Через два-три дня после моей поездки в Новосибирск, когда я снова работала на картошке, за мной прибежала дежурная и сказала, что меня ожидает кто-то из горкома
Скачать 1.77 Mb.
|
| ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ Через два-три дня после моей поездки в Новосибирск, когда я снова работала на картошке, за мной прибежала дежурная и сказала, что меня ожидает кто-то из горкома комсомола. Вроде меня берут на какую-то работу на несколько дней в город. Я, разумеется, очень обрадовалась (девчонки мне позавидовали) и уже мчалась в деревню, представляя себе, как обрадуется Алик моему внезапному приезду, да и от сельхозработ хотелось отдохнуть. Меня встретил угрюмый парень, который как-то очень косноязычно объяснил, что в горкоме комсомола некому работать с картотеками и ему порекомендовали меня как «грамотную студентку». Я была так рада неожиданному приключению, что не стала вдумываться в нелепость происходящего – неужели в городе нельзя было найти «грамотную студентку», и зачем понадобилось ехать именно за мной в такую даль? Сказал, чтобы и вещички захватила, так как работа, может быть, затянется на несколько дней. Я быстренько собралась, попрощалась с девчонками, села на телегу, на которой приехал этот человек, и древний старик на такой же древней лошади неспешно повез нас на станцию железной дороги. Когда мы отъехали немного, мой спутник, запинаясь и с трудом подбирая слова, сказал, что версия с горкомом комсомола была лишь для того, чтобы в нее поверили мои сокурсницы, а в действительности он везет меня в Управление Комитета госбезопасности, куда я вызвана «для собеседования». Показал пропуск на мое имя, где было указано, что к 1500 я должна явиться в такой-то кабинет КГБ, по адресу: Октябрьская, 78. Предъявил и свое удостоверение в красных корочках – он был какой-то младший сотрудник КГБ. У меня будто оборвалось все внутри. Будто отключилось зрение и слух. Не помню как добрались до станции, как ехали три часа на поезде, как шли по городу. В голове билось только одно – зачем я им нужна?! И все плыло в каком-то лихорадочном тумане. Только когда мы проходили мимо гостиницы «Советской» на Красном проспекте сознание будто вернулось ко мне: «А вдруг сейчас Елена Львовна выйдет?» – мелькнула мысль и исчезла. Мы завернули за угол – и вот огромное, в целый квартал, безликое здание с нумерованными подъездами. Мы вошли в первый. Милиционер проверил пропуск и кивнул: «Проходите». Длинные коридоры, по обе стороны – бесконечные ряды массивных дверей, на каждой – металлический номер. Провожатый вводит меня в кабинет. За письменным столом сидит блондинистый молодой человек в щегольском мундире с погонами капитана на плечах. Подняв голову от бумаг тут же расплывается в радушной улыбке: «Прибыли? Ну и прекрасно!» – и довольно потирает руки. От этой улыбки мне становится еще страшнее. Провожатый сдает меня под расписку и уходит, капитан звонит кому-то по телефону: «Зайди!». Достает папку – «Дело №…», просматривает видимо давно известные бумажки. Их немного. Входит высокий, лет тридцати, в штатском. Лицо непроницаемое. Присаживается в кресло и закуривает. «Ну-с, начнем?» – обращается к высокому капитан, и сразу начинает спрашивать и записывать. «Фамилия?», «Имя-отчество?», «Место рождения?» – вопросы задает с улыбкой – мол, «вы уж извините, нам это все известно, но таков порядок…». Отвечаю механически, понимая, что это все формальность, а вот каким будет первый главный вопрос, по существу? Наконец доходит очередь и до главного: – Вы знакомы с Арнольдом Бернштамом? Сразу вся напрягаюсь, горло стискивает спазм – вот оно! Их интересует Алик… Осторожно! Не навредить! Обдумывать каждое слово. – Да, знакома. – Что вам известно о нем и его занятиях? – Он учится на заочном факультете истфака Томского университета. Пишет дипломную работу. – Какая тема его диплома? – Мне трудно определить ее содержание, но я знаю, что она посвящена проблемам политэкономии социализма. Вопросы ускоряются, капитан уже не улыбается и будто впивается в меня взглядом. Высокий ходит из угла в угол за моей спиной и вклинивается с вопросами вроде на другую тему: – Кого знаете из его друзей? Кто звонил ему на прошлой неделе из Томска? Все чаще отвечаю: «Не знаю», «Не слыхала», «Не видела». Чувствую, как ожесточаются, не верят. Навязанный мне ритм вопросов-ответов мешает сосредоточиться, не спешить. Появляется еще какой-то пожилой, в большом чине – высокий сразу подвигает ему кресло, сам остается стоять. Этот рявкает сразу: – Не ломай дурочку! – «Не знаю, не ведаю». Ведь вроде в невестах его числишься, и не в курсе его дел? А может ты и не невеста вовсе, а так, «девочка для удовольствия?» – и гнусно ржет. – Нет, я его невеста и он мне во всем доверяет. – А когда ваша свадьба? (Если я скажу «после войны» – будут издеваться. Надо, чтобы поверили – все, что я знаю о нем, это истинно…). – Через несколько дней, как только снимем комнату. – Ах вот как… Ну, ладно, предположим, что он тебе во всем доверяет. Но тогда ты должна знать, что он пишет не диплом, а антисоветчину, где подвергает ревизии основы марксизма-ленинизма! Пытаюсь убедить, что Арнольд глубоко изучал труды классиков марксизма, и его работа является не ревизией, а развитием, продолжением их теории. В ответ с издевочкой: – Подумайте, какой «продолжатель» нашелся! Если каждый недоучившийся студент возьмется развивать теорию классиков, то до чего мы дойдем? Вспоминаю цитату, которая, как мне кажется, должна быть весомым аргументом: – Но ведь товарищ Сталин говорил, что марксизм – это не догма, а руководство к действию. Взрыв возмущения: «Смотрите! Она нас еще и учить будет!». Пожилой встает – «Ладно. Нечего тут дискуссии разводить. Переходите к делу». – и уходит. Значит «дело» еще впереди? Блондин начинает, как и в начале, негромко и вроде вполне благожелательно. Спрашивает о родителях. О том, где была с первых дней войны. Я рассказываю, а сама все жду, когда он перейдет к сути дела и в чем оно заключается. – Комсомолка? – Да, с 1939 года. –Какие нагрузки выполняла? Перечисляю. И вот, наконец, слышу осторожное приближение к тому, что им от меня надо. Оказывается, они рассчитывают на мою помощь, «сотрудничество» с ними – я должна, как комсомолка, выполнить их задание. Совсем не сложное: вынуть несколько листов из рукописи Арнольда и принести им для просмотра. Они убедятся в том, что в его работе нет ничего подрывающего основы марксизма-ленинизма, и на этом дело будет закончено. – Но я не могу красть! – Ну зачем ты так это воспринимаешь? – огорчается блондин. – Ты ведь сама должна быть заинтересована в том, чтобы все, что ты говорила об Арнольде, получило подтверждение, – подхватывает высокий. – Почему вы не обратитесь прямо к нему? Я уверена, что он представит для ознакомления всю работу. Но у них есть «свои соображения», по которым они не могут его «тревожить». Поэтому они и пригласили меня. Им будет достаточно буквально нескольких страниц, чтобы сделать вывод о направленности его работы: «Разве ты не хочешь, чтобы все сомнения об Арнольде были развеяны? Тем более, что у тебя полная уверенность в его невиновности». – А теперь, пожалуй, сделаем перерыв на обед, – почти весело заключает блондин и убирает все бумаги в стол. – Ты, небось, тоже проголодалась? Скажу, чтобы принесли. Если надо помыть руки – туалет в коридоре, напротив. Только тут я чувствую, как устала и как голодна. Иду в туалет. Там протирает стены какая-то старушка и не сводит с меня глаз. Возвращаюсь – на черном клеенчатом диване сидит с папиросой в зубах высокий, перелистывает пачку газет. «Хочешь? Почитай», – протягивает мне. Я разворачиваю газету и ничего не вижу. Что же делать? Что делать? Красть листы у Алика я не могу и не буду! Приносят тарелку лапши и стакан киселя. Ем автоматически, а в голове одно – «Что же делать?!». Возвращается блондин с каким-то усатым, а высокий уходит. Теперь ведет допрос и записывает усатый. Вопросы во многом повторяются, и блондин старается подловить меня: «Сначала ты не совсем так отвечала». Чувствую, что совсем тупею, их лица плывут у меня перед глазами, затем и блондин ушел, его сменил еще один. За окнами стемнело. Повторяю одно: «Красть листы не могу и не буду». Начинают покрикивать, грозить: «Мы с тобой по хорошему, а ты вот как! Мы думали, что ты сознательная комсомолка, а ты отказываешься помочь государственному учреждению… да ты знаешь ли, как по законам военного времени это можно квалифицировать?». Говорю, что мне больше нечего добавить, что устала и больше не могу отвечать. Посоветовались вполголоса, позвонили по телефону – видимо, тому, пожилому: «Ладно. Так и сделаем». Сказали, что «собеседование» продолжат утром. Переночевать я могу тут, на диване. Пришел молоденький дежурный, включил настольную лампу и сел переписывать какие-то бумаги. Я лежала с закрытыми глазами и голова у меня будто раскалывалась. Надо было принять решение. Окончательное решение. От этого зависит вся судьба – и Алика, и моя. Десятки раз провернула все сказанное ими. Если я откажусь от этого «задания», то вряд ли они мне это простят – найдут способ как-нибудь наказать, отомстить. И, самое главное, ведь если им нужна работа Алика, то какого-нибудь подлеца они все равно найдут, и он сможет поставлять такую «информацию» об Алике, какую им захочется, и совсем погубит его. Поэтому даже хорошо, что их выбор пал на меня… Остается одно – дам согласие «сотрудничать» с ними, а сама, конечно же, расскажу все Алику и он сам даст для «ознакомления» те листы его работы, которые наиболее полно отражают ее в целом. Утром я сообщила, что берусь выполнить их задание. Как же они разулыбались! Какими любезными и милыми стали! Принесли стакан чая и бутерброд с сыром (чуть не поперхнулась я этим бутербродом, подумав – то первая «плата» за работу на них. Но не позволила себе расслабляться, даже улыбнулась – они могут все, но не могут заглянуть мне в голову!). Прежде всего мне дали «карту оформления» (кажется, это так называлось) – зелененькая картонка с тетрадный лист, на которой типографским способом написаны все обязательства, которые возлагаются на того, кто дает подписку сотрудничать с органами. Там было написано много всякого и перечислялись те статьи, которые грозят в случае нарушения этих обязательств. Мне тыкали пальцем в эти параграфы и советовали обратить на них особое внимание. Но я ни на чем не могла сосредоточиться, запомнила только, что за разглашение доверенных государственных и военных тайн, а также методов и форм работы органов КГБ, грозит тюремное заключение сроком от 3 до 7 лет. Вот здесь меня зазнобило будто от холода, и я с трудом сдерживалась чтобы не застучать зубами… Еще раз, по их требованию, перечитала все с начала до конца и поставила свою подпись. Теперь со мной заговорили доверительно и ласково, как со «своей». Высокий в штатском представился как Леонид Иваныч и мой непосредственный «шеф». Он дал свой телефон и адрес – я выучила их на память. Договорились, что он будет ждать меня через неделю в 1900. (Они хотели раньше, да я сказала, что не знаю, Алик может быть в Томске, и вообще мне трудно успеть – ведь для того, чтобы взять незаметно, надо дождаться удобного случая. Они согласились со мной, и я почувствовала радость от того, что одержала хоть маленькую победу над ними). Объяснили мне, что звонить я должна только с автомата, и если встречусь со своим шефом на людях, то надо сделать вид, что мы не знакомы. Нафантазировали подробности работы, которой я будто бы занималась в горкоме комсомола – это была «легенда» для всех моих знакомых. И, наконец, долго внушали, что никому, никогда, ни при каких обстоятельствах я не должна рассказывать о «собеседовании» в этих стенах, о подписке и вообще о том, что я была в этом учреждении. Я послушно поддакивала, кивала головой, а самой просто не сиделось на месте – скорее бы вырваться из этих стен и бежать к Алику! Рассказать ему обо всем – ведь он даже не подозревает, какие тучи сгущаются над его головой. Наконец мне подписывают пропуск и милиционер выпускает меня на волю. Впервые в жизни ощутила это слово «воля» – кажется, что и дышится по-иному, и солнце иное. Но нельзя терять ни минуты! Прежде всего – встретиться с Аликом. Мелькнули в памяти записки народовольцев – они, отправляясь на «явку», никогда не забывали проверить, не увязался ли за ними «хвост». (Ну кто мог подумать, что эти сведения мне когда-нибудь пригодятся!). Перешла на другую сторону Красного проспекта, зашла в магазинчик и долго разглядывала прохожих, выходящих из-за угла Октябрьской. Броде никого подозрительного. (О том, что это могла быть одна из автомашин, которые сновали в обе стороны, я даже не подумала). Быстрым шагом, изредка оглядываясь, дошла до библиотеки. Постояла, успокаивая дыхание, и как-то очень остро почувствовала, что вот сейчас наступит переломный момент всей нашей с Аликом жизни. Увидев меня он очень удивился, понял – что-то случилось. Вышли на улицу и двинулись по пустынному переулочку в сторону вокзала. Все рассказала, стараясь быть предельно точной – что говорили они, что отвечала я. Он выслушал. Сказал, что уже давно заметил, что за ним следят. Кто-то роется в его бумагах, книгах (он думал – соседка), какие-то молодые люди навязываются в знакомые, заводят рискованные разговоры. А теперь все ясно. Возникли подозрения по поводу его работы? Он даст страницы, где изложены задачи, цели и методы его исследования. Он познакомит их с основными его выводами и они отстанут от него, так как убедятся, что вся его работа строится на основе теории классиков марксизма-ленинизма и никакой «антисоветчины» в ней нет. Сказал, что сама судьба послала меня ему на спасение. И тут же добавил: «Но ты еще раз подумай. Еще не поздно все переиграть – ты ведь можешь пойти и сказать, что все же не можешь выполнить их задание. Ну, покричат, поругаются, но ведь голову не снимут»… Однако я даже мысли не допускала, чтобы идти отказываться. Впервые я чувствовала себя по настоящему необходимой, жизнь наконец приобретала смысл. Меня смущало лишь то, что я не отважилась сразу сказать Алику, что я представила наши отношения этим типам так, будто мы вот-вот будем жить под одной крышей и дело лишь за квартирой… Набравшись духу рассказала и это. Алик помолчал, затем осторожно, явно опасаясь обидеть, стал убеждать меня в том, что точно так же, как мне еще не поздно отказаться от полученного «задания», не поздно и взять обратно данное мною слово быть его женой. Ведь когда он делал мне предложение, были одни обстоятельства, а теперь они изменились, и я вправе изменить свое решение. И он готов понять меня в этом… Странным образом во мне уживались тогда и страх, и нечто такое, что было сильнее его. Я была абсолютно уверена, что сделав один шаг, сделаю и все остальные, чего бы это ни стоило, и уже не могу и не хочу свернуть с этого пути. Поэтому я ничуть не покривила душой, сказав, что вместе с ним мне ничего не страшно и что от данного слова я не отказываюсь и готова делить с ним и радость, и горе. Он был так взволнован моими словами, что тут же на улице обнял меня и расцеловал. Мне действительно рядом с ним не было страшно. А вот расставаться теперь стало трудно и мне, и ему. Страшно было провести хоть несколько часов в разлуке, в неведении друг о друге. Поэтому вполне естественно мы пришли к выводу, что нам теперь надо быть вместе. Я сказала в общежитии, что переезжаю к Алику, и к этому отнеслись как к само-собой разумеющемуся. Через несколько дней мы нашли маленькую комнатушку в частном доме и перебрались туда. Счастье, отравленное страхом подступающей беды. Очень острое чувство, что мы с ним во всем мире одни, а вокруг – кольцо невидимых врагов. В том, что кольцо это вполне реально и постепенно сжимается, убедились уже после первого моего визита к «шефу». Когда наступил день моего первого (и, как я думала, последнего) визита в «казенный дом», то уже с утра меня знобило, было тошно, и я еле высидела на лекциях – в голове было только одно. |
Добавить документ в свой блог или на сайт
Похожие:
 | Учитель не тот, кто учит Когда после школы я сказала родителям, что собираюсь учиться в педагогическом колледже, они одобрили мой выбор. Я не отказалась от... |  | Реферат По теме : «трионика(христианская самооценка личности)» Сколько можно ошибаться, разбиваться и снова вставать ? Срываться у самой вершины и снова мучительно долго покорять ее ? Однажды... |
| Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах... Когда у меня спросили кто мой кумир, я, не задумываясь, ответила – это моя мама. Моя мама – это самый светлый, нежный и любимый человек... | | Урока Сообщение темы урока Данный урок следует провести примерно через три дня после предыдущего, когда положенные под пресс листы полностью просохнут. На этом... |
| Приемные родители Но вместо этого в доме всегда были пьяные люди, с которыми пила моя мама. Я помню зимний холодный день, когда за мной приехали какие-то... | | Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах... Во время беседы она неожиданно откинулась в кресле, широко улыбнулась и, потирая ладони, воскликнула: "Не могу дождаться, когда мы... |
| Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах... Аясь домой из школы, сказала встречающей меня маме: «Я буду, как Елизавета Андреевна». До сих пор думаю над тем, почему я не сказала,... | | «Не зная прошлого, невозможно понять подлинный смысл настоящего и... Большие камни летали в воздухе, один ударился об меня и затем снова улетел вверх в небо…Когда, казалось, всё улеглось, я попытался... |
| Спасибо за ваш конкурс, за возможность высказаться. Я думаю, со мной... «на основе раскрытия содержания информационной технологии решения задачи», не говоря уже о практической его части. В итоге полноценный... | | Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах... Спасибо всем, кто делился со мной знаниями, особенно Луизе Хей из сша, кто первая ввела меня в чудесный мир метафизики. Спасибо всем... |
| История создания поэмы «Реквием» о том, как возник замысел «Реквиема»,... Ленинграде. Как-то раз кто-то «опознал» меня. Тогда стоящая за мной женщина с голубыми губами, которая, конечно, никогда в жизни... | | Реферат «Изготовление шкатулки с Шемогодской берестой» Пва. Когда клей высыхал подгонялись дно и крышка, приклеивали дно, обрабатывая готовую шкатулку. После обработки ее покрывали морилкой... |
| Сочинение на тему «Пионеры в моей семье» Случайно по телевизору я услышала, что в этом году исполняется 90 лет пионерской организации. Меня заинтересовало, кто такие пионеры,... | | Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах... «В трудные минуты читаю первый том Пушкина. Читаю, не останавливаясь, и через некоторое время понимаю: четырнадцатилетний мальчишка,... |
| Сергей Томаш Бесконечный берег моря. Пьеса в трех действиях Из левой двери появляются два солдата в форме Белой Армии. Они проходят через комнату. Заметно, что они здесь недавно проходили.... | | Отчет о результатах поездки делегации сгупс во Францию в фирму «Фрейссине» Маршрут движения: Новосибирск – Москва – Париж – Москва – Новосибирск. Срок командировки: 10 – 15 октября 2010 г |
