Анна Гавальда — Глоток свободы
Скачать 0.94 Mb.
|
| видит микробов. Она видит их коротенькие мохнатые лапки и их ужасные зубастые челюсти. Именно по этой причине она никогда не ездит на метро. И очень не любит ездить в поездах. Она не может не думать о людях, которые кладут ноги на сиденье или, поковыряв в носу, вытирают палец о подлокотник. Она и своим детям запрещает садиться на скамейки или дотрагиваться до лестничных перил. Ей противно водить их в парк на прогулки. Ей противно сажать их на детские горки. Ей противно брать подносы в «Макдоналдсе» и особенно противны все эти дурацкие обмены карточками с Покемонами. Ей противно иметь дело с продавцами колбасных секций, которые не носят резиновых перчаток, и с молоденькими продавщицами в булочных, которые не пользуются щипцами, подавая ей круассан. Ей противно думать о детских полдниках в школе и о посещениях бассейна, где все мальчишки хватают друга за руки и, уж конечно, заражают всех подряд грибком ступней. В общем, наша Карина считает жизнь тяжелым и рискованным занятием. Меня всегда коробит, когда я вижу эти дезинфицирующие салфеточки. Ну нельзя смотреть на другого человека как на мешок микробов. Пожимать ему руку, приглядываясь: а чистые ли у него ногти? Всегда быть начеку. Всегда прикрывать рот шарфиком. Всегда и во всем остерегать своих детей. Не трогай, это грязное! Вытащи оттуда руки! Ни у кого ничего не бери! Не ходи на улицу! Не садись на землю, а то сейчас как влеплю! Всегда мыть руки. Всегда полоскать рот. Всегда писать, привстав на десять сантиметров над унитазом, и целоваться, не касаясь губами. Всегда судить о других матерях по чистоте ушей их ребятни. Всегда. Всегда судить. Та еще манера, с неприятным таким душком. Помнится, в доме у Карининых родителей уже к середине обеда зашла речь об арабах, и начался разговор «начистоту». Отец Карины называет их не арабами, а черножопыми. Он говорит: «Для чего я плачу налоги чтоб эти черножопые рожали по десять ублюдков на семью?» Он говорит: «Эх, моя бы воля, погрузил бы я всю эту сволочь на корабль да пустил бы его торпедой ко дну!» И еще он любит приговаривать: «Франция - страна нахлебников и лодырей. А французы все дураки безголовые». Нередко он завершает свои речи так: «Я вкалываю шесть первых месяцев в году на свою семью, а вторые шесть - на государство, и пусть мне не талдычат о бедных и безработных, ясно? Я вкалываю половину времени на себя, а вторую половину на то, чтобы какой-то Мамаду мог брюхатить десяток своих черножопых баб, и не желаю, чтобы мне тут еще мораль читали!» Мне особенно запомнился один из этих семейных обедов. Я не люблю о нем вспоминать. Он был устроен по случаю крестин малышки Алисы. Мы все собрались у родителей Карины, живших в окрестностях Мана. Ее отец работает управляющим в каком-то «Казино» (имеется в виду бакалея, а отнюдь не рулетка), и вот когда я увидела его в конце мощеной аллеи, между его фигурным кованым фонарем и его сверкающей «ауди», то окончательно поняла значение слова «фат». Это смесь глупости и нахальства. Это непоколебимое самодовольство. Это небесно-голубой кашемировый пуловер, туго обтягивающий необъятное пузо. И странная манера эдак сердечно протягивать вам руку, при этом уже ненавидя вас в душе. Когда я вспоминаю о том обеде, меня жжет стыд. И не меня одну. Полагаю, что Лоле и Венсану тоже особо гордиться нечем ... Симона не было с нами за столом, когда беседа приняла опасный оборот. Он ушел в глубину сада строить шалаш для своего сына. Он-то уж, наверное, ко всему этому давно привык. И конечно, знает, что, когда толстяк Жако затевает «разговор начистоту», лучше всего просто удалиться. Симон похож на нас: он не любит перебранок в завершение банкета, боится конфликтов, всячески избегает открытых столкновений. Он утверждает, что это напрасный расход энергии и что нужно беречь силы для более интересных баталий. И что бороться с такими людьми, как его тесть, - значит заранее обрекать себя на неминуемое поражение. А если с ним заговорить об ультраправых и о том, что экстремисты поднимают голову, он лишь покачает головой: «Ну, это нормально... Все равно, что ил на дне озера. Тут ничего не попишешь, людям это свойственно. Просто грязь не надо трогать, она и не будет воду мутить». И как только он может выносить эти семейные трапезы?! Как его хватает на то, чтобы помогать своему тестю стричь живую изгородь?! Наверное, в эти минуты он думает о шалаше для Лео. Думает о том мгновении, когда возьмет за руку своего любимого сынишку, и они вместе скроются в затихшем подлеске. Мне стыдно потому, что в тот день мы позволили себя раздавить. Мы снова позволили себя раздавить. Мы не вскочили из-за стола. Мы продолжали медленно пережевывать кусок за куском, мысленно внушая себе, что этот тип просто дурак набитый и нужно просто отгородиться от него, поплотнее закутавшись в воображаемую тогу молчаливого достоинства. Бедные мы, бедные. Или нет - просто трусы. Ну почему мы такими уродились, все четверо?! Почему люди, умеющие перекричать других, внушают нам такую робость?! Почему мы безоружны перед воинствующим сбродом?! Что было не так в нашей семье? И где кончается хорошее воспитание и начинается трусость? Как часто мы об этом говорили. Как часто били себя в грудь, каясь в преступном бездействии над остатками пиццы и окурками, натыканными куда попало. И ведь мы не нуждались в давлении со стороны, чтобы проявлять покорность. Мы были уже достаточно взрослыми, чтобы покоряться добровольно, и, сколько бы выпитых бутылок ни валялось вокруг нас, мы всегда приходили к одному и тому же выводу. Что если мы стали вот такими - безответными, бессильными, готовыми к капитуляции перед дураками, - то лишь потому, что полностью утратили веру в себя. Потому что мы себя не любим. Я хочу сказать, не лично себя, а вообще. Мы слишком низко себя ценим. Во всяком случае, ценим недостаточно для того, чтобы переорать папашу Молину, брызгая слюной на его жилет. Недостаточно, чтобы хоть на секунду поверить, что наши негодующие вопли способны изменить ход его мыслей. Недостаточно, чтобы надеяться, что наши брезгливые мины, брошенные на стол салфетки и опрокинутые стулья смогут хоть на йоту изменить ход мировой истории. Интересно, что подумал бы сей бравый налогоплательщик, увидев, как мы орем, размахиваем руками и покидаем его жилище с высоко поднятой головой? Наверняка тем же вечером прожужжал бы все уши своей супруге: - Ну и мозгляки! Нет, ну просто мозгляки! Нет, ну в самом деле, какие мозгляки!.. Бедная женщина - ей-то зачем страдать? И вообще, кто мы такие, чтобы портить праздник двум десяткам гостей?! А еще можно убедить себя, что это вовсе не трусость. С тем же успехом можно назвать это мудростью. Внушить себе, что мы умеем вовремя отступить. Что мы не любим копаться в дерьме. Что мы куда честнее всех этих людишек, которые без конца треплют языком, ровно ничем и никому не помогая. Да, именно этим мы и утешаемся. Твердя себе, что мы еще молоды, но уже достаточно проницательны. Что мы держимся елико возможно дальше от этого муравейника, что эта глупость нас совершенно не трогает. Плевать мы на нее хотели. У нас есть нечто более ценное. У нас есть мы. Мы богаты иначе. Для этого достаточно всего лишь обратить взоры внутрь. Чего там только нет - у нас внутри! Наши головы забиты множеством вещей, не имеющих ничего общего с их расистскими бреднями. Там есть музыка и писатели. Дороги, пороги, берлоги. Шлейфы падающих звезд на квитанциях от карточки Visa, выдранные страницы и заполненные воспоминаниями счастливыми и ужасными. Песни и припевки, что вертятся на языке. Записки, хранимые «на долгую память», любимые книги, мармеладные медвежата и поцарапанные винилы. Наше детство, наши одинокие бдения, наши первые переживания и планы на будущее. Все эти часы лихорадочного ожидания под дверью и готовность помочь ближнему. Трюки Бастера Китона6. Письмо Армана Робена в гестапо7 и Овен в облаках Мишеля Лейриса8. Сцена, в которой Клинт Иствуд оборачивается со словами: «Оh ... and don't kid yourself, Francesca ... »9, и та, где Никола Карати защищает своих измученных больных на процессе их палача10. Праздничные гулянья 14 июля в Виллье. Аромат айвы в погребе. Наши дедушки и бабушки, сабля господина Расина и его сверкающая кираса11. Наши провинциальные фантазмы и зубрежка накануне экзаменов. Плащ мамзель Жанны, когда она садится на мотоцикл позади Гастона12. «Пассажиры ветра» Франсуа Буржона13 и первые строки из книги Андре Горца14, посвященные его жене, которые Лола вчера вечером прочитала мне по телефону, после того как мы с ней битый час проклинали эту чертову любовь: «Тебе скоро исполнится восемьдесят два года. Ты стала ниже на десять сантиметров, весишь всего сорок пять кило, но по-прежнему красива, грациозна и желанна». Марчелло Мастроянни в фильме «Очи черные» и платья от Кристобаля Баленсиаги. Запах пыли и сухого лошадиного навоза по вечерам, когда мы выходили из автобуса. Лаланны в своих мастерских, разделенных садом15. Две памятные ночи: первая - когда мы поменяли местами таблички на улице Добродетелей, а вторая - когда запихнули селедочные потроха под террасу ресторана, где работал этот долбонавт из Роele Tefal. И памятный переезд в кузове грузового фургона, где, лежа на картонных коробках, мы прослушали, а Венсан зачитал нам вслух весь «Отчет»16, от начала и до конца. И лицо Симона, когда он впервые в жизни услышал Бьорк, и музыка Монтеверди на автостоянке в «Макумбе»17. Все сделанные нами глупости, и угрызения совести, и мыльные пузыри, которые мы пускали на похоронах крестного Лолы... Все наши неудачные любовные романы, разорванные письма, друзья, которым всегда можно позвонить. И знаменательные ночи, и эта мания всегда все переставлять и перекладывать с места на место. И тот незнакомец или незнакомка, кого мы завтра ненароком толкнем на бегу, догоняя автобус, который нас не дождется. Все это и еще много чего другого. Вполне достаточно, чтобы не погубить свою душу. Вполне достаточно, чтобы не вступать в перепалки с идиотами. Да пусть они все сдохнут! Впрочем, они и так сдохнут. Они сдохнут сами, без нашей помощи, пока мы будем сидеть в кино. Вот чем утешаешь себя, вспоминая тот день, когда мы промолчали и не полезли в драку. И нужно помнить еще одно: во всем этом - в нашем внешнем безразличии, в нашей сдержанности, а также в слабости - есть доля вины наших родителей. Доля вины - и доля заслуги. Потому что это они приобщили нас к музыке и книгам. Это они рассказывали нам о других вещах и заставляли смотреть на мир по-другому. С большей высоты, с большего расстояния. Но именно они забыли дать нам главное - уверенность в себе. Им казалось, что это придет само собой. Что мы вполне готовы к взрослой жизни, а их похвалы только навредят этой уверенности. Увы, это была ошибка. Уверенность к нам так и не пришла. И вот результат - благородные слабаки. Безголосые перед агрессивными обывателями, которые плевать хотели на наши высокие устремления и от которых порой начинает тошнить. Может, от переизбытка сладкого крема... Помню, как однажды мы всей семьей приехали на пляж в окрестностях Оссгора, а нам крайне редко случалось выбираться куда-либо всем вместе, ибо Семья, именно с большой буквы «С», никогда не была для нас таковой в полном смысле этого слова; и вдруг наш Старик (папа категорически не желал, чтобы его величали Папой, и, когда посторонние удивлялись, мы говорили, что это, мол, из-за мая шестьдесят восьмого. Такое объяснение нам страшно нравилось «май 68-го» звучало как тайный код, это было все равно, что сказать: «Он прилетел с планеты Зорг»), так вот, наш Старик вдруг оторвался от книги, поднял голову и спросил: - Дети, вы видите этот пляж? (Как вам нравится - назвать пляжем Серебряный берег!18) - А известно ли вам, какое место вы занимаете во Вселенной? (Еще бы не знать! Несчастные лишенцы, которым даже не разрешают есть мороженое на берегу!) - Вы все, вместе взятые, не больше одной песчинки. Вот этой вот крошечной песчинки. И ничего более. И мы ему поверили. Что ж, тем хуже для нас. - Чем это пахнет? - с тревогой спрашивает Карина. А я как раз обмазываю себе ноги снадобьем мадам Рашид. - Господи, что ... что это за отрава? - Понятия не имею. Наверное, мед или жженый сахар, смешанный с воском и пряностями... - Какой ужас! Вот уж мерзость так мерзость! И ты занимаешься этим здесь, в машине?! - А куда деваться? Не ехать же на свадьбу с волосатыми ногами. Еще примут за снежного человека. Моя невестка с тяжким вздохом откидывается назад. - Только, пожалуйста, не испачкай сиденье... Симон, выключи кондишн, я открою у себя окно. - … Выключи, пожалуйста, - добавляю я сквозь зубы. Мадам Рашид завернула мне этот «рахат-лукум» во влажную тряпочку. «Ти пириходи к меня следущи раз. Пириходи к меня, я тибе что-то исделаю. Исделаю такой хороший вещь с твой садик лубви. Ти будешь видеть, какой он будет, твой мушин, когда я тибе убирать все оттуда, он будет тибе лубить как безумни, исделает для тибе все что ни попроси», - заверила она, хитро мне подмигнув. Я улыбалась, вспоминая ее слова. Но не слишком радостно. Потому что ухитриласьтаки посадить пятно на подлокотник своего кресла и теперь пыталась незаметно стереть его клинексами. Черт бы меня подрал! - Ты что же, намерена и переодеваться прямо в машине? - Нет, мы остановимся где-нибудь не доезжая... Правда, Симон? Ты найдешь для меня укромное местечко? - Там, где пахнет лесными орешками? - Вот-вот, вся надежда на тебя! - А Лола? - спрашивает Карина. - Что «Лола»? - Она приедет? - Не знаю. Карина даже подпрыгивает от возмущения. - Как это ты не знаешь? - Да вот так, не знаю. - Это просто невероятно!.. С вами никогда ничего не известно. Вечно одно и то же эта непобедимая артистическая расхлябанность. Неужели так трудно быть серьезными, хотя бы время от времени?! Хоть чуточку?! - Вчера я говорила с ней по телефону, сухо ответила я. - Она была не совсем в форме и еще не знала, поедет или нет. - Ты меня удивляешь!.. Ух, как я ненавидела этот противный снисходительный то ... - И что же тебя удивляет? - спросила я сквозь зубы. - О-ля-ля! Да ничего. С вами меня уже ничего не удивляет! И вообще, если Лола не в форме, это отчасти и ее вина. Она ведь этого хотела, разве нет? У нее просто талант попадать в самые невозможные ситуации. Даже представить себе не могу ... В зеркальце заднего вида отразились нахмуренные брови Симона. - В общем, если хочешь знать мое мнение, я могу сказать только одно ... Да, точно. Ты можешь сказать только одно ... - Проблема Ло в том... - Стоп! - взорвалась я в самой середине ее фразы. - Стоп! Я жутко не выспалась, давай отложим это на потом. Карина приняла свой привычный оскорбленный вид: - Ну, так я и знала, в этой семье мне никогда не дадут сл6ва сказать. Стоит сделать самое невинное замечание по поводу одного из вас, как трое других приставляют мне нож к горлу ... Это просто смешно, наконец! Симон пытался перехватить мой взгляд. - Я вижу, ты хихикаешь над моими словами? Вы оба хихикаете надо мной! Да уж, нечего сказать - взрослые люди, а ведете себя как малые дети. Я, кажется, имею право на собственное мнение ... или уже нет? Поскольку вы никого не желаете слушать, вам никто не может ничего сказать, а поскольку никто не может вам ничего сказать, вы так и остаетесь неприкосновенными. И никогда не считаете себя виноватыми. Но я-то сейчас выскажу вам все, что об этом думаю ... (Да плевать нам с высокого дерева на тебя и на то, что ты думаешь, моя милая!) - Так вот, я думаю, что эта линия самозащиты, этот принцип «Мы сплочены, а на всех плевать!» оказывает вам скверную услугу. Это не назовешь конструктивным подходом. - Дорогая моя Карина, а |
Похожие:
 | Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах... А мне всегда хотелось свободы в общем ее понимании, т е свободы думать и делать, творить и создавать, придумывать новые идеи, свободы... |  | Рабочая программа дисциплины "философские проблемы культуры и цивилизации"... Возрождения, а также Нового и Новейшего времени на проблему свободы воли. Помочь студентам расширить свое мировоззрение на предмет... |
| Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах... Эволюция темы свободы и рабства в лирике А. С. Пушкина. «Вольность», «Свободы сеятель пустынный», «Из Пиндемонти» | | Бабочка взмахнула крыльями, и обрушился ураган Судьба и свобода обручены друг с другом. Только тот встречается с судьбой, кто достиг свободы. В том, что я нашел деяние, которое... |
| Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах... Е. С. Велтистов «Электроник мальчик из чемодана». «Победитель невозможного». «Рэсси неуловимый друг». «Глоток Солнца» | | А значит, самовыражения и безграничной свободы Из жизни в колледже запомнилась особая творческая атмосфера филиала на ул. Советской 44, где занимались мы, «художники». Знакомый... |
| Урок № «Господи, пробач мені все». Тема: «Роман «Анна Кареніна» Тема: «Роман «Анна Кареніна» художнє дослідження сімейних стосунків. Суперечливий образ Анни | | Статья 44 ук РФ предусматривает обширный перечень видов уголовных... I. Лишение свободы на определенный срок как вид уголовно-правового наказания: понятие, общая характеристика. Место в системе наказаний... |
| Получила все пятерки. Ей понравилось проходить собеседование на иностранном... Ей понравилось проходить собеседование на иностранном языке. Анна готовилась к экзаменам весь год. Теперь она учится пять дней в... | | Закон республики узбекистан 12. 12. 2002 г. N 439-ii о принципах... Законодательство о принципах и гарантиях свободы информации состоит из настоящего Закона и иных актов законодательства |
| Применение цифровых образовательных ресурсов на уроках истории Автор:... Автор: Осипова Анна Игоревна, учитель истории и обществознания мбоу «Десятовская оош» | | Академические свободы: генезис и современное состояние Лекция 3 Физическая работоспособность и функциональная готовность организма спортсмена 2 часа |
| Информационный бюллетень №37 (39), октябрь, 2012 год Конкурс письменных работ «Интернет и общество: соотношение свободы и ответственности» 6 | | Реализация принципа свободы в жизни современного общества Лекция 3 Физическая работоспособность и функциональная готовность организма спортсмена 2 часа |
| Конституционные права и свободы личности в россии Методическое пособие предназначено для бакалавров по направлению подготовки 030900. 62 Юриспруденция | | Психология религии Конституционный принцип свободы совести как основа преподавания курса в светском высшем учебном заведении |
