Провинциальная и туземная наука Академическая коммуникация как разговор
Скачать 0.61 Mb.
|
Истоки уязвимости дискуссийЕсть несколько причин, почему дискуссию — зарезервируем этот термин для разговоров, которые перекрывают ту или иную академическую область — никогда не удается выдержать в полном соответствии с нормативными рамками, особенно в социальных науках. Мы рассмотрим три — демографическую, тематическую и инфраструктурную. Демографические проблемы. Прежде всего, как и повседневном разговоре, в академической дискуссии есть естественные ограничения на число тех, кто может в ней участвовать. При той частоте реплик, которой требуют, в частности, современные меры публикационной производительности, это число составляет несколько десятков человек. Пятьдесят может быть вполне правдоподобной оценкой верхней границы числа тех, за чьей работой индивид может пристально следить5. Группа ученых, превышающая это число, уже не будет соответствовать идеалу «все слушают всех». Когда пороговая численность превышена, события могут пойти по одному из нескольких сценариев, которые можно отобразить графически. Если мы нарисуем отношения поддержания внимания к работе друг друга внутри популяции ученых в виде стрелок, то получим один из графов, хорошо известных по учебникам социально-сетевого анализа (например, [Hanneman, Riddle 2005]). Три вариации здесь наиболее распространены. Ученые могут разбиться на группы по 50 человек, образовав изолированные монады, внутри которых все читают всех, но никто не знает, что происходит во внешнем мире. Они могут разбиться на немного меньшие группы (скажем, по 49 человек), поручив каждому из инсайдеров следить за тем, что происходит в одной из внешних групп и сообщать им новости (это называется «small-world модели»). Они могут образовать значительно большее по численности скопление, у которого будет, однако, ядро все той же численности примерно в 50 человек и неограниченных размеров периферия. Члены ядра будут реагировать друг на друга и не будут обращать внимания на членов периферии. Члены периферии станут также следить за теми, кто принадлежит к ядру, хотя это внимание не будет обоюдным, и игнорировать других членов периферии. Если предыдущие модели напоминают кружки в салоне, между которыми нет (в первом случае) или есть (во втором) какое-то сообщение, то третья модель больше похожа на амфитеатр, в центре которого водружена сцена, на которой происходит диспут6. Последние два типа могут объединиться в гибридную модель — небольшие группы на периферии, часть внимания которых обращена вовнутрь, а часть — наружу, в условный центр, который это внимание не возвращает. Примером являются, скажем, различные предметные области, представители которых следят одним глазом за разработками в области высокой теории. Возникающая здесь асимметрия в распределении внимания создает отношения иерархии между разговорами. Тематические проблемы. Сама по себе фрагментация внимания повсеместно считается учеными прискорбным обстоятельством, но еще не подрывает легитимности научной коммуникации в целом. Правило «каждый следит за значимым развитием своей области» может быть соблюдено за счет прогрессирующего сокращения широты областей и, возможно, повышения требований к значимости7. Острые проблемы возникают там, где границы «своей области» или «значимости» неизлечимо расплывчаты, как это имеет место в философии, социологии, политологи или теоретических аспектах истории и антропологии. Каждая из этих дисциплин постоянно рискует разделиться на группы, использующие разные определения того, что релевантно, и соглашающихся рассматривать лишь тех, кто использует только то же определение, как полноценных коллег, которые, в свою очередь, заслуживают того, чтобы им уделяли внимание. Такие группы представляют собой постоянную угрозу друг для друга. Правота одной из них означает, что другие с самого начала приняли неверное решение и прожили академическую жизнь, лишенную всякого смысла8. Такие дискуссии являются, помимо всего прочего, естественными локусами академической солидарности и могут ожесточенно конкурировать между собой за экономические и политические ресурсы. Их представления о релевантности часто отражают конкурирующие философии науки (можно ли заниматься, скажем, историей, не будучи знакомым с последними достижениями эпистемологии или математической статистики?) и обычно легко поддаются экспликации. Однако нечто, подобное им, может хронически возникать и в иных, менее отчетливо осознаваемых обстоятельствах, в которых по какой-то причине формируется несколько фокусов коммуникации, вроде бы частично тематически перекрывающихся друг с другом, но при этом в значительной мере изолированных. Эти обстоятельства принадлежат к тому типу, который выше был назван «инфраструктурным». Инфраструктурные проблемы. Однако перед тем, как перейти к ним, соотнесем дискуссии в науке с еще одним институтом, который представляет собой социальную драматизацию того же первичного процесса распределения внимания9, — ритуализированным обменом визитами, которые представляли собой способ утверждения статуса во многих разновидностях праздных высших классов. Посещение друг друга было основным (в смысле ощущаемой значимости, если не в смысле уделяемому ему времени) занятием многих аристократий10. Дома, в которые члены семьи получали приглашения, а также список тех, кто принял приглашения посетить их, были основным показателем социальной позиции семьи11. Аналогия легко распространяется на науку. Внимание представляет собой мысленное присутствие. Статус ученого в какой-то дискуссии определяется тем, где он мысленно побывал, и тем, кто счел его достойным своего внимания. Два отличия, однако, бросаются в глаза. Во-первых, в отличие от визита, представляющего собой легко наблюдаемое событие, мысленное присутствие становилось заметно лишь благодаря дальнейшим поведенческим сигналам. Многие из писавших на эту тему указывали, что роль цитирований и ссылок в не фактопроизводящих науках состоит не столько в том, чтобы обосновать knowledge claims, сколько в том, чтобы подтвердить, что автор осуществил правильный набор визитов, и наоборот, получение цитирований означало, что многие удостоили визитом его (например, [Hargens 2000]). Во-вторых, в отличие от визитов в частные дома, в которых может быть отказано, интеллектуальные визиты невозможно предотвратить. Их можно, однако, не вернуть, и в этом смысле представители элиты все еще обладают преимуществом перед представителями масс — даже если они не могут запретить посещать себя, они могут игнорировать приглашения заново прибывшего, навсегда задержав его где-то на окраине своего мира. Возможности деспотического применения ресурсов для эксклюзии каждым из них в отдельности, однако, сдерживаются тем, что и его собственный статус определяется правильностью выбора домов для посещения, и не посещать того, кого посетили уже все — значит выглядеть исключенным из своего круга. Все вместе, однако, члены элиты или инсайдеры могут поддерживать общий фронт перед лицом представителей масс или аутсайдеров сколь угодно долго [Elias, Scotson 1994]. Представим себе теперь группу, часть которой отказывает в ответных визитах другой. Дальнейшие события могут идти по одному из двух сценариев. Исключенные могут принять свое место в порядке клевания и радоваться даже небольшому индивидуальному продвижению вверх в иерархии. Они могут объявить себя новой аристократией и отказаться принимать во внимание существующую статусную систему, пока она не кооптирует их как минимум в качестве равных. Те экономические и политические ресурсы, которые контролирует каждая из групп, в конечном счете определяют, что именно произойдет. Повсеместный подъем буржуазии в европейской истории заставил придворные общества пересмотреть свои критерии эксклюзии с тем, чтобы инкорпорировать новую доминирующую группу. Аристократии, которые своевременно не сделали этого, пришли в упадок. Однако мощная инерция традиционного порядка, длившаяся веками, свидетельствует о самостоятельной силе, которую имели устоявшиеся соображения престижа. И здесь мы встречаемся с последним, инфраструктурным, фактором, вмешивающимся в соответствие дискуссии нормативному образцу. Он, в действительности, объединяет три разнородных составляющих — географическую, политическую и социализационную12. Во-первых, то, кто кого слышит в академическом мире, определяется в том числе физической дистанцией. Преодоление пространства требует затрат. Те, кто находится рядом, имеют больше шансов услышать друг друга, причем зависимость тем сильнее, чем жестче ограничен бюджет. Во-вторых, многие финансовые и юридические рамки так или иначе поощряют сотрудничество внутри одного национального государства, а не между ними. Достаточно вспомнить, насколько сложной условия большинства российских грантов делают выплату денег иностранцу. В-третьих, остаются дистанции, которые вытекают не из характера специализации (такие изолируют дискуссии совершенно легитимно), а из различий в естественном языке. Все вместе они создают мощную тенденцию к регионализации и национализации научной коммуникации [Luukkonen et al. 1992; Wagner, Leydesdorff 2003]. В результате, прежде чем начать говорить, ученым приходится выбирать между аудиториями, структурированными не по тематическому, а по инфраструктурному признаку — писать на этом или том языке, публиковаться тут или там — осознавая, что другая, не целевая аудитория, их вряд ли услышит. Как выбирают, в каком разговоре участвовать в этой ситуации? Здесь есть два соображения — эффективность доступа и легитимность суждения об относительной ценности разговоров. Если они примерно равноценны, то говорящий может безбоязненно сосредоточиться на том разговоре, к которому он обладает лучшим техническим доступом (то же самое, разумеется, относится к ситуации, когда этот разговор считается внутренне более ценным). У эффективности доступа, в свою очередь, есть два измерения — доступ к слушанию и доступ к говорению. Можно искренне желать услышать своих северокорейских коллег, но, учитывая расстояние, издержки политического климата и сложность языка, осознавать, что усилия, потраченные на получение одного бита информации из Страны Утренней Свежести, могли бы дать несколько мегабайт из более доступного источника. Рациональной стратегией в этом случае будет пользоваться простой в получении информацией, если нет повода предполагать, что она качественно хуже. Аналогично, в зависимости от местоположения и родного языка ученого, как минимум в одном из этих разговоров он будет находиться в невыгодном положении из-за географической отдаленности и лингвистического несовершенства, и, при равной ценности участия, рациональной стратегией будет ограничиться тем разговором, доступ к которому проще. Более того, обычно есть серьезные причины для того, чтобы выбрать только один из разговоров, а не пытаться участвовать в двух сразу. Даже если доступ к ним одинаково прост, из-за демографических ограничений, о которых шла речь выше, индивид обнаружит, что является не вполне полноценным участником каждого из них, поскольку или пропускает по половине реплик, или вынужден прилагать двойные усилия, чтобы поспевать за беседой13. Другой, невыбранный, разговор, однако, всегда будет оставлять что-то вроде смутного чувства вины — вдруг именно там говорится нечто такое, что следовало бы услышать в первую очередь? Ученый, сделавший выбор, будет нуждаться в постоянных подтверждениях его правильности, как для собственного душевного спокойствия, так и для обоснования легитимности своей линии поведения в глазах других. Первое будет подталкивать его к самоизоляции: он может начать активно избегать ситуации, в которой ему придется убедиться в том, что пропустил что-то заслуживающее внимания. Кроме того, он воспользуется любой возможностью обзавестись идеологией, объясняющей, почему его выбор легитимен, и транслировать ее максимальному числу окружающих. Наконец, он использует то обстоятельство, что эти окружающие считывают его коммуникативное поведение как указание на то, как им распределять собственное внимание, чтобы распространить свою модель поведения и дальше. Он постарается не привлекать их внимание к существованию дискуссии, в которой не участвует, ведя себя так, словно ее нет вовсе. Производимая им работа аналогична психоаналитическому вытеснению, но только происходящему в межличностной, не внутриличностной, коммуникации14. Эту форму адаптации к коммуникативной дистанции, подразумевающую добровольную изоляцию от дискуссий, к которым индивид обладает ограниченным инфраcтруктурным доступом, мы назовем туземной наукой. Туземная наука возникает в ситуации, когда разговор, в котором индивид может участвовать эффективнее, исходно считается по крайней мере не менее ценным, чем альтернативный. Если тот разговор, в котором индивиду проще участвовать, не есть тот, участвовать в котором он считает важнее, то для него открываются два пути. Выбор между ними определяется тем, насколько слушание доступнее, чем говорение. Если они примерно одинаково доступны, то ему остается полностью погрузиться в более важный разговор, что обычно подразумевает эмиграцию к его институциональной базе15. Если, однако, слушание более доступно, чем говорение, то он может выбрать половинчатое решения: мысленно присутствовать в одном разговоре, но физически участвовать в другом. Эту форму адаптации мы назовем провинциальной наукой. Ее отправной точкой является вера в то, что все происходящее в непосредственном окружении индивида менее важно и ценно, чем происходящее где-то в другом месте; в данном случае скорее мысленная погруженность в тот разговор, в котором индивид по факту участвует, пробуждает чувство смутной вины. Мы не будем обсуждать здесь развернуто, что вообще стоит за восприятием одного разговора как более важного, чем другой, особенно в дисциплинах с крайне размытыми критериям важности. Перечислим лишь несколько гипотез. Во-первых, как и в случае с буржуазными салонами, экономическое неравенство играет свою роль. Те, кто управляет наукой, повсеместно стремятся привязать вознаграждение ученых к их активности в дискуссии. Дискуссия, участие в которой поощряется большим экономическим вознаграждением, может рассчитывать получить лучших участников16. Факт добровольного перемещения лучших из одного разговора в другой сам по себе становится недвусмысленной иллюстрацией относительного качества17. Во-вторых, традиционный престиж центров в данной дисциплине имеет значение; разговор, ведущийся в какой-то комнате, всегда вбирает отзвук разговоров, которые звучали в ней прежде. В голосах кембриджских экономистов всегда будет отдаленно слышаться фальцет Кейнса. В-третьих, престиж в более парадигматических областях с лучше определенными критериями важности также имеет значение (критерий, тесно связанный с экономическим процветанием, поскольку более парадигматические области имеют тенденцию быть также экспериментальными и капиталоемкими). Престиж здесь как бы расплескивается, доставаясь всем тем, кто находится физически рядом, даже если они тематически участвуют в совершенно другом разговоре18. В-четвертых, массовое восприятие, во многом сформированное рейтингами, также накладывает свой отпечаток — мало кто может остаться безучастен к тому, что люди с улицы будут более внимательны к голосам представителей топовых университетов19. Наконец, в пятых, самое общее восприятие соотношения между социальными контекстами, в который погружены разговоры, влечет за собой выводы об иерархии между ними. Это создает мощное притяжение между туземной наукой и всеми формами национализма и политического изоляционизма и между провинциальной наукой и всеми формами политического космополитизма или низкопоклонства перед заграницей. В российских социальных науках, водораздел между теми, кто верит, что читать западные книги важнее, чем русские, и теми, кто уверен в обратном, проходит более-менее по линии, отделяющей Болотную площадь от Поклонной [Соколов 2010]. Вероятно, список факторов можно продолжить. Для нас здесь важно то, что, определенные таким образом, туземная и провинциальная наука представляют собой идеальные типы, абстракции моделей поведения. Их подобия сами собой возникают во всех национальных академических мирах, кроме того, который в данную историческую эпоху обладает интеллектуальной гегемонией и становится столицей, к которой провинциалы хотели бы ощутить свою причастность и о которой туземцы хотели бы забыть20. Сегментация дисциплинарных сообществ во многом происходит по этому признаку. |
Похожие:
 | Программа дисциплины «Академическая коммуникация и презентация проектов»... Программа предназначена для преподавателей, ведущих данную дисциплину, учебных ассистентов и студентов направления подготовки 032700.... |  | Валеология как наука определение, цели, проблемы, методы, направления... В рамках реализации профилактической образовательной программы «Разговор о правильном питании», в целях привлечения родителей, общественности... |
| Лекция 1 Введение. Психология как наука: предмет, объект и методы... Ихология – ( греч. «психе»- душа, «логос»-наука). В наше время вместо понятия душа используется понятие «психика», хотя в языке до... | | Программа дисциплины "Академическая живопись" Программа предназначена для преподавателей, ведущих данную дисциплину, учебных ассистентов и студентов направления подготовки для... |
| Крайон (Ли Кэрролл) –“Новое божественное время” Книга 10 (перевод... Теоретическая и практическая составляющие подготавливают учащихся к изучению других предметов по направлению «коммуникология – наука... | | 1 задание «Академическая гребля» Например, нагревают или освещают. Особое место занимают измерительные приборы. «Наука начинается там, где начинают измерять», писал... |
| Краткое содержание курса дисциплины «Межкультурная коммуникация»... Исходный уровень знаний и умений студента, приступающего к изучению данной дисциплины, должен соответствовать программе средней школы... | | Тест по теме «Биология – наука о живой природе». Задания с выбором... Настоящее «Положение о Правлении Общества» (в дальнейшем именуемое Положение) разработано в соответствии с Федеральным законом “Об... |
| Ю. а гусев наука как духовная парадигма: «О, сколько нам открытий... Нового времени; наука в ХХ веке; структура, формы, функции и динамика науки в истории; исторические типы научной рациональности;... | | Тема «Биология как наука» Настоящее «Положение о Правлении Общества» (в дальнейшем именуемое Положение) разработано в соответствии с Федеральным законом “Об... |
| Конспект проведения ролевой игры «Телефонный разговор» по теме «Опосредованное деловое общение» Сегодня мы продолжим разговор о лексикологии. Вы научитесь употреблять многозначные слова в разных значениях, различать прямое и... | | 1. билогия наука о живой природе биология как наука Утвердить прилагаемую Стратегию развития медицинской науки в Российской Федерации на период до 2025 года |
| При президенте РФ Коммуникация – это социальное взаимодействие. В то же время коммуникация это процесс передачи информации или переноса содержания... | | Тема Социология как наука. Основные этапы становления и развития... Социология – наука о закономерностях оформления социальных позиций и поведения индивидов в рамках социальных общностей, о становлении,... |
| Список литературы на выставку «Ботаника-наука о растениях» Барабанов Е. И Тема 1 «Биология как наука. Методы научного познания. Признаки и уровни организации живой природы» | | Образовательная область «Технология» является одной из содержательных... Как известно, технология определяет как наука о преобразовании и использовании материи, энергии и информации в интересах и по плану... |
