Скачать 4.19 Mb.
|
Кто это — светлый холерик или сильный сангвиник?.. Какая, в сущности, разница, как мы это назовем... Главное, что люди этого типа действительно на зависть одарены жизненным тонусом, часто они и живут долго, а если рано умирают, то скоропостижно. Холеричность будет нарастать в направлении шизо-тимного полюса — здесь пронзительность, лихорадочность, одержимость, но особенно по шкале эпитимно-сти, где появляется настоящая неистовость, ураган-ность, экстаз пророчеств, где дрожат тени Магомета, Лютера, Достоевского. Ну а мрачный уголок?.. Есть целые семьи конституциональных гипомань-яков (как и конституционально депрессивных), целые наследственные линии счастливцев, не знающих, что такое уныние и усталость. И все же смею уверить, что гипоманиакальность чревата депрессией. Чревата, хоть эта чреватость может так и не проявиться всю долгую жизнь. Старость (погасший Дюма обливается слезами над «Тремя мушкетерами»). Резкая перемена климата. Внезапный сбой физического здоровья. Жизненное крушение с полным лишением возможности действовать. Депрессия у гипоманьяка, коль скоро она развилась, до крайности тяжела. Если нет рядом чуткого ума и бдительных глаз — это катастрофа. 15. «Избегнуть мешать тайным системам...» Между тем нить изложения снова ведет нас к физиономике: пора переходить на другую сторону оси. Кра- 70 сивая циклотимная лысина — как отполированный бильярдный шар, шизотимная — словно выедена мышами. Но еще характернее шапка волос при астеническом телосложении. Дон Кихот, великолепный шизоид, в сопровождении циклотимика Санчо Пансы. Классические наблюдения, сильно пошатнувшиеся в своей достоверности, но еще кое-что значащие. Астеник, антипод пикника,— «ядерный» вариант шизотим-ной конституции, но опять же никак не обязательный. Тут и сколько угодно атлетов, громадных и маленьких, и всевозможных нескладных, и даже пикники, только какие-то не такие. Шизотимный полюс широк, широка и шизофрения. (Астеник — по-гречески «степос» — сила,— буквально: слабый, лишенный силы; но это название часто не соответствует действительности: и физическая и психическая сила астеника, худощавого тонкого человека, может быть очень велика.) Астеник тоже смотря какой. Есть вариант, внешне лучше всего представленный персонажами Боттичелли,— тип, который американцы назвали «плотоядным»,— искрящийся, раздражительный, с быстрым индуктивным умом, энергичный, остроумный, повышенно эротичный, склонный к туберкулезу. Может дать внезапный буйный психоз, но опасность шизофренического распада ничтожна, очень сильный тип. Нет, решительно невозможно дать хотя бы приблизительное единое определение внешности шизотими-ка — настолько они разные; и все же — и все же! — их узнаешь обычно сразу, даже среди neipoB или монголов. Что это? Мне казалось одно время, что дело в крупности черт, что лица, сработанные с достаточной долей добротной грубости, с плотной клетчаточной подкладкой, не могут принадлежать шизотимикам, что их физиономические атрибуты — мелкая заостренность, мышиность, точечность. Астеники с крупными, закругленными чертами лица, казалось мне, более сингонны. Но встречались случаи, опровергавшие это. Нет, вся штука именно в том, что это чувствуется каждый раз индивидуально, целостно, а отдельные опорные признаки переменны. Может быть, это какие- 71 то свойства кожи или сосудов, что-то гормональное, какая-то фактура облика, что ли. А чаще всего, наверное, все вместе. Никогда не забуду эту потрясающую астеничку, с тяжелейшей шизофренией, сальным, застывшим маскообразным лицом, с мелкими чертами — и единственной фразой, повторявшейся монотонно девять лет кряду: «...Избегнуть мешать тайным системам»... Да, тут работают, конечно, и статика и динамика. Мимика глубоких шизоидов либо бедна, либо преувеличена до гримас (у циклоида она всегда гармонична и адекватна). У некоторых преобладает какое-то одно постоянное выражение, например сардоническая улыбка; поражает порой несоответствие между подвижностью одной части лица, например лба или рта, и неподвижностью других. Речь — невнятно-бормочущая, тихая и монотонная или деревянно-громкая, типа «книжного чтения»; иногда вдруг резко меняется регистр, делаются странные паузы и ударения. Молчание — в момент, когда ожидается слово, слово — когда кажется, что его не будет. Позы — однообразны, меняются редко, но резко. Походка — скованная, неуклюжая, со слабым участием рук и туловища, или окрылешю-нервозная, стремительная, остро-четкая, с наклоном, с вывертом; особенно причудлив бег. Естественной закругленности, обобщенной целесообразности синтонного пикника нет и в помине. И это при том, что шизоиды, особенно астенического телосложения, превосходят всех на свете пикников своей ручною умелостью. Мелкие, точные движения им удаются явно лучше. Среди них попадаются настоящие виртуозы тонкой работы — в научном ли эксперименте, в технике, в живописи или в игре на инструменте. А вот певцов и эстрадников мало, можно сказать, нет. Почерк шизоидов либо чрезвычайно отчетливый и акуратный, с раздельными буквами, либо причудливый и неправильный, неуверенно-детский, словно прижимающийся к бумаге; либо, наконец, «окаменелый». Очень часты зубчатые, острые линии. Шизоидный почерк был у Лермонтова, Ницше, Шумана, Скрябина, Аракчеева, Суворова — диапазон, как видим, более чем широк. При умеренной шизотимности (а иногда и при 72 шизофрении) все это может быть выражено слабо или совсем отсутствовать. Основное и здесь проявляется в личном общении. Незнакомый или малознакомый человек, а в ярких случаях и знакомый и самый близкий (при том, что сам он средний, в средней ситуации) никогда не чувствует себя с шизотимиком так просто и непринужденно, как с циклотимиком. Ощущаются дистанция, напряженность, синтонностыо и не пахнет, хотя с обеих сторон могут прилагаться самые искренние усилия... Ожидание неожиданного? Шизоид может быть даже чрезмерно общительным, и, однако, чего-то в этой общительности недостает. Или что-то лишнее? Когда он старается одолеть свою замкнутость, получается замкнутость наизнанку, самовыворачиванье, способное лишь расширить круг одиночества. «Обычный человек чувствует вместе с циклотимиком и против шизотими-ка». ТРЕТИЙ ЛИШНИЙ (Письмо в книге) Перо запнулось. О тебе мне труднее писать, чем о твоем антиподе: ...он проще, ты неожиданнее.. «Астеник и неврастеник» — узнал? Когда-то ты сам, со своей загадочной усмешкой, рассказал мне об этой дефиниции врача из военкомата. А я говорил тебе и еще раз повторю тупо, но со знанием дела, что ты честный (ты любишь это слово, однажды сказал, что витамины — одна из немногих честных вещей в медицине) — честный шизоид. Видишь ли, тут две стороны: тобой я доказываю необходимость шизоидности, а шизоидноетъю — необходимость тебя, необходимость, в которой ты никогда не переставал сомневаться. Не пеняй же, что я авторски посягнул на тебя, да еще пришпиливаю к типологии. Наоборот — отшпиливаю. Шизоиды — гениальное племя, рождающее чудесных чудовищ. Не будь его, человечество не узнало бы, что такое нестадный, таинственный, истинный человек. (Только что из кабинета вышел твой шарж, с бредом отношения, бледный, высокий, а-ля Эль Греко, в свои двадцать два полновесно несчастный и одинокий. — Я питаю антипатию к человечеству, потому что оно на девяносто девять процентов состоит из внуша- 73 емых идиотов, доступных любой пропаганде. Каждый из них, если ему шепнут на ухо, готов встать и убить меня. Скажите, бывает ли при мании величия мания преследования? — Почти обязательно.) ...В первый раз увидел тебя на лестнице нашего института, на первом далеком курсе. Сутулый, с вдохновенно запрокинутой головой, отрешенный, с загадочной тонкой улыбкой, немного растерянной, и только бледные молодые прыщики на нобелевском лбу да гордый отблеск золотой медали в глазах выдавали, что ты наш ровесник. В тебе было уже что-то академическое, так о тебе и говорили: «Уже сложившийся ученый». Ты себя таковым не считал (и не считаешь), но в то время или чуть позже появилась заметка в молодежном журнале, где ты подавался как юная звезда микробиологии с внешностью человека, который ничем, кроме спорта, не интересуется. Уже тогда я сказал себе, что эмоционально ты иностранец, и даже песни под гитару — чудесные! — ты высылаешь себя исполнять, это ты и не ты. Какое-то время я был твоим переводчиком... Самую захудалую столовую твое появление превращает в таверну; сигарета в твоей руке обретает кинематографическую нелепость. Диалог с тобой замечательно взвешен, изумительно напряжен. Телефонный звонок. Ты: — Здравствуй... Я: — Привет... — Я опять проявляю навязчивость. — Да ну почему же? Рад тебя слышать и буду рад видеть. (Ловишь в моем тоне нотки формальной вежливости, чтобы вонзить их в себя: микробред отношения. Чувствуя это, акцентирую теплоту. Ты слышишь: фальшь, заминка, но перешагиваешь.) — Как ты живешь? (Банальные слова говоришь редко, но так ароматно, так первозданно и целомудренно, в такой неповторимой тональности... Никто, кроме тебя, никогда этого не произносил.) 74 — Я живу так-то. — Желание увидеть тебя достигло апогея. (Выражение совершенно шизоидное. От смущения.) — У меня тоже. (Сфальшивил или нет? Микродостоевщина. Кажется, все в порядке. Настраиваюсь на волну. Хочу видеть.) Ты мог стать врачом высочайшей квалификации, но никогда — врачом для больного, для этого в тебе слишком велико тяготение к общему. Вкус к частностям у тебя совсем в другой плоскости. Теория, конечно, теория, роскошь игры представлений. Уйдя от практики, ты поступил честно. Не мог без иммунологии, теперь она не может без тебя. Да, ты превратился в налаженную машину по перемалыванию фактов в концепции, концепций — в эксперименты и снова факты. Ты проклинаешь человеческие мозги. Но в тебе живет эстетическое чутье мысли. Ты любишь идею, музыку дела, тебе нужны идеи идей, музыка музык. А я предсказываю тебе открытие (так же, как тогда, в кризисе, предсказал новую встречу, помнишь?..). Своеобразием ты производишь, конечно, неотразимо странное впечатление. Между тем, ты один из самых душевно здоровых людей, которых я знаю. Астеник и неврастеник, ты при всех шатаниях-сомнениях мужествен и внутренне ориентирован. Ты ко мне шел за стержнем, а он в тебе, ты не знал, что меня одариваешь. Но тебе трудно, как иностранцу, даже переводчику с тобой нелегко. Однажды, помнишь, когда у обоих нас дела были неважные, мы холостяцки ночевали у тебя. Ты был рассеянно-добр, где-то витал. У тебя изумительно легкий сон, почти без дыхания, в странной позе — парение на животе в обнимку с подушкой. Таким же легким было с утра наше молчание. Вдруг несколько слов — и мы галактически далеки... Что произошло тогда, мне до сих пор непонятно: набежала туча, заволокло. Наверное, в моих словах или тоне ты в тот момент почуял что-то пошлое, ординарное; со мною так вполне могло быть, а ты этого никогда не допустишь, ты за версту обходишь границы суверенитета чужой личности. Зеркальная проекция 15 собственной чрезмерной чувствительности. Ни тени фамильярности, тонкая стеклянная перегородка... Общаясь с тобой, попадаешь в высокогорный климат, и наступает миг, когда приходится спуститься, побродить по болоту, растянуться на траве, отдышаться, отвести душу, побыть невоспитанным, без запросов. Ты вежливо страдаешь. Почему так трудно тебя с кем-нибудь совместить? Вот приходит еще кто-то, и все заклинивается. Кому-то надо уходить подобру-поздорову. Циклотимик через одного друга-приятеля попадает в целую компанию, мы же с тобой в тесной клетке, к нам нельзя впускать никого. Правда, «третий лишний» этот не исключителен, это, пожалуй, закон: даже в равносторонних треугольниках дружбы каждая сторона чуть-чуть лишняя по отношению к двум другим; может быть, это напряжение и поддерживает. С «третьего лишнего» начинается океанская одинокость толпы. «В одаренных шизотимических семьях,— писал Крен-мер,— мы иногда встречаем прекрасных людей, которые по своей искренности и объективности, по непоколебимой стойкости убеждений, чистоте воззрений и твердой настойчивости превосходят самых полноценных циклотимиков; между тем, они уступают им в естественной теплой сердечности в отношении к отдельному человеку, в терпеливом понимании его свойств». Но ведь ты добр, ты доверчив, ты можешь простить невероятное, ты нежно внимателен, ты, как японец, неистощим в изобретении утонченных радостей. Никто, как ты, не умеет быть благодарным, боготворить. Но горячего проникновения от тебя ждать не приходится, это не твое; когда ты себя к этому понуждаешь, получается что-то неблагоутробное. В отношении к женщине первозданно чист (отнюдь не будучи ни моралистом, ни импотентом), звереешь в присутствии пошляка. Но вжиться в женские джунгли... «Я отличаюсь постоянством чувств»,— сказал ты о себе однажды — и был слишком прав. В какие-то моменты вдруг объявляешь этому постоянству войну. Панически боишься быть скучным; чтобы не быть скучным, невзначай можешь и морду набить какому-нибудь тяжелоатлету (ох, уж эти астеники-неврастеники) и надраться разочек в месяц «до положения риз». 76 Посреди блестящих сухих рассуждений такой вдруг первозданный, такой музыкальный мат... Мне нравится, как ты скучен, очень ты интересно скучен, неповторимо, ужасно весело. Не сердись же!.. Прости!.. 16. Обоюдоострое жало Палитру шизотимических типов создатель оси набросал широко и смело, с очаровательной циклотимичес-кой небрежностью: необщителен, тих, сдержан, серьезен (лишен юмора), чудак; застенчивый, боязливый, тонко чувствующий, сентиментальный, нервный, возбужденный, друг книги и природы; послушен, добродушен, честен, равнодушен, туп, глуп — таковы регистры и гаммы, образуемые пропорцией чувствительности и холодности. Сдержанные, утонченные, ледяные аристократы, изысканные джентльмены с высокими запросзми и низкими инстинктами, патетические, чуждые миру идеалисты, холодные, властные натуры, с неукротимой энергией и последовательностью преследующие свои цели, а рядом, в ощутимой, но трудноопределимой генетической близости,— никчемные бездельники, сухо-безвольные, гневно-тупые. Очень часто они группируются в одном семействе, на одном генеалогическом древе, но установить закономерность не удается, тем более что все это в многомерном наложении совместимо в одной личности. Здесь педантичный и скрытный делец-домосед, прижимистый и подозрительный. Тут и Плюшкин и Соба-кевич. Рядом неукротимый спорщик, самоуверенный резонер: цепкая, односторонняя углубленность, своеобразная мелочность мысли. Меланхолик прокрался сюда в виде мимозной, ипохондричной, сверхвпечатлительной личности, для которой каждое прикосновение жизни — удар. Работоспособный инженер, скромный и добровест-ный работник, прекрасный семьянин в моменты, когда жизненное напряжение достигает какого-то предела, объявляет домашним: «Я поработал, хватит, больше не 77 могу»,— ложится в постель, приткнувшись к стене, и ничто его уже не поднимет, пока ситуация не разрядится: типичная реакция меланхолического шизоида. Но здесь же и холеричность: странный, крутой, суровый, деловой, настойчивый, хороший служака, раздражительный, драчун, скандалист, «скверный характер» — так описывали русские психиатры Юдин и Детенгоф шизоида экспансивного. Среди этих последних попадаются и шизотимические гипоманьяки. На низких интеллектуально-нравственных уровнях это вихреподобные странные личности, всегда взвинченные, нигде не уживающиеся, носимые по свету как перекати-поле. Графоманы, отчаянные склочники и сутяги, могущие покрыть своими письмами и заявлениями всю поверхность земного шара. Они воюют за принципы, совпадающие или не совпадающие с их личными интересами, но всегда принципы. В патологии это агрессивные параноики, бичи политических систем и кресты психиатрических больниц. |
Леви Владимир Львович Исповедь гипнотизера (книга 2) кот в мешке... Чтобы быть счастливым, достаточно жить внимательно, утверждает Коллега. Чтобы не быть несчастным, согласен я | Аппиана Александрийского «Сирийские войны» Аппиана Александрийского «Сирийские войны» (ближе к концу), книга Юстина «Книга Маккавейская» (11, 13, 14, 15 главы) и книга Иосифа... | ||
Блаженный Августин Аврелий исповедь книга первая Философия: планы семинарских занятий для студентов гуманитарного факультета. Спб, 2004 | Эзотерическое естествознание книга 2 Третья часть учения тибетского учителя джуал кхула, продолжение книг е. П. Блаватской и а. А. Бейли | ||
Реферат по биологии Тема: Жизнь после смерти или тайны иного бытия И, наконец, попробуем ответить на некоторые из них сами. И поэтому данный проект является исследовательским, включая в себя научные... | Сегодня большинство людей сторонятся смерти, даже упоминание о смерти... Рабочая программа обсуждена и одобрена на заседании кафедры философии и гуманитарных дисциплин 2012 года. Протокол № | ||
Реферат: Тема жизни и смерти в поэме А. Т. Твардовского «Василий Тёркин» Большое место в русской литературе занимает философская тема жизни и смерти. Эта тема не нова в литературе и искусстве. У многих... | Исповеди героев М. Ю. Лермонтова бунт, покаяние или раскаяние? М. Ю. Лермонтова. Работая с текстом романтических поэм: «Мцыри», «Исповедь», «Боярин Орша», «Демон» автор пытается найти ответ на... | ||
Договорное право книга третья договоры о выполнении работ и оказании услуг Омский институт водного транспорта (филиал) фбоу впо «Новосибирская государственная академия водного транспорта» | Решение на потом, останется позади и, возможно, никогда не сможет... Действительно, это ключевые проблемы сегодня и именно поэтому я не касаюсь их в этой книге. Вместо этого речь пойдет о проблемах,... | ||
Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах... Выразить его – удел немногих. Книга – это исповедь автора, это человек. Творец её не волшебник. Настоящий писатель – совесть человечества.... | «Профилактика внезапной смерти у больных хронической сердечной недостаточностью» Внезапная сердечная смерть (всс) – это естественная смерть, вследствие сердечной патологии, которой предшествовала внезапная потеря... | ||
«профилактика девиантного поведения» Девиа́нтное поведе́ние (от англ deviation — отклонение) это совершение поступков, которые противоречат правовым или нравственным... | Эвтаназия: благо или вред?* Дело во времени потерянном или приобретенном до конечной точки. Надо сказать, что отношение к смерти зависит не только от множества... | ||
Российской федерации Сферой интересов гликомики является третья группа важнейших структурных клеточных биополимеров – полисахаридов или гликанов, которые... | Тесты по патологии крупных суставов. 001. К невропатическим артритам относятся а коревые артриты Третья стадия уровской болезни (деформирующего эндемического остеоартроза или болезни Кашина Бека) устанавливается на основании |