Современные военно-политические концепции США
Скачать 415.25 Kb.
|
1 2
| АЛЕКСЕЙ ФЕНЕНКО СОВРЕМЕННЫЕ ВОЕННО-ПОЛИТИЧЕСКИЕ КОНЦЕПЦИИ США Накануне прихода к власти новой демократической администрации Барака Обамы в Соединенных Штатах развернулась дискуссия о корректировке основополагающих военно-политических концепций*. Ведущие эксперты заговорили о необходимости изменить подход к оценке роли силы во внешнеполитической стратегии Вашингтона1. Видные политики - как республиканцы, так и демократы - призывают Белый дом пересмотреть список потенциальных противников США и состояние имеющихся в их распоряжении ресурсов2. Документы по внешнеполитической стратегии США фиксируют появление новых угроз и, соответственно, новых сценариев применения военной силы3. Появляется запрос на разработку качественно иных стратегических подходов, которые способны изменить всю систему американских внешнеполитических приоритетов. Особое значение эти проблемы имеют для российско-американских отношений. Несмотря на политическую риторику последних двадцати лет, их материально-технической основой остаются система взаимного ядерного сдерживания и созданные на ее основе режимы контроля над вооружениями. Однако на протяжении последних пятнадцати лет в нашей стране практически перестали выходить работы по военной политике США4. Возникает опасность, что российская общественность окажется психологически неготовой к появлению новых внешнеполитических подходов Вашингтона, которые могут отойти от логики взаимно гарантированного уничтожения. 1 Англосаксонский подход к проблематике безопасности имеет свою специфику. В российской (как и во всей европейской континентальной) традиции безопасность воспринимается как неугрожаемое состояние. В англосаксонской традиции происходит разделение понятий "безопасность" (security) и "оборона" (defence)5. Первая представляет собой комплекс мер, призванных предотвратить появление угроз на перспективу. Вторая предусматривает ведение военных действиq в ситуации, когда превентивные меры оказались неэффективными. Поэтому американская система стратегического планирования выделяет два типа угроз: "danger" (действия оппонента, которые могут стать угрозой в будущем) и "threat" (непосредственная угроза Соединенным Штатам). Разведение категорий безопасности и обороны сформировалось на основе самовосприятия США как океанской державы6. С начала XIX века американские политики понимали под категорией "threat" угрозу нападения на территорию Соединенных Штатов, а под "danger" - возникновение конкурентов в Европе, которые в будущем смогут (или не смогут) предпринять трансатлантическую экспедицию. Для противодействия каждой из них был выработан комплекс превентивных мер. Со времен Англо-американской войны (1812-1814) политика национальной безопасности США была направлена на предотвращение вторжения европейских держав в Западное полушарие, препятствие установлению в Европе гегемонии одного государства и поддержание баланса сил в Старом Свете. В 1841 г. госсекретарь США Дэниэл Вебстер заявил, что в рамках политики национальной обороны Вашингтон имеет право наносить упреждающие удары (preemptive strike) по территории изготовившегося к агрессии противника. На протяжении последующих двух веков эти положения вносились практически во все документы по проблемам национальной безопасности США. В период биполярной конфронтации с СССР (1946-1991) предшествующие наработки были модифицированы в доктрину "сдерживания". Речь шла о целенаправленном воздействии на оппонента с помощью превентивных ("профилактических") угроз, соразмерных обстоятельствам и поставленным целям7. Целью такой политики было принуждение Советского Союза и КНР к совершению одних действий или отказу от других. Вариантами политики сдерживания были: - удерживание оппонента в определенных территориальных границах (containment); - устрашение оппонента посредством угрозы нанесения тотального или ограниченного ядерного удара (deterrence); - ограниченное применение силы в случае, если политика устрашения не сработает (compellance). В рамках последнего варианта администрация Джона Кеннеди (1961-1963) разработала концепции "стратегического принуждения" (strategic coercion), "принудительной дипломатии" (coercive diplomacy) и "упреждения" (pre-emption) как варианты действия США в гипотетическом конфликте с СССР. Однако к середине 1960-х в сознание американской элиты стал проникать тезис о девальвации механизма нанесения внезапного ядерного удара в заданное время. Ведущая роль перешла к концепции "взаимно гарантированного уничтожения" (mutually assured destruction), основанной на признании взаимной уязвимости СССР и США и невозможности избавиться от нее. В 1970-х годах она была модифицирована в теорию "стратегической стабильности" (strategic stability)8. Косвенно это означало признание Вашингтоном сложившейся системы военно-стратегического паритета с Советским Союзом. До конца 1980-х годов США в целом придерживались концепции "стратегической стабильности" хотя, в отличие от советского руководства, Вашингтон официально не отказался от тезиса о возможности достижения победы в "ограниченной ядерной войне". (Исключение составлял только период 1983-1984 годов, когда администрация Р. Рейгана всерьез рассматривала возможность начала ограниченного ядерного конфликта в Европе.) Ситуация стала меняться в период распада Организации Варшавского договора и СССР (1989-1991). В это время зародился ряд долгосрочных тенденций, которые предопределили последующее развитие американской стратегической мысли. Во-первых, распад СССР снизил для Соединенных Штатов силовую конкурентность со стороны международной среды. Сокращение российских вооруженных сил и падение объемов производства российского военно-промышленного комплекса породили в Вашингтоне представления о своем превосходстве в области конвенциональных и ядерных вооружений9. По сравнению с периодом "холодной войны" администрации Дж. Буша-старшего (1989- 1992), У. Клинтона (1993-2000) и Дж. Буша-младшего (2001-2008) относительно легко принимали решения об использовании американских вооруженных сил в региональных конфликтах. В Белом доме полагали, что ни одна из великих держав не имеет ресурсов и политической воли для реального противодействия стратегическим проектам Вашингтона. Но американские эксперты осознавали: полной свободы в проецировании силы США в рамках нового миропорядка не имеют10. "Холодная война" не завершилась демонтажем советского военного потенциала, как это произошло с Германией и Японией после Второй мировой войны. У США сохранялись военно-политические обязательства перед их союзниками в Европе, Восточной Азии и на Ближнем Востоке. Эти факторы сковывали способность Америки действовать без учета мнения других субъектов. Во-вторых, снижение конкурентности со стороны международной среды совпало с подъемом представлений о военно-технологическом превосходстве США. Первая война в Персидском заливе (1990-1991) доказала эффективность поражения вооруженных сил противника посредством высокоточного оружия и информационно-космических систем. На этой основе американские эксперты выдвинули в начале 1990-х годов концепцию "революции в военном деле" (РВД - revolution in military affairs)11. Подобные разработки носили, на первый взгляд, сугубо военный характер. Но в концепции РВД присутствовал и политический компонент. Ее разработчики утверждали, что в обозримой перспективе вести войны нового типа смогут только Соединенные Штаты. Теория РВД выступала, таким образом, дополнительным обоснованием американского лидерства. В-третьих, после окончания биполярной конфронтации в Америке началась модификация концепций "сдерживания". После 1991 г. возникла новая ситуация, когда США стали лидером глобальной системы международных отношений. Одни великие державы (страны ЕС, Япония, Австралия, Канада) входили в общие с Америкой военно-политические блоки. Другие (Россия, КНР, Индия) были повязаны с США комплексом стабилизирующих связей в области экономики и/или военно-политического взаимодействия. Возникла потребность разработать новые доктрины "сдерживания" других держав в рамках сложившегося в начале 1990-х годов мирового порядка12. Ключевым направлением этих дискуссий стала разработка понятия "новые вызовы" (new challenges)13. Региональная нестабильность, вызванная военной агрессией или распадом государства. Нелегальная миграция, угрожающая этническими волнениями. Массовое нарушение прав человека авторитарными режимами. Растущая активность террористических сетей. Межгосударственные столкновения из-за природных ресурсов. Деградация природной среды и возможные конфликты в этой сфере. Американские исследователи спорили о том, способны ли подобные вызовы заменить "советскую угрозу". Но в целом логика сдерживания враждебных государств стала сменяться логикой сдерживания "неблагоприятных" (с точки зрения Вашингтона) процессов. Постепенно концепция "новых вызовов" превратилась в новые подходы к обеспечению безопасности. К середине 1990-х проблематика безопасности лишилась сугубо военного содержания. Возникли такие направления, как социальная, экологическая, личностная и даже культурная безопасность14. На этой основе сформировалась концепция "мягкой силы" (soft power) - использования культурного влияния для достижения стратегических целей15. Но связь новых подходов с традиционными военно-политическими концепциями сохранялась. Они обосновывали необходимость американского лидерства для противостояния всех демократических стран "общим вызовам". Расширение предмета безопасности позволяло, кроме того, применить силу в новых ситуациях - от "защиты прав человека" до "ликвидации источника экологической катастрофы". Возможно, поэтому с 1991 г. США добивались включения проблематики "новых вызовов" в повестку всех саммитов НАТО. В-четвертых, перед США встала задача приспособить старые военно-политические блоки к новой стратегической обстановке. Американские эксперты понимали, что с исчезновением "советской угрозы" неизбежно возникнет вопрос о целесообразности продолжения американского присутствия за рубежом16. В Вашингтоне опасались начавшихся в 1989-1990 годах дискуссий о возможности модификации американо-японского договора 1961 года, возрождении Западноевропейского союза и особенно преобразования НАТО в сугубо политический блок. Тенденции были тем более тревожные, что они совпали с предложениями советской дипломатии создать модель "безблоковой Европы" на основе ведущей роли СБСЕ. Вот почему с конца 1980-х годов американские эксперты лихорадочно разрабатывали сценарии укрепления старых блоков за счет придания им новых функций. В-пятых, в новых условиях снизился интерес Соединенных Штатов к процессу стратегического диалога*. В 1989 г. администрация Дж. Буша-старшего отвергла предложение М.С. Горбачева преобразовать стратегический диалог в совместное обсуждение общемировых проблем. В ходе дискуссий вокруг ратификации Договора СНВ-2 (1993-2000) администрация У. Клинтона свела обсуждение вопросов контроля над вооружениями к уровню дискуссий на очередном саммите без принятия взаимообязывающих документов. Новые соглашения не проходили процедуру ратификации в Конгрессе или откладывались Белым домом до "прояснения намерений российской стороны". Американские эксперты ставили вопрос о том, имеет ли смысл сохранять старые режимы контроля над вооружениями, или в новых условиях США следует обрести "свободу рук" в развитии военного потенциала17. Подобные тенденции стали началом отхода Соединенных Штатов от концепции "стратегической стабильности". Американские эксперты прорабатывали альтернативы "взаимно гарантированному уничтожению", которые допускали практику силовых демонстраций и даже использование в региональных конфликтах "облегченных" видов ядерного оружия (ЯО). У американской элиты стирался психологический барьер перед использованием силы, вызванный в прошлом опасениями противодействия со стороны СССР. Сформировалось целое поколение американских политиков, воспитанных на идеях абсолютного силового превосходства Америки и возможности достижения ее стратегической неуязвимости. 2 В период президентства Дж. Буша-старшего (1989-1992) американское стратегическое планирование начало переориентироваться со сценария "большой ядерной войны с СССР" на гибкое использование силы в региональных конфликтах. Выступая в Хьюстоне (штат Техас) 12 мая 1989 г. президент США отметил, что перед Вашингтоном стоят более широкие задачи, чем сдерживание СССР. В марте 1990 г. Комитет начальников штабов признал, что стратегические ядерные силы можно использовать для борьбы с угрозами, исходящими от некоторых стран "третьего мира". После окончания Первой войны в Персидском заливе (1991) министр обороны США Р. Чейни призвал Пентагон разработать планы войны с региональными противниками, обладающими оружием массового поражения (ОМП)18. Эти события породили волну публикаций о преобразовании стратегии сдерживания Советского Союза в политику целенаправленного воздействия на недружественные Вашингтону региональные государства19. Новые приоритеты закрепила принятая в августе 1991 г. "Стратегия национальной безопасности США"20. Ее авторы фиксировали снижение угрозы войны c СССР и одновременно указывали на растущую угрозу возникновения региональных конфликтов. Основной задачей в Стратегии считалось усиление стратегической мобильности американских вооруженных сил и сохранение за США статуса ведущей океанской державы. Документ также отмечал важность "отстаивания принципов политической и экономической свободы как основ будущего глобального мира", что по сути было заявкой на лидерство Вашингтона в новом миропорядке. Такой подход расширял число сценариев, в которых Соединенные Штаты могли применить военную силу. Распад СССР поставил перед американским стратегическим планированием новые задачи. Администрации Дж. Буша-старшего и У. Клинтона стремились (1) сохранить советско-американский Договор СНВ-1 (1991), (2) помочь России построить хранилища расщепляющихся материалов, высвободившихся в ходе реализации СНВ-1, и (3) помешать превращению Украины, Белоруссии и Казахстана в ядерные державы. Американские исследователи спорят о том, чем руководствовались США, помогая России: озабоченностью перед возможной утечкой советского ЯО или стремлением ослабить ядерный потенциал конкурента21. Но в целом широкое участие Америки в дискуссиях о советском ядерном наследстве было воспринято в Вашингтоне как признание Москвой американского лидерства и превращение США в гаранта международной системы нераспространения ОМП. 1992-й год прошел в США в полемике между сторонниками "лидерской" и "гегемонистской" политики22. Первые выступали за расширение взаимодействия с союзниками, а также "привязывание" России и КНР стабилизирующими соглашениями. Вторые считали, что США должны предотвратить появление новых конкурентов любыми средствами, включая использование военной силы. Споры получили широкий резонанс в марте 1992 года, когда в СМИ был опубликован рабочий документ министерства обороны США, отражавший позицию сторонников "гегемонистского" направления. Приход к власти демократической администрации У. Клинтона стал победой "лидерского" подхода. Провозглашенная осенью 1993 г. стратегия "расширения демократии" предполагала укрепление отношений США со странами ЕС, включение бывших социалистических стран в трансатлантические институты и проведение "гуманитарных акций" для пресечения масштабных нарушений прав человека. Для решения этих задач администрация У. Клинтона выработала в 1995 г. стратегию гибкой и избирательной вовлеченности Соединенных Штатов в региональные конфликты23. В ее рамках выделялось четыре сценария применения американских вооруженных сил. Первый - проведение миротворческих операций. 18 июня 1993 г. У. Клинтон подписал "Обзорную директиву 13" (PRD-13), разделившую понятия "миротворческие миссии" (peace-keeping operations) и "операции по принуждению к миру" (peace-enforcement operations)24. На ее основе возник пласт литературы по проблеме "нового интервенционизма" - вмешательства во внутренние дела других стран в гуманитарных целях25. Эксперты прорабатывали концепции "неудавшихся государств" (failed states) и "государствостроительства" (nation-building). Предельным случаем "нового интервенционизма" стала концепция "гуманитарных интервенций" - силовых акций, осуществляемых под предлогом защиты прав человека. Эти наработки были закреплены в "Стратегиях национальной безопасности США для нового века" 1997-го и 1999-го годов26. Второй - осуществление политики сдерживания (containment and deterrence). "Буря в пустыне" вызвала всплеск дискуссий о том, как следует вести себя в ситуации, когда союзники Соединенных Штатов стали жертвами агрессии со стороны "авторитарных режимов"27. Новое наполнение получила разработанная в 1960-х годах концепция "кризисного реагирования" (crisis management). Американские эксперты также полагали, что подавляющее превосходство США в обычных и ядерных вооруженных силах предотвратит саму возможность нападения "опасных" стран (прежде всего - Ирака, Ирана, КНДР) на американских союзников. Возникла концепция сдерживания подобных стран угрозой нанесения им неприемлемого ущерба (deterrence by denial)28. Третий - стратегия контрраспространения (counter-proliferation strategy)29. Это понятие, введенное министром обороны США Лесом Эспиным 7 декабря 1993 года, предполагало использование силы для пресечения распространения ОМП. В документах 1993-1997 годов стратегия контрраспространения была объявлена частью ядерной стратегии Вашингтона30. Эти положения постепенно приобретали практическое измерение. В ходе первой "ядерной тревоги" на Корейском полуострове (1993-1994) в Пентагоне обсуждали возможность нанесения ударов по ядерным объектам КНДР. В начале 1995 г. в американских СМИ дебатировался вопрос о нанесении упреждающего удара по атомным объектам Ирана. Во второй половине 1990-х годов на первое место вышел Ирак. Американские эксперты утверждали, что США должны принудить Багдад открыть для инспекторов ООН "проблемные" объекты или силой лишить его потенциала воспроизводства ОМП. Четвертый - ведение войны с противниками из числа великих держав. В ходе дискуссий 1989-1994 годов американские аналитики пришли к выводу, что КНР может стать "новой сверхдержавой" и потому потенциально опасна для США31. Подобные настроения усилились в середине 1990-х годов32, когда Китай показал готовность применить силу против Тайваня. Появились публикации о переходе Пекина к экспансии с целью установить контроль над Тайванем, спорными островами в Южно-Китайском море, Непалом, Вьетнамом и пограничными районами с Индией33. Гипотетическое американо-китайское столкновение виделось в Вашингтоне как тщательно подготовленное вмешательство США в конфликт Пекина с кем-либо из его соседей. Более сложно развивались отношения с Россией. В начале 1990-х годов американские аналитики полагали, что Москва быстро сократит ядерный арсенал и станет проводить подконтрольную Соединенным Штатам внешнюю политику34. Но затянувшийся процесс ратификации Договора СНВ-2 (1993) и отказ России от американского проекта Договора СНВ-3 (1997) доказали, что Москва не готова к одностороннему разоружению. Параллельно Россия стала критиковать Вашингтон за военные акции на Балканах, расширение НАТО, политику в прикаспийском регионе и его позицию в иранском вопросе. Поэтому 5 января 1995 г. министр обороны США У. Перри выдвинул доктрину "взаимно гарантированной безопасности" (mutually assured safety), которая предусматривала быстрое наращивание оперативно развернутых ядерных боезарядов в случае изменения вектора внешней политики России35. С конца 1990-х годов американские эксперты теоретически не исключают ситуации, когда Вашингтон может вмешаться в один из вооруженных конфликтов на постсоветском пространстве36. События вокруг Южной Осетии в августе 2008 г. подтверждают обоснованность такого вывода. Разрабатывая подобные сценарии, американские аналитики фокусировали внимание на нескольких обстоятельствах. Во-первых, подчеркивалось, что в рамках политики "превентивной дипломатии" США действуют совместно с ООН. Во-вторых, доказывалась недопустимость дублирования структур НАТО в рамках реализующейся с 1992 г. "Общеевропейской политики безопасности". В-третьих, появились проекты приспособления НАТО к борьбе с "новыми вызовами" и его трансформации в высокомобильный союз. Эти наработки легли в основу официальной позиции США на саммитах НАТО в Брюсселе (1994), Берлине (1996) и Вашингтоне (1999). На последнем, в частности, была принята новая стратегическая концепция альянса, допускающая использование силы за пределами национальной территории его участников. Под задачи ограниченного проецирования силы подверстывались и приоритеты военного строительства. "Национальная военная стратегия" 1997 г. провозгласила переход к концепции "глобальных совместных операций" (global joint operations) - взаимодействию всех родов войск через информационно-космические телекоммуникации37. Специальные обзоры Пентагона "Единая перспектива-2010" (1996) и "Единая перспектива-2020" (2000) объявили приоритетами военного строительства создание аэрокосмических соединений, гиперзвуковых крылатых ракет, сверхзвуковых, высокоатмосферных и суборбитальных летательных аппаратов38. Республиканцы опасались, что эти действия ослабят традиционные силы общего назначения. Но преобладала точка зрения, что РВД закрепит силовой отрыв Америки от конкурентов. Похожие тенденции господствовали и в ядерной сфере. В ноябре 1992 г. в Пентагоне была создана внутриведомственная исследовательская группа (Strategic Planning Studying Group), призванная разработать план поражения "подвижных" целей. Представленный 18 сентября 1994 г. "Обзор ядерной политики США" подтверждал, что основными целями для ядерных ударов должны быть ядерные силы и связанная с ним инфраструктура противника, а не его города и промышленные объекты. 24 июня 1995 г. Пентагон запустил Программу повышения защищенности ядерных боеголовок, размещенных на баллистических ракетах на подводных лодках, которая предусматривала создание новых образцов ЯО. Появились работы, авторы которых допускали использование "облегченных" видов ЯО в региональных конфликтах39. К концу 1990-х годов американское экспертное сообщество заинтересовалось проектами достижения стратегической неуязвимости США за счет создания стратегической ПРО40. Еще в 1991 г. Конгресс преобразовал программу "Стратегической оборонной инициативы" в проект развития систем ПРО театра военных действий. В феврале 1995 г. республиканцы вынудили администрацию У. Клинтона принять программу развития систем "заатмосферного перехвата". В 1997 г. прошли дискуссии о целесообразности ратификации Нью-Йоркского протокола к Договору СНВ-2 о разграничении систем стратегической и тактической ПРО. Опубликованный 13 октября 1998 г. доклад комиссии министерства обороны по оценке угроз США со стороны баллистических ракет объявил о необходимости создать ограниченные системы стратегической ПРО, способные поражать баллистические ракеты "стран-изгоев". Эти дискуссии повлияли на принятое в 1999 г. решение администрации У. Клинтона начать переговоры с Россией о ревизии советско-американского Договора по ПРО 1972 года. В 1990-х годах администрация У. Клинтона считала реализацию доктрины лидерства лучшим способом защитить национальные интересы США. В ее рамках использование вооруженных сил рассматривалось как "последнее резервное средство" внешнеполитической стратегии Америки. Но в середине 1990-х Пентагон дал старт серии проектов, направленных на увеличение военно-технического отрыва Соединенных Штатов от союзников и конкурентов. Частичная реализация этих планов позволила Пентагону диверсифицировать сценарии применения американских вооруженных сил. 3 Приход к власти республиканской администрации Дж. Буша-мл. в 2001 г. скорректировал вектор развития стратегической мысли США. Еще в 1997 г. на базе "Американского проекта для нового века" в Соединенных Штатах сформировалось неоконсервативное движение. В ходе президентской кампании 2000 г. его представители заняли ведущие посты в Республиканской партии. Неоконсерваторы критиковали администрацию У. Клинтона за увлечение "глобализационными" проектами и недостаточную жесткость при укреплении основ сложившегося миропорядка41. Эти наработки легли в основу обновленной военно-политической стратегии Вашингтона. Влияние неоконсерваторов на систему стратегического планирования стало заметно уже в первой половине 2001 года. 11 января 2001 г. комиссия во главе с министром обороны США Д. Рамсфелдом рекомендовала ускорить работы по созданию "космического оружия" для защиты американской орбитальной группировки. 1 мая 2001 г. президент Дж. Буш заявил о намерении США выйти из Договора по ПРО независимо от позиции России и КНР. Весной 2001 г. обострились американо-китайские отношения из-за попыток Соединенных Штатов поставить Тайваню комплексы тактической ПРО "Иджис". В американских СМИ вновь появились публикации о возможности ограниченного военного столкновения Вашингтона и Пекина42. Ситуация изменилась после событий 11 сентября 2001 года, когда администрация Дж. Буша-мл. объявила войну транснациональному терроризму. С этого времени в американской стратегической мысли утвердилась концепция "транснациональной войны" (transnational war)43. Документы 1990-х годов содержали "новые вызовы" - от увеличения объемов наркотрафика до усиления опасности терроризма. Но эти угрозы считались второстепенным по сравнению с региональными конфликтами. В начале 2000-х годов противостояние террористическим сетям приобрело приоритетное значение. Наиболее вероятным сценарием использования вооруженных сил стал разгром вооруженных отрядов (квазиармий) террористических сетей. В ходе войны в Афганистане 2001-2002 годов сетевая организация "Аль-Каида" создала вооруженные формирования, которые вели боевые действия. Эксперты Пентагона опасались, что такая ситуация повторится и в других регионах. В этой связи 13 ноября 2004 г. министерство обороны США провозгласило доктрину "боевых разведывательных операций" (fighting for intelligence): уничтожение отрядов, тренировочных лагерей и предприятий по производству ОМП террористов. В "Национальной стратегии борьбы с терроризмом" 2006 г. утверждалось, что в первую очередь следует ликвидировать тренировочные лагеря, средства связи, инструменты осуществления финансовых операций, коммуникационные системы, средства пропаганды и лидеров террористов44. Параллельно в США были переосмыслены концепции "неудавшихся государств"45 и "государствостроительства". В 1990-х годах американские аналитики применяли их к странам Африки и Латинской Америки, правительства которых не могли обеспечить полноценную работу государственных институтов. С 2001 г. американские эксперты опасались, что "неудавшиеся государства" могут стать базой для деятельности террористических сетей. Возникли сценарии проведения интервенций в эти страны с целью помочь им создать "нормальную" (с точки зрения Америки) государственность46. Особое место стала занимать доктрина "смены режимов" (regime change). В послании Конгрессу 29 января 2002 г. Дж. Буш заявил о наличии "оси зла" (Axis of Evil) - диктаторских режимов, которые сотрудничают с террористическими организациями и могут передать им ОМП. Выступая в военной академии в Вест-Пойнте 1 июня 2002 года, президент США отметил, что Пентагон может наносить превентивные удары по этим странам в случае, если речь идет об опасности попадания ОМП и ракетных технологий в руки террористов47. "Стратегия национальной безопасности" 2002 г. разделила понятия: (1) "preemptive strike" (упреждающие удары по изготовившемуся к агрессии противнику) и (2) "preventive strike" (превентивные удары по противнику, представляющему потенциальную угрозу)48. В американских стратегических концепциях сменились и географические приоритеты. После Второй мировой войны в центре всех американских концепций безопасности находились Европа и Восточная Азия. С 2001 г. на приоритетные позиции выдвинулись Ближний Восток и Центральная Евразия - регионы, где, по мнению администрации Дж. Буша, базировались транснациональные террористические сети, производилась основная масса наркотиков, находились непризнанные ядерные державы и крупные запасы углеводородов. Европейским союзникам по НАТО стала отводиться роль "тылового обеспечения" американской стратегии в Евразии. В моду вошли публикации о "маргинализации Европы" в мировой политике и о нарастающем расхождении стратегических культур стран ЕС и США49. Американские эксперты заговорили о необходимости превращения НАТО в группировку, способную проецировать силу на всем пространстве от Турции до западных границ Индии и Китая. Приоритетом американского военного строительства стал возвратный интерес к использованию сил общего назначения. Еще в 1999-2000 годах военные эксперты критиковали администрацию У. Клинтона за излишнее увлечение "воздушной мощью" в Косовской операции50. Для исправления ошибок в 2003 г. министерство обороны США утвердило концепцию "специальных объединенных операций" (joint special operations), которые предусматривали прорыв глубокой обороны противника посредством взаимодействия всех родов войск. 13 апреля 2004 г. министр обороны США Д. Рамсфельд заявил о создании глобальных вооруженных сил, действующих по формуле "10 - 30 - 30"51. Возник запрос на "объединенность" - концепцию, согласно которой только комбинация сухопутной и авиационной мощи способна обеспечивать достижение победы в борьбе с нерегулярными формированиями52. К новым задачам стала приспосабливаться и система ядерного планирования. 8 января 2002 г. был утвержден новый "Обзор ядерной политики США", допускавший проведение "объединенных операций" с использованием ядерных и неядерных сил (joint nuclear operations). Весной 2002 г. в американских СМИ появились публикации о ведущихся исследовательских работах по созданию маломощных ядерных боезарядов для поражения высокозащищенных целей53. 22 ноября 2003 г. Конгресс США отменил принятую в 1994 г. резолюцию Фурс-Спратта, которая блокировала работы по созданию "сверхмалого" ЯО. "Доктрина совместных операций с применением ядерного оружия" (2005) рассматривала возможность превентивного применения ЯО в ходе локальных военных конфликтов54. Большинство этих новаций произошли еще в 1993-1994 годах, но "антитеррористическая операция" позволила легализовать предшествующие сдвиги. Стратегические новации администрации Дж. Буша вызвали общественный резонанс. Демократы доказывали, что идея "превентивной войны" противоречит американской стратегической культуре, которая с середины XIX в. допускает только нанесение ударов по изготовившемуся к агрессии противнику55. Оппоненты вспоминали об "имперском президентстве" Р. Никсона (1969-1974), который пытался расширить полномочия президентской власти в ущерб прерогативам Конгресса и Верховного суда. Близкие республиканцам эксперты утверждали, что США все больше превращаются в "демократическую империю", напоминающую Античный Рим56. В этих заявлениях было немало публицистической экспрессии. Но в них было и рациональное зерно: под предлогом борьбы с терроризмом посредством принятия "Patriot Act" (2001) и проведения реформы разведывательной системы (2004) были расширены полномочия американских спецслужб. Другим направлением дискуссий стали нарастающие противоречия антитеррористической операции с нормами международного права. В ходе войны в Афганистане администрация Дж. Буша-мл. отказалась рассматривать талибов в качестве военнопленных. Впервые в истории США стали объектом критики со стороны правозащитных организаций. Появились публикации, авторы которых утверждали, что Вашингтон подрывает созданный им самим миропорядок и предвещали чуть ли не "конец глобализации"57. Другие, напротив, полагали, что через цепочку прецедентов в Афганистане и Ираке США создают новое, "глобальное", право, нормы которого будут не всегда соответствовать положениям Гаагских и Женевских конвенций начала ХХ века58. После распада "глобальной антитеррористической коалиции" из-за войны в Ираке администрация Дж. Буша-мл. попыталась возродить ее единство с помощью проблематики борьбы с мегатерроризмом и распространением ЯО. В начале 2004 г. США попытались модифицировать клинтоновскую стратегию контрраспространения в набор международных инициатив по разоружению "опасных" нарушителей и предотвращения попадания ОМП в руки террористических сетей. Американские исследовательские центры разработали проект международного кодекса поведения в области атомной энергетики. Проект нового документа предполагал: - переход с высокообогащенного урана на низкообогащенный; - замену тяжеловодных реакторов на легководные; - запрет на развитие технологий обогащения урана и выделения плутония "государствам-нарушителям" ДНЯО; - введение международного моратория на поставки технологий ядерного топливного цикла странам, не овладевшим им до 1 января 2004 года; - усиление полномочий Всемирной ядерной организации в сфере мониторинга за деятельностью ведущих поставщиков объединенного урана59. Некоторые из этих положений были озвучены в программном выступлении Дж. Буша по проблемам контрраспространения 11 февраля 2004 г. и на VII Обзорной конференции по ДНЯО (май 2005). Однако другие державы не приняли американских предложений. Поэтому с середины 2005 г. Вашингтон взял курс на самостоятельную политику в сфере контрраспространения. Документы 2006 г. предусматривали пять вариантов проведения политики контрраспространения: (1) "выкуп" ядерной программы у потенциально опасного государства, (2) установление контроля над атомными объектами "проблемных" (с точки зрения США) стран, (3) частичное признание ядерного статуса нарушителя в обмен на соблюдение им некоторых соглашений, (4) силовые угрозы и принудительное разоружение "нарушителей" ДНЯО и (5) воздействие на уранодобывающие компании и страны-поставщики уранового сырья60. В рамках новой политики контрраспространения США попытались усилить давление на Иран и КНДР. Американская дипломатия требовала свернуть под международным контролем иранскую программу обогащения урана и программу КНДР по выделению плутония из ядерного топлива. Большую озабоченность в Америке вызывал Пакистан, где с весны 2004 г. активизировались проникшие из Афганистана отряды талибов. В каждом из этих случаев американцы предпочитали действовать самостоятельно, допуская при необходимости использование военной силы. Поэтому новый подход не возродил глобальную антитеррористическую коалицию, а, напротив, усилил трения Вашингтона с другими ядерными державами. Создание глобальной антитеррористической коалиции породило надежды, что борьба с "новыми вызовами" сблизит США с Россией и Китаем, и логика ядерного сдерживания отойдет на второй план61. Но в период подготовки войны в Ираке Вашингтон противопоставил свою позицию России, КНР и ряду своих союзников по НАТО. Конфронтационная риторика усилилась в связи с ускорением работ над стратегической ПРО США (2004) и принятием закона о территориальной целостности КНР (2005). Официально США не заявили о распаде глобальной антитеррористической коалиции. И все же к 2005 г. в американских СМИ вновь преобладала тематика противодействия "росту антидемократических тенденций" в России и "наступательной политики" Китая62. Это предопределило возрождение логики межгосударственного соперничества (если Америка вообще когда-либо всерьез отказывалась от нее). 4 Новый этап в развитии военно-политических концепций США начался во второй половине 2000-х годов. К этому времени в американском стратегическом планировании возродились концепции достижения победы в региональных конфликтах высокой степени интенсивности. Параллельно, накануне выборов в Конгресс 2006 года, близкие демократам эксперты немало писали о возникающем "кризисе американского лидерства". Эти тенденции предопределили появление нового поколения американских стратегических концепций, призванных предотвратить ревизию сложившегося в начале 1990-х годов миропорядка63. Первым шагом к модификации военно-политических концепций США стали осторожные дискуссии о причинах неудачного хода Второй войны в Персидском заливе. Появились публикации о том, что Пентагон переоценил значение авиационной мощи, недооценил значение сухопутных сил и не учел специфику иракского общества64. Эти настроения были учтены в Белом доме, который 9 января 2007 г. провозгласил переход к "новой иракской политике". На смену лобовым штурмам городов пришла более тонкая игра на противоречиях между различными кланами и группировками. В американской экспертной среде начались дискуссии о принятии новой военно-морской доктрины США. В 1990-х годах в Америке были разработаны проекты "кораблей будущего"65. Скептики, однако, возражали, что их создание приведет к излишней зависимости военно-морских сил от космических систем навигации и связи. 6 ноября 2007 г. ВМФ США отказался от немедленного финансирования работ по реализации этих проектов*. "Объединенная военно-морская стратегия" (2007) сосредоточила внимание на модернизации традиционной корабельной группировки66. Приоритетными задачами были объявлены традиционные функции флота: (1) обеспечение передового присутствия в ключевых регионах мира, (2) сдерживание потенциальных противников, (3) достижение победы в случае начала межгосударственного конфликта. Дискуссии о переоценке роли РВД усилились в ходе обсуждения итогов "пятидневной войны" в Южной Осетии. Осенью 2008 г. эксперты размышляли над тем, почему оснащенная новейшим американским оружием грузинская армия потерпела поражение. Первоначально преобладала точка зрения, что российской армии "просто повезло". Однако в начале 2009 г. министр обороны США Роберт Гейтс отметил, что Россия применила "варварскую, но эффективную" стратегию подавления высокотехнологичных систем мощью обычных вооружений67. Его размышления оказались созвучными публикациям ряда американских экспертов о нарастающей зависимости вооруженных сил от телекоммуникационных систем68. Возник запрос на разработку операций по защите центров управления и связи вооруженных сил. На этом фоне усилилось внимание американских аналитиков к военно-космическим проблемам. Еще в докладе 11 января 2001 г. эксперты Пентагона утверждали, что вывод из строя спутников затруднит управление американскими вооруженными силами и сделает невозможным применение высокоточного оружия69. В 2004 г. с этими выводами был солидарен бывший командующий Объединенными силами НАТО в Европе генерал Уэсли Кларк, утверждавший, что военное доминирование США может быть подорвано распространением противоспутниковых технологий70. В середине 2000-х годов в Вашингтоне полагали, что в обозримом будущем ни одна из великих держав не получит такой возможности. Ситуация изменилась после испытания 11 января 2007 г. китайского противоспутникового оружия. С этого времени в Вашингтоне стали с опаской наблюдать за развитием мирных космических программ России, Китая, Индии, Ирана, Бразилии, Индонезии, Японии и даже стран ЕС. Эти проблемы породили второй после 1980-х годов всплеск интереса к концепциям космической безопасности (space security)71. Толчком к их разработке послужило создание в 2004 г. отдела национальной космической безопасности при министерстве обороны США. С одной стороны, было признано, что распространение ракетно-космических технологий приведет к потере американской монополии на использование полноценного высокоточного оружия и военно-космических систем. С другой стороны, отмечалось, что развитие противоспутниковых технологий может породить новую концепцию сдерживания самих Соединенных Штатов посредством угрозы нанесения удара по их спутниковой группировке. Второе дыхание обрела школа "космического национализма", представители которой предлагали начать процесс вывода в космос ударных боевых систем, возродить прерванные в 1985 г. испытания американского противоспутникового оружия и пересмотреть правовые принципы использования космического пространства. Эти положения легли в основу "Новой космической политики США" (2006) и "Доктрины космических операций" (2007)72. Особое место стала занимать проблема использования силы для охраны транспортировки энергоносителей. Еще в 1987 г. США провели операцию в Персидском заливе по защите танкеров от ракетно-бомбовых ударов Ирана и Ирака. В 2000-х годах этот опыт оказался вновь востребованным. В 2003 г. ряд американских исследовательских центров запустили проект "Energy and Environmental Security Initiative (EESI)", в рамках которого обсуждались и военные аспекты энергетической безопасности. Большое внимание уделялось предотвращению совершения террористических актов на путях транзита углеводородов (особенно в Малаккском и Ормузском проливах)73, а также захвата радикальными исламистами месторождений нефти и газа в странах Персидского залива. Накануне Рижского саммита НАТО 21 ноября 2006 г. в Америке звучали голоса о возможности придания этой организации новой, энергетической, направленности74. Другим направлением военной политики Соединенных Штатов стало усиление взаимодействия с союзниками в процессе реализации новейших военно-технических проектов. Трудности в Афганистане и Ираке убедили Вашингтон, что быстро достигать военные цели лучше с союзниками, чем вопреки их мнению. Отсюда - череда проектов, направленных на укрепление коалиционного потенциала: от развертывания систем ПРО в Восточной Европе и Восточной Азии до создания Единой автоматизированной системы ПВО НАТО. Эти проекты имеют двойное назначение: они создают системы, которые можно использовать и для защиты от нападений террористов, и для защиты определенных территорий в случае возникновения крупных региональных военных конфликтов. На этом фоне в США развернулась дискуссия о возрождении концепций ограниченного ядерного конфликта75. В 2003-2004 годах американские аналитики с тревогой писали о попытках Китая начать модификацию своих стратегических ядерных сил, особенно атомных подводных лодок. С 2005 г. на первый план вышла проблема модернизации российского ядерного арсенала. Негативно Вашингтон отреагировал и на решение России о возобновлении регулярных полетов стратегической авиации (2007), и на заявление президента России Д.А. Медведева о возможности развертывания в Калининградской области российских оперативно-тактических ракет "Искандер" (2008). В моду вошли заявления о необходимости модификации стратегических ядерных сил США, напоминавшие по духу "меморандум Нитце" 1977 года76. В таком контексте особое значение приобрела опубликованная весной 2006 г. статья двух американских экспертов Кейра Либера (Нотр-Дамский университет) и Дарлина Пресса (Пенсильванский университ)77. Авторы утверждали, что Соединенные Штаты вернули себе ядерное превосходство начала 1950-х годов и могут нанести успешный контрсиловой удар по пусковым установкам России и КНР. На фоне возрождения концепций ядерного сдерживания она вызвала резонанс в России и США. В 2006-2007 годах было организовано несколько круглых столов с участием видных экспертов в ядерной сфере. Их авторы пришли к выводу, что в унисон с развертыванием систем ПРО в США возрождается концепция ограниченного ядерного конфликта. Помимо интереса к концепциям ядерного сдерживания в США развернулись дискуссии о возможности отказа от ядерного оружия и построения "безъядерного мира". 4 января 2007 г. бывшие госсекретари Генри Киссинджер и Джордж Шульц, экс-министр обороны Уильям Перри и бывший глава оборонного комитета Сената Сэм Нанн опубликовали статью о необходимости радикального сокращения, а в перспективе и полной ликвидации ЯО78. Авторы предложили "дорожную карту" движения к безъядерному миру. Она предусматривала (1) изменение принципов боевого дежурства стратегических ядерных сил, (2) уничтожение тактического ЯО, (3) повсеместную ратификацию Договора о всеобъемлющем запрете ядерных испытаний, (3) повышение безопасности систем хранения расщепляющихся материалов, (4) постановку под международный контроль замкнутого ядерного топливного цикла. На этой основе Гарвардский университет и Международный институт безопасности (Вашингтон) запустили в 2007- 2008 годах Проекты изучения возможности построения "безъядерного мира". Американские эксперты популяризировали опыт стран, добровольно отказавшихся от ЯО - ЮАР (1991) и Казахстана (1995). Не исключалась и возможность отказа от ЯО Британии ввиду немногочисленности ее ядерного арсенала и его включенности в американскую систему ядерного планирования79. В середине 2008 г. в поддержку проектов глубокого сокращения ядерных арсеналов выступили оба кандидата в президенты США - демократ Барак Обама и республиканец Джон Маккейн80. Итогом этих проектов стало создание 11 декабря 2008 г. международного движения "Глобальный ноль" (Global Zero), которое планирует провести в январе 2010 г. мировой саммит с участием 500 лидеров различных стран по проблемам полного уничтожения ЯО. Дискуссии о построении безъядерного мира означают пересмотр отношения США к ядерному оружию. В годы "холодной войны" ядерные арсеналы воспринимались в Соединенных Штатов и странах Западной Европы как средство, позволяющие уравновесить превосходство в обычных вооружениях стран Варшавского договора. Теперь ЯО начинает видеться оружием сдерживания самих США от осуществления полноценного лидерства в военной области. В таком контексте проекты создания "безъядерного мира" можно рассматривать как попытку закрепить превосходство США в области обычных вооружений. Одновременно они означают дальнейший отход Вашингтона от возникшей в 1960-х годах логики "взаимно гарантированного уничтожения". Тенденции 2006-2008 годов означали серьезные перемены в развитии стратегической мысли США. Тематика противостояния транснациональному терроризму остается важной. Но она отходит на второй план перед возрождающимися концепциями ядерного сдерживания и развертывания системы противоракетной обороны. По-настоящему "новым вызовом" эпохи становится возрождение тематики конфликтов между великими державами за передел космического, информационного, океанического пространств и приполярных территорий. * * * На протяжении последних двух десятилетий военно-политические концепции США претерпели эволюцию. В 1990-х годах администрация У. Клинтона настаивала, что лучшим способом защитить интересы США будет кооперационная стратегия. В начале 2000-х годов республиканцы пришли к выводу, что интересам Америки больше соответствует доктрина "упреждающих ударов". К концу 2000-х годов на первое место выдвинулись новые угрозы: (1) растущая активность других держав в космическом пространстве, (2) возможные нападения на путях транзита энергоносителей и (3) возникновение локального конфликта, вызванного попыткой одной из держав пересмотреть выгодный Вашингтону статус-кво. Каждое и этих направлений предполагало наличие широкого набора сценариев, в которых Вашингтон может применить силу. Растущее внимание Соединенных Штатов к проблемам передела космического пространства, обновления военно-морской стратегии, усилению режимов контроля над распространением "чувствительных" технологий и, наконец, дискуссии о возможной ликвидации ядерного оружия объективно вступают в противоречие с российскими интересами. Реализуя эти инициативы, Вашингтон берет курс на радикальную ревизию системы стратегической стабильности, сложившуюся на базе советско-американских и договоренностей 1960-1970-х годов. В такой ситуации для Москвы становится важным выдвижение собственных инициатив по упрочению режимов контроля над вооружениями. Однако если подобные подходы окажутся неэффективными, Россия рискует оказаться перед началом нового тура гонки вооружений. * Здесь и далее по тексту различаются понятия военная доктрина и военно-политическая концепция. Первая представляет собой систему официальных взглядов и положений, устанавливающих направление военного строительства, подготовки страны и ее вооруженных сил к войне, способы и формы её ведения. Вторая - совокупность теоретических и практических установок, определяющих характер, возможные пути и способы решения текущих и перспективных военно-политических проблем. Любая военно-политическая концепция должна включать в себя представления о роли силы во внешнеполитической стратегии, вариантах ее проецирования, вероятных противниках и приоритетах военно-технического развития. * Рискнем предположить, что критическое отношение любой американской администрации к стратегическому диалогу связано не только со стремлением США реализовать свои военно-политические интересы. Не меньшую роль играет присущее американской культуре протестантское мировоззрение. В его рамках "авторитарные режимы" рассматриваются как воплощение "зла", которое не имеет права обладать равной военной силой с демократией, воспринимаемой как воплощение "добра". Вашингтон, похоже, готов вести подобный диалог только со страной, которая обладает сопоставимым с США арсеналом ядерных и обычных вооружений. (Несмотря на наличие ядерного оружия у КНР, Соединенные Штаты никогда не начинали с Пекином полноценного диалога о контроле над вооружениями.) Но даже в этом случае стратегический диалог всегда рассматривается в Вашингтоне как временное явление. На такие размышления наталкивает, по крайней мере, не устаревшая и сегодня работа Raymond L. Garthoff. Detente and Confrontation: American-Soviet Relations from Nixon to Reagan. Washington: Brookings Institution Press, 1994. * Урезание расходов на строительство "кораблей будущего" нередко связывают с начавшимся летом 2007 г. финансовым кризисом в США. Но, возможно, оно имеет более глубокие корни. В Вашингтоне помнят о том, как в начале ХХ века появление линкоров и подводных лодок девальвировало основу самого мощного в то время британского флота - броненосные и крейсерские силы. Развитие прорывных проектов теоретически может девальвировать роль авианосцев - основы военно-морской мощи США. В новой ситуации Америка будет вынуждена начинать развитие своего флота и как бы с нуля, и в таком же положении окажутся другие державы. Примечания 1 Stephen G. Brooks and William C. Wohlforth. Reshaping the World Order // Foreign Affairs. Vol. 88. No. 2 (March / April 2009). P. 49-63; Richard N. Haass and Martin Indyk. Beyond Iraq // Foreign Affairs. Vol. 88. No 1 (January / February 2009). P. 41-58. 2 Barak Obama. Renewing American Leadership // Foreign Affairs. Vol. 86. No. 4. 2(July - August 2007). P. 2-16. Condoleezza Rice. Rethinking the national Interests // Foreign Affairs. Vol. 87. (July - August 2008) No. 87. P. 2-27; Richard Holbrooke. A The Next President // Foreign Affairs. Vol. 87 No. 5. (September / October 2008). P. 2-24. 3 Weak and Failing States: Evolving Security. Threats and U.S. Policy. CRS Report for Congress. Order Code RL34253. August 28, 2008. Электронная версия. Портал: |
1 2
Добавить документ в свой блог или на сайт
Похожие:
 | Курс лекций московский государственный институт международных отношений... Современные политические теории. — М.: «Российская политическая энциклопедия» (росспэн), 2000. — 479 с. Isbn 5-9228-0008-6, Isbn... | | Литература. 27 И. В. Сталина создать военный противовес США и закрепить контроль над Центральной и Юго-Восточной Европой. Со своей стороны, руководство... |
| Литература. 21 И. В. Сталина создать военный противовес США и закрепить контроль над Центральной и Юго-Восточной Европой. Со своей стороны, руководство... | | 6. Современные политические идеологии и течения Политические и правовые учения в ХХ веке: либерализм, консерватизм, социализм, анархизм |
| Семинар №3. Геополитические интересы США на Ближнем и Среднем Востоке Абрамов В. Н. Концепция «гуманитарной интервенции» как инструмент силовой политики сша// Вестник мгу. Серия 12. Политические науки.... |  | Российской Федерации Федеральное государственное бюджетное образовательное... Современные политологические школы. Гражданское общество, его происхождение и особенности. Особенности становления гражданского общества... |
| Информационное обеспечение маркетинговых исследований Сша на рубеже XIX хх столетий. В основу концепции маркетинга были положены идеи удовлетворения нужд потребителей. Появление данной... | | Положение о военно-патриотическом клубе «Патриот» в мбоу «сош №41» Настоящее Положение не распространяется на детские и молодежные коммерческие, политические объединения, организации, учреждения |
| Роль разведывательного сообщества и совета национальной безопасности... Политические проблемы международных отношений, глобального и регионального развития | | 7 Общие военно-политические вопросы, связанные с созданием противоракетной системы 68 Потенциальные боевые компоненты космического эшелона широкомасштабной противоракетной системы 5 |
| Программа курса «Современные политические теории» Московский государственный институт международных отношений (университет) мид россии | | Тема: Сельское хозяйство и изменение климата новые политические и экономические концепции Электропривод и автоматика промышленных установок и технологических комплексов (ЭП) |
| Программа учебной дисциплины Этот познавательный опыт, идеи и достижения прошлого оказывают заметное влияние на современные политические и правовые воззрения,... | | Факультет политических наук и социологии Этот познавательный опыт, идеи и достижения прошлого оказывают заметное влияние на современные политические и правовые воззрения,... |
| Реферат по физике на тему : «Аварии на атомных электростанциях» Оттавы. В составе команды, занимавшейся экологической очисткой территории станции, работал будущий президент США джимми Картер, тогда... | | Основы сравнительной политологии Она изучает политические феномены преимущественно внутри стран, выявляя путем сравнительного метода сходства и различия и разрабатывая... |
