Я учился на третьем курсе, когда к нам перевелся один парень, он был откуда-то из захолустного городишки. Помню, в первый учебный день он пришел на пару, декан

Прозару авторы / произведения / рецензии / поиск / кабинет / ваша страница / о сервере   сделать стартовой / добавить в закладки ВРАГ Вик -Автор Я учился на третьем курсе, когда к нам перевелся один парень, он был откуда-то из захолустного городишки. Помню, в первый учебный день он пришел на пару, декан его представил – это, говорит, Вадим Строкин, прошу уважать и жаловать ну и все в том же духе. Внешне он был даже очень ничего, темно-русые волосы, слегка волнистые, стрижка нечто среднее – не длинная, но и не короткая, глаза серые, рост повыше среднего. Джинсы, футболка, спортивная кофта. Он сразу заприметил одну девицу с нашего курса, сел к ней. На почве преизбыточного интереса к женскому полу быстро нашел себе таких же как он сам друзей. Они часто напивались по вечерам в кабаках, лезли к девкам, хвалились своими победами. Меня он сразу невзлюбил, хотя я на тот момент не афишировал свою ориентацию. Мои друзья вообще всегда говорили, что я больше похож на натурала, чем любой другой натурал. Две вещи меня все же отличали от многих из них – я любил учиться, много читал ну и, естественно, следил за собой. Я не жил уже тогда с родителями, от бабушки мне досталась неплохая двушка, в одной комнате у меня стоял комп, большая двуспальная кровать, музыкальная аппаратура и спортивное снаряжение – гири, небольшой беговой тренажер. Я качался и бегал каждое утро и вечер. Естественно, и за прикидом следил, старался выглядеть соответствующим своему статусу обеспеченного человека образом. Была и машина, отец подарил, хотя и подержанная Ауди, но и то предел мечтаний многих моих сокурсников. А Строкин жил в общаге, часто занимал денег у своих приятелей, коих у него завелись целые толпы, по-моему, он даже в именах их путался.   Он был из тех, кого называют харизматиками, довольно обаятельным для свого круга парнем, с явным переизбытком тестостерона. Меня он возненавидел с первого же взгляда. Особенно стал злобствовать на мой счет, когда узнал, что я нормально обеспечен и упакован, лучше всех учусь, хоть и не батан. Стал задирать меня, сначала просто обзывал ублюдочным карьеристом, он почему-то думал, что я проплачиваю свои отличные оценки, ну и слухи соответствующие отпускал. Я огрызался, называл его тупым дауном. Я понял, что он из тех, для кого жизнь не в кайф, если нет достойного соперника. Чисто животная черта примитивного самца, претендующего на лидерские позиции. Видимо, в своем городке он привык верховодить какой-то группой, и ему нравилось прессинговать кого-нибудь. А уж если этот кто-нибудь успешнее, то сам бог велел. Однажды он и двое его приятелей напали на меня вечером в коридоре универа, там уже никого кроме нас не было. Выволокли на лестницу за дверь, четыре раза он въехал мне по шее и подбородку, не очень сильно, но обидно. А друганы его меня держали. Я разозлился, вырвался, врезал ему по морде и сбежал, а на душе было, как в помойке, учитывая то, что когда они меня били, то безбожно грязно обматерили. Но самое страшное случилось, когда он случайно или неслучайно узнал, кто я. Я тогда поздно ночью шел из клуба со своим парнем, решил его привезти к себе, мы с ним вышли из машины, я, естественно, его приобнял, он ко мне потянулся, и тут знакомый голос из-за деревьев – да ты, сука, еще и пидор. Ну и понеслась. В универе нельзя было появиться – шепот, тычки, смех. Университетские друзья перестали общаться. Может, кто-нибудь другой и не обращал бы особого внимания на это все, но я страшно переживал. К тому же этот сучонок еще и свистел, что я извращениями своими занимаюсь исключительно за бабло, что я – пассивная шлюха, пидовка, готовая снять штаны перед каждым мужиком с деньгами. Ко мне прочно привязалась кличка – сахарная задница. Сокурсники шипели и плевались мне в след. А этот кретин откровенно радовался и ловил любую возможность, чтобы меня побольнее задеть, стоило мне появиться, громко смеясь, говорил – вон, смотрите, наша сахарная попка тащится. Последней каплей стал случай – ко мне приехал отец в жуткой истерике – оказывается, ему позвонил мой сокурсник, он не представился, но сказал, что беспокоится за меня. Кругом, дескать, СПИД и сифилис, а ваш сын ведет разнузданную половую жизнь с мужчинами. Я сразу понял, что это был Строкин. Отца тогда еле успокоил. Все отрицал, естественно. Ну и я решил отомстить. Накипело так, что не вышептать. Хотел даже убить его, но испугался, что вычислят – все же знали о нашей вражде. Придумал план, откровенно поговорил с сестрой одного своего знакомого из нашего круга, она была просто красавица, натуралов притягивала, как магнит. Она была тем редким представителем женского пола, кто сочувственно к нам относится. Поэтому и согласилась мне помочь. Как бы случайно познакомилась со Строкиным, и через пару дней сама назначила ему свидание, но не где-нибудь в кафе, а в моей квартире, сказав, что это ее квартира. И даже заявила, что мечтает заняться с ним любовью. Потом смеялась, видя как он обалдел. В тот субботний вечер я его ждал, очень сильно ждал. Приготовил электрошок и разной длины веревки. Я знал, что в общаге никто не будет переживать по поводу его исчезновения на несколько дней, он уже успел похвалиться, что будет гостить у «потрясной бабы в ее же хате». И на фиг учеба. К тому же и раньше он, бывало, пропадал на неделю, то к родителям уедет, то у девушки какой-нибудь загостится. Раздался звонок в дверь, я открыл замок а сам с шокером спрятался в углу. Он зашел, спросил, Света, ты где, и тут я ему включил в бок по высшему разряду. Его затрясло, он сложился пополам, я его пнул и он свалился на пол, корчась от судорог. Букетик из трех красных роз, который он принес с собой, упал на пол. Я сорвал с него куртку. Сел на него верхом, заломил руки за спину и крепко связал, сначала кисти, а потом локти. Схватил за волосы и штаны, отволок на свою двуспальную кровать, бросил на спину, он еще толком в себя не пришел, еще трясся. Я взял вторую веревку, завязал тугую петлю на его шее и привязал другой ее конец к изголовью кровати. Потом встал, взял средней длины прут, специально отмоченный в соленом растворе и несколько минут наблюдал, как он приходит в себя, как он медленно врубается, что связан, как начинает дергаться и кричать. Когда он меня обругал – выпусти, сука, я со всей силы хлестнул его по бедру. Он был в тонких джинсах и взвыл от боли, стал дергаться так, что моя массивная кровать заходила ходуном. Я еще четыре раза ударил его прутом в то же самое место. Сказал – лежи спокойно, за каждое движение, слово или вопль будешь получать удар. После шестого удара он затих, замолчал, только на меня смотрел расширенными глазами. Я подошел к столику напротив кровати, взял узкий нож, он, увидев его, дернулся и я снова ударил его хлыстом по бедру. Он спросил – ты меня убьешь, и я опять его хлестнул со всей мочи. Я повторил свой приказ, потом сказал ему – если ты понял, кивни. И он кивнул. Я возбудился от всего этого до боли. Мой враг, которого я ненавидел, как никого раньше, редкостный гомофоб, пытавшийся меня растоптать, сам лежал сейчас на моей постели, связанный и униженный. Я склонился над его грудью с ножом, и она стала лихорадочно вздыматься и опускаться. Меня аж затрясло от какого-то неведомого мне раньше волнения, когда я осознал, насколько дико, почти как пойманное животное он боится. Но я не собирался убивать его, нож мне был нужен для других целей. Я просто разрезал его футболку, потом стал расстегивать джинсы. Он опять дернулся, когда я стал их спускать, я выпрямился, взял свой прут и ударил его по бедру. Он громко застонал и я хлестнул его, только чуть тише – не ной, говорю, а то будет намного больнее. Я потребовал, чтобы он приподнял задницу для облегчения снятия его штанов. И он приподнял нижнюю часть тела, а я просто ликовал. Я еле сдерживал себя, чтобы не наброситься на него сразу же и не изнасиловать в жесткой форме. Сдернув с него джинсы и носки, я присел около него и стал рассматривать. Я оставил на нем трусы, серые, в полоску, с широкой резинкой. На него было приятно посмотреть. Он был стройный, но не худой до изнеможения, в меру мускулист, грудь и живот, явно подкачанный до плавных «кубиков» были покрыты тонкими пушистыми волосками. Видимо, оттого, что я его так внимательно и с определенным интересом рассматриваю, его мелко-мелко стало лихорадить. Но он боялся хоть слово мне сказать. Я потянулся рукой к его груди, он хотел отстраниться, дернулся, и я со всего маху двинул ему кулаком в избитое левое бедро – там от моего прута краснели борозды. Послышался всхлип, я посмотрел ему в лицо и увидел, что по щекам у него текут слезы. Он попытался отвернуться, ему явно было стыдно, что он плачет, а я это вижу. Но я схватил его за подбородок, повернул лицо к себе и наблюдал, как из его серых глаз бегут ручьи. Честно говоря, внутри все переворачивалось. Я его все еще ненавидел, но вдруг стал ощущать жалость и еще какое-то сладкое тянущее чувство. До того, как он заплакал, я хотел быть с ним предельно жестким. Сломать его, опустить по полной. Заставить его ползать передо мной на карачках. Но, увидев слезы, почему-то нестерпимо захотел его поцеловать. Наклонился к нему и коснулся губами его мокрой щеки. Он вздрогнул, но продолжал тихо лежать, только всхлипывал и то еле слышно. Я сказал – хороший мальчик, потом погладил по волосам, стер его слезы простыней и приказал приоткрыть рот. Он выполнил, я поцеловал его прямо в губы, они были соленые от попадавших на них слез. Сначала он не отвечал, но и не смел отвернуться или закрыть рот. Но минут через пять, сначала робко, а потом и активнее, стал отвечать на мои поцелуи. Я опять назвал его хорошим мальчиком, провел рукой по груди, погладил живот, он показался мне горячим и весь вибрировал под ладонью. Наконец, коснулся трусов. Он сжал бедра и прошептал: не надо, пожалуйста. Я встал, взял свой прут, угрожающе помахал им и сказал – разведи ноги. Он замотал головой и тут я его ударил по многострадальному бедру. Он ахнул и немного развел ноги. Я наклонился и медленно, так, чтобы он почувствовал, как обнажается перед лицом противника вся плоть, стал снимать с него трусы. Такого кайфа я не испытывал еще ни разу. Передо мной лежал связанный и совершенно голый пленник, с которым я мог сделать все, что хотел, его щеки были еще влажными от слез, он был перепуган и унижен. Я приказал ему развести ноги еще шире, он судорожно вздохнул, но развел. Ну и ну, подумал я, его член набух и покраснел, и это у униженного гомофоба! Член у моего пленника был средней длины, толстенький, он немного приподнимался над яичками, и мне жутко захотелось завладеть им. Я сел между его ног, разведя их при этом еще шире, осторожно взял его пальцами – парень затрясся так, что кровать завибрировала. Я сказал – не бойся, я не причиню тебе вреда, и стал легко поглаживать его член. Строкина перестало трясти, он глубоко и прерывисто вздохнул. В моих руках его член сразу же застолбился, я отвел крайнюю плоть, головка уже увлажнилась, я начал ее ласкать, проводя пальцами по уздечке, вокруг дырочки и по ней. Парень застонал так низко и сладко, что я чуть не кончил. Его ноги напряглись, живот втянулся, он хрипло задышал, лихорадочно вздрагивая от моих прикосновений. Естественно, что я захотел попробовать его на вкус. Когда я еще только лизнул его головку языком, он стал всхлипывать тонко и нежно, выгибаясь всем телом. Я взял его в рот целиком, он тут же стал подмахивать, но я не хотел, чтобы он сейчас кончил. Я перехватил его член у основания и немного сжал ему яйца. Он снова застонал, но теперь уже от дискомфорта, я усмехнулся – ты в моей власти, и я буду делать с тобой, что хочу, парень. А я хотел его отыметь. Он это понял, когда я перевернул его на живот, подложив под него подушку. Он весь сжался, я широко развел его бедра и сказал – расслабься, иначе будет очень больно. Его связанные руки немного затекли, я с силой их размял, не снимая веревок, он облегченно вздохнул. Потом я также с силой размял его ягодицы, растер и поясницу, его тело ходило ходуном туда-сюда. Вроде он немного расслабился. Я развел ягодицы, дотронулся до кольца  сфинктера, его спина неимоверно напряглась. Бедный девственник. Я потянулся к столу, взял смазку, обильно смазал задний проход и ввел палец. Пленник застонал – больно, не надо. Я же спокойно сказал – потерпишь, подбавил смазки и медленно ввел два пальца.  Стал осторожно двигать ими, разрабатывая проход. Как ни странно для натурала, он был чист, это меня порадовало. Зато его совсем не порадовало насильственное  внедрение моих пальцев. Он попытался выдвинуться вперед, но я перехватил его, жестко взяв его член левой рукой. Стал ласкать его ствол, в то же время плавными, но сильными движениями пальцев массировал изнутри попу. Постепенно его напряженное тело начинает «плыть», становится ватным, он отдается мне сполна и даже начинает подмахивать мне со сладкими стонами. Прекрасно понимая, что он уже на пике и мало что соображает, я решился. Приставил свой член к его входу. Положил руку на его живот, круговыми движениями стал поглаживать, говоря ему в ухо – тихо, тихо, немного поднатужься, совсем чуть-чуть. Надавил ладонью на низ его живота и стал очень осторожно, миллиметр за миллиметром, входить в него. Он со сдавленным криком забился подо мной, я остановился, сказал – не больно, малыш, я уже в тебе, не двигайся, привыкни… Он замер, лишь дрожал и всхлипывал. Я целовал ему плечи, поглаживал бока, чувствуя, как он постепенно расслабляется. Затем согнулся, легонько захватил его член, он вскрикнул, а я начал двигаться настойчиво, но не очень резко, чтобы не травмировать. Его член в моем кулаке скользил в такт моим движениям. Это был взрыв ощущений – он в полной моей власти, его горячий, готовый взорваться член пульсирует в моей сжатой ладони, а сам я имею его, как хочу. А этот его крик, переходящий в глубокий низкий стон! Я кончил так бурно, что свалился с кровати, обрызгав все вокруг спермой. Придя в себя и отдышавшись, я с трудом встал на ноги и сел на кровать около лежащего ничком связанного Строкина. Он лежал, содрогаясь в спазмах, чуть слышно поскуливал. На его ягодицах была моя сперма. Я рывком перевернул его на спину и улыбнулся – он тоже кончил, и тоже бурно, у него весь низ живота, бедра были в его соках. Он согнул ноги в коленях и стеснительно сжал их. Я поцеловал его припухшие губы, - он их явно искусал, когда я брал его. И вдруг он опять заплакал, тихо-тихо и жалобно, вздрагивая всем телом. Я обнял его, стал гладить его волосы, говорил ему на ухо – ну что ты, не плач, мальчик, умница, сладкий мой, все хорошо, все хорошо… Я прижал его голову к своей груди, перед этим освободив его шею от веревки. Но руки решил не развязывать. Он еще какое-то время постанывал и вздрагивал, уткнувшись в мою грудь, потом постепенно успокоился. Так мы молча лежали несколько минут, приходя в себя. Я смотрел на его мокрое от слез лицо и думал, что мне почему-то совсем не хочется ломать его и опускать по полной. Сердце билось, как сумасшедшее. Я сам не понимал, почему я успокаиваю его, просто тянущее чувство внутри меня не проходило. Вдруг он заелозил на спине и как-то просяще посмотрел на меня. Я спросил – что такое? Он попросился в туалет. Все понятно. Я помог ему встать, он спросил, не развяжу ли я его руки, а то они болят. Я отрицательно мотнул головой - нет. Легко потрепал его за ухо и сказал, что он заслужил свои жесткие веревки. Он тяжело вздохнул, и мы отправились в туалет. Дождался, пока он кончит свои дела, отвел в ванну и вымыл под душем, несколько раз намылив его мылом и растирая жесткой мочалкой. Когда я мыл его интимные места, то снова почувствовал нестерпимое желание. Я вытащил его из ванны прямо в мыле, он лишь ошарашено смотрел на меня. А я прижал его к себе, стал ласкать шею, грудь, низ живота, проводя по самому животу вверх и вниз, схватил его голову, ввинтился губами в его губы, он жарко ответил. Я потащил его за связанные руки в спальню, бросил на спину, резко забрал его в рот а парень ахал и судорожно дышал. Он с глухим стоном кончил минуты через четыре, а я, не дав ему опомниться, поставил его на колени и приказал – теперь твоя очередь, сахарный мой. Только не вздумай сделать глупость, а то прирежу. Нож еще лежал на столике. Он быстро закивал и взял меня в рот, я руками направлял его голову, его дыхание сбивалось, но я не давал ему отстраниться. Вид коленопреклоненного, скрученного, сосущего у меня  Строкина наполнил меня такой сладостью и страстью, что я тоже кончил очень быстро и так же бурно, как и в первый раз. Он закашлялся от моей спермы, попавшей ему в горло. Затем я положил его на кровать и опять привязал за шею к изголовью, а сам направился в ванну. После душа одел футболку и домашние брюки, пошел на кухню – нестерпимо хотелось есть. Вскипятил чайник, пожарил картошку, открыл мясные консервы, смешал все в кучу, попробовал – здорово. Внутри у меня все ликовало. Я прислушался – из спальни, где я оставил своего пленника, не доносилось ни звука. Подумал, что он тоже, наверное, хочет есть – время ужина давно прошло. Разложив ужин в две тарелки, налил две чашки чая и направился в спальню. Молча отвязал шею Строкина, поднял его на ноги и отвел на кухню, усадил на стул. Стало смешно – мог ли я подумать хотя бы месяц назад, что у меня на кухне будет сидеть голый и связанный Строкин с совершенно убитым видом. Это он-то, вечно смеющийся, белозубый, довольный сам собой, своей безнаказанностью, хамоватый парень. А теперь он сидит, опустив голову вниз, искоса наблюдая, как я уничтожаю свою стряпню. Закончив с едой, я взял ложку, зачерпнул картошку из его тарелки – открывай рот и ешь. Он сначала было отстранился, все-таки это так унизительно, когда тебя кормит с ложки человек, которого ты все это время ненавидел. Но я достаточно жестко напомнил ему про прут в спальне. И он послушно потянулся к ложке. Вздыхал, но ел. С чаем скормил ему пол шоколадки, засовывая дольки прямо в рот, с руки.  Кормил и думал, какие у него мягкие, нежные губы. Когда с ужином было закончено, отвел его в ванну, смыл с него остатки мыла, насухо вытер полотенцем, завел в спальню и стал привязывать за шею к кровати. Тут он пожаловался, что сильно болят руки. Перевернув его на живот, я осмотрел его руки – они и на самом деле распухли, особенно кисти. Я сказал, что ему придется потерпеть еще полчаса, а сам собрался, вышел на улицу, сел в машину и направился к одному своему приятелю, который практиковал садо-мазо и у него имелись разные наручники, целая коллекция. Я не зря к нему пришел, он, узнав, что я вдруг заинтересовался этой темой, предложил мне на время четыре вида мягких регулируемых наручников, в том числе и для ног. Также навьючил он мою сумку ошейником, какими-то тонкими ремешками – удобно привязывать к чему-нибудь и цепями разной длины и ширины. С сумкой, переполненной этими ценными вещами, я и приехал домой. Строкин так и лежал на животе, поводя своими связанными руками. Но начал я с его ног, их я сковал ножными кожаными наручниками, продел сквозь них тонкий ремешок и привязал его к основанию кровати. Теперь, когда ноги парня были прочно связаны, можно было заняться и руками. Я развязал веревки, Строкин облегченно и со стоном выдохнул. Когда разминал ему кисти, он даже не думал сопротивляться. Наоборот, протягивал мне свои расслабленные руки и смотрел на меня в упор открытым взглядом. Я завел его руки на живот и надел легкие широкие наручники, они не пережимали вены и сосуды, но прочно фиксировали кисти. Затем закинул его руки за голову, приказал так лежать, а сам отвязал веревку с его шеи. Эту веревку просунул через наручники и не жестко, но прочно привязал его руки к изголовью. Так он у меня остался лежать на спине, привязанный к кровати и за руки и за ноги. Я похлопал его по голому животу, укрыл одеялом, сказал – спи, а сам пошел смотреть телек и пить пиво, которое прикупил по ходу. Когда я пришел в спальную в час ночи, он мирно посапывал. Я осторожно, чтобы не разбудить его, стянул одеяло, окинул взглядом его обнаженное, вытянутое, привязанное к кровати тело. Он на самом деле был красив, мой пленный враг. Я раньше и не замечал, что у него правильные черты лица, пухлые но небольшие губы и густые коричневые брови, придающие особую мужественность его облику. Я подумал, как же хорошо, что я поймал его, и наплевать, что будет дальше. Строкин стал ежиться, его веки задрожали – он просыпался и от холода, и от моего пронизывающего взгляда. Он тихо спросил меня – что случилось? Я не ответил, просто наклонился и стал его целовать в губы. Он, удивленный, сначала не отвечал, но потом я его стал подогревать своими руками, я с силой водил ими по его бокам, груди и животу, как бы невзначай касаясь члена, опять припал к его губам, он с низким стоном впился в меня, он тянулся ко мне, когда я отстранялся, и я опять целовал его, целовал его всего. Я развязал его ноги, широко их раскинул, и стал ласкать языком и губами  его мошонку, переключился на член, потом снова на яички, и обратно. Он стонал все громче, а потом вдруг сказал – возьми меня. Я повернул его на бок, он подобрал ноги, прогнувшись в пояснице. И я взял его, он ойкнул, я остановился – мой член в нем, его член в моей руке. Я отвязал его руки от изголовья кровати и потянулся к нему, чуть прикусил мочку уха и стал двигаться, все резче и резче. Он запрокинул голову, я впился губами в его шею и через пару минут почувствовал, как по моим пальцам, держащим его член, потекла его сперма. Я весь заходился от его стонов и вылился яркой вспышкой прямо в него. Отдышавшись, я накрыл его одеялом. Он повернулся ко мне, я его обнял, он уткнулся носом мне в щеку и мы вырубились на одной подушке под одним одеялом. Утром, когда я проснулся, он уже не спал, а внимательно смотрел на меня. Увидев, что я открыл глаза, отвел взгляд. Мне стало как-то легко и весело, я приподнял его скованные руки и пощекотал ему подмышку. Оказалось, он не переносит щекотки, он весь зашелся звонким смехом, стал дергаться и вертеться на кровати. Я переключился на его бока, сам стал хохотать над его реакцией, а он уже сквозь слезы стал умолять, чтобы я прекратил – иначе умрет. Тогда я просто обнял его, а он еще пару минут успокаивался. Я слушал, как бьется его сердце, а он потерся подбородком о мой затылок. Попросился в туалет, я кивнул – конечно, иди. Он смог сходить в туалет самостоятельно – руки ведь были скованы спереди, но вымыть его все же пришлось мне. И мне это жутко нравилось мылить его во всех местах. Я опять не сдержался, скинул одежду, залез к нему под душ. Губами припал к шее, потом ниже и ниже, нашел соски, стал их легонько покусывать. Он закрыл глаза, выгнулся назад и упал бы, если бы я его не поддержал… Завалив его на бортик ванны, я жарко обцеловал всего сзади, затем намылил его попу, медленно ввел член, и мы опять кончили вместе, под его низкие протяжные стоны, от которых у меня - мурашки по коже...  Но секс сексом, а другие дела требуют своего разрешения. Завтра – понедельник, надо готовиться к семинару по социологии. Я отвел парня на кровать, привязал его за руки и за ноги, и сел за комп, обложившись учебниками. Надо было написать реферат, а я всегда относился к этому крайне ответственно. Полтора часа не отходил от монитора, делал выписки, анализировал цитаты, составил десять схем-слайдов приложений к своему реферату. Все это время я чувствовал напряженный взгляд Строкина в свою спину. Он, наверное, ни как не мог въехать, как же можно учебе посвящать столько времени. Когда реферат и все приложения были завершены, я потянулся, встал с кресла и меня вдруг осенила мысль – Строкин же вынужденно не будет ходить в универ какое-то время, правда, я еще не определил, сколько дней он у меня пробудет. А я не хочу быть ответственным за его провалы в учебе. Значит, надо заставить его учиться у меня дома. Короче, я поднял его с постели, отвязав от нее и посадил на место, где только что сидел сам. Он опешил, когда я приказал ему отработать по учебникам два вопроса семинара и написать сообщения по каждому вопросу. Перед этим я приковал его ноги к стойке компьютерного кресла цепью на замке, пропущенной через ножные наручники, а руки освободил. Сам же свалился на кровать с хлестким прутом в руках, пообещав, что если он попытается выкинуть какой-нибудь крендель, то я его жестоко выпорю. Он кивнул и принялся за работу. Было прикольно смотреть, как голый, привязанный к креслу за ноги парень, старательно склонив темноволосую голову, роется в учебниках, пишет сообщения. Иногда он потирал глаза, иногда бросал на меня быстрые взгляды, но не отвлекался от работы. Прошел уже почти час его трудов, я заметил, что он застопорился. Я спросил, в чем дело. Он ответил, что не понимает одного определения, в чем разница между классами и стратами. Я встал, нагнулся над ним и объяснил, приводя примеры. Щелкнул мышкой, и на мониторе отобразилась моя схема, где как раз и объяснялась эта разница. Строкин слушал внимательно, иногда переспрашивал, при этом я заметил, что он как-то внимательно присматривается ко мне и опускает быстрые взгляды ниже моего подбородка. Закончив объяснения, я спросил, все ли теперь понятно? Он кивнул – вот теперь все. Спасибо, Сереж. У меня в груди всколыхнулось – он впервые за эти почти семь месяцев нашего совместного обучения назвал меня по имени. Да еще и спасибо сказал. И я решил ответить тем же – да не за что, Вадим. Он встрепенулся, вскинул на меня веки – не ожидал. Он, наверное, думал, что я буду корчить из себя садиста – рабовладельца, который требует, чтобы к нему обращались не иначе как господин, и в свою очередь кличет несчастных подопечных рабами. Я слегка улыбнулся в ответ на его удивленный взгляд, он ответил тем же и робко опустил глаза. Я был вне себя от изумления – вечно лезущий на рожон, неугомонный задира Строкин умеет робеть и стесняться? Вот это да, ну никак не мог и подумать об этом раньше. Я погладил его по голове, сказал, чтобы он продолжал заниматься, а сам вышел на балкон перекурить. Еще полчаса работы – и я взял тетрадь, чтобы проверить, как он с ней справился. Внес поправки только в двух местах, объяснил ему причину его заблуждений. Но сказал, что в целом неплохо справился. Мне показалось, что он искренне обрадовался. Потом я отцепил его ноги от кресла, само кресло прикатил к кровати и помог ему лечь. Приказал вытянуть руки вперед, он безропотно протянул мне кисти и я надел на него наручники. Привязав его к кровати, я отправился на кухню готовить обед. Я жил один в основном и готовить для меня труда не составляло. Тем более, когда в морозилке есть три пачки пельменей и всякой замороженной фигни. На пельменях я и остановился. Десять минут – и все готово. Расставил тарелки с дымящимся обедом, привел Строкина, он сел на привычное место и мы приступили к еде. Ели молча, при этом я чувствовал, что он хочет мне что-то сказать, но я подумал, что время для задушевных бесед еще не наступило, а он не решался начать первым. Я же понял, что его необходимо напрягать учебой, не валяться же ему все время на кровати. К тому же это будет на пользу ему самому. После обеда я отвел его в спальню, усадил за стол, положил ему самый толстый учебник по экономике и велел прочитать третью главу, выписать непонятные термины и т.д. В общем освоить тему, по которой семинар будет через два дня. Он кивнул и приступил к выполнению моего здания, а я стал собираться на улицу. Надо было кое-чего купить, да и приятелям обещал встретиться. Когда я уже взял сумку, то посмотрел на него, поймал его удивленный взгляд. Я сказал, что ухожу часа на три-четыре, а когда приду, проверю, как он справился с моей задачей. После этого я вышел, медленно пошел по двору, у меня на душе кошки скребли. Я оставил Строкина не привязанным к креслу, только в кожаных наручниках, причем ослабленных – я удлинил ремень, соединяющий два кольца наручников, чтобы он мог писать. Он запросто мог вырваться, и меня бросило в холодный пот. Я ведь знал, что нарушаю закон. Насильно удерживаю человека у себя дома, и вообще насилую. Я понимал, что мне, если это все вычислится, грозит нешуточное наказание. С другой стороны, мне показалось, что Строкин сам стал немного другим и, может быть, ему начинает нравиться что-то в наших странных отношениях. Но я не успокоюсь, если не проверю. Побродив немного за домом, я вошел в подъезд, поднялся на этаж и, стараясь не шуметь, открыл дверь. На кухне слышалась какая-то возня, я метнулся туда и увидел, что Строкин склонился над кухонным столом и, держа в руках нож, распиливает ремень между своих рук. Он даже опомниться не успел – я подскочил к нему, врезал по шее, нож выпал, парня отшвырнуло к окну, я поймал его и притащил в спальню. Разозлился я не на шутку. Пока привязывал его, животом вниз, к кровати, объяснял, за что он будет наказан. Он не выполнил мое поручение, раз. Я стал доверять ему, а он сломал это доверие, два. И я не хочу из-за него в тюрьму, три. Он пытался сказать, что не хотел сбежать, что просто надоело ходить связанным и голым, но я, схватив его за волосы, резко дернул его голову вверх и вниз и приказал молчать. И он замолчал. Он молчал даже тогда, когда я со всей силы опустил свой просоленный прут ему на ягодицы. А потом еще и еще раз. Он только сотрясался, но не кричал. Я не вел счет своим ударам, бил отмашисто, только прут взлетал. Остановился только тогда, когда борозды на ягодицах закровоточили. Кинул прут на пол. Склонился над ним, он уткнул лицо вниз. Плечи вздрагивали. Я повернул его голову, увидел, что его лицо сильно побледнело, а глаза мокрые от слез. Я чертыхнулся, отпустил его голову и пошел курить на балкон. Именно сейчас я понял, что никакой я не садист. Было противно оттого, что я сделал. Мало, блин, что я его насилую, так еще и порю, как последний пидор. Лучше бы врезал по-мужски, три-четыре раза. Короче, я не знал, что делать. Пошел на кухню, достал из шкафчика бутылку водки, стакан и бинт. Со всем этим отправился в спальню, где все еще тихо дрожал лежащий на животе Строкин. На его задницу без слез смотреть было невозможно, борозды широкие, вспухшие, некоторое кровоточат. Я знал, что раны в любом случае надо обрабатывать, иначе может быть нагноение. Я ему это объяснил, а то он мог бы подумать, что это я такую новую пытку изобрел. Я взял кусок бинта, намочил его водкой, затем плеснул водки в стакан, выпил, и стал мокрым водочным бинтом осторожно касаться его ягодиц. Он глухо завыл. Я опять выпил водки. Предложил ему. Он кивнул. Я отвязал его ноги и руки, оставив только наручники, помог ему сесть на бедро – на попу он сесть конечно не мог и сунул стакан с водкой ему в руки. Он выпил залпом, я пил из горла. Так мы пили молча, без закуски, в спальне – я, в стильных джинсах и тонкой стального цвета водолазке и он – голый, избитый и в наручниках. С каждым глотком водки мне становилось так паршиво, что я в конце концов не выдержал. Я ему все рассказал. Про то, как он меня достал, про то, что невозможно было дальше терпеть унижения, оскорбления с его стороны, иногда я даже подумывал уехать из нашего города туда, где нет его, Строкина. Про то, как я придумал свой план, желая только наказать его за жесткость по отношению ко мне. Пусть тоже испытает жестокость. И про то, что я вообще не знаю, что мне сейчас делать. Он слушал меня с широко раскрытыми глазами. Не перебивал, не спрашивал. А когда я замолчал, он вдруг сказал – прости, Сереж. Слышишь, прости меня. Пожалуйста. За все. У меня ком застрял в горле. Я ломанулся в ванну, включил кран и стал умываться холодной водой. Ёпа мать, он у меня просит прощения! Я его насиловал почти сутки, бил, унижал. А он просит у меня прощения. Я почувствовал себя редкой сволочью. И тут я понял, что мне надо делать. Я прошел в спальню, снял с него наручники, достал его трусы, носки и джинсы, порылся и вынул свою новую футболку взамен той, которую я разрезал. Все это протянул ему. Сказал, собирайся и уходи. Он несколько минут сидел с вещами на своих коленках и как будто ничего не понимал. А я пошел на кухню, допивать свою водку. Минут через пять он зашел на кухню, уже одетый. Стоял, переминаясь с ноги на ногу. Я старался не смотреть на него. Он взял водку, налил в чашку, стоящую на столе, залпом выпил. Тихо спросил, так ты простишь меня? Я кивнул и мне жутко захотелось зареветь, я еле сдержался. Потом заставил себя посмотреть на него и тоже спросил -  а ты простишь меня за все то, что я с тобой сделал? Он не ответил, присел около меня на корточки и прижался головой к колену. Я опешил. А он сказал, что все было правильно. Что ему надо было это пережить, чтобы понять что-то важное. И что он все понял. И что он все простил. Потом поднялся, протянул мне раскрытую ладонь и спросил – мир? Я встал и мы пожали друг другу руки. А потом на нас обоих что-то нашло и мы, резко потянувшись друг к другу, обнялись. Обнялись не как любовники, а по-дружески, с силой. Еле отцепились друг от друга. Он сказал – пока, Сереж, я сказал, - пока, Вадим. И он ушел, а я остался допивать свою водку. В тот вечер я нажрался как свинья и никуда не поехал. Мне кто-то звонил, но я не брал телефон. Пошел в спальню, увидел кровать и лежащие на ней наручники, упал на нее и зарыдал, не сдерживаясь, в голос. Не заметил, как уснул, весь в слезах и одежде. Утром нашел себя опухшим, с больной головой, в мятой водолазке. Во рту – помойка, в душе тоже. Заставил себя принять душ, выпил сразу две чашки чая, пошел гладить высохшие на балконе вещи. Я собирался в универ. Он не пришел на первую пару, а я сидел не лекции, как идиот, вообще не понимая, о чем говорит препод. Я постоянно смотрел на дверь аудитории – не откроется ли она, не войдет ли он с извинениями за опоздание. Сердце у меня бухало от любого шума за этой проклятой дверью. Объявили перерыв, следующая лекция по расписанию здесь же. Я остался сидеть на своем месте, тупо смотря на дверь. Он вошел, когда первая стайка студентов покинула аудиторию. У меня что-то упало внутри. Он был бледным и сосредоточенным, остановился у первых рядов, отыскал меня глазами, еле заметно кивнул, я ему тоже. К нему подвалили его приятели и стали громко спрашивать – ну как, понравились выходные у «потрясной бабы»? Его вдруг передернуло, он жестко сказал, что не собирается им ничего говорить. Они стали спрашивать, что это с ним такое, он на себя не похож, а он сказал что-то невнятное, сел за парту, достал тетрадь и стал читать, резко переворачивая страницы. На меня он не смотрел, а я прирос взглядом к его напряженной спине. Вторая лекция тоже прошла, как в тумане. На перерыве стали собираться в другую аудиторию, на семинар. Я уже вышел из лекционной, как меня сзади кто-то толкнул. Обернулся и увидел одного из приятелей Строкина. Он ухмылялся и спрашивал – каково это, быть пидором. Я даже не успел ничего ответить, как подскочил  Строкин, оттолкнул от меня этого урода и тихо сказал, что не позволит больше меня оскорблять. Хватит, и все тут. Приятель обалдел, пожал плечами, – как скажешь, Вад, и отошел. А мы с ним переглянулись и разошлись по своим местам. Потихоньку у меня все стало налаживаться. Прежние мои приятели потянулись ко мне, некоторые из них, правда, продолжали любопытствовать насчет моей ориентации, и как вообще я стал голубым. Но делали это дипломатично, без оскорблений. И я перестал скрывать, что я такой. Они удивлялись – ну надо же, я ведь выгляжу как реальный, в норме мужик, не ношу длинные волосы, не говорю писклявым голосом, не жеманничаю. А я и не спорил – да, я нормальный, просто природа так распорядилась, что мне нравится только мужское тело. Причем «без бабства». Я тоже терпеть не мог всех этих пидорков, которых показывают по ТВ, и которых полно в гей-клубах. Я откровенно не понимал, как может считать себя геем человек, который тащится от тех же баб, пищащих и размалеванных, отличающихся от обычных женщин только наличием члена. У меня была своя философия, я ценил мужественность как особую ценность общества. Надоело бабство во всем, дешевый политический феминизм. Бабы, которые выглядят как мужики, мужики, которые выглядят как бабы – это, я считал и считаю, проявление какой-то страшной болезни человечества в целом. Когда за рюмкой чая я рассказывал о своих взглядах моим натуральным приятелям, они обалдевали и, как ни странно, соглашались. Многие, правда, брезгливо морщились, когда я говорил о любви двух мужчин, но я говорил, что это личное дело каждого – кого любить. Я вот не могу любить женщину в этом плане, мне тоже становится брезгливо. Почему – я не знаю. Помню, однажды, когда я еще во втором классе учился, мама отвела меня на балет. Я сидел в первом ряду и смотрел на танцующих «белых лебедей» в юбочках – дисках. Они так высоко задирали ноги, что в мои наивные детские глаза реально влезала вся их нижняя физиология. Все эти складки и выпуклости буквально избили мои мозги, и меня затошнило. Я даже до конца спектакля не смог досидеть. Потом, уже взрослым, я понял, что получил непонятную психическую травму. Вполне возможно, если бы я сидел на галерке, такого бы и не было. А в одиннадцатом классе я влюбился в нового учителя истории. Он только закончил универ, поступил в аспирантуру и решил подработать в школе на полставки. Это был знающий парень, увлеченный своим предметом. Он рассказывал про исторические события так, что мы, здоровые лбы, сидели на уроках, разинув рты. Я понимал, что меня подкупил именно его ум, его эрудиция. И он не выглядел лохом или батаном. Приходил на работу в джинсах – училки фыркали, ученицы ахали. Всегда с улыбкой, черные глаза горели, движения энергичные, порывистые. Ёпа мать, я тогда попал по полной. Учитель был натуралом, жил со своей бывшей сокурсницей. А я мечтал о нем и год, и больше. На первом курсе был опыт со взрослым мужчиной – преподом. Нас тогда, студентов - отличников, направили в другой город на студенческую конференцию, я выступал с докладом на секции. А секцией руководил один профессор – на вид лет 35, потом уже я узнал, что ему конкретно за сороковник. Импозантный, с пронзительным взглядом, в отличном сером костюме, с мягким баритоном, он меня сразу заинтересовал. А я – его, он меня быстро вычислил. Конференция длилась пять дней. На второй день я пришел в гости в его холостяцкую, очень красиво обставленную квартиру. Тогда было все как у всех – вино под рыбку, мягкая музыка, шелестящий баритон, его ласковые и сильные руки у меня на бедрах. Я таял и горел, через три часа вышел от него с таким чувством, будто в раю побывал. Мы встречались каждый вечер, я говорил другим студентам и преподам, что люблю гулять один. А сам бегом бежал к профессору, и больше мне ничего не было нужно. Потом мы долго с ним переписывались по емайлу, но через год он умер от рака. Помню, я неделю не мог выйти из квартиры, я тосковал так, что чуть с ума не сошел. Меня выручил только один приятель из нашего круга – он стал приходить ко мне, отпаивал вином, ну и у нас с ним случился секс. Кстати, это был тот самый парень, с которым нас тогда увидел Строкин поздним вечером. Строкин. Я испытывал к нему после всего произошедшего глубокое чувство вины и еще что-то чему боялся давать определения. И я вообще терялся оттого что не понимал, как он ко мне относится. Я часто ловил на себе его растерянные и какие-то потерянные взгляды. Но он ко мне не подходил. А если я приближался к нему, даже случайно, тут же уходил. Это было странно – он не давал своим приятелям оскорблять меня, и в то же время сам вообще перестал общаться со мной. Однажды мы поздним вечером столкнулись в университетской библиотеке. Он вышел из соседнего зала, я собирал свои книги, никого не было. Он увидел меня и уронил свои книги. А я встал как вкопанный. Он подобрал свой учебник и выскочил из зала, так ничего и не сказав. Потом прошло какое-то время, было лето, вечер, и я вышел на балкон. Курю, вижу какого-то до боли знакомого парня, который стоит около дерева и не отрываясь смотрит на меня. Я жил на шестом этаже, достаточно было минуты, чтобы понять, что это был он. Он понял, что я узнал его и скрылся за деревьями. Еще был случай в кафе – я пошел туда после второй пары, жутко расстроенный. Препод, у которого я писал курсовик, заявил при всей группе, что моя работа еле-еле вытягивает на четверку. Я посчитал это его мнение несправедливым, так ему и сказал, тоже при всех. Выскочил из аудитории минут за десять до окончания пары, потом стоял у окна в коридоре, пытаясь успокоиться. Когда одногруппники стали выходить, развернулся и пошел в кафе напротив универа. Взял пиво, сигареты, уставился в окно, а самого злость душила. Кто-то приходил, кто-то выходил, но я смотрел только в окно. Через какое-то время почувствовал пристальный взгляд себе в спину. Обернулся и увидел его. Он сидел за отдельным столиком и тоже пил пиво. Он смотрел на меня, я – на него. Он медленно отвел взгляд. Встал, расплатился и вышел. Когда шел мимо моего столика, я отчаянно захотел позвать его, окликнуть. Но вместо его имени из моего горла вышел какой-то хрип. Я очень хотел поговорить с ним, но не мог. И потому что чувствовал свою страшную вину перед ним и еще почему-то, сам не знаю, почему. Кто-то мне сказал, что у него появилась постоянная девушка. Говорили, что очень обаятельная. Однажды я увидел его с ней – они стояли на площадке около первого корпуса нашего универа и о чем-то, улыбаясь, разговаривали. Я прошел мимо, поздоровался с ними, от него услышал «привет», а от нее – ой, Вадим, а кто это? Я замедлил шаг – интересно было, что он ей про меня скажет. Он ответил просто – мой сокурсник. А она говорит, я чуть не рассмеялся, надо, дескать, познакомить его с моей подружкой, она любит таких красивых серьезных парней. Я уже не услышал, что он ей ответил, потому что далеко отошел. Впрочем, с той подружкой они меня так и не познакомили. Так прошло почти два года. Наша университетская учеба подходила к концу. Я был одинок, с прежним парнем давно расстался, нового не мог найти. Да и не особо хотел. Я уже знал, где буду работать, мне дядя подобрал хорошее место в родственной конторе с неплохими деньгами. Также я знал, что Строкин скоро женится и уезжает, тоже по родственным связям в какой-то уральский город. За тридевять земель… Помню, на выпускной не пошел. Было тоскливо до тошноты. Меня звали, упрашивали. Я подумал – зачем. Понимал, что он придет туда со своей девушкой. Понимал, что могу напиться и наговорить лишнего. И я не пошел. Сидел дома один и курил постоянно. Смотрел ТВ – вообще не соображал, что там показывают. Открыл бар – бутылка дешевого вина и больше ничего. Завтра днем он уезжает в гребаный уральский город. Вместе со своей будущей женой. Два года после того случая мы с ним не говорили, два года смотрели друг на друга, не в силах сделать шаг навстречу. Я очень хотел пойти на выпускной, но я испугался, что не выдержу, я мог не выдержать. И не пошел. Открыл бутылку дешевого вина, часов одиннадцать вечера было. Налил в фужер, поднес ко рту, раздался звонок в дверь. Я удивился – кто бы это мог быть, мне обычно звонят по телефону, прежде чем прийти. Открыл дверь и чуть не упал – ноги реально ослабли и задрожали. Стоял он. Я повел рукой – заходи. Он зашел и кинулся ко мне. Обнял, резко, порывисто, я его тоже, стали целоваться, как сумасшедшие, голова кружилась, дыхания не хватало. Все молча, пока он не застонал. Я помнил его стоны, так в моих руках никто никогда не стонал. Никто никогда. Я ополоумел, я вообще не понял, как мы оказались в спальне, как срывали одежду, как все случилось. Я пришел в себя как после обморока, посмотрел на него – он плакал. Плакал, мать его, как и тогда. И улыбался. Я спросил – ты чего? Я опять тебе больно сделал? А он всхлипнул и сказал, что плачет только после секса со мной, потому что такое испытывает, что не может сдержаться. Потом он потянулся к своей одежде и достал бутылку водки. Давай, как тогда, попросил он. Я принес один стакан, отдал ему а сам стал пить из горла. На этот раз мы оба были голые. Он мне все рассказал. Как сходил с ума все эти два года, мать их. Как пытался найти девушку, чтобы забыть наконец меня. Он и нашел, и очень привязался к этой девушке, ее Аня зовут. Но меня забыть не смог. Почему – он не знает. Другой на его месте меня бы возненавидел за все, что я сделал. А он – наоборот. Говорит, он реально стал считать себя извращенцем, причем не столько геем, сколько мазохистом. Сказал, что я был и нежным и жестким, и он просто умирал тогда. Умирал, когда был в моих руках, умирал потом, когда вспоминал… Очень хотел поговорить со мной, но не смог. Думал, а вдруг я его презираю. Говорит, ты стал нравиться мне. Твоя, сказал он, внешность, походка, взгляд, твой ум. Сказал, что хранит мою футболку, ту, что я ему отдал взамен той, что я на нем  разрезал. Ни разу потом не надевал. Я слушал молча, медленно но верно напиваясь. Когда он закончил рассказывать, я просто сказал – я люблю тебя, Вадим. Он остолбенел. Я обнял его и опять сказал – я люблю тебя, Вадим. Я ничего больше не объяснял. Он тоже обнял меня, мы целовались, гладили друг друга по волосам, по телам, я не помню, был еще секс или нет, иногда я натыкался на его слезы, иногда сам терял сознание. Так мы прощались. Завтра он уезжал в свой драный уральский город. Я внутри себя знал, что он сюда не приедет. Он знал, что мы не встретимся. Мы оба это поняли, я – потому что он мне рассказывал о своей девушке, о том, что она не просто милая и красивая, но и очень добрая. А это большая редкость. Я соглашался. Он сказал, что очень хочет детей. И, если родится сын, назовет его Сергеем. А я хотел, чтобы он был счастлив. Очень хотел. Пусть у него будет сын Сергей, пусть у него будет добрая, хорошая семья. Я не буду мешать. Я это не говорил, а он смотрел в мои глаза и все понимал. Под утро он стал засыпать на моем плече, и только тогда, в полубессознательном состоянии тихо сказал, что любит меня. Я не смог заснуть. Утором мы выпили кофе на кухне. Я старался не смотреть на него. Он встал, протянул мне открытую ладонь, я тоже встал и мы пожали друг другу руки. Потом обнялись, крепко, по-дружески. Еле отцепились друг от друга. Сказали – пока, Сереж, пока, Вадим. Он ушел. Я остался. Вот и все. © Copyright: Вик -Автор, 2010 Свидетельство о публикации №21012111085 Список читателей / Версия для печати / Разместить анонс / Заявить о нарушении правил Рецензии Написать рецензию Потрясающее переплетение реального и чего-то, что обычно называют "ни в какие ворота". Мучитель -- это человек живой, мыслящий, с честью. Это образец человечности, на самом деле. Жертва -- поразительно и так детально описанный пример очень интересующего нас "стокгольмского синдрома". Вы удивительный художник. Изучаем Вас по Вашим рассказам -- получается, что и удивительный человек. Рады, что нашли Вас здесь. С уважением... Бабочка Ураган   17.03.2011 12:25   •   Заявить о нарушении правил Добавить замечания Это я рад, что у меня такие удивительные читательницы. Вот прочитал ваши рецензии - и писать снова захотелось. А то что-то в последнее время не мог себя заставить начать новую вещь. Вы воодушевили, спасибо.) И - Враг - мой самый первый рассказ. Благодаря ему, я стал писать. Услышал эту историю, разволновался, решил описать ее. И закрутилось..) Вик -Автор   17.03.2011 19:03   Заявить о нарушении правил Добавить замечания На это произведение написано 8 рецензий, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке. Написать рецензию     Другие произведения автора Вик -Автор Разделы: авторы / произведения / рецензии / поиск / кабинет / ваша страница / о сервере     Ресурсы: Стихи.ру / Проза.ру Сервер Проза.ру предоставляет авторам возможность свободной публикации своих литературных произведений в сети Интернет на основании пользовательского договора. Все авторские права на произведения принадлежат авторам и охраняются законом. Перепечатка произведений возможна только с согласия его автора, к которому вы можете обратиться на его авторской странице. Ответственность за тексты произведений авторы несут самостоятельно на основании правил сервера и российского законодательства. Вы также можете посмотреть более подробную информацию о сервере и связаться с администрацией. Ежедневная аудитория – порядка 30 тысяч посетителей, которые в общей сумме просматривают более двухсот тысяч страниц. Более точная информация – по данным независимых счетчиков посещаемости Top.Mail.ru и LiveInternet, которые расположены справа от этого текста. В каждой графе указано по две цифры: количество просмотров и количество посетителей.

Похожие:

	Муниципальное общеобразовательное учреждение Я помню светлый день 1 сентября, когда пришёл первый раз в первый класс. Много незнакомых лиц, среди которых одно стало для меня...		Урок: чтение (период обучения грамоте) Тема ...
	1 сентября в 1-й класс Верх-Унинской школы пришёл всего один ученик Добрый день, уважаемые родители! В этот день Вы не зря пришли к нам. Сегодня в нашей школе праздник. Мы приглашаем на праздник 1-го...		Дню Знаний «Нам школа в жизнь открыла дверь» Ведь сегодня день начала учебы, новых встреч с огромным миром знаний, который готовы открыть нам учителя. Доброго настроения вам...
	Конспект занятия по познавательному развитию в старшей группе «Откуда к нам хлеб пришёл» В предлагаемую модель портфолио студента включены следующие структурные элементы		Успешный педагог кто он? Школа… Школьные годы – это целая эпоха в жизни любого человека. Память надолго хранит тот день, когда мы пришли в первый класс, когда...
	Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах... Свой первый бизнес я начал сразу после окончания колледжа (это было в декабре 1993) и продолжаю непрерывно работать на себя по сей...		Ведущий 1 Ведь сегодня день начала учебы, новых встреч с огромным миром знаний, который готовы открыть нам учителя. Доброго настроения вам...
	Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах... Сегодня к нам пришел гость. Поздоровайтесь с ним. Пришел он к нам не просто так, а попросить помощи: нам нужно попасть в страну «Волшебных...		Первый раз в первый класс! Вот и наступил долгожданный день, когда вы впервые пришли в школу, страну Знаний. Я уверена, что вы с нетерпением ждали этого дня....
	Проект «Фразеологизмы или попади в цель» Вводный урок «В гостях у слова» Задумывались ли вы когда-нибудь над тем, почему всё вокруг называется так, а не иначе? Как рождаются слова, когда и кем создаются?...		До свиданья Первый класс! Вед. Вот и закончился наш первый учебный год. Он был очень интересным, но и трудным. Сегодня мы прощаемся с ним, как с добрым, умным...
	Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах... Сегодня к нам в гости пришёл Белый Мишка, чтобы рассказать нам о своём любимом времени года. Он принёс нам о нём загадку		Российской Федерации Министерство образования и науки Российской... Учебный курс "Социология" предназначен для студентов факультета менеджмента, обучающихся на третьем курсе
	Российской Федерации Министерство образования и науки Российской... Учебный курс "Социология" предназначен для студентов факультета менеджмента, обучающихся на третьем курсе		Уроки Доброты Жил был Вася. Жил он с мамой и папой в Нижнем Новгороде. Учился он в 6 классе. Был он отличником