А. В. Иванов Мир сознания Барнаул, 2000





НазваниеА. В. Иванов Мир сознания Барнаул, 2000
страница6/22
Дата публикации18.07.2013
Размер3.48 Mb.
ТипМонография
100-bal.ru > Философия > Монография
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   22
Глава II. Гносеологическая структура сознания
§1. Сферы и уровни сознания

Наша экспликация понятия индивидуального сознания и его структуры будет строиться преимущественно индуктивным путем — через последовательное выделение и анализ его существенных частей и элементов. Для облегчения подобной задачи весьма полезным оказывается обращение к наглядным схемам и моделям, служащим как бы исходным образно-символическим «каркасом» развертывания таких индуктивных уточняющих определений. При этом необходимо сразу оговориться, что в данной главе мы не собираемся изрекать о сознании нечто принципиально новое. Большинство фактов, которыми мы будем оперировать, достаточно хорошо известны в философской, религиозно-мистической, научно-психологической и культурологической литературе. Наша цель состоит в ином. Исходя из концептуально-методологических принципов исследования, заложенных в первой главе работы, по возможности свести воедино и логически упорядочить такие эмпирические данные о функционировании сознания человека, которые до сих пор представлялись несовместимыми в рамках единой теоретической модели.

Прежде всего, представим себе сознание личности в широком смысле (или «поле» ее «жизненного мира») в виде круга1, куда вписан крест, делящий его



IV II



III I


Рис.1

на четыре части. Обозначим каждый из секторов римскими цифрами от I до IV и попробуем поставить им в соответствие определенные сферы деятельности нашего сознания (см. рис. 1). Важно при этом иметь в виду, что никакого буквального изоморфизма между той моделью сознания, которую мы будем разворачивать ниже, и между реальным человеческим сознанием (учитывая к тому же его сугубую индивидуальность) нет и быть не может, поскольку любая схема неизбежно беднее своего «живого» прообраза. Мы, естественно, не настаиваем и на исключительности предлагаемой модели. Учитывая антиномичность и многомерность бытия сознания, закономерным представляется факт плюралистичности теоретических построений, касающихся его структуры. Наиболее близкой нам является модель внутреннего мира личности, предложенная итальянским исследователем Р.Ассаджоли [21, с.22—25]. И, наконец, последнее вводное замечание. Любое разделение сфер, уровней и способностей сознания всегда носит относительный характер, ибо в его реальном целостном функционировании жестко различить их не представляется возможным. В свое время С.Аскольдов остроумно уподобил сознание комнате, где все стены зеркальны и взаимно рефлектируют друг друга [20, с.22]. Правда, и абсолютизировать так называемую «недизъюнктивность» сознания [см. о ней подробнее в 252, с.353] не следует, ибо подобная позиция, о чем мы уже писали ниже, всегда внутренне противоречива.

После этих оговорок перейдем к общей характеристике основных сфер сознания и начнем ее с сектора I. Это та сфера нашего сознания, которая может быть названа сферой телесно-перцептивных способностей и получаемых на их основе знаний. К телесно-перцептивным способностям относятся ощущения (внешние и внутренние), восприятия и конкретные представления, с помощью которых человек получает первичную информацию о своем внешнем окружении, о собственном теле и его взаимоотношениях с другими телами. Посредством такого рода знания обеспечивается удовлетворение базисных телесно-витальных потребностей индивида и его внешнепредметная деятельность. Главной целью и регулятивом бытия этой сферы сознания является полезность и адаптивная целесообразность поведения человеческого тела в мире окружающих его природных, социальных и человеческих тел.

С сектором II можно соотнести логико-понятийные компоненты сознания. Образно эта сфера может быть названа сферой Логоса. В ней коренятся способности человека к обобщенному и систематическому постижению внутренних свойств и связей реальности, включая человека как объект, рядоположенный другим объектам. С помощью мышления, по меткому замечанию американского психолога Дж.Брунера, человек выходит за пределы непосредственно чувственно данного, опираясь на мощь логических категорий и понятий различного уровня, опосредованных знаковыми структурами [42, с.211— 212]. Данную сферу сознания можно назвать царством «рациональных образов», четких аналитико-синтетических мыслительных операций и строгих логических доказательств. Главной целью и регулятивом логико-понятийной компоненты сознания является истина как объективное соответствие наших понятийных конструктов познаваемой предметности любой природы.

I и II сектора образуют как бы внешнепредметную составляющую сознания, где субъективно-личностные и ценностные компоненты нашего внутреннего мира носят снятый характер. Если использовать термин «жизненный мир», то можно сказать, что сквозь призму этих сфер нам дан жизненный мир, т.е. мир скорее в его предметно-телесных формах и связях, нежели в стихии жизненных переживаний и проявлений. Не случайно критика гегелевского панлогизма исторически начиналась с позиций «философии жизни». С этой «левой половинкой» нашего сознания связан хорошо известный феномен проекции (опредмечивания, «постава») результатов деятельности телесно-перцептивной и логико-понятийной составляющих сознания вовне, на внешний мир. Отсюда проистекают наивно-сенсуалистическая (внешний мир сам по себе тождественен миру, данному мне в чувствах) и наивно-рационалистическая (рассудочно-рациональный «образ мира» тождественен его внутренней сущности) установки сознания. Будучи целесообразными в определенных областях человеческого опыта, они обнаруживают свою явную ограниченность и ошибочность в иных сферах человеческой жизнедеятельности. Ниже мы проанализируем противоположные стратегии выхода сознания из плена чувственной и рассудочной субъективности, которые были предложены в европейской и восточной культурных традициях. А пока обратимся к анализу «правой половинки» сознания.

Начнем с сектора (III). Его можно связать с эмоционально-аффективной компонентой сознания. Она лишена непосредственной связи с внешним предметным миром. Это скорее сфера глубоко субъективных состояний, переживаний и предчувствий, а также эмоционально-жизненного отношения к другим человеческим «я» и ситуациям, с которыми сталкивался, сталкивается или может столкнуться человек. В психологии эмоций выделяют различные элементы, относящиеся к этой сфере душевной жизни, но чаще всего указывают на бессознательно-аффективные состояния или «органические чувствования» по С.Л.Рубинштейну (стрессовые состояния в виде ужаса и восторга, предчувствия, смутные переживания, галлюцинации); эмоции (гнев, страх, радость); чувства, носящие социальный характер и отличающиеся большей осознанностью (любовь, ненависть, симпатия, антипатия); а также настроения (тревога, усталость, грусть, душевный подъем и т.д.). Еще Б.Спиноза отметил, что главным регулятивом и целью бытия этой сферы сознания является «принцип удовольствия» и, соответственно, избегание неудовольствия [296, с.91].

И, наконец, сектор IV может быть соотнесен с ценностной компонентой единого «поля» нашего сознания. Ее правомерно также назвать сферой Духа. Здесь укоренены высшие духовные регулятивы и идеалы культурного творчества человека, а также способности к их воплощению пониманию в виде фантазии, продуктивного воображения, интуиции различных видов. Целью и регулятивом бытия этой сферы сознания выступают красота, правда и справедливость, т.е. не истина, как форма согласования мысли с предметной действительностью, а ценности как формы согласования действительности с нашими духовными смыслами и целями, носящими идеально-модельный характер. На определенную оппозицию истины и ценности указывал еще М.Шелер [366, с.337], в современной западной литературе, например, Э.Агацци [5, с.27], у нас — А.А.Ивин [см.132].

III и IV сектора образуют ценностно-эмоциональную составляющую сознания, где упор должен быть сделан на жизненном мире, в который погружена личность и где предметом познания выступают внутренние переживания своего «я», других «я», а также продукты их творческой самореализации. Предметно-телесные формы и связи мира, в свою очередь, оказываются здесь как бы снятыми и подчиненными «правой половинке» сознания. При этом, в свою очередь, возможны как аффективное, так и культурно-смысловое искажение реального образа мира проекциями ценностно-эмоциональной жизни сознания. Так, еще Ж.П.Сартр не без тонкости отметил специфическую «магию эмоций», посредством которой строится иллюзорный мир и иллюзорно решаются проблемы, когда их реальное решение нам не подвластно. Типичный пример такого рода — это когда нам весь мир кажется ненавистным из-за больного зуба или когда в злобе пинают камень, о который только что споткнулись [см. 279]. Примером же ценностной аберрации «жизненного мира» может служить «витание» в мире художественных грез и фантазий без реального учета окружающей обстановки или без здравой оценки своих собственных дарований.

Предложенную нами, пока еще довольно абстрактную, схему сознания можно интерпретировать с точки зрения человеческих потребностей, удовлетворение которых нуждается в знании и, соответственно, в доставляющих это знание познавательных способностях. На такую возможность указывал в западной психологии А.Маслоу [см. о его концепции в работе 355, с.479—527], а у нас в самое последнее время — М.С.Каган [144, с.152]. В самом деле, телесно-перцептивная сфера сознания удовлетворяет нехватку в нормальном функционировании собственного тела и во внешних впечатлениях; эмоционально-аффективная сфера — потребность в любви, душевной укрытости и эмоциональном общении; логико-понятийная сфера — в достоверном знании, обеспечивающем эффективную практическую и познавательную деятельность; ценностная — в общезначимых смыслах и идеалах гуманитарного бытия. «Правая половинка» сознания выражает прямую потребность сознания в собственно человеческом жизненном содержании, опосредованную предметным образом мира; а «левая половинка», в свою очередь, — нехватку «телесного» образа мира, опосредованную человеческим переживанием.

По-видимому, будет вполне правомерно соотнести нашу схему с фактом межполушарной асимметрии мозга, где внешнепредметной составляющей сознания будет соответствовать деятельность левого, аналитико-дискурсивного полушария; а ценностно-эмоциональной компоненте сознания — интуитивно-интегративная «работа» правого полушария. Возможно также сопоставление двух «половинок» нашего сознания с древнекитайским учением о бинарных силах «инь» и «ян», управляющих жизнью Вселенной. Привлекая также идеи К.Г.Юнга, можно связать доминанту «левой, янской половинки» с экстравертивной установкой сознания; а доминирование «правой, иньской» — с преобладанием интровертивной психологической установки.

Более того, взаимоотношения четырех выделенных сфер сознания будут подчиняться четырем типам универсальных отношений, которые характеризуют взаимодействия элементов в любой системе (отношения тождества, корреляции, субординации и оппозиции). С этой точки зрения, сектора II и IV (ценностно-гуманитарные и логико-понятийные компоненты); I и III (телесно-перцептивные и эмоционально-аффективные компоненты) будут находиться в отношениях коррелятивной взаимодополнительности. Сектора I и II; III и IV — в отношениях субординации, где более высокие сферы сознания (сектора II и IV) онто- и филогенетически возникают из генетически предшествующих им (I и III), но раз возникнув, подчиняют себе деятельность нижестоящих уровней. Особую роль в смысловом упорядочивании человеческого сознания играют различные категориальные структуры — логические, ценностные, экзистенциальные — действие которых может носить как имплицитно-неосознаваемый, так и сознательный характер. Ниже мы специально остановимся на этом важнейшем вопросе. И наконец, между сферами II и III; I и IV существуют отношения оппозиции. Духовно-смысловые (теургические) способности сознания противостоят телесно-перцептивным (теллургическим); а рационально-понятийные структуры бинарно противоположны субъективно-эмоциональным и спонтанно-аффективным движениям человеческой души.

Если же обратиться к архаическим и раннефилософским представлениям об универсальных классифицирующих возможностях четырех первоэлементов Космоса (огонь, земля, вода, воздух)1, то телесно-перцептивной сфере сознания можно поставить в соответствие землю; логико-понятийной — огонь: эмоционально-аффективной — воду; а ценностной — воздух.

Если пытаться и дальше углублять и конкретизировать предложенную схему, то возникает соблазн позаимствовать из архаических мифопоэтических моделей мира и другой важнейший классификационный принцип, а именно, трехчленное вертикальное деление мира (небесный мир — земной мир — подземный мир). Тогда, памятуя о выделенной нами в первой главе троичной вертикальной схеме сознания (бессознательное — сознательное — сверхсознательное), верхний сегмент «поля» нашего сознания (небо) может быть проассоциирован с уровнем сверхсознания; нижний сегмент (подземный мир) — с бессознательным; а то, что располагается между бессознательным и сверхсознательным уровнями — это область сознательной — предметно- и самосознающей — души, т.е. такие части «жизненного мира», которые контролируются нашим «я» или потенциально могут быть контролируемы им за счет волевых усилий.

Подобное трехчленное «вертикальное» деление сознания является широко распространенным в философских системах как на Западе, так и на Востоке. Неоплатоники, следуя традиции платоновского «Тимея», выделяли уровни ума, души и тела, определяющих как онтологическую развертку (свертку) Космоса, так и развитие индивидуального сознания. В христианской богословской традиции также существуют указания на три уровня сознания: дух-душа-тело (см. подробнее о разночтениях по этой проблеме в работе С.Н.Булгакова [47]). Позднее Николай Кузанский писал о трех иерархически связанных сферах сознания: интеллектуальной (разумно-божественной), рациональной (рассудочно-душевной) и чувственной (неразумно-телесной). Гегелевская модель субъективного духа в первом разделе третьего тома «Энциклопедии философских наук» включает в себя три последовательно сменяющих друг друга основных уровня индивидуального сознания: природно-непосредственная душа — сознание — дух [см.66]. З.Фрейд уже в ХХ веке вводит, как известно, понятия об Оно (сфере эмоционально-аффективных побуждений личности, «кипящем котле инстинктов»), Я и Сверх-Я (сфере надличностных социальных регулятивов деятельности) [344, с.193—194]. В отечественной религиозно-философской традиции на трехчленную структуру сознания указывал Н.А.Бердяев: греховно-бессознательное - сознательное — божественно-сверхсознательное [29, с.47—48]. Таким образом, есть все историко-философские основания дополнить нашу исходную четырехчленную схему компонентов сознания выделением трех его «вертикальных» уровней (рис.2).
Сверхсознательное




IV II Сознательная душа в единстве предметного




III I сознания и самосознання




Бессознательное
Рис.2
Дадим, как мы обещали выше, хотя бы краткую качественную характеристику сверхсознательного и бессознательного уровней сознания. Под бессознательным следует понимать совокупность телесных ощущений и влечений (низ сектора I), а также инстинктивно-аффективных переживаний, воспоминаний и комплексов (низ сектора III), которые находятся вне поля осознания и контроля со стороны нашего «я». Учитывая гигантскую литературу, существующую по проблемам бессознательного, укажем лишь на некоторые новые научные результаты, проливающие дополнительный свет на содержание бессознательного уровня психики. В рамках трансперсональной психологии доказано существование перинатальных матриц памяти, т.е. человек не только ничего не забывает из своего прошлого телесного и душевного опыта в постнатальный период существования, но при определенных условиях способен вспомнить свои ощущения в утробе матери и в период родов [см. напр. 82; 395]. Все более многочисленные подтверждения получает и гипотеза К.Г.Юнга о существовании архетипов коллективного бессознательного, т.е. относительно инвариантных образно-символических структур, определяющих и канализирующих протекание наших бессознательных процессов.

Кстати, и графический символ, который используется нами — крест в круге — является важнейшим объектом концентрации в ряде психотехнических традиций и носит название мандалы. Мандала, детально проанализированная швейцарским психоаналитиком [см. статью К.Г.Юнга «О символизме мандалы» — 422], трактуется им как архетип целостности сознания, имеющий важное терапевтическое значение и выступающий средством примирения бинарных (сознательных и бессознательных) начал психического существования индивида. Тот же К.Г.Юнг высказал в свое время смелую гипотезу о возможности сохранения на самом «дне» эмоционально-аффективной «половинки» бессознательного уровня психики так называемых реинкарнационных переживаний. Индийская карма, с его точки зрения, и есть не что иное, как бессознательно-аффективный «груз прошлых жизней», который каждый из нас несет в тайниках собственной души и который, помимо нашей воли, определяет многие реакции, ценностные предрасположенности и пристрастия [423, с.343—357].

Эти, казалось бы, совершенно фантастические спекуляции Юнга получают сегодня серьезное подтверждение со стороны клинической медицины. Упомянем здесь лишь знаменитые обследования Р.Моуди больных, бывших в состоянии клинической смерти, а также работу К.Г.Короткова [см.164]. Любопытные наблюдения и обобщения, касающиеся феномена ксеноглоссии и измененных состояний сознания, имеются в работах В.В.Налимова [см.234], И.А.Бесковой [см.34], Ч.Тарта [см.303]. В последнее время достоянием научной общественности стали также поразительные феномены, происходящие с сознанием космонавтов, находящихся на околоземной орбите в условиях невесомости [см.170].

Содержательный рациональный анализ фактов реинкарнации проведен видным представителем буддизма махаяны и одновременно глубоким исследователем буддийской психологии — ламой Говиндой Анагарикой. Случаи реинкарнационного опыта, которые разбирает лама Говинда, убедительно свидетельствуют о том, что они вряд ли могут быть связаны с механизмами генетической наследственности. Так, он приводит поразительный факт, ссылаясь при этом на его научную проверку, когда одна индийская девочка с детства говорила, что является женой человека, живущего совсем в другом месте. Во время встречи с этим человеком, у которого, действительно, некоторое время назад умерла жена, выяснилось, что девочка заранее и безошибочно описала и обстановку в доме мужчины и самого мужчину. Более того, она сумела опознать среди многих детей сына этого мужчины, назвав его ... своим собственным сыном (см. анализ этого и некоторых других удивительных примеров подобного рода в 397). Лама Говинда делает весьма рискованный с точки зрения классической европейской науки вывод о существовании реинкарнационных и доличностных структур «жизненного мира», базирующихся на объективном существовании единой субстанциальной реальности во Вселенной, органической частью которой является наше психическое бытие. Чуть позже мы обратимся к рассмотрению практики йогического погружения в бессознательные слои психики, подтверждающей наш тезис, высказанный в первой главе, что бессознательное нельзя сводить лишь к имманентной реальности человеческой психики, А пока — следует сказать несколько слов о таком важнейшем элементе сознания, как память.

Общепризнанным является факт, что память служит необходимым условием существованиябессознательного слоя нашего «жизненного мира» и обеспечивает его связь с сознательными сферами душевной жизни. Но на самом деле ее роль значительно шире, ибо она может быть и краткосрочной, и долгосрочной; и пассивной, и активной, т.е. фактически обеспечивает оптимальное — продуктивное и целостное — функционирование всех выделенных выше сфер и уровней сознания. «Память, — пишет в этой связи И.Хофман, — это отнюдь не пассивный регистратор и хранитель воспринятой информации, а активный компонент процессов ее переработки» [354, с.275].

Можно предположить, что память, причем наиболее глубокие ее слои, имеет самое прямое отношение и к сверхсознательному слою сознания. В первой главе мы попытались показать несовместимость чисто эгоцентрически-имманентистского взгляда на сознание с признанием присущих ему же объективно-сверхвременных идеально-предметных содержаний и актов в виде: а) логико-категориальных и ценностно-категориальных apriori, задающих формальные условия существования любого смыслового содержания сознания: б) содержательного объективного знания в виде математических истин, логических доказательств, всеобщих нравственных, эстетических и социальных ценностей; в) творческих озарений и инсайтов; г) базовых черт характера и чувства творческого призвания, которые проявляются у одаренных личностей уже с младенчества. Здесь же мы подвергнем критике прямо противоположную — трансцендентно-материалистическую программу подхода к идеальному содержанию и актам сверхсознания. Данная программа связывает бытие сверхсознания с той частью имеющейся в обществе информации, которая закодирована в символическом «теле» культуры, отвечает критерию всеобщности и общезначимости и не зависит ни от каких субъективно-психологических особенностей индивидуальных носителей этой информации. Вместе с тем, подобная информация вне живого сознания индивида — неважно, творца или реципиента — актуально существовать не может. При всей справедливости взгляда, что без материальных символов культуры земное сознание (в том числе и его сверхсознательные слои) не может ни сформироваться, ни успешно действовать, — данная позиция представляется неудовлетворительной по нескольким причинам.

Во-первых, никакие базовые категориальные структуры сознания не могут быть индуктивно извлечены из индивидуального опыта и усвоены из символического мира культуры за счет предметной деятельности и научения. Дело в том, что их наличие apriori предшествует опыту и научению, а тем более любым реконструкциям их генезиса. После И.Канта эту позицию разделяли и Н.Гартман, и А.Бергсон, и Э.Гуссерль, и С.Н.Булгаков, и Н.О. Лосский, и М.Шелер. Блестящую философско-теоретическую аргументацию такой позиции можно найти в работе Д. фон Гильдебранда [см.73], а эмпирическое согласие с ней демонстрируют и психологи [см. работу Дж.Брунера — 42, с.17], и этологи [см. работу К.Лоренца — 408, Р.9], и лингвисты (Н.Хомский). Одновременно, вряд ли можно объяснить наличие категориальной структуры мышления и существенных черт характера личности, основываясь на идее их генетической врожденности. В свое время Ж.Пиаже подверг убедительной критике гипертрофированный нативизм и Н.Хомского, и К.Лоренца, заметив, что «невозможно говорить о врожденных идеях в каком-то конструктивном смысле»[409, Р.269], ибо вся проблема в том и состоит, чтобы уяснить, как телесно-генетические структуры связаны с психикой, а первичные категориальные установки последней коррелируют со структурами внешнего мира. Можно добавить к критике Пиаже, что тем более невозможно объяснить духовную гениальность Моцарта или Пушкина и существенные черты характера, проявляющиеся уже с младенчества,, исходя из того или иного сочетания четырех азотистых оснований ДНК в их генотипах. Тогда сам ген придется наделить духовностью и разумностью!1 С учетом данной критики, позиция духовной врожденности идеально-трансцендентного содержания имеет существенные преимущества перед односторонней трансцендентно-материалистической позицией, равно как и перед эгоцентрически-имманентистскими построениями. Расшифровку подобного внешне-парадоксального словосочетания мы дадим на последующих страницах работы.

Во-вторых, и это самое главное, совершенно непонятным и необъяснимым с позиций материалистического трансцендентализма остается факт существования надперсональных истин и ценностей, когда они находятся вообще вне «поля» какого-либо индивидуального сознания. Если эти истины и смыслы обретаются в книгах и нарисованных формулах самих по себе, то тогда они существуют в них (или связаны с последними) каким-то явно нематериальным образом. Если же они (эти всеобщие идеальные смыслы и ценности) возникают лишь в индивидуальном живом сознании при «соприкосновении» с материально звучащим словом, печатным текстом или нарисованной фигурой (где их идеально нет), тогда поневоле придется предположить духовно-врожденный (предзаданный) характер этих идеальных смыслов и истин, что также выглядит явно нематериалистически.

На самом деле, обе эти равно неизбежные, но равно неприемлемые для грубого материализма альтернативы, вполне согласуются друг с другом, если принять гипотезу объективно-онтологического существования какой-то информационно-смысловой реальности, к которой мы, с одной стороны, приобщаемся с помощью сверхсознательных способностей сознания, а, с другой, в этих творческих усилиях приоткрываем в самих себе (по-платоновски — припоминаем) имманентно живущее в нас сокровенное знание той же самой смысловой природы. Не случайно в мистической традиции развивались и концепции «божественного экстаза», т.е. трансцендирования индивида за собственные телесные и сознательные пределы; и концепции погружения в глубины собственного внутреннего мира, превосходящие эмпирическую данность сознания. Поэтому мы выше и отрицали исключительно трансцендентный характер сверхсознания и подчеркивали роль глубинной памяти в его достижении. У некоторых же особо одаренных мистиков встречаются оба этих пути приобщения к информационно-смысловой реальности Космоса — трансцендирование вовне и погружение вглубь себя, как, например, у Симеона Нового Богослова (см. его знаменитые описания двух типов приобщения к светоносной божественной реальности в 283).

Такое диалектическое единство духовно-трансцендентного и духовно-имманентного в понимании сверхсознательных способностей заставляет нас обратиться к «вертикальной» оси сознания и проблеме человеческого «я», тем более, что в нашей модели пока остаются неучтенными такие важнейшие элементы «жизненного мира» как воля и психологические качества личности.

§2. Системообразующая «ось» сознания.

Диалектика развития представлений о собственном «я»

В задачи нашей работы не входит детальный анализ сложнейшего круга проблем, связанных с сущностью человеческого самосознания и самопознания. В отечественной философско-психологической литературе «загадка человеческого я» (по удачному выражению Ф.Т.Михайлова) исследовалась с разных методологических позиций и в разных тематических модальностях. Историко-культурный анализ развития представлений о самосознании, а также экзистенциальные аспекты жизненного пути личности исследовались И.С.Коном [см.163]. Социально-деятельностный взгляд на формирование представлений человека о собственном «я» последовательно проведен в работе Ф.Т.Михайлова [см.220]. Собственно психологический анализ становления самосознания, его генетических уровней и движущих конфликтов представлен в монографии В.В.Столина [см.299]. Культурно-диалогический подход к формированию «я-концепции» развивается в работе Г.Г.Кириленко [см.156]. В работе Е.Т.Соколовой всесторонне обсуждаются патологические формы самосознания [см.291]. Масса новых интересных данных о многообразных и неоднозначных формах существования человеческого «я» открылись в последние 15—20 лет, в связи с обращением европейской науки к изучению так называемых «измененных состояний сознания» (см. упоминавшиеся работы С.Грофа [82] и Ч.Тарта [303]).

Применительно к развиваемой здесь гносеологической модели сознания естественно предположить наличие динамической «оси я» (и, соответственно, оси самосознания), представляющей собой «вертикаль» индивидуального жизнеустроения, разворачивающуюся в особом «биографическом» или «экзистенциальном» времени в результате многообразных взаимоотношений (со-знания) человека с внешним миром, с другими «я» и, наконец, с тайниками собственной души. Это как бы стержень «жизненного мира», его воляще-цементирующий центр, многообразные поступки (по-ступь) которого определяет развертывание (или, наоборот, свертывание) предметного «поля» сознания. Иными словами, наше «я» есть нечто деятельно-конструктивное и само-стоятельное, жизненная «ось» становления которого «сшивает» воедино все сферы и уровни сознания. При таком подходе закономерное объяснение получает глубочайшая амбивалентность и противоречивость того, что конкретно понимается и понималось под человеческим «я».

С одной стороны, «я» представляется каким-то чрезвычайно устойчивым — сверхвременным и сверхсознательным — образованием. Во-первых, оно должно гармонично связывать воедино различные и даже бинарно противоположные сферы сознания, но при этом оставаться автономным и не сводиться ни к одной из них. В противном случае его подстерегают большие опасности, о чем мы еще скажем чуть ниже. Во-вторых, «я» должно оставаться чем-то неизменным в ходе нашей жизни от рождения до старости, т.е. обуславливать единство нашего биографического времени. «Ось» самосознания не может быть дискретной. В-третьих, наше «я» призвано обеспечивать непрерывность личного существования даже в тех случаях, когда мы не ведем сознательной душевной жизни. «Сознательное “я”, — пишет в этой связи Р.Ассаджоли, — не только погружено в поток содержаний сознания, но, по-видимому, совсем исчезает, когда мы засыпаем, падаем в обморок, находимся под воздействием наркоза, наркотиков или гипноза. Но когда мы пробуждаемся или приходим в сознание, «я» таинственным образом появляется вновь, неизвестно как и откуда, — факт, при ближайшем рассмотрении, действительно непостижимый и сбивающий с толку. Этот факт вынуждает нас предположить, что за или над (выд. нами — А.И.) сознательной самостью существует истинная Самость»[21, с.23—24]. Идею о наличии за нашим «поверхностно-эмпирическим» «я» — «теоретического», «трансцендентального», «космического», «божественного», «духовного» и т. д. — Я высказывали и высказывают разные мыслители на Востоке, на Западе и в России. Китайские даосы говорили о космическом Дао, имманентном каждой человеческой душе. В индийской традиции Упанишад была заложена мысль о божественном всезнающем атмане, таящемся в глубинах повседневного человеческого «я». Буддийская доктрина махаяны говорила о «внутреннем будде», незримо оплодотворяющем суетную жизнь земного человека. В восточной философии ХХ века крупнейший современный теоретик буддизма Д.Икеда пишет: «Экзистенциалисты и фрейдисты рассматривают ”я” как эго, в индивидуалистическом духе... Но в буддийской доктрине “срединного пути”... “я” едино с космосом. Оно является стержнем жизни и остается неизменным, даже если меняются все жизненные условия и обстоятельства» [404, Р.62]. Ему вторит крупнейший представитель индийской веданты Шри Ауробиндо Гхош, подчеркивая внутреннее — сверхсознательное (Supermind) — единство личности, объединяющее все ее жизненные проявления [393, Р.81].

В европейской философской традиции уже Пифагор говорит о тайной божественности человеческой души, напутствуя личность кратким афоризмом: «Следуй Богу»[334, с.148]. Сократ, как известно, говорил о внутреннем демоне, сподвигающем его на самые ответственные деяния и призывал к познанию собственной души. Платон в «Федре» уподоблял это скрытое начало личности божественному уму-возничему, правящему колесницей души. В христианской антропологии говорится о человеке, как потенциально носящем в себе «образ божий», который, однако, может проявиться лишь за счет творческих жизненных усилий самого человека. Процесс обожения личности в христианстве всегда и понимался как уподобление Христу через проявление скрытого в душе «всеведущего первообраза», «внутреннего Христа». Данный мотив потенциального богоподобия человека, требующего актуализации, будет впоследствии с особой силой развит в русской «метафизике всеединства». С.Л.Франк будет выделять в самосознании эмпирически «данное» и потенциально «имеющееся» (т.е. повседневное «я» и божественное Я), которые должны в идеале совпасть[337, с.584—585]. П.А.Флоренский в «Столпе и утверждении истины...» выделит в душе исконное божественное Сам и противопоставит его эгоистической самости. Именно Сам, по мысли выдающегося русского философа, является сверхсознательно-субстанциальным «ядром» личности [332,1,1, с.232—241]. Возвращаясь к западной классической философской традиции, отметим, что помимо Канта с его четкой дихотомией эмпирического и трансцендентального «я»1, наличие первичного дорефлексивного «центра» нашей душевной жизни отмечает даже такой имперсоналист, как Гегель (см. его учение о гении человека в 66, с.142—143]. Тот же Гегель — отдадим должное его гениальной проницательности — четко фиксирует и внутреннее противоречие, свойственное этому устойчивому сверхсознательному «ядру» нашей личности. «Душа, — отмечает Гегель, — уже в себе есть противоречие, состоящее в том, что, представляя собой нечто индивидуальное, единичное, она в то же время все же непосредственно тождественна с всеобщей душой природы, с ее субстанцией» [66, с.178]. В самом деле, это глубинное Я должно, с одной стороны, быть одинаковым для всех индивидуальных эмпирических «я», обеспечивая хотя бы единство и общезначимость работы категориальных структур сознания, т.е. той всеобщей формальной «сетки», которую мы apriori «набрасываем» на мир, дабы сделать его умопостигаемым. Словом, внутри всех нас должно быть некое трансцендентно-инвариантное «единство атмана», как сказали бы индусы, или «монадное единство» личности, как сказал бы Лейбниц, а вслед за ним — Э.Гуссерль2 и Н.О.Лосский. Но, с другой стороны, в нашем глубинном Я должны корениться какие-то духовно-внебиологические, базовые конституэнты именно нашей уникальной личности, определяющие с детства ее специфические черты характера, ценностные предпочтения, таланты и, наконец, жизненные сверхзадачи (личностную энтелехию). Единство этих противоположностей, в отличие от западной, — хорошо учитывается восточной, прежде всего индийской мыслью. Там Я или человеческая монада рассматривается как двусоставная по своей природе — в ней есть и одинаковое для всех живых существ божественное всезнающее «зерно духа» (атма), и его индивидуальные сверхсознательные духовные накопления в прошлых жизнях (буддхи), которые так или иначе проявляются в настоящей жизни личности. Мы не будем здесь разбирать это положение восточной философии, равно как и обсуждать доктрину реинкарнации, о которой речь шла выше. С позиций, развиваемых в данной работе, никаких теоретических запретов на подобные взгляды мы не видим. Они достаточно последовательны. Что касается их конкретного принятия или неприятия, — то это уже дело личного мировоззренческого самоопределения. Дело же философии не столько нечто мировоззренчески утверждать или опровергать — тогда философия рискует выродиться в идеологию — сколько беспристрастно искать истину и осуществлять посильный синтез того, что теоретически возможно и фактически удостоверено, причем, не только наукой.

Вернемся однако к диалектике человеческого «я». Очевидно, что бытие нашей земной личности никак нельзя полностью свести лишь к глубинным сверхсознательным структурам, к Я. Необходимо признать также и многомерно-полифоническое бытие эмпирического «я», пребывающего в реальном земном времени и пространстве. Если внимательно приглядеться к повседневному самосознанию личности, то выяснится, что в отличие от Я, которое является чем-то глубоко содержательным, относительно автономным и устойчивым; эмпирическое «я», напротив, является пустым, гетерономным и текучим, не включающим в себя ничего, помимо способностей и содержательных компонентов, принадлежащим четырем ранее выделенным сферам сознания. Отсюда такой разнобой в содержательных интерпретациях феномена эмпирического «я» и совершенно естественные попытки отождествить его или с деятельностью мышления (принцип cogito у Декарта), или с физическим телом человека (как у французских материалистов), или со сферой душевно-эмоциональных переживаний (как в философии жизни), или со способностью к проективному смыслополаганию (как в экзистенциалистски ориентированных философских течениях).

Подобные теоретические разночтения фиксируют вполне реальный факт: наше повседневное «я» всегда является объектом «атаки» всех четырех сфер сознания (хотя бы потому, что бытие последних связано с удовлетворением тех или иных человеческих потребностей), а, значит, всегда рискует превратиться в иллюзорно-одномерное эго, без остатка растворившееся или в стихии телесно-витальных, плотских потребностей; или в бессознательно-аффективных вожделениях и чувственных наслаждениях; или в сфере абстрактно-теоретического конструирования: или, наконец, в иллюзорно-смысловом, игровом мире культурных творений духа. В любом из четырех случаев существует реальная угроза целостному и многомерному существованию «жизненного мира» и тем формам со-знания, которые необходимы человеку для гармоничного бытия в мире. Более того, всегда существует угроза ложных идентификаций нашего «я» с вещно-символическими его объективациями — карьерой, богатством, семьей, социальным успехом и славой, даже с квартирой и одеждой. Теоретическому анализу этих ложных самоидентификаций и социально-психологическим методам избавления от них посвящена знаменитая книга Э.Фромма «Иметь или быть?» [см.345], а Р.Ассаджоли специально разработал психопрактический метод деидентификации, помогающий личности избегать соблазнов иллюзорных самоотождествлений [21, с.130—131].

Однако не следует думать, что с эмпирическим «я» связаны одни соблазны и угрозы личности. Совсем нет. Его естественные ипостаси бытия, о которых мы поговорим чуть ниже, есть непременное условие полнокровной социальной жизни, а также субстанциального выявления и обогащения нашего глубинного Я. Спрашивается, как же непротиворечиво и последовательно совместить полярные представления о сверхсознательном Я и эмпирическом «я» в рамках нашей модели сознания?

Есть основания предположить, что слово «я» в его повседневном словоупотреблении — есть не более чем, психический способ фиксации этапов движения (восхождения или ниспадения) нашей подлинной духовно-космической сущности (Я) по «горней вертикали» со-знания. Рождаясь из «тьмы и молчания бессознательного», по выражению К.Г.Юнга, наша «сверхсознательная монада», проходя через ряд ступеней эволюции (через ряд ипостасей нашего земного эмпирического «я»), способна в конце концов достигать уровня Космического Сверхсознания, по выражению Ауробиндо Гхоша и обогащать в ходе этого процесса исходное глубинное Я.

Мы лишь вкратце обрисуем основные этапы и черты движения «я» по «оси» «жизненного мира», абстрагируясь от диалектических тонкостей этого процесса, поскольку в дальнейшем еще будем иметь возможность вернуться к ним уже под онтологическим углом зрения.

В литературе отмечается несколько этапов становления самосознания. В качестве первичной стадии — внутриутробный и ранний постнатальный период — можно выделить этап существования прото-Я, когда сверхсознательное «ядро» нашей будущей личности еще лишено каких-либо сознательных впечатлений и полностью растворено в стихии бессознательных телесно-аффективных потребностей, влечений и влияний. Здесь ребенок абсолютно открыт миру, пребывает в абсолютном со-знании и общении с ним, в со-бытии со всем сущим, где прото-Я тождественно прото-Мы и где совершенно непосредственная жизнь души, по-видимому, еще не обособилась, телесно не отгородилась от витально-энергетических и информационных потоков единой мировой жизни. Прав М.Бубер, писавший об этом периоде: «В Начале — отношение: как категория сущности, как готовность, вмещающая форма, модель души; априори отношения; врожденное Ты” [43, с.31]. Многие факты косвенно говорят о достаточно богатой душевной жизни младенца, если учесть, что уже через 3 месяца после зачатия он совершает сосательные и хватательные движения руками, у него меняется выражение лица; а в 4,5 месяца открываются глаза и развиваются другие органы чувств. Сразу же после рождения его слух настолько развит, что он может узнавать мелодии [387, с.86—87]. Крупнейший специалист по психическому развитию в раннем онтогенезе Т.Бауэр также приводит экспериментальные данные, говорящие о наличие поразительной «врожденной» готовности к ориентации в окружающем мире даже у младенцев 1—2 дней от роду [23, с.21— 25]. На специфических медитативных способностях проникновения в эти уровни душевной жизни, закрытые для взрослого сознания, мы еще будем иметь возможность остановиться.

Следующий этап самосознания, обыкновенно выделяемый в психологических исследованиях, носит название телесного (или физического «я»), когда происходит психическая самоидентификация с собственным телом. Огромную роль играют здесь сенсорно-моторные реакции и действия ребенка, а также формы вневербальной коммуникации со взрослыми, их оценки детского поведения, подкрепляющие или запрещающие те или иные его действия. На данном этапе бытие «я» ограничено преимущественно витальными запросами тела и эмоциональной потребностью в тепле, укрытости и уюте. Ж.Лакан выделяет особую «стадию зеркала», когда ребенок начинает в нем себя узнавать. Тогда же, по мнению французского психолога, его эмпирическое «я» начинает впервые раздваиваться на реальное «я» и «я» воображаемое (или идеальное «я» в терминологии Р.Бернса [33, с.61—63]), т.е. возникает пока еще ребенком не осознаваемое противоречие между тем, что он представляет собой на самом деле и тем, кем он хочет стать (взрослым). В.И.Слободчиков верно подчеркивает несколько иной аспект этого движущего противоречия — ребенок отождествляет свое телесное «я» со своим ближайшим взрослым окружением — с «узким мы», где его способности не совпадают с тем, что могут они (взрослые). Это заставляет его как глубже осознавать самого себя (они могут — а я не могу!), так и активнее встраиваться в процесс социализации. [289, с.63—64].

Стадия телесного «я», начиная со второго года жизни, постепенно сменяется социальным «я»1, когда формируются представления об автономности других человеческих «я», и подросток начинает сознательно соизмерять свои поступки с требованиями социального окружения. Основополагающую роль на этом этапе играет овладение языком и письменностью, а также вхождение ребенка в систему социальных ролей и связей. Здесь индивид становится личностью с отчетливо наличествующим «идеально-эталонным я», которое может приобретать самые разнообразные формы от актуализации в нем структур глубинного Я, устремляющих личность вверх по пути творческой самоактуализации, до его полного отрицания (как бы забвения). Последнее проявляется в двух тупиковых формах бытия социального «я» — безликом конформизме, когда идеально-эталонное «я» практически полностью отсутствует и индивид смиряется с самим собой и социальным окружением; или эгоцентризме, когда иллюзорное идеальное «я» (чаще всего определяемое низшими влечениями при молчащем высшем Я) полностью поглощает реальное «я», существующее среди других реальных «я», и оборачивается ненасытным вожделеющим эго, агрессивной самостью, противополагающей себя всему остальному миру. Знаменательно, что социальное «я», превратившееся в эго — есть самое бессознательное (а, вернее, антисознательное) существо во Вселенной, ибо изолируется и от живительного социального «мы», и от единой стихии вселенского со-знания, и от со-знания со своей собственной глубинной сущностью. Г.Марсель удачно назвал эгоцентриста существом, «загроможденным собой» [213, с.102], а его печальную участь чеканно предсказал М.Бубер: «Когда довлеющее себе особенное отделяет себя от других, оно отдаляется от бытия» [42, с.52]. В русской же философии никто, пожалуй, лучше не описал земных и посмертных мучений самости, чем П.А.Флоренский в письмах «Грех» и «Геенна» из «Столпа и утверждения истины».

Следующая стадия самосознания — нравственное (или духовное) «я», когда личность становится подлинной индивидуальностью, перманентно сверяющей свои действия с высшими духовными идеалами и самое главное, чувствующей нравственную ответственность за жизнь, достоинство и свободу других «я» в рамках единого «мы». Здесь наше сознание уже начинает выходить за собственные телесные и социальные границы, становясь со-вестной своему высшему Я и обогащая его своими по-настоящему осмысленным поступками. Отметим в этой связи великолепный анализ нравственного «я» с позиции «теории доминанты», данный выдающимся отечественным физиологом и, одновременно, глубоким мыслителем А.А.Ухтомским [см.323]. С его точки зрения нравственным человеком является тот, у кого есть «доминанта другого», т.е. нацеленность на альтруистическое и благо-дарное бытие при отказе от самостной доминанты. Одним из важных критериев наличия нравственного «я», как точно подметил в свое время У.Джемс, служит его готовность пожертвовать своим социальным и даже телесным «я» ради духовных ценностей и общего блага [96, с.158]. Высшим же познавательным органом сознания, обеспечивающим бытие нравственного «я» является, по мнению большинства религиозных систем, сердце человеческое и великий дар умного сердечного ведения. О правомерности такого взгляда мы еще поговорим в третьей главе работы.

На нашей схеме (рис. 3) узловые точки «вертикального» восхождения личности могут быть представлены следующим образом:

5




4 Сверхсознательное

IV II 1─ прото-Я, т.е. бессознательно

3 Сознательное сознающее бытие глубинного Я

2– телесное «я»

I 2 III 3 – социальное «я»

1 Бессознательное 4 — нравственное «я»;

5 — космическое

сверхсознательное Я.

Рис.3

Адепты религиозно-мистических доктрин настаивают на том, что именно на этом последнем сознательно-сверхсознательном — уровне существования (пункт 5 на схеме), человек осознает свою деятельную сопричастность вселенскому со-знанию и начинает чувствовать личную ответственность за судьбы всего живого на Земле и в Космосе. Эту гипотетическую стадию самосознания мы также еще обсудим в дальнейшем, а пока — подведем некоторые итоги параграфа. Во-первых, развертывание «вертикальной» оси самосознания подразумевает расширение «жизненного мира» личности от «точки» рождения и потенциально до размеров вселенского со-знания. Во-вторых, это расширение есть одновременно и углубление в свое собственное монадное Я, причем, чем больше человек «забывает» о своем телесно-аффективном и социальном эго — тем шире он творит и со-знает и тем более значительные структуры и конституэнты его внутреннего мира раскрываются перед ним, включая его жизненную сверхзадачу. Недаром в §3 первой главы мы говорили, что задача личности — жизненное овладение глубинами собственного сознания. В-третьих, каждая новая ступень эмпирического самосознания является условием появления последующей, но, в свою очередь, структурируется высшим уровнем «я». Соответственно, просматривается восходящая спиральная структура данного процесса, когда возвращение к прото-Я на уровне космического сверхсознательного Я есть одновременно обогащение его опытом эмпирического земного пути человека. Глубинное Я, таким образом, может быть истолковано как субстанциальное основание бытия нашего эмпирического «я» (реального и идеального), способное прирасти в процесс творческого жизнеустроения личности через обретение разнообразных способностей и видов знания. К анализу последних мы теперь и переходим.

1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   22

Похожие:

А. В. Иванов Мир сознания Барнаул, 2000 iconПрограмма по формированию навыков безопасного поведения на дорогах...
Иванов А. В. Духовно-экологическая цивилизация: устои и перспективы: монография / А. В. Иванов, И. В. Фотиева, М. Ю. Шишин. Изд....
А. В. Иванов Мир сознания Барнаул, 2000 iconПрограмма по формированию навыков безопасного поведения на дорогах...
Это прежде всего воспитание сознания человека, чутко и интеллигентно воспринимающего мир (не только произведения литературы и художественной...
А. В. Иванов Мир сознания Барнаул, 2000 iconПрограмма по формированию навыков безопасного поведения на дорогах...
И. Нифонтова, змс по дзюдо, С. Хорохордина, змс россии по спортивной гимнастике (г. Барнаул), А. Гречина, змс россии по плаванию,...
А. В. Иванов Мир сознания Барнаул, 2000 iconПрограмма по формированию навыков безопасного поведения на дорогах...
Зинченко В. П. Миры сознания и структура сознания. // Вопросы психологии. – 1991.№2
А. В. Иванов Мир сознания Барнаул, 2000 iconЕ. В. Иванов 2008г. Утверждаю: Директор Чебоксарского филиала фгоу...
Гос впо по специальности 080105. 65 Финансы и кредит, утвержденный Министерством образования РФ «17» марта 2000 г., протокол №180...
А. В. Иванов Мир сознания Барнаул, 2000 iconАлтайкий краевой центр народного творчества и досуга
«Спасибо солдату за мир на Земле!»: Информационно-сценарные материалы по итогам краевого конкурса детских тематических программ,...
А. В. Иванов Мир сознания Барнаул, 2000 iconПланы семинарских занятий Специальность 030501. 65 Юриспруденция Барнаул 2006
Международное право: Планы семинарских занятий для высшего профессионального образования мвд россии. – Барнаул: Барнаульский юридический...
А. В. Иванов Мир сознания Барнаул, 2000 iconПланы семинарских занятий Специальность 030500. 62 Бакалавр юриспруденции Барнаул 2007
Международное право: Планы семинарских занятий для высшего профессионального образования мвд россии. – Барнаул: Барнаульский юридический...
А. В. Иванов Мир сознания Барнаул, 2000 iconП л а н
«Философские концепции сознания и духовной реальности» (4 часа). Семинар №1: «Понятие и сущность сознания» (2 часа)
А. В. Иванов Мир сознания Барнаул, 2000 iconНовосибирский филиал
Дать представление об основных психологических свойствах, процессах и явлениях, о сущности сознания, его взаимоотношении с бессознательным,...
А. В. Иванов Мир сознания Барнаул, 2000 iconОрганизация и планирование профориентации в общеобразовательной школе г. Барнаул, 2007г
Организация и планирование профориентации в общеобразовательной школе: Методическое пособие Алт. Краев. Центр проф ориентации молодежи...
А. В. Иванов Мир сознания Барнаул, 2000 iconОтчет о мероприятиях по патриотическому воспитанию молодежи в 2013 году
«70-летие Сталинградской битвы в вов», «Как это было», «Барнаул глазами его постоянных жителей и тех, кто приехал сюда учиться»,...
А. В. Иванов Мир сознания Барнаул, 2000 iconПрограмма курса и методические указания для студентов специальности 031401 «Культурология»
Охватывает содержание сознания и его воздействие на реальность, то семиосфера – это система знаковых опор сознания, т е носителей...
А. В. Иванов Мир сознания Барнаул, 2000 iconЕ-mail; название статьи; номер квитанции почтового перевода или платежного...
Иванов, И. И. Перспективные технологии безопасного обслуживания и ремонта подвижного состава / И. И. Иванов, А. А. Петров // Приоритетные...
А. В. Иванов Мир сознания Барнаул, 2000 iconИванов И. И. Библиография: учебник / И. И. Иванов. 5-е изд
Как ответите по билету, буду спрашивать по всему курсу, то, что заложено в билетах. Из этого складывается оценка + занятия в течение...
А. В. Иванов Мир сознания Барнаул, 2000 iconПатент- роторно-импульсный аппарат
С2, 27. 02. 2002. Su 829155 A, 15. 05. 1981. Ru 2159901 C2, 27. 11. 2000. Ru 2149713 C1, 22. 06. 2000. Ru 2179896 С2, 27. 02. 2000....


Школьные материалы


При копировании материала укажите ссылку © 2013
контакты
100-bal.ru
Поиск