Алфёров А. А. Возникновение нового принципиальная характеристика истории
Скачать 131.95 Kb.
|
Алфёров А. А. ВОЗНИКНОВЕНИЕ НОВОГО – ПРИНЦИПИАЛЬНАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА ИСТОРИИ (опубл. в журнале: «Исторические науки». 2008, № 4) История существует во времени и предполагает совершающиеся во времени изменения в общественной жизни людей. Это могут быть изменения самого характера жизни и те или иные события. Если бы никаких изменений в жизни людей не происходило, то не было бы и истории как таковой. Причем, охватывая умственным взором всю прошедшую историю человечества, найдем, что исторические изменения ведут к новому, возникновению новых форм жизни, а повторения имеют относительный характер. Исторические события тоже не повторяют друг друга – в истории нет двух одинаковых войн, государственных переворотов, народных восстаний и т. д. В жизни общества следует различать функционирование и развитие. Под функционированием мы имеем в виду воспроизводство общественного организма. Воспроизводство сопряжено с различными постоянно идущими, повторяющимися процессами, в качестве воспроизводства они имеют целью лишь сохранение организма и не приводят ни к чему новому. Что же касается развития, то его характеризующим признаком является именно возникновение чего-то нового 1. Исторический процесс развития может быть интерпретирован в категориях возможности и действительности. А именно, он есть такой процесс, в котором какие-то возможности реализуются и превращаются в действительность, а из действительности проистекают новые возможности. Всякое достигнутое историческое состояние есть результат реализации определенной возможности развития, одной из многих, и это состояние в свой черед беременно какими-то возможностями. Разумеется, превращение той или иной возможности в действительность осуществляется в истории через человеческую деятельность и сами возможности существуют не иначе, как в деятельности людей. Исторические возможности, однако, нам не известны. Они не известны ни относительно прошлого (в нем мы знаем только ту возможность, которая реализовалась, а относительно иных возможностей, которые несомненно были, приходится только гадать), ни, тем более, относительно будущего. Мы, конечно, предполагаем, что наличное историческое состояние ограничивает каким-то образом поле возможностей последующего развития, но это не сообщает нам способности делать научные предсказания относительно будущего, так как мы не знаем ни этих возможностей, ни того, сколько их (пять, десять, сто?). Мышление об истории как о возникновении нового подразумевает признание принципиальной неопределенности исторического процесса. Рассматривая исторический процесс как возникновение нового, сопоставим науку историю и философию истории с еще одной областью знания, вступающей в определенные отношения с ними обеими, социологией. Философия истории – это философия, а историография есть наука, последняя обладает, однако, очень большой спецификой по сравнению со всеми другими науками. Мы полагаем, что принципиальную мысль относительно специфики исторического познания высказали В. Виндельбанд и Г. Риккерт, утверждавшие, что в отличие от большинства других наук, которые пользуются генерализирующим методом, наука история пользуется индивидуализирующим методом. Генерализирующий метод характеризуется подведением единичного, индивидуального под общее – таким подведением, при котором единичные явления становятся неразличимыми экземплярами общего понятия, утрачивая свою индивидуальность, индивидуализирующий же метод характеризуется интересом именно к единичному, отдельному явлению в его своеобразии, специфичности [см. 1]. Конечно, историческая наука оперирует общими понятиями, такими как, например, «война», «революция», «государство» и др. Но ее при этом интересуют определенная война или государство, а не война вообще, государство вообще. Современная не-событийная история изучает те или иные общественные явления и процессы, которые тоже совершаются когда-то и где-то. Поль Вен, говоря об опасностях, которые таит для историка пользование общими понятиями, отмечает: «…Всякое классифицирующее понятие ложно, поскольку ни одно событие не похоже на другое, а история не представляет собой постоянного повторения одних и тех же фактов: но нас заставляют в это поверить иллюзии, порожденные классифицирующими понятиями. Бытие и идентичность существуют только в абстракции, а история желает иметь дело только с конкретным» 2, с. 166. Что же касается социологии (а также политологии, экономики и других социальных наук), то они находятся в русле генерализирующего мышления, предметом их интереса является не определенная война, а война как таковая, революция вообще, государство вообще. Социология, как и другие науки, преодолевает индивидуальность отдельного явления, она нацелена на отыскание общего, повторяющегося и закономерного. Уже основоположник позитивизма О. Конт нацеливал социологию на отыскание законов. Он хотел распространить на социальное познание методологию естествознания, считая, что метод естествознания состоит в установлении с помощью наблюдения научных фактов, которые затем обобщаются и служат основой для установления законов. Исторической же науке он отводил подсобную роль поставщика исторических фактов, которые затем должны быть обобщены социологом. Но характерно, что в качестве социального закона он выдвинул свой известный закон трех стадий духовного развития (теологической, метафизической и позитивной) – закон, который определяет историю на всем ее протяжении, в ее завершенности, задавая человечеству движение к определенной цели – позитивному порядку жизни, и который не является, конечно, результатом обобщения фактических данных. О. Конт стремился создать позитивную социологию, отличную от философии, но результатом его попытки подчинить историю закону явилась концепция, которая явно принадлежит философии истории. О. Конт также, как известно, различал социальную статику и динамику. Это его различение продуктивно, поскольку действительно требуется различать подходы к пониманию общества в его устойчивости, воспроизводстве и в его изменении, развитии. Социальная динамика соотносится с процессом исторического развития (у самого Конта – с общественным прогрессом). Наука история и социология реализуют различные подходы к социальной действительности. История предполагает возникновение нового – того, чего раньше не было. Исторический процесс открыт в будущее, а оно неопределенно. История есть историческое творчество людей и рождение новых форм жизни. В этом смысле ей чужда повторяемость, на отыскание которой нацелена социология. История в процессе своего временнóго развертывания преодолевает повторяемость, выявляя ее относительный, исторически преходящий характер2. К аналогичному выводу приходил Р. Арон, рассматривая некоторые относительные упорядоченности, устанавливаемые социальными науками и выдаваемые за «исторические законы». Он констатирует, что применительно к истории дело ограничивается лишь «более или менее случайными обобщениями, более или менее частными законами – сконструированными и вероятностными формулами, которые вера и страсть возводят в фатальность» [3, с. 430]. Если даже социология сделает какое-то обобщение, касающееся всей прошедшей истории, оно все равно будет иметь частный характер, так как будет сделано на основе лишь некоторой части истории, а не всей истории, поскольку история не завершена, и, значит, в будущем можно ожидать что-либо отличное от того, что зафиксировано данным обобщением. Конечно, в науке ограниченность эмпирического обобщения преодолевается теорией, в рамках которой устанавливаются всеобщие положения (законы), но для истории подобной научной теории нет, и нет ее как раз потому, что история не несет в себе постулата повторяемости. Нельзя создать научную теорию, из которой выводилось бы будущее человечества 3. Социальными науками выдвигаются определенные концепции, рассматривающие те или иные общественные процессы по типу циклических (волновых) колебаний. Подобные подходы особенно распространены в экономической науке, где они так или иначе фиксируют ритмику подъемов и спадов в экономике. Ритмические колебания тех или иных показателей общественной жизни выражают, конечно, определенную повторяемость общественных явлений во времени. Но подчеркнем, что эта повторяемость является частичной, ограниченной и не может опровергнуть мышления об истории как о процессе выхода к принципиально новому. Относительно волновых колебаний, устанавливаемых для тех или иных характеристик общественной жизни, следует заметить, во-первых, что эти колебания очень приближенно и условно выражают динамику соответствующих процессов. В частности, для разных количественных показателей, принимаемых в качестве показателей динамики определенного процесса, апроксимирующие их кривые сильно разнятся [см. 4, гл. 4, § 2]. И. М. Савельева и А. В. Полетаев пишут: «Следует подчеркнуть, что понятие периода или длительности цикла является достаточно эфемерным. Если не считать архаичных астрологических схем, никто из сторонников циклических концепций развития общества не постулирует жесткую периодичность. Во всех работах речь идет о некоей усредненной продолжительности того или иного цикла, причем период циклических колебаний может варьироваться в столь широких пределах, что иногда возникает сомнение в правомерности обсуждения среднего показателя» [там же, с. 388]. Во-вторых, циклические колебания, устанавливаемые социальными науками, относятся обычно к какой-то определенной сфере общественной жизни и не распространяются на все общество, хотя в силу взаимовлияний, существующих внутри общества, может, конечно, предполагаться, что эти колебания отражаются на других сферах общественной жизни или что сами они вызываются колебаниями какой-то другой сферы жизни. В третьих, те или иные колебательные ритмы не безграничны во времени, то есть они имеют исторически преходящий характер: они устанавливаются когда-то и где-то в истории и когда-то прекращаются или преобразуются коренным образом. Высказанное выше замечание о том, что история преодолевает повторяемости, вполне распространяется и на повторяемость циклических процессов. «Ни в экономике, ни в народонаселении, ни тем более в политике не наблюдается вечный цикл, который проходил бы через переломы исторической непрерывности», замечает Р. Арон [3, с. 426]. Мысль о том, что история характеризуется возникновением нового, высказывалась, конечно, многими мыслителями. Но у философов отрицание действия в истории обычной закономерности, основанной на повторяемости, которой оперирует естествознание и вообще наука, обычно сопровождалось признанием действия иной закономерности, внутренне присущей истории как процессу становления, развития и устанавливаемой лишь философией. Эта закономерность была закономерностью, определяющей именно возникновение нового, и обосновывалась она апелляцией к Провидению, Мировому разуму, некоему «естественному» закону и к другим факторам, трансцендентным по отношению к истории, рассматриваемой как деятельность людей. Социология, а также другие социальные науки обращаются к процессу социальных изменений и создают определенные концепции социального изменения. Поскольку же социальное изменение есть не что иное, как исторический процесс, то, может быть, эти концепции социального изменения, создаваемые социальными науками, есть теории истории, возникновения нового в истории? Теории социального изменения критически анализировал французский социолог Раймон Будон. Он различил несколько их типов. Рассмотрим эти типы, несколько видоизменив классификацию Р. Будона. Старейший тип концепций социального изменения в социологии – это эволюционистские концепции, трактующие историю как закономерный естественный процесс развития общества [см. 5]. Они восходят к О. Конту, Г. Спенсеру, Д. С. Миллю и рассматривают историю в целом именно как закономерный направленный процесс развития общества в целом. Очевидно, что эти концепции по своему характеру ничем не отличаются от концепций философии истории, прибегающих к трансцендентному обоснованию истории. К. Поппер относил их к натуралистической версии «историцизма». Он доказывал, что закона эволюции общества не существует [см. 6]. Современная социология, в общем, отказалась от попыток установления единого закона эволюции общества и ведет речь об определенных отдельных тенденциях общественного развития (тенденция углубления разделения труда, тенденция бюрократизации общественной жизни и т.д.). Но тенденция, как подчеркивал еще К. Поппер [см. там же], отнюдь не закон. Тенденция не может продолжаться вечно, она может в любой момент оборваться, и мы не знаем, когда это произойдет, и если мы обратимся к истории, то найдем, что она наполнена обрывами тенденций. Мы можем основывать научные предсказания на законах, но никак не на простом существовании тенденций, отмечал К. Поппер. Другой тип теорий социального изменения, предлагаемых социальными науками, являет собой такие теории, которые устанавливают некоторые общие схемы социальных изменений. Назовем в качестве примера устанавливаемый социологией механизм возникновения новых социальных норм через институциализацию отклонений от действующих норм или институциализацию нормативных новаций. Подчеркнем, что подобные схемы общественного развития являют собой именно абстрактные общие схемы, а не содержательно-исторический процесс в его индивидуальности и конкретности. Поскольку же историческая наука концентрируется на частном, то история из этих общих схем как бы выпадает. Из них нельзя вывести конкретных исторических явлений, и они не дают возможности предсказания социальных изменений. К тому же сами механизмы возникновения нового могут носить исторически преходящий характер. К определенному типу теорий социального изменения Р. Будон относит концепции, которые пытаются делать предсказания вида «если А, то (скорее всего) В» (если произойдет такое-то изменение в жизни общества, то это повлечет за собой вот такие определенные изменения). В качестве примеров он приводит известное положение, сформулированное А. Токвилем, состоящее в том, что выражения народного недовольства и социальное противоборство чаще всего происходят как раз тогда, когда случается ослабление тяжелых законов, которые народ до этого безропотно переносил; закон Т. Парсонса о «нуклеаризации» семьи (переходе от семьи расширенного типа к семье, состоящей только из родителей и детей) как следствии процесса индустриализации и др. Относительно теорий этого типа необходимо прежде всего заметить, что они являются не формальными, абстрактно-общими, а содержательными, и что свое содержание они черпают из наблюдаемой социальной действительности. Они устанавливают определенную связь между явлениями действительности (например, между индустриализацией и нуклеарной семьей) и проецируют эту связь в будущее. Однако в будущем действительность будет иной, чем она есть в настоящем, так что может исчезнуть почва для этой связи либо сама связь изменится, станет какой-то другой. Содержательный характер подобной связи определяется ее привязкой к действительности, но из этого же сразу вытекает ее ограниченный характер. И ее ограниченность может быть не только исторической, но, как оказывается, даже для настоящего эти законы не являются универсальными. Так, Р. Будон отмечает, что в противовес мнению А. Токвиля о политической мобилизации масс в период относительного улучшения условий жизни были выдвинуты иные и прямо противоположные соображения относительно того, в каком случае она происходит, что в Японии процесс индустриализации отнюдь не сопровождался распадом или ослаблением традиционных семейных связей и т. д. Еще один тип теорий социального изменения представлен концепциями, которые пытаются установить общие причины социальных изменений. Очевидно, что данный аспект социологии социального изменения перекрывается с философией истории в той ее части, в какой она рассматривает движущие силы истории. Р. Будон пишет: «…Вполне возможно, что понятие социального изменения является современным "перевоплощением" Истории с большой буквы. По-видимому, все теории социального изменения есть не что иное, как подобное "перевоплощение" философии истории» [7, с. 12 – 13]. Действительно, если мы, например, посмотрим, как представляет себе задачи социологии социальных изменений П. Штомпка, написавший об этом книгу [5], то найдем, что проблематика этой области социологии в большей части совпадает у него с проблематикой философии истории касательно движущих сил истории, а также что автор этой книги переводит на социологический язык ряд положений, которые давно были установлены философией истории. Отметим также, что общие причины социальных изменений или движущие силы истории, задавая определенные общие схемы интерпретации и объяснения исторических явлений, не определяют историю в содержательном плане и не дают возможности предсказания будущего. Резюмировать сказанное о теориях социального изменения можно таким образом, что эти теории в содержательно-историческом плане либо пусты, либо имеют ограниченное поле действия и не дают универсальных законов изменения. История как рождение нового остается для них вне досягаемости. Р. Будон констатировал, что эти теории не оправдали возлагавшихся на них надежд в отношении установления универсальных законов социального изменения и предсказаний на их основе. Он пишет: «Состояние краха – вот наиболее распространенное, разделяемое сегодня очень многими мнение по поводу этих теорий. Большинство строившихся на их основе прогнозов были опровергнуты самой жизнью. Эти теории ввели в оборот представления, не просто упрощающие…но и примитивизирующие понятие социальных систем. И большинство общих закономерностей, рассматривавшихся этими теориями как универсальные и вневременные, оказались ограниченно значимыми» [7, с. 5]. В этой связи Р. Будон высказывает соображение, что социологии и не нужно стремиться к установлению общих законов социального изменения, которые служили бы объяснению частных случаев изменения и предсказанию (он называет это стремление номологическим предрассудком). Он полагает, что социология должна объяснять каждый случай социального изменения в отдельности и строить для каждого случая свою объяснительную теорию. Что касается общих теорий социального изменения, которые не получают должного эмпирического подтверждения и даже противоречат эмпирическим данным, то Р. Будон предлагает рассматривать их как «формальные теории», «идеальные схемы», которые играют роль парадигм мышления, формальных рамок для теорий, объясняющих отдельные случаи социального изменения, – теорий, отвечающих, как он считает, всем критериям научности. «…Научная теория социального изменения может существовать исключительно как частная и локальная» [там же, с. 253]. Если теории социального изменения будут существовать как частные и локальные, объясняющие определенные случаи социального изменения, то это значит, что они будут дублировать историческую науку, специфика которой состоит как раз в том, что она интересуется индивидуальным и дает объяснение индивидуальному. Это значит также, что теории социального изменения не будут иметь в своей структуре универсальных законов («номологический предрассудок»). Между тем на законах в науке основываются предсказания. Поэтому провозглашаемый Р. Будоном отказ от установления законов социального изменения означает признание того, что социальные науки не способны предсказывать социальные изменения и что история как возникновение нового остается для них закрытой областью. Это можно рассматривать и как подтверждение отсутствия в истории повторяемости. Р. Будон разрывает связь объяснения и предсказания, существующую в науке, связь, обусловленную тем, что объяснение и предсказание осуществляются с помощью одной и той же теории. Он полагает, что теории социального изменения должны давать объяснение, а предсказания они могут и не делать. Однако для теории, не способной делать предсказания, и ее объяснительная ценность оказывается сомнительной. Построение теорий для каждого случая социального изменения не имеет смысла и создает лишь видимость теоретизирования данной области. ЛИТЕРАТУРА1 Риккерт Г. Философия истории. СПб.: издание Д. Е. Жуковского, 1908. 2 Вен П. Как пишут историю. Опыт эпистемологии. – М.: Научный мир, 2003. 3 Арон Р. Избранное: Введение в философию истории. М. СПб.: ПЕР СЭ, Университетская книга, 2000. 4 Савельева И. М., Полетаев А. В. История и время. В поисках утраченного. М.: Языки русской культуры, 1997. 5 Штомпка П. Социология социальных изменений. М.: Аспект-Пресс, 1996. 6 Поппер К. Нищета историцизма // Вопросы философии. – 1992. №№ 8 – 10. 7 Будон Р. Место беспорядка. Критика теорий социального изменения. М.: Аспект-Пресс, 1998. 1 Конечно, в возникающем новом всегда можно усмотреть некоторые черты старого, имевшего место в прошлом. Но даже при сознательной ориентации исторических деятелей на какие-то образцы прошлого воспроизведения прошлого в истории не бывает, а рождается новая социальная реальность. 2 Конечно, при условии, что положение, выражающее повторяемость, не является банальностью. 3 Одна из основных функций научной теории – прогностическая: прогнозирование состояния и поведения тех объектов, которые описываются теорией. Если речь идет о теории истории, то эта теория должна предсказывать будущее человечества. |
Добавить документ в свой блог или на сайт
Похожие:
 | Бусидо. Путь самурая. Возникновение сословия воинов. Становление самурайства Возникновение самурайства не представляет собой исключительного явления в социальной истории народов мира. Сословия и касты профессиональных... | | Реферат в данном дипломном проекте всего: стр. 123, рис. 29, табл.... Тяговая подстанция, распределительное устройство, трансформатор, ток короткого замыкания, преобразовательный агрегат, стуктурная... |
| Навыками сравнительной оценки преимуществ и недостатков различных... Дисциплина реализуется Кафедрой истории России Средневековья и раннего Нового времени, Кафедрой истории России Нового времени, Кафедрой... | | Рабочая программа по истории 8 класс Программа предназначена для изучения курса истории нового времени на базовом уровне в его традиционном варианте в объеме 28 ч (2... |
 | Концепция нового учебно-методического компле кса по отечественной... Рабочая группа по подготовке концепции нового учебно-методического комплекса по отечественной истории | | Пояснительная записка к Рабочей программе по Всеобщей истории. История Нового времени (7 класс) Программы для общеобразовательных учреждений. Новая история 1500-1800 гг 7 кл. М.: Просвещение, 2008г под редакцией А. Я. Юдовской,... |
| Книга отражает современный уровень изучения в России истории югославянских... Югославия в ХХ веке: Очерки политической истории / Отв редактор К. В. Никифоров. М.: Индрик, 2011. – 888 с. (55,5 п л.) | | Протокол №32 заседания Совета директоров ОАО «тгк-14» Рукосуев М. А., Шумилов А. А., Алферов В. Г., Загретдинов И. Ш., Зархин В. Ю., Швецова М. В |
| Список тем рефератов для зачета по курсу лекций "Проблемы современной... Характеристика австралопитеков: анатомические особенности, древность, распространение, разнообразие. Возникновение рода Homo | | Календарно-тематическое планирование уроков по «Истории Нового времени» в 7 классе Мир в начале нового времени. Великие географические открытия. Возрождение. Реформация |
| Краткое содержание проекта Работа над проектом это поиск новых форм... ... | | Примерные темы рефератов по истории науки Возникновение теории относительности. Анализ статьи Эйнштейна «К электродинамике движущихся тел» |
| Организационный комитет Евразийского научного форума Алфёров жорес Иванович, вице-президент Российской академии наук (председатель оргкомитета) | | Вопросы к экзамену по отечественной истории отделение «связи с общественностью» Возникновение Древнерусского государства. Социальная структура и политический строй Киевской Руси |
| Алферов А. А. Два противоположных подхода к историческому прошлому Саратовская областная организация Профессионального союза работников народного образования и науки Российской Федерации | | Рабочая программа учебного курса «История» Пояснительная записка к рабочей программе по истории Нового времени конец XV – xviiiвек, истории России. XVI-XVIII века, истории... |
