Xvii век как "эпоха противоречия": парадоксы литературной целостности
Скачать 335.51 Kb.
|
Надо сказать, что напряженность проблемы определения границ литературной эпохи и особенно - грани между Возрождением и XVII в. достаточно ясно осознается литературоведами. Еще тридцать лет назад М. Реймон начал свой доклад "О границах барокко и маньеризма", сделанный им на международном конгрессе, со слов: "Устанавливать границы - безнадежное занятие" [36], и современное состояние вопроса о рубеже между Возрождением и XVII в. как будто подтверждает это суждение: хотя споры о барокко сменились спорами о маньеризме еще в 1970-е годы, до сих пор не существует ясности в теории ни того, ни другого стиля [37]. Отсюда проистекает непрекращающееся, кажущееся неостановимым перераспределение имен писателей, которых то твердо относят к барокко, то столь же решительно - к маньеризму. Их перечень весьма обширен: Шекспир и Сервантес, Лопе де Вега и Монтень, Донн и Марино, Гонгора и д'Обинье, Тассо и д'Юрфе и т.д. Но проблема на самом деле и шире и глубже, чем только уточнение своеобразия поэтики отдельных авторов: она связана с принципами, по которым конституируется понятие литературной эпохи на разных исторических этапах. Думается, что для выявления целостности и самостоятельности XVII в. как литературного периода особое значение имеет разграничение не только культурных (Возрождение - XVII век), но и цивилизационных (средневековье - Новое время) этапов. Рубеж XVI-XVII вв. предстает при этом той "точкой бифуркации", "когда напряжение противоречивых структурных полюсов достигает наивысшей степени и вся система выходит из равновесия" [38]. На этом рубеже естественно и неизбежно происходит переплетение, притяжение и отталкивание разных художественных традиций, сосуществование ренессансных и постренессансных явлений - маньеризма, барокко, раннего и зрелого классицизма, причудливо сосуществующих и сменяющих друг друга в произвольном порядке. И все же для решения проблемы целостности и самостоятельности литературного XVII столетия необходимо осмыслить данный рубеж не только как "полосу общения", но и как "грань разобщенности" [39], понять, что делает маньеризм частью литературного процесса Ренессанса, а барокко выводит за его рамки, что отличает ренессансный классицизм от его наследника в XVII в. Размышляя над этими вопросами, необходимо, по-видимому, обратиться не только к анализу излюбленных тем, мотивов, формально-стилистических приемов, но и к изучению различия между картиной мира позднего средневековья и Нового времени, между мироощущением человека "века гуманизма" и "века противоречия". В анализе этой проблемы неизбежно придется уточнить не только понятие кризиса, которое широко применяют по отношению и к тому, и к другому феномену [40], но отчасти и концепцию Возрождения, ибо определение "нижней" границы XVII в. как литературной эпохи теснейшим образом связано с трактовкой периода, ему предшествующего. Обобщающая характеристика ренессансного мироощущения неизменно строится, прежде всего в учебной литературе, на основе ее канона - идеалов и представлений "высокого" итальянского Возрождения. Порой при этом упускается из виду, что сами эти идеалы формировались и развивались во времени. Права отечественная исследовательница, заметившая, что в восприятии эстетического комплекса Ренессанса "нами отчасти утрачено ощущение порыва, полета в неизведанное" [41]. Так возникает, как кажется, неверное противопоставление неподвижного, уже "ставшего" возрожденческого искусства и "вечно становящегося" барокко [42]. К тому же если собственно Ренессанс, истолкованный как период статически-бесконфликтно понимаемой гармонии и жизнерадостного оптимизма, вольно или невольно отождествляется с его "высоким" итальянским этапом, то все Северное Возрождение - некий затянувшийся кризис Ренессанса, которому, если пристально всмотреться, не предшествует по-настоящему никакой расцвет [43]. И если маньеризм - это явление, рожденное данным кризисом (что со времен А. Хаузера [44] так или иначе повторяют большинство исследователей), то мы упустим из виду "удивительный культурный парадокс" XVI в.: "Катастрофическое усложнение общественной (экономической, социальной) реальности побудило гуманистов с особой настойчивостью отстаивать и утверждать величие человека" [45]. Переходность и диалогичность Ренессанса, практически всегда называемые в перечне характерных свойств эпохи, лишь формально признаются таковыми, если за ренессансным мироощущением не признать возможности напряженного равновесия разнонаправленных тенденций, не заметить, что убеждение в том, что человек - творец своей судьбы, предполагает и то, что и хорошее, и плохое в этой судьбе - творение рук человека [46] и что вера в преобразовательные возможности индивида включает в себя и демонстрацию способностей виртуозного художественного преображения образа мира в стилистике маньеризма. Желая "улучшать природу искусством", маньеристы-практики так же "не подражают никакой естественной форме", как это в теории стремился делать известный мыслитель-гуманист Николай Кузанский, и используют в этом процессе эстетические категории не только "прекрасного", "грации", но и "безобразного", разработанные гуманистами [47]. И, однако, это "безобразное" обладает особой, своей "правильностью" и грацией, оно - не то "невозделанное, деревенское, дикое" [48], что станет антиномично контаминировать с "высотой и совершенством" в барокко. Маньеристическое художественное произведение всегда несет поэтому "печать переутонченности, но никак не неумелости" [49], маньеристу глубоко чуждо убеждение романиста религиозного барокко Ж.-П. Камю, что надо запечатлевать мысли в их "неотделанном" виде - грубо и неуклюже. "Чувство профессиональной гордости" [50] художника-маньериста заставляет его подчеркивать свою власть над собственной манерой - и над исходным объектом изображения, то есть природой, жизнью. Не то, чтобы маньеристы, будучи проникнуты дерзновенными творческими замыслами, не ощущали жизненных противоречий и трудностей или человеческих недостатков, но не на них они делали "особый акцент" [51]. Г лубоко справедливой кажется мысль Л. Я. Потемкиной о том, что "маньеризм, в отличие от барокко, не постренессансное, а собственно ренессансное явление, оно органически входит в систему культуры Возрождения, может быть, даже выражает его наиболее зрелую фазу художественного постижения раннеренессансного гуманистического мифа о человеке - творце своей судьбы..." [52]. Это в классическом виде воплотилось, например, в знаменитой "Жизни Бенвенуто Челлини", где ренессансное упоение собственной славой, высоким мастерством, побеждающим трудности ремесла, стилистически воплощается в форме, близкой маньеристическому "Автопортрету в выпуклом зеркале" Пармиджано [53]. Вот почему кажется, что "присущие маньеризму понятия гения, художественной идеи, творческой силы, власти художника над действительностью" [54] - скорее логическое продолжение (и эстетическое приложение) идей гуманизма, чем разрыв с ними. И в искусстве, и в литературном творчестве "стремление к гармонизации в значительно большей степени присуще маньеризму" [55], чем это принято думать. Более того, "гармонизация напряжений" [56] - неотъемлемое свойство ренессансной поэтики и в ее классицистическом, и в ее маньеристическом стилевых воплощениях. Напротив, барокко (и в той же степени, но в иных художественных формах - классицизм XVII в. 57) как художественное явление Нового времени не может не впитать в себя, не отразить противоречия и хаос наступившей эпохи [58], оно воистину воплощает "поэтику кризиса", как именует ее М. Клеман [59]: Этот кризис тесно связан с тем радикальным сдвигом в "картине мира", который происходит на переломе от средневековья к Новому времени в процессе и общественно-исторических коллизий, и религиозного раскола единого западного христианского мира на католичество и протестантизм, и научной революции. Конечно, вспомнив, что работа Н. Коперника "Об обращении небесных сфер" была опубликована в 1543 г., можно как будто включить в этот процесс неуклонного разрушения прежних представлений и XVI столетие, по крайней мере его вторую половину. Однако повсеместное усвоение коперниканских идей происходит лишь в следующем веке, и именно он в лице А. Грифиуса пропоет хвалу "мужу, больше чем великому". Следует безусловно согласиться с тем, что "интеллектуальная революция становится из возможности фактом не тогда, когда открыт новый способ мыслить, а тогда, когда этот способ мыслить доведен до сведения всех носителей данной культуры" [60]. К тому же не Коперник, но Кеплер окончательно преображает картину Вселенной, установив эллиптическую природу вращения планет и тем - закрепив децентрализованное видение мира [61]. И притом, в сочетании с приобретшими актуальность и подвергнутыми христианизации атомистическими теориями античных философов, новые естественнонаучные открытия не просто усваиваются, осмысливаются, но драматичнейшим образом переживаются человеком XVII столетия: "Все новые философы в смятенье,/ Эфир отвергли - нет воспламененья,/ Исчезло Солнце, и Земля пропала,/ А как найти их - знания не стало... едва свершится/ Открытье - все на атомы крошится..." (Д. Донн). Для Кеплера сама идея бесконечности Вселенной "несет в себе какой-то таинственный ужас", Паскаля ужасает как "вечное безмолвие бесконечных звездных пространств", так и хрупкость человека - "мыслящего тростника" [62]. Более того, к этому новому, пессимистическому знанию разума прибавляется острое расхождение между разумом и верой, трагически переживаемое "глубоко христианизированной" эпохой. Понимая, что Священное Писание учит тому, "как попасть на небо, но не тому, как перемещается небо", воспринимая природу как то, что "написано на языке математики" (Галилей), человек Нового времени не успокаивался, а тревожился: "математическое мышление настолько разрывало все прочные сплетения, что колебалась и бледнела не только прежняя, теологическая картина мира, но менялось и внутреннее видение..." [63]. Эти внутренние изменения не должны отождествляться, как это часто представлено в учебниках, с повальным ростом религиозного вольномыслия или атеизма: при том, что процесс секуляризации религиозного и светского действительно занимает важное место в менталитете XVII в., это именно сложный и неоднозначный процесс, а не простой, априорно "положительный" результат автономии этих начал. Для эпохи в целом в высшей степени характерна сама ситуация, напряженного и индивидуального, самостоятельного мировоззренческого выбора [64], добровольной или вынужденной, но осознанной как таковая, перемены вероисповедания (она коснулась и известных исторических деятелей, например Генриха Наваррского, и известных писателей, например Донна, Гриммельсгаузена), непрестанного обсуждения конфессиональных вопросов, доходящего до прямых политико-идеологических противостояний и отталкивания от церковной догматики (как, например, у французских либертенов, подвергающих сомнению идею бессмертия души). Тревожные искания скрепляют воедино настроения и ученых - рационалистов, эмпириков, сенсуалистов - и теологов разных течений, религиозных мыслителей, и скептиков - и мистиков, однако не смешивают, не устраняют различий между ними. Не меньшую тревогу вызывали у людей и перипетии исторической, политической жизни, с их непредсказуемыми и неоднозначными последствиями: межгосударственные и гражданские войны (прежде всего - Тридцатилетняя война) и народные восстания (особенно крупные в 40-е годы в Италии, Испании), революции (Голландия, Англия) и оппозиционные движения (например, французская Фронда). В поэтическом отклике на гибель Генриха IV от руки религиозного фанатика, Т. де Вио, "сделавшись рупором каждого француза" [65], рисовал ужасающую возможность возврата в хаос религиозных войн как в первозданный космический хаос: "Я думаю, Вселенная исчезнет в этом бедствии, / После которого земля станет пустыней,/ Воздух превратится в огненную бурю, / Небо провалится в бездну ада, / А беспорядочные, лишенные света элементы/ В ужасе вернутся в первичную массу". А слова А. д'Обинье, подводящего трагические итоги религиозных распрей, давно стали хрестоматийными: "Век, нравы изменив, иного стиля просит. / Срывай же горькие плоды, что он приносит!" (ср. со словами Д. Донна о "проржавленном железном веке", которыми английский поэт определяет современность). "Железный" XVII век с его непрестанными военными, политическими, конфессиональными конфликтами пожинает едва ли не в буквальном смысле горькие плоды: обычно вспоминают о том, что население несчастной истерзанной Германии за Тридцатилетнюю войну потеряло две трети населения, но ведь и население внешне более благополучной Франции за период между религиозными войнами и началом XVIII столетия не увеличилось ни на одного человека - смертность оказалась равна здесь рождаемости [66]. Естественно, что сама концепция смерти резко меняется в этот период: как замечает Ф. Арьес, смерть перестает быть печальным, но закономерным, тихим и мирным событием, человек оказывается вырван из жизни насилием или страданиями [67]. Так мощная "внешняя эрозия" приводит культуру Нового времени к необходимости "перестать мыслить на прежний лад и начать мыслить иначе" [68]: рационализм, который мы спешим сегодня осуждать за его "плоскость" и "сухость", был воистину выстрадан XVII столетием. Эпоха рационализма, чье мощное воздействие ощутили на себе и классицизм, и барокко (ср.: "Душа в крови, но разум обрела" - Д. Герберт, "В наш разум вложена таинственная сила" - Д. К. Лоэнштейн), одновременно проникается "тревожным ощущением неразумия, поселившегося внутри самого разума" [69]. Разум в XVII в. - это прежде всего этическая опора: не безграничность познания, не безусловность, абсолютность человеческого знания, а нравственный смысл разумного начала в человеке акцентируют писатели "проржавленного столетия": недаром М. Опиц призывает современников "рассудком вознестись над завистью и злобой", а Паскаль подчеркивает: "Будем же стараться хорошо мыслить: вот начало нравственности". Потому-то амбивалентный ренессансно-маньеристический скептицизм в духе Монтеня ("Que sais-je?") в новую эпоху уступает место антиномическому взаимодействию сомнения и веры, когда скептицизм уже "направлен не на ограниченную сферу знания, а на разум в целом" [70]. И одновременно "век Декарта" начинает "методически практиковать сомнение" [71], чтобы через него прийти к более достоверному, точному знанию бытия и самого человека. Только в XVII в. реальность "обретает голос в диссонансе" [72], именно тогда возникает тот тип рациональности, который скорее "порывает с миром обыденного здравого смысла, чем солидаризуется с ним" [73], и новое столетие несет на себе печать не только исторического, социального, мировоззренческого, но и "эпистемологического кризиса" [74] и, как подчеркивает М. Клеман, "кризиса репрезентации" [75.] Дисгармония и диссонансы действительности и тоска по гармонии, по упорядоченности (см., например, "Священные проповеди" Марино, изображающие нарушенную гармонию мира, или "Анатомию мира" Донна с ее картиной нарастающего хаоса в некогда гармоничной действительности) становятся важной психологической составляющей мировосприятия личности в эту эпоху. Потому-то писатели Нового времени так жаждут "в момент, когда связи между верой и разумом рвутся, сохранить единство мира. И одновременно они вновь и вновь констатируют его раздробленность" [76]. Маньеристический "дуализм" (о котором говорит Э. Панофски), сохраняющий черты ренессансной амбивалентности [77], сменяется в барокко антиномическим столкновением противоречий или их антиномичным разведением в классицизме. По мнению польского историка философии, антиномии XVII столетия - не просто "результат естественного плюрализма идей, присущего почти всем временам", они "вытекают из рождающегося осознания антиномий, заключенных в самой природе вещей" [78]. Антиномичным оказывается в литературе XVII в. не только соотношение классицизма и барокко, но и внутренняя структура барочного направления, противостояние и контаминация в нем трагического и комического, высокого и низового течений, барокко "разочарования" (в свою очередь включающего противостоящие тенденции мистицизма и либертинажа) и барокко "очарования" ("иллюзии"). Замечу, что и в наших, и в зарубежных исследованиях еще чрезвычайно мало разработана плодотворная идея бытования барокко в "высоком" и "низовом" вариантах [79], что вновь и вновь возрождает в учебниках анализ "низовых" (комических, бурлескно-сатирических) барочных романов как примеров "реализма XVII века". |
Похожие:
 | Андрей платонов и его эпоха Познакомить ребят с драматической судьбой писателя-земляка, показать трагизм идейно-нравственного противоречия у этого писателя | | Методические рекомендации к учебникам А. Н. Сахарова и В. И. Буганова... Муниципальное бюджетное образовательное учреждение «Камскополянская средняя общеобразовательная школа №2 с углубленным изучением... |
| Применение информационных технологий в работе посольства Популярный ныне термин «информационная эпоха» как никакой другой пригоден для характеристики нашего времени. XXI век будет в первую... |  | Рабочая учебная программа По курсу мхк 10 А, 10Б классы Предлагаемый курс знакомит учащихся с искусством XVII – XIX веков. В центре внимания изучения находятся: эпоха Возрождения, стили... |
| Xv. Взлет отечественной культуры XIX века как выражение национального... Цессе, оказать огромное благотворное влияние на культурное «поле» Европы, на движение всего человечества вперед по пути социального... | | Пояснительная записка Учебники: «История Россия с древнейших времен... Учебники: «История Россия с древнейших времен до конца XVII века» автор Н. С. Бори сов и «История России Х\лн-х1Х век» автор А. А.... |
| Зачетные задания по Истории России конец XVII xix век. 11 класс Образовательная цель: формирование способности обучающихся к новому способу действия | | Классицизм (Франция. XVII век) содержание Самое значительное и ценное, что было создано этой эпохой связано в первую очередь с искусством пяти европейских стран – Италии,... |
| Закономерности и этапы исторического процесса Русь Древняя и средневековая: История и исторические знания. Отечественная историография в прошлом и настоящем. Древняя Русь. Эпоха... | | Закономерности и этапы исторического процесса Русь Древняя и средневековая: История и исторические знания. Отечественная историография в прошлом и настоящем. Древняя Русь. Эпоха... |
| Закономерности и этапы исторического процесса Русь Древняя и средневековая: История и исторические знания. Отечественная историография в прошлом и настоящем. Древняя Русь. Эпоха... | | Закономерности и этапы исторического процесса Русь Древняя и средневековая: История и исторические знания. Отечественная историография в прошлом и настоящем. Древняя Русь. Эпоха... |
| Учебно-методический комплекс дисциплины Глобализация, модернизация, сжатие социального пространства и времени, а также многие другие трудности приводят к тому, что старые... | | Конкурс Фаррахова Ф. А., с. Аккузево Наименование объекта Илишевского района неотделима от истории человечества. Ранняя её часть делится на каменный, бронзовый и ранний железный века. Самый... |
| «Публицистические приемы в памфлете Д. Дефо «Кратчайший путь расправы с диссидентами» Целая эпоха английского Просвещения, состоявшая из борьбы оппозиционных абсолютной монархии сил «царства разума», основанного на... | | Реферат Причины Смуты в России в представлении европейца XVII в Целью моего исследования является раскрыть причины смуты в России в конце XVI- начале XVII века. Перед тем как начать исследования,... |
