемида начала убирать тарелки со стола, Эрнст остановил ее. — Мы сделаем это позже. — Наверное, Эрнст, — сказала Артемида, и в ее голосе было напряжение, — ужин подошел к концу, и ты, возможно, хочешь подняться наверх. — Потом добавила: — Ты знаешь теперь, что я не могу удержаться от этой просьбы. — Извини, — сказал Эрнст, поднимаясь и направляясь к выходу. — Тогда до свидания, — сказала Артемида вслед. — Я знаю. Я все понимаю. Никаких извинений не нужно. И никакого чувства вины. — Что ты знаешь, Артемида? — спросил Эрнст, оборачиваясь возле двери. — Куда, по-твоему, я иду? — Ты уходишь так далеко и быстро, как это только возможно. Кто может осудить тебя? Я знаю, почему ты уходишь. И понимаю, Эрнст. — Вот видишь, Артемида, как я тебе сказал, ты не так много знаешь, как думаешь. Я пройду двадцать шагов до машины, из которой заберу сумку с необходимыми вещами. Когда он вернулся, она принимала наверху душ. Он убрал со стола, завернул остатки еды, а затем, взяв сумку, пошел наверх. Следующий час в спальне доказал, что в первый раз лисички были ни при чем. Все повторилось. Тепло, чувство жажды, кошачьи вылизывания, сводящий с ума язык, салют четвертого июля, медленно продвигающийся к своей пиротехнической кульминации, сверкание бенгальских огней, рев гаубицы. На несколько мгновений Эрнста посетили странные ретроспективные кадры: все прошлые оргазмы его жизни, со свистом пролетевшие сквозь него, годы судорожных выплескиваний в ладони, полотенца, раковины. Благодарность! Благодарность! Потом наступила темнота, и он заснул мертвым сном. Эрнста разбудили завывания Мергеса. Опять он почувствовал, как затряслась комната, снова услышал скрежет и визги за стеной дома. Страх начал подкрадываться к нему, но он быстро вскочил с кровати и, оживленно встряхнув головой и глубоко вздохнув, спокойно открыл окно нараспашку, выглянул и позвал: “Сюда, сюда, Мергес. Побереги когти. Окно открыто”. Внезапно наступила тишина. Потом Мергес прыгнул в окно, порвав тонкие льняные занавески. Шипя, он остановился посреди комнаты и поднял голову. Его глаза сверкали, его когти были выпущены, он начал кружить около Эрнста. — Я ждал тебя, Мергес. Может, присядешь? — Эрнст устроился на большом стуле из красного дерева около ночного столика, позади которого была пустота. Кровать, Артемида и вся комната исчезли. Мергес перестал шипеть. Он посмотрел на Эрнста. С клыков капает слюна, мышцы напряжены. Эрнст дотянулся до своей сумки. — Кушать хочешь, Мергес? — сказал он, открывая некоторые из пакетов с едой, которые он принес наверх. Мергес осторожно заглянул в первый пакет. — Грибы с мясом? Я ненавижу грибы. Поэтому она их всегда и готовит. Это рагу из лисичек! — Он произнес эти слова как насмешливую песенку, а затем повторил: — Рагу из лисичек! Рагу из лисичек! — Сейчас, сейчас, — сказал Эрнст, резко, словно выстреливая, что он иногда использовал в терапии. — Давай я достану тебе кусочки мяса. О, боже мой, прости меня! Должно быть, я забыл. Еще есть треска. И пекинская утка. И немецкие фрикадельки. И свинина, и цыпленок. И говядина, и... — Хорошо, хорошо, — прорычал Мергес. Он набросился на куски мяса и проглотил в один присест. Эрнст продолжал бубнить: — Возможно, даже у меня есть морские деликатесы, соленые креветки, жареный краб... — У тебя, возможно, есть, у тебя, возможно, есть... но у тебя нет, правда? А даже если и было бы, что из того? Что ты думаешь? Что несколько несвежих отходов могли бы исправить зло? Что я позарюсь на эти объедки? Что я просто обжора? Мергес и Эрнст мгновение пристально смотрели друг на друга. Затем Мергес кивнул в сторону пакета с цыплятами, завернутыми в салат. — А что там? — Это называется завернутый цыпленок. Восхитительно. Давай я достану для тебя кусочек. — Нет, пусть будет так, — сказал Мергес, забирая пакет из рук Эрнста. — Я люблю траву. Я из семьи баварских травяных котов. Трудно найти хорошую свежую траву, которая бы не была забрызгана собачьей мочой. — Мергес съел цыпленка и чисто вылизал миску. — Не плохо. Может, у тебя и жареный краб есть? — Мне бы тоже хотелось, чтоб был. Я набрал слишком много мяса. А оказалось, Артемида вегетарианка. — Вегетарианка? — Вегетарианец — это тот, кто не ест продукты из животных, даже молочные продукты. — Она такая же глупая, как и убившая меня ведьма. И тебе напоминаю опять, ты глуп, если думаешь, что исправишь зло, набивая мой желудок. — Нет, Мергес, я так не думаю. Но я понимаю, почему ты подозрительно относишься ко мне и к любому, кто к тебе подходит с добрыми намерениями. С тобой никогда в жизни не обращались хорошо. — В жизнях — не в жизни. У меня их было восемь, и каждая без исключения заканчивалась одинаково — неописуемая жестокость и убийство. Взять хотя бы последнюю! Артемида убила меня! Посадила меня в клетку, безжалостно бросила в реку и смотрела, как грязная вода Дуная медленно заливает мои ноздри. Последнее, что я видел в той жизни, были ее ликующие глаза, глядящие, как пузырями выходит из меня мой последний вздох. А знаешь, в чем было мое преступление? Эрнст покачал голвой. — Мое преступление было в том, что я был котом. — Мергес, ты не похож на других котов. Ты другой, ты умный кот. Надеюсь, я могу говорить с тобой откровенно. Мергес, вылизывавший стенки пустого контейнера, прорычал, соглашаясь. — Я хочу сказать две вещи. Во-первых, конечно же, ты понимаешь, что не Артемида утопила тебя. Это сделала ее бабушка, Клара, давно умершая. Во-вторых... — Для меня они пахнут одинаково. Артемида — это Клара в поздней жизни. Ты не знал этого? Аргументы Эрнста были отбиты. Ему нужно было время все обдумать, и он просто продолжил: — Во-вторых, Клара не ненавидела котов. В действительности она любила их. Она не была убийцей, она лишь хотела спасти жизнь своей любимой Кики, ее обожаемой кошечки, и она пошла против тебя. Никакого ответа. Эрнст слышал дыхание Мергеса. Может быть, размышлял он, я перегнул палку, нападая на него и не выразив сочуствия? — Но, — сказал он мягко, — скорее всего, разговор не об этом. Я думаю, нам надо вернуться к тому, что ты сказал минуту назад — твоим преступлением было то, что ты был котом. — Правильно! Я делал то, что делал, потому что я кот. Коты защищают свою территорию, они нападают на других котов, и лучшие из котов — разрываемые желанием — не позволят никому и ничему встать на их пути, когда они чувствуют запах мускуса от кошки в период течки. Я не делал ничего, кроме попыток удовлетворить свое желание. Речь Мергеса дала Эрнсту время для размышлений. Был ли Мергес прав? Может, он действительно лишь пытался удовлетворить свои желания? — Жил однажды великий философ, — начал Эрнст, — то есть мудрый человек, мыслитель... — Я знаю, кто такой философ, — резко перебил его кот. — В одной из первых жизней я жил во Фрайбурге и по ночам посещал дом Мартина Хайдеггера. — Ты знал Хайдеггера? — удивился Эрнст. — Нет, нет. Его кошку, Ксантипу. Она была нечто! Жар! Кика тоже пылкая, но не сравнить с Ксантипой. Это было много лет назад, но я помню, как мне приходилось сражаться с толпой хулиганов, пробираясь к ней. Коты собирались со всей округи, когда у Ксантипы начиналась течка. Какие были дни! — Позволь, я закончу, Мергес. — Эрнст старался не потерять мысль. — Знаменитый философ, о котором я говорю — он был тоже из Германии, — часто говорил, что каждый должен стать тем, кто он есть, должен выполнить то, что ему предопределено судьбой. Не это ли ты делал? Ты выполнял свое основное кошачье предназначение. В чем же преступление? С первыми словами Эрнста Мергес хотел было открыть рот, чтобы возразить, но осекся, как только понял, что Эрнст соглашается с ним. Он начал вылизывать себя широким языком. — Но есть, однако, — продолжал Эрнст, — парадокс — основной конфликт интересов — Клара делала точно то же, что делал ты: была собой. Она была защитницей и ни о чем так не заботилась в своей жизни, как о своей кошке. Она лишь хотела защитить Кику, сохранить ее. Таким образом, действия Клары были направлены на выполнение ее основного предназначения. — Хххшшш! — засмеялся Мергес. — А ты знаешь, что Клара отказывалась встречаться с моим хозяином, Коваксом, который был очень сильным человеком? И лишь потому, что она ненавидела всех мужчин, она решила, что Кика такая же. Следовательно, Клара поступила так не для Кики, а для себя. Она защищала свои собственные фантазии о том, чего, по ее мнению, хотелось Кике. Поверь, когда у Кики была течка, она пылала страстью ко мне! Клара поступила несказанно жестоко, разлучая нас. — Но Клара боялась за жизнь своей кошки. У Кики было много жутких ран. — Ран? Ран? Простые царапины. Коты запугивают и подчиняют кошек. Коты могут душу вытрясти из кошек. Так мы их добиваемся. Это наш мир. Мы коты. Кто такая Клара и кто ты, чтобы судить нас? Эрнст отступил. Он попробовал другую тактику. — Мергес, несколько минут назад ты сказал, что Клара и Артемида один и тот же человек и поэтому ты продолжаешь преследовать Клару. — Мой нос не врет. — Когда в одной из своих первых жизней ты умер, ты оставался мертвым какое-то время перед тем, как вошел в другую жизнь? — Очень недолго. Затем я родился заново в другой жизни. Не спрашивай меня как. Есть вещи, которых даже коты не знают. — Если так, значит, ты находишься в одной жизни, затем перестаешь существовать и потом входишь в следующую. Правильно? — Да, да, продолжай! — Мергес рычал. Как и у всех, кто имеет девять жизней, у него не хватало терпения на семантические беседы. — Но некоторое время Артемида и ее бабушка, Клара, обе были живы в одно и то же время и не раз общались друг с другом, как же могли Артемида и Клара быть одним и тем же человеком в разных жизнях? Это невозможно. Я не сомневаюсь в твоем обонянии, но, возможно, ты ощущал генетическую связь между двумя женщинами. Мергес молча обдумывал сказанное, продолжая вылизывать лапы и морду. — Я подумал, Мергес, возможно, ты не знал, что у людей есть только одна жизнь? — Разве в этом можно быть уверенным? — Мы убеждены в этом. — Возможно, у вас много жизней, но вы не знаете об этом. — Ты сказал, что помнишь свои предыдущие жизни. Мы нет. Даже если мы имеем несколько жизней, то, получая новую, забываем старую. Это означает, что данная жизнь, мое настоящее существование, сознание того, что есть здесь и сейчас, — исчезнет. — Суть! Где суть? — зарычало чудовище. — Переходи к делу, а то ты все говоришь, говоришь, говоришь! Боже мой! — Суть в том, что твоя месть прекрасно сработала. Это была хорошая месть. Она разрушила остаток единственной жизни Клары. Она жила в презрении. А ее преступление было только в том, что она забрала одну из твоих девяти жизней. Ее единственная жизнь за одну из твоих девяти. Это похоже на долг, который уже несколько раз вернули. Твоя месть завершена. Список пуст, зло исправлено. — Ликуя от своей убедительной речи, Эрнст откинулся на спинку стула. — Нет, — прошипел Мергес, сотрясая пол своими огромными лапами. — Нет, еще не завершена! Не завершена! Зло не было исправлено! Месть будет продолжаться и дальше! Кроме того, мне по душе такая жизнь! Эрнст не дрогнул. Он передохнул минуту или две, и у него открылось второе дыхание, он начал заново, с другого конца. — Ты говоришь, тебе нравится твоя жизнь. Расскажи о своей жизни! Как проходит твой день? Спокойный тон Эрнста, казалось, успокоил Мергеса, который прекратил вылизываться, сел и тихо ответил: — Мой день? Ничего существенного. Я помню не все в своей жизни. — Что ты делаешь в течение дня? — Я жду. Я жду, когда меня позовет сон. — А между снами? — Я же сказал тебе, я жду. — И все? — Я жду. — И это твоя жизнь, Мергес? И она тебя удовлетворяет? Мергес кивнул. — И ты хочешь, чтобы последняя жизнь продолжалась вечно? — А ты бы не хотел? Другие не хотели бы? — Мергес, я поражен непоследовательностью твоих слов. — Коты — существа, мыслящие чрезвычайно логически. Иногда это недооценивают из-за нашей способности принимать мгновенные решения. — И все же здесь есть противоречие. Ты говоришь, что хочешь, чтобы твоя девятая жизнь продолжалась вечно, а на самом деле ты не живешь. Ты просто существуешь в каком-то подвешенном состоянии. — Не живу своей девятой жизнью? — Ты сам сказал: ты ждешь. Мне вот что пришло на ум. Один психолог сказал, что некоторые люди так бояться быть в долгу у смерти, что отказываются брать ссуду у жизни. — Что это значит? Выражайся яснее, — сказал Мергес, прекратив вылизывать живот и сев на задние лапы. — Это значит, что ты настолько боишься смерти, что отказываешься входить в жизнь. Помнишь, что ты говорил несколько минут назад о своей кошачьей сущности? Скажи мне, Мергес, где сейчас твоя территория, которую ты охраняешь? Где коты, с которыми ты дерешься? Где похотливые самки, которых ты подчиняешь? И почему, — спросил Эрнст, выделяя каждое слово, — ты допускаешь, чтобы твое драгоценное семя, семя Мергеса не давало всходов?! Пока Эрнст говорил, Мергес все ниже опускал голову. Потом несколько мрачно спросил: — У тебя только одна жизнь? Сколько ты уже прошел? — Около половины пути. — И как ты к этому относишься? Внезапно Эрнст почувствовал острый приступ грусти. Он достал одну из салфеток из китайского ресторана и промокнул глаза. — Извини, — неожиданно нежно сказал Мергес, — что причинил тебе боль. — Да ничего. Я был готов. Это был неизбежный поворот нашей беседы, — сказал Эрнст. — Ты спрашиваешь, как я к этому отношусь? Ну перво-наперво стараюсь не думать об этом. И даже больше — иногда забываю об этом. В моем возрасте это не так трудно. — В твоем возрасте? Что это значит? — Мы, люди, проходим через несколько жизненных стадий. Будучи маленькими детьми, мы думаем, что смерть — это большое событие; некоторые из нас оказываются захваченными этой мыслью. Смерть нетрудно обнаружить. Мы просто смотрим вокруг и видим мертвые вещи: листья, цветы, мухи, жуки. Умирают наши домашние любимцы. Мы едим мертвых животных. И скоро мы осознаем, что смерть придет ко всем — к бабушке, к маме и папе, и даже к нам самим. Мы самостоятельно делаем выводы. Наши родители и учителя, думая, что детям вредно думать о смерти, хранят об этом молчание либо подсовывают нам сказки про рай и ангелов, про вечную жизнь, бессмертные души. — Эрнст остановился, чтобы проверить, что Мергес следит за беседой. — А потом? — Мергес внимательно слушал. — Мы подчиняемся. Мы прогоняем смерть из наших мыслей или открыто и безрассудно бросаем ей вызов. Потом, незадолго до того, как повзрослеть, мы снова начинаем придавать ей огромное значение. Хотя некоторые не могут вынести тяжести этих мыслей и отказываются жить, большинство из нас отгораживаются от тревожных мыслей о конце жизни, погружаясь во взрослые дела — карьера и семья, личностный рост, усиление власти, приобретение недвижимости, победа в гонках. Сейчас я как раз на этом этапе жизни. После этой стадии мы входим в последний период жизни, когда опять приходит осознание смерти. И теперь смерть угрожающе близка — и неизбежна. С этого момента у нас есть выбор — думать о смерти как о великом событии и проживать остаток жизни достойно или так или иначе притворяться, что смерть никогда не наступит. — А ты? Притворяешься, что смерть не придет? — Нет, я не могу делать этого. Поскольку я в своей психотерапевтической практике беседую со многими людьми, которых беспокоит вопрос жизни и смерти, мне приходится смотреть правде в глаза. — Можно я тебя еще спрошу, — голос Мергеса, мягкий и утомленный, потерял угрожающие интонации, — как ты относишься к этому? Как ты можешь получать удовольствие на любом этапе жизни, от любой деятельности, если на горизонте маячит смерть и у тебя лишь одна жизнь? — Я перевернул этот вопрос вверх дном, Мергес. Возможно, смерть делает жизнь более насыщенной, более яркой. Осознание смерти добавляет особую остроту, сладко-горький вкус в человеческую жизнь. Да, может быть, правда, что жизнь в измерении сна делает тебя бессмертным, но твоя жизнь мне кажется пропитанной скукой. Когда я попросил тебя недавно описать свою жизнь, ты после паузы ответил: “Я жду”. И это жизнь? Ожидание и есть жизнь? У тебя осталась лишь одна жизнь, Мергес. Почему бы не прожить ее полноценно? — Я не могу! Не могу! — ответил Мергес, опуская голову ниже. — Мысль о прекращении существования, о нахождении вне живых, о жизни, проходящей без меня... просто... просто... слишком ужасна. — Значит, суть проклятия — это не месть, верно? Ты используешь месть, чтобы избежать окончания твоей последней жизни. — Это просто ужасно, если все закончится. Небытие. — Я понял благодаря своей работе, — сказал Эрнст, дотрагиваясь до огромной лапы Мергеса, — что больше всего боятся смерти те, кто умирает, так и не прожив полно свою жизнь. Лучше использовать всю жизнь без остатка. Не оставляй смерти ничего, кроме мрака, ничего, кроме сожженных мостов. — Нет, нет, — стонал Мергес, качая головой, — это просто ужасно. — Почему ужасно? Давай проанализируем это. Что именно ужасно в смерти? Ты пережил ее не один раз. Ты сказал, что всякий раз твоя жизнь заканчивалась, прежде чем возникнет новая. — Да, верно. — Что ты помнишь из этих коротких моментов? — Почти ничего. — Не в этом ли суть, Мергес? Многое из того, чем для тебя страшна смерть, — это лишь твои представления о том, что ты можешь чувствовать, будучи мертвым, и осознание того, что тебя не будет среди живых. Но когда ты мертв, у тебя нет сознания. Смерть — это исчезновение сознания. — Ты пытаешься убедить меня? — зарычал Мергес. — Ты же спросил, как я к этому отношусь? Это один из моих ответов. Мне также нравятся слова другого философа, который жил много лет назад: “Там, где смерть, меня нет; там, где я, нет смерти”. — Есть какое-нибудь отличие от фразы: “Когда ты мертв, ты мертв”? — Большая разница. В смерти нет тебя. “Ты” и “смерть” не могут сосуществовать. — Тяжело, очень тяжело, — сказал Мергес едва слышно, его голова почти касалась земли. — Давай я расскажу тебе еще об одной перспективе, которая мне помогает, Мергес, то, о чем я узнал от русского писателя... — Эти русские... Это будет безрадостно. — Послушай. Года, века, тысячелетия прошли до того, как я родился. Верно? — Не отрицаю. — Мергес утвердительно кивнул. — И пройдут тысячелетия после того, как я умру. Так? Мергес опять кивнул. — Следовательно, я воспринимаю свою жизнь как искру между двумя огромными и одинаковыми пространствами темноты: темнота возникает до моего рождения и следует после моей смерти. Казалось, это попало в точку. Мергес сидел и внимательно слушал, его уши были подняты. — Тебя не удивляет, Мергес, что мы боимся второй темноты и что нам безразлична первая? Вдруг Мергес встал и широко зевнул, его клыки сверкали в лунном свете. — Кажется, я устал, — сказал он, подходя к окну тяжелой, не типичной для котов походкой. — Подожди, Мергес, есть еще кое-что! — Достаточно на сегодня. Слишком много надо обдумать, даже для кота. В следующий раз, Эрнст, жареный краб. И еще цыпленка в зелени. — В следующий раз? Что это значит, Мергес, в следующий раз? Разве я не исправил зло? — Может быть, да, может быть, нет. Я сказал тебе, слишком многое надо обдумать сразу. Я ухожу! Эрнст шлепнулся на стул. Он был выжат, его терпение было на пределе. Никогда прежде у него не было более утомительной беседы. И все напрасно! Видя, как Мергес тащится к выходу, Эрнст пробормотал про себя: “Давай! Давай!” А потом добавил: “Geh Gesunter ffeit”. При этих словах Мергес остановился как вкопанный и обернулся. — Я слышал это. Я могу читать мысли. Ого, подумал Эрнст. Но он держал голову высоко поднятой и смотрел прямо в глаза подходящему Мергесу. — Да, я слышал тебя. Я слышал твое Geh Gesunter Heit. И я знаю, что это значит! Ты благословил меня. Даже не зная, что я услышу и пойму, ты пожелал мне хорошего здоровья. И я тронут твоим пожеланием. Очень тронут. Я знаю, через что я заставил тебя пройти. Я знаю, как сильно ты хочешь освободить эту женщину — не только для ее блага, но и для своей пользы. И даже не зная, принесло ли пользу твое грандиозное усилие, и не зная, сделал ли ты хоть что-нибудь, чтобы исправить зло, даже после этого ты был настолько любезен, чтобы пожелать мне доброго здоровья. Это самый щедрый подарок, какой я когда-либо получал. Прощай, мой друг. — Прощай, Мергес, — сказал Эрнст, глядя, как Мергес удаляется, веселый, по-кошачьи изящный. “Мне кажется, — думал он, — или Мергес действительно стал немного меньше?” — Может быть, мы еще встретимся, — крикнул Мергес на ходу. — Я собираюсь поселиться в Калифорнии. — Даю слово, Мергес, — прокричал в ответ Эрнст, — ты будешь хорошо питаться здесь. Жареный краб и цыпленок каждую ночь. И опять темнота. И следующее, что увидел Эрнст, было зарево рассвета. “Теперь я понимаю значение “трудная рабочая ночь”, — думал он, садясь в постели, потягиваясь и глядя на спящую Артемиду. Он был уверен, что Мергес покинул измерение снов. Но что же до остального проклятия кота? Это не обсуждалось. Несколько минут Эрнст представлял себе перспективу быть рядом с женщиной, у которой, возможно, очень часто будет возникать жажда секса. Очень тихо он встал с постели, оделся и спустился вниз. Артемида, услышав шаги, проснулась и позвала: — Эрнст, нет! Что-то изменилось. Я свободна! Я знаю это. Я это чувствую. Не уходи, пожалуйста. Тебе не нужно уходить. — Вернусь через десять минут с завтраком, — отозвался он от двери. — Мне жутко захотелось свежего багета и сыра. Вчера я заметил магазинчик внизу по улице. Он открывал машину, как вдруг услышал звук открывающегося окна и голос Артемиды. — Эрнст, Эрнст, помни, я вегетарианка. Никакого сыра. Ты бы мог привезти... — Я знаю, авокадо. Уже в списке. От автора.В этой книге я постарался быть и рассказчиком, и учителем. В тех случаях, когда эти две роли сталкивались и мне приходилось выбирать между сочным педагогическим замечанием и поддержанием драматического хода событий, я почти всегда отдавал предпочтение повествованию, пытаясь выполнить образовательную миссию в косвенных рассуждениях. Те читатели, которые заинтересованы в дальнейшем обсуждении, могут зайти на мою страничку в Интернете. Там вы найдете отзывы на мои книги и сможете обсудить некоторые вопросы, затронутые в этих шести главах: доверие пациента, границы между правдой и вымыслом, терапевтические взаимоотношения, подход “здесь и сейчас”, прозрачность терапевта, существующие терапевтические подходы и динамика тяжелой утраты. 1 Милль, Джон Стюарт (1806—1873) — англ. философ, экономист, логик. В своей теории этики соединял утилитаризм с альтруизмом. — Прим. ред. 2 Параплегия — паралич обеих рук или ног. — Прим. ред. 3 Около 33 кг. —- Прим. перев. 4 Дендриты, аксоны— отростки нервной клетки. — Прим. ред. 5 Reductio ad absurdum (лат.) — доведение до нелепости как способ доказательства. — Прим. ред. 6 Микадо (япон., букв. — величественные врата) — титул императора Японии. — Прим. перев. 7 Имеющей множество причин (психоан.). — Прим. ред. 8 Перевод с английского Григория Кружкова. 9 Перевод А. Сергеева. 10 Джон Донн— англ. поэт и проповедник, родоначальник “метафизической” поэзии. — Прим. ред. 11 Гильгамеш — герой “Эпоса о Гильгамеше”, полулегендарный правитель города Урук, пытавшийся после смерти своего друга, Энкиду, добыть бессмертие. Потерпев неудачу в этом, он смиряется с уделом всех людей. — Прим. ред. 12 Цервикальный — шейный; относящийся к области шеи или к шейке какого-либо органа. — Прим. ред. 13 В русском переводе книга вышла под названием “Лечение от любви”. — Прим. ред. 14 Под словом “присутствие” (англ. engagement) имеется в виду не столько физическое пребывание, но вовлеченность в процесс, полное соучастие терапевта, которое, по аналогии с терминологией экзистенциалистов, можно выразить словами “бытие вместе” или “бытие рядом”. — Прим. ред. 15 Н М О (Health Maintenance Organization) — Организация Здравоохранения, всеобъемлющая система оплаченной оздоровительной помощи. — Прим. ред. 16 Couch Row (англ.) — район кушеток. — Прим. ред. 17 Таксомоторная компания Фрейда. 18 Таксомоторная компания мошенника. 19 В данном случае имеются в виду женщины маскулинного типа. — Прим. ред. В данном случае имеются в виду женщины маскулинного типа. — Прим. ред. 20 Родные стены. — Прим. ред. 21 Феромоны — химические вещества, вырабатываемые животными и насекомыми, детерминирующие поведение и, в частности, половую активность. — Прим. ред. . |
Похожие:
 | Ирвин Ялом Дар психотерапии «Дар психотерапии»: Эксмо; Москва; 2005 isbn 5-699-13766-1 Ирвин Ялом, психотерапевт с огромным стажем, написал немало книг, научных и не очень. Однако «Дар психотерапии» — текст настолько... | | Ирвин Ялом. Лечение от любви и другие психотерапевтические новеллы Тем образовательного стандарта, даёт примерное распределение учебных часов по разделам курса и рекомендуемую последовательность изучения... |
| Ирвин Ялом Теория и практика групповой психотерапии Формирование группы: место, время, размер, подготовка | | Ирвин Ялом. Шопенгауэр как лекарство Опытный психотерапевт Джулиус... Эти двое сталкиваются в психотерапевтической группе и за год меняются до неузнаваемости. Один учится умирать. Другой учится жить.... |
| Задача Ялома показать внутренний мир своих героев через их психологическое... Ирвин Ялом, является одним из виднейших представителей школы глубинной психологии! К счастью, талант психолога и психиатра сочетается... | | Isbn 5-699-13766-1 Ирвин Ялом, психотерапевт с огромным стажем, написал... Программа предназначена для проведения квалификационных испытаний в рамках процедуры аттестации педагогических работников по должности... |
| В чем смысл жизни? Зарабатываем деньги, тратим их, потом снова зарабатываем и так изо дня в день: мы постоянно бежим, торопимся, спешим, но все равно... |  | Ялом И. Когда Ницше плакал/ Пер с англ. М. Будыниной ... |
| Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах... «Смысл времени и смысл истории – это великие смыслы. Проникая в эти смыслы, человек реально мыслящий, способный оторваться от стереотипов,... | | Урок по литературе, музыке и истории Цели: раскрыть идею и смысл произведения К. Рылеева Прочитайте эпиграф урока. Его смысл нами должен быть раскрыт к концу урока. Прочитайте слова, напечатанные на карточках. Объясните,... |
| Реферат Тема Николай Бердяев о русском национальном сознании Смысл творчества", "Смысл истории", "Философия свободного духа", "О назначении человека", "Я и мир объектов". К ним можно добавить... | | Джей Хейли. Необычайная психотерапия. (Психотерапевтические техники Милтона Эриксона) С возрастом его мудрость возросла, и это произошло именно тогда, когда он потерял силы для того, чтобы ее реализовать, что является... |
| Рекомендация первая: развивайте личностную пластичность Предлагаем вашему вниманию базовые психотерапевтические рекомендации, которые помогут «продержаться» в напряженный период жизни,... | | Вопросы к экзамену по истории Отечества Смысл и назначение истории Основные направления объединительной политики московских князей. Феодальная война второй четверти XV века |
| Мартин Э. П. С29 Новая позитивная психология: Научный взгляд на счастье... С29 Новая позитивная психология: Научный взгляд на счастье и смысл жизни/ Перев с англ. — М.: Издательство «София», 2006. —368 с | | Урок- презентация по истории в 10 классе Тема: «нэп: за и против» Актуализировать личностный смысл учащихся к изучению темы, помочь развить познавательный интерес у старшеклассников к одному из сложных... |
