Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах и улицах «Добрая дорога детства» 2
Скачать 69.19 Kb.
|
991 КарайЯ родился и вырос в маленьком городке на берегу озера. Улица наша тянулась вдоль озера, и весной вода подходила почти к самым домам. Все мужики нашей улицы были хорошими рыбаками, да и охотниками были неплохими. Озеро кормило нас рыбой, а близлежащие леса изобиловали зверьем и птицей. Мы, ребятишки, во всем старались походить на взрослых, помогали отцам сушить сети, развешивать и чинить неводы и бредни. Охотники у нас были удачливые, без добычи никогда не приходили, но любили родную природу, зверей, птиц и ради баловства никогда их не обижали. Хоть и было голодно, но наши люди берегли лес, и не раз были стычки наших отцов, простых охотников, с верхами, которые приезжали из областного центра поохотиться, как хотелось – с водочкой, стрельбой где надо и не надо, и поживиться за счет молчания егеря. Посему это есть начальство! На охоту отцы брали нас лет с десяти, но не в первый день, а потом, когда утка, пролетая на юг, освоится на озере, восстановит силы, подкрепится рыбкой и травкой. На охоту брали собак, чтобы убитую утку, если далеко упала, принести. Собаки были умными-умными, и мы, ребята, все время играли с ними, а отцы поджидали дичь. У моего друга Лёхи был сильный, добрый гончар (гончая – порода собак) Полкан. Мы бегали по лугам с Полканом, играли с ним, кормили его, хотя на утиной охоте собак не кормят, но мы не соблюдали этот запрет. И однажды нам был преподан урок верности и любви по отношению к собаке. Часто к нам на охоту приезжали гости из Москвы, Ярославля, Ленинграда. Они очень хотели побольше настрелять уток, чтобы Мишка Шикалов их закоптил - да так, что в Москве или Питере не могли выразить – как вкусно!!! Мишка был спец по копчению – кряква и чирки, копченные Михаилом, славились на все озеро. А у моего соседа Петровича был гончар Виль – хороший, добрый пёс. И вот однажды Виль после серии выстрелов прыгнул в воду и поплыл за кряквой. Она упала в зоне двух охотников из Питера, но никто не видел, кто сбил утку. Виль нырнул, ухватил утку и поплыл к Петровичу. Он доплыл почти до берега, когда прозвучал выстрел. Виль пискнул, выронил утку, но потом прикусил ее и вылез на берег. Он приплелся еле-еле к Петровичу, положил к ногам дичь, и голова его упала на передние лапы, а сам он лег и, облизнув сапоги хозяина, дернувшись, замер. Все мужики видели это - стрелял Арсений, он приехал из Питера. Петрович упал на колени, поднял голову Вильки и, уткнувшись в его морду, заплакал. Спина и лопатки заходили от плача. - Я бы тебе всех уток отдал, только зачем ты в Вильку-то? Охотники крепко побили бы Арсения, но он был чей-то гость – был у нас закон гостеприимства. Петрович плакал. Мы с Лёхой стояли молча, но и у нас защипало в носу и слезы подступили к глазам. Вдруг Арсений опустился на колени рядом с Петровичем и проговорил: - Прости, Петрович, ради всего святого, прости! Жадность до уток одолела, я сам-то сегодня «голый» - ничего не убил. Вот и пальнул в Виля. Да, как на грех, картечью был патрон-то заряжен. Петрович, мы ведь войну вместе сломали, вместе ушли в 41-м и пришли вместе. Ради дружбы нашей фронтовой – прости! Мужики переглянулись. - Я знаю, друзей не продают и не меняют, но возьми мой «Зауэр»-вертикалку (отличное немецкое ружье). Ты ведь так давно к ней все приглядываешься, а? Только пойми, это не за Вильку, а в знак примирения! Это был первый урок любви к четвероногим друзьям нашим, который мы с Лёхой запомнили на всю жизнь. Отец долго не хотел брать щенка, вернее, мать говорила: - Пачкать будет, только вытирай! Но отец сказал: - Два-три дня – и не будет шалить, а через неделю под крыльцо – ведь он же охотничий пёс! Я так был рад. Мишка Шикалов отдал нам одного, говорил отцу, что рахит был у него и чем-то в месяц отравился, но вроде отошёл и будет неплохим охотником. Мы с Лёхой все свободное время возились со щенком. Матери нас не ругали, учились мы хорошо, а Лёха даже ходил в музыкалку. Натаскивать нас учил дядя Миша Шикалов, он на мясокомбинате работал и часто приносил нам отличные косточки для Карая – так мы с Лёхой назвали щенка. Однажды, когда я болел, Карай пробрался в мою комнату и затих под диваном, так что его даже кочергой не смогли выгнать. У меня был жар, мать поила меня клюквенным морсом, опустила руку и вдруг отпрыгнула даже – Карай лизнул ее в руку и посмотрел в глаза, как бы прося: «Не выгоняй!» Мне было плохо, жар, но вдруг я почувствовал, что кто-то лижет мою руку, потом лизнул в нос. Это был Карай! Все дни, что я болел, он лежал под диваном. Ему предлагали есть, а он не ел и не вылезал. Отец велел не обращать на него внимания. Карай вылез, протопал на кухню и съел всю свою норму. Потом отец стал брать Карая на охоту. Миша Шикалов приходил и говорил: - Ну и умная бестия ваш Карай! Гоняет хорошо, но вот ушел косой – тут же нового старается поднять и гонит к отцу твоему. Мать так привыкла к Караю, что, принеся ему порцию еды, садилась под крыльцом на скамеечку и долго говорила с Караем. - Мать, ты с кем там любезничаешь, а? – спрашивал отец. - Да вот с Карькой, с ним и поговорить можно, он все понимает, только ответить не может. Дядя Миша сказал: - Вот если тебе тепло, и псу тоже хорошо, а если ему холодно и тебе тоже – вот тогда это настоящий друг, который не продаст и не обманет! Вот и мы с Лёхой старались, чтобы Карька был настоящим другом. Незаметно прошли юные годы мои. Карай вырос в настоящего гончего пса, но на выставки я его не водил, стеснялся, а зря. Мы с Лёхой считали, что хоть… 3 место Карька бы взял. У отца был фронтовой друг, председатель колхоза. У него была только правая рука, левую он на фронте оставил, и семья 10 человек, пять девчонок, а сын - один. И дядя Гордей приглашал нас с Лёхой погостить в деревне, помочь на сенокосе, дров заготовить, мед собрать да на базар отвезти. Мы всегда были рады помочь дяде Гордею. Сын его Юрка был с нами как воспитатель, парень он был хозяйственный и трудолюбивый. Введя в курс жизни деревенской, он опекал нас. Однажды мы с Лёхой привезли Карая в деревню. Местные псы долго скалили зубы, но Карька не давал себя в обиду и скоро бегал с местными вместе. Как-то мы с Лёхой пошли на пасеку без Юрки. У реки пасся огромный бык Геркулес. Туда-то мы мирно прошли, а обратно Геркулес решил погонять нас с Лёхой. А куда бежать-то? Мы рванули в луга – Геркулес за нами. Тогда мы забрались на копну сена. Бык подошел, боднул головой, посмотрел свирепо на нас и пошел в атаку на копну. Мы держались за кол, что был в середине копны. Удары были все сильнее и сильнее. Лёха уже стал паниковать, я тоже испугался. Мы заорали одновременно: - Карай! Карай! Пес мчался к нам. Подбежав к копне, он встал. Встал и Геркулес. Боднув Карьку, Геркулес ударил в копну. Карай, пригнув голову, зарычал и оскалил зубы. Бык замер! Вот тут-то мы и рванули с копны и полетели по лугу к пасеке. Сзади слышался лай, но погони не было. Мы прибежали на пасеку и заорали на Юрку: - Что же это творится? Нас, гостей, да бык какой-то гоняет! Наказать Юрку! И быка! Потом мы долго смеялись, обнимали Карьку, ругали Юрку, а Карай крутил головой и водил глазами по сторонам. Дядя Гордей сказал: - А ведь дело-то нешутейное было. Спасибо псу. В конце лета мы с Лёхой хотели набрать с собой клюквы, ее там много бывает. Хорошо по холодку сходить за ягодами! Юрке все некогда было сводить нас на клюквенные места – то трактор надо куда-то гнать, то отцу помочь. Собрались мы с Лёхой и пошли одни, взяли компас, плащи, корзинки. Шли минут сорок, потом стали попадаться клюквенные полянки. Ягод было – ну хоть лопатой греби. Народ здесь нежадный, не топчет и не ломает ягодники – греха боятся. Солнце вдруг скрылось, потянуло сыростью и пошел мелкий дождик. Мы надели плащи, встали под сосну. - Ну этот дождь! Пошли домой! Свернули с полянки и пошли прямиком. Идем час – ни лугов, ни пасеки, ни деревни! Заблудились! Пошел сильный ливень. Мы промокли до нитки. Ходили взад и вперед – бесполезно! Тут Лёха заныл: - Все из-за Юрки! Ему велели нас опекать! Дождь не утихал, а мы все шли и шли. Вдруг за кустами раздалось «плюх-плюх», и мы увидели Карая. Он подбежал к нам и радостно заскулил. На шее у него был обрывок веревки, ведь мы с Лёхой привязали его во дворе, чтобы он за нами не увязался. Карька радостно гавкал. - Карай, домой! – приказал я. Он посмотрел на нас и пошлепал совсем в другую сторону. - Карай! Домой! Пес пошлепал дальше. Мы пошли за ним и через полчаса вышли в луговину к пасеке, а рядом была деревня. Мы пришли домой! Дядя Гордей ругал Юрку, мать – тоже, только мы сидели, пили чай с медом да поглядывали на Карая. - Ну, и где вы были? – спросил нас дядя Гордей. Мы описали ему лес, деревья, овраги. Дядя Гордей сказал: - Вот если бы вы еще чуть-чуть прошли, то попали бы в Борзятинские болота - там бы вас сто Караев не нашли. А топи там о-го-го! Мы с Лёхой пошли спать на сеновал и вскоре под моим боком заворочался Карька – он заслужил спать рядом. Прошло наше детство. Сейчас увижу гончую и говорю хозяину: - На охоту бы с таким псом. - Да куда уж, - спешит ответить он. Это один день нашей с Караем охоты, что мне врезался в память на всю жизнь. Последние числа августа. Скоро открытие осенней охоты на утку. По утрам Карька поскуливает и рвется на берег озера в лодку, в ее нос на сено. И камыши на той стороне озера уже шумят и похрустывают - зовут нас. Глушу мотор – лодка по инерции вламывается в камыши, и мы скрываемся от утиных глаз. Сидим, ждем лёта. На востоке из-за леса всходит солнце. Оно золотит вершины елей и сосен, купола церкви Василия Великого и колокольни – и все вокруг оживает. Как радостно, даже дрожь пробирает озябшее тело. Что это? Над туманной подушкой, над озером летит пара лебедей. Вот они с шумом опускаются у камышей, брызги играют всеми цветами радуги. Волна затихает и пара подплывает к тростниковому островку – лебедь опускает голову в воду, отряхивается и кладет свою голову на спину подруге… Это не передашь ничем!.. Солнце отражается в играющих волнах. Тишина. Плеснулась у кустов щука, лещ развернулся и плюхнул хвостом. И снова тишина. Вздыхаешь и думаешь: «Господи! Как хорошо!» А волна тихо бьет в борт и откатывается, потом совсем исчезает. Иногда вспомню - сидим с Карькой в кустах, ждем косого, ветка хрустнула, и снег скатился с лапы еловой. Снегом пахнет! Сломишь ольховую веточку – вмиг порозовеет на сломе, запах – не пе-ре-дашь! – будто фиалками пахнуло, и тихо кругом. Чу – вдалеке выстрел дуплетом. Охота! Это ведь такое счастье для Карьки! Вот выскочил на заячью тропу косой и пошел, пошел прыжками. Только настоящий охотник поймет меня. Охота! Азарт! Погоня! Вспомнил как-то охоту на утку, на вальдшнепа. Утро. Хрустит под ногами трава. Карай прыгает в лодку, мы едем за озера на «номера». Скоро лёт уток. Тихо заплываем в камыши. Ждем. Шу-у-у – пролетает пара чирков. Не стреляю – жалко! Такое утро… зачем стрелять-то, ведь так хорошо – тишь, солнце встает, а рядом верный друг – Карька. Он смотрит на меня - что не стреляешь-то? Нет, Карька, мне даже радостней бывает, когда с пустыми руками возвращаюсь домой. Мы учили Карая брать след, гнать на «номер» лося и зайца… А Карька? Он учил нас быть людьми – не жадничать, не крохоборничать, а любить все живое, природу и его – Карьку! И мы любили лес, перелески, озеро, все живое – братьев наших меньших и, конечно, его – Карьку! Владимир Карабанов |
Добавить документ в свой блог или на сайт
