Андрей Белый Между двух революций Воспоминания в 3-х книгах
Скачать 9.17 Mb.
|
. Ясность раздражала ее в стихах Сережи; их выслушав, Блок накрывает, бывало, стаканом: муху: - "Нет, как-то не так!" И - мне: - "Поэзия не для Сережи". Сережа же, в свою очередь, мне: - "Саша просто лентяй... Не работает... Не могу участвовать в общем чревовещании; греческий словарь - живей". "Лентяй" переживал полосу бесплодий, входя в мрак ритмов "Нечаянной радости", которая, по его же позднейшим словам, совпала для него с эпохой "преданья заветов"; впоследствии признавался он мне, что не любит поклонников "Нечаянной радости"; почему же в 1908 году занелюбил он нас? За нежелание принимать поэзию этой "радости", казавшейся нечаянным отчаянным горем57. Виделся серым не один Блок; виделась серенькой в эти дни Александра Андреевна; блекла и прекрасная пара, иль "Саша и Люба"; кроме того: тетка и мать Блока вели какие-то счеты с третьей, присутствовавшей за обедом сестрой; [Софья Андреевна Кублицкая] Сережа невнятице противопоставил: Брюсова, Ницше, профессора Соболевского, отмахиваясь и от "колпачков", и от "дурачков"; какова ж была его злость, когда в шедевре идиотизма (слова его), иль в "Балаганчике", себя узнал "мистиком": с провалившейся головой58. - "Нет, каков лгун, каков клеветник! - облегчал душу он. - Не мы ли его хватали за шиворот: "Говори - да яснее, яснее!" Он же в свою чепуху облек - нас!" Факт: по мнению многих, - Соловьев и Белый тащили невинного Блока в невнятицу; корень же "при" между нами: Блок нас усадил в неразбериху свою, отказавшись дать объяснение; потом: заявил в письме, что разорвал с "лучшими своими друзьями" 59; свидетельствую: в эти дни не он рвал отношения с тем, кого называл лучшим другом, - с ним рвали; он - все еще мямлил: - "Сережу люблю я... хнн... хнн... Он - какой-то особенный". Литературные, застольные разговоры выродились в замаскированные поединки; спрятавши острия рапир за цветы (Шахматово пылало пурпурным шиповником), наносили друг другу удары. Раз Л. Д. не выдержала, воскликнув: - "Ишь - стали "испанцами": Бальмонты какие-то!"60 И кто-то предложил: - "Давайте играть в разбойники!" Вздрогнула Александра Андреевна. Сережа запел: "Не бродил с кистенем я в дремучем лесу";61 Л. Д. - усмехнулась; Блок издал носовой звук и жалобно заширил мутные, голубые глаза; сидел растаращей на стуле; мне его стало жалко; думалось: Сережа - жесток; он мне виделся Брандом62, которому не во всем я сочувствовал, предпочитая ему не фанатика; но перед ним сидел "дурачок", или - поза умницы Блока; этой позою мстил избалованный близкими. В таких условиях я предпочел "Бранда"; не благороден ответ на прямой удар в грудь экивоком от рода (Бекетовы - не Коваленские-де); "отродье" карлика Миме, не Зигфрида63, наносило такие удары [См. "Кольцо Нибелунгов"]. Правду сказать: припахивали дворянские роды; припахивали и слова: кто чье отродье; уродлива философия рода, преподаваемая поэмой "Возмездие", в которой описан упадочник, профессор Александр Львович Блок; всякая родовая мораль - поворот на "Содомы"; не "выродок" ли отравил кровь поэта? Что там "Коваленские"! У каждого собственного "добра" довольно. В 1905 году, сидя в "гнезде", А. Блок с видимым наслажденьем выслушивал колкости по адресу чужого "гнезда"; и - думал я: уничтожить бы "дворянские гнезда"; они - "клопиные гнезда"; скоро я требовал решительных действ, а не только митингов протеста - от всех тех, кто себя причислил к интеллигенции, независимо от того, Бекетовы ль, Коваленские ль, Блоки ли они; я должен сказать: то, что я выслушал в Шахматове за чайным столом, что потом дослушивал в Дедове о Бекетовых, Коваленских, видящих лишь чужие сучки, а не "бревна" свои64, лишь усиливало желанье ударить по всем "родам" одинаково. ТАРАРАХ Никчемная жизнь вела к взрыву, который случился не так, как его ожидали. Вот как он случился. Блок просил читать "Дитя-Солнце", мою поэму: в грозою насыщенный день; был Сережа угрюм; он остался сидеть над своим словарем, морща брови, готовясь к каким-то решеньям, продумываемым на прогулках; бывало, сидит: как укушенный встанет, рассеянно спустится со ступенек террасы; и - ну: замахал километрами - по полям, лесам, топям; вернется веселый; его ни о чем не расспрашиваю: расскажет и сам. Итак, - я читал, имея перед глазами террасу: со сходом в сад; я случайно увидел, читая, сутулую спину, нырнувшую в зелень: Сережа - в тужурке, без шапки, прошел там... Читал два часа; Блоку нравились ритмы поэмы; он их обсуждал; уже подали чай: уже - ночь. - "Где Сережа?" - "Наверное, шагает в окрестностях; и сочиняет стихи". Я же знал, - не стихи сочиняет, а ищет решенья; чай - выпит. - "Сережа?" - "Как в воду канул!" Пробило одиннадцать: и мы сошли в сад; мы кричали: - "Сережа!" Обегали все дорожки; шагали по полю; над лесом повесился месяц, вытягивая наши тени на желтых своих косяках, полосатящих луг; где-то плакал сычонок. - "Се-ре-жа!" И кто-то сказал: - "А в лесах много топей; коли попадет, то... Был случай..." - "Се-ре-жа!" Блок в стареньком, пегом своем пальтеце с перетрепанными рукавами казался длинней и рукастей, когда подобрал длинный кол; он, его прижимая к груди, на него опираясь, топтался растерянно, полуоткрыв рот: стоял без шапки; кольца вставших, рыжеватых волос завивались; и месяц облещивал их. Било издали: час! Мы вернулись и почему-то втроем оказались в верхней комнате: моей и Сережиной; растерянная Александра Андреевна осталась внизу; ее сердце шалило; Л. Д. уронила голову в руки; и куталась молча в свой темный платок; у всех была одна мысль: "Болотные окна!" Блок теперь поминал Сережу - с сочувственной мягкостью; стало светать; тут увидели шейный крестик, забытый на столике: зачем его снял он с себя? Л. Д. на меня покосилась с тревожным вопросом в глазах; ей ответил на мысль: "Никогда!" - "Ты уверен ли?" - переспрашивал Блок. Мы глаз не смыкали в ту ночь; и сидели на лавочке в розовом косяке восходящего солнца, передавая глазами друг другу: "Пожалуй что... окна"; в шесть часов верховые опять ускакали в лес: обследовать топи; Блок, севши на рыжую лошадь, за ними умчался галопом; говорили: надо бы заявить о случившемся в волости; надо бы обследовать ярмарку в Тараканове. Я без шапки пустился бежать по дороге в синейшее утро: ни облачка; вспоминалась кончина родителей друга; и бедствия, случившиеся в его роде; неужели стряслось и над ним? Ярмарка: останавливал - баб, мужиков, писарей и торговцев: - "Не видели ли студента, - без шапки, в тужурке, в больших сапогах, сутулого, темноусого?" Обежал все ряды: ничего не узнал; вдруг - сзади: за локоть: - "Эй, - спросите-ка женщину из Боблова: она - видела". Женщина вытолкалась: - "А вы про студента из Шахматова?" - "Да". - "Они ночевали у нас: я сама-то от Менделеевых; студент пришел ночью; собаки наши было его покусали; барышня с барыней чаем поили; у нас ночевал". Я - понесся обратно; кричал еще издали: - "В Боблове, в Боблове он". Александра Андреевна, которая задыхалась всю ночь, - тут не выдержала: прошипела со злостью: - "Эгоист с черствым сердцем... Никому ничего не сказал... Ушел в гости... А мы-то!" Л. Д. улыбнулась; Александра Андреевна, это видя, - пошла и пошла: и тут - о, господи - "род"; Анну Ивановну Менделееву не любила она, отделяя "Любу" от матери ("Люба" же ненавидела - "тещу"); "Менделеевы" не чтились "Бекетовыми"; визит в Боблово был истолкован по-своему: "отродье" сделало этот визит, имея мысль заключить союз с Менделеевыми в "пику" Блокам: вот, вот-де они, - "Коваленские"! Ход этих мыслей я тотчас же понял; он был оскорбителен мне; я подумал, что "мамы" и "тети" в своих родовых подозреньях не лучше "Сен" и "Душ", - бледных дев, омрачивших последние месяцы О. М. Соловьевой [См. "Начало века", глава вторая], ослабленной ими до... нервной болезни. О, гнезда дворянские: "Души" и "Сены", и "мамы", и "тети", и "бабиньки". О, - fin de siecle! [конец века (фр.). - Ред] Я - сдержался. Сережу мы ждали к обеду; но он не явился; под вечер из лесу всплакнуло: захлебываясь бубенцами, нарядная, пестрая тройка вдруг выскочила из деревьев; Сережа, без шапки, махал из нее, хохоча; но его Александра Андреевна как обухом: - "Что ж, по-твоему, ты так поступил?" Скажи просто, - он сконфузился бы; перед "тетушкой" извинился бы; услышав шипение, он вместо всякого объяснения "казуса" с ним заартачился: - "Я поступил, как был должен". Под "долгом" он разумел лишь продолжительную прогулку: он мыслил, гуляя; его слова были приняты в другом смысле, для него обидном: он нанес-де визит в Боблово в чью-то "пику"; визит был обдуман-де65. - "Думал ли ты, что я могу умереть?" - "Мой долг..." - "Так из долга ты можешь переступить через жизнь?" - развивала свою "психологию" тетушка; это значило: "Иван Карамазов перед убийством отца"; она же мне говорила: Сережа-де - вылитый Иван Карамазов; под "карамазовщиной" - разумелась злосчастная "коваленщина", Иван Карамазов - черств; его братец - чувственен; черствость и чувственность сочетаются: в черствую чувственность; и это-де случай Сережи; а почему не сынка? "Саша" Блок, молчавший в ответ на просьбу быть внятным, - не черств ли? И "Саша" Блок, посещающий проституток, - не чувственник ли? Это все не в стиле Сережи, открытом и чистом. Багрово засвирепев, он молчал; вопрос повторился: - "Так можешь из долга переступить через жизнь?" Брови сдвинулись: - "Могу!" И он был прекрасен, когда высказывал то, чему аплодировали и Бекетовы: Каляев и Савинков приводили в восторг их; в эти ж года слово и дело расходилось не в Сереже, а в Саше. Мы стояли втроем перед домом; Сережа ушел; я ж излился в словах, очень резких, по адресу Александры Андреевны; и - обратился к Блоку: - "Я более не могу: я уеду". - "Тебя понимаю", - ответил мне Блок. То же сказал и Сережа: - "Тебя понимаю". - "А ты?" - "Ну уж нет, - усмехнулся со смыслом он, - я остаюсь"66. Он мне стал объяснять казус с Бобловым: все эти дни много думал о Блоке он над словарями, затая от меня процесс своей мысли; для него провалился "кузен", точно в топь, в галиматейные образы "Нечаянной радости", которые силился увить розами он; гниловата ли "мистика" В. Соловьева, коли из нее вырастает подобное, - вот вопрос, поставленный Сережей. - "Я шагал по лесам, разобраться во всем этом; вдруг, как звезда, осенило меня: есть, есть путь; веру в жизнь я почувствовал; тут вижу: заря впереди; я сказал себе: "Ты иди: все вперед, все вперед, не оглядываясь и не возвращаясь; путь - выведет"; я очнулся от мыслей; я понял, что я заплутался, и оказался под Бобловым". В эту минуту он был угловат, но прекрасен67. Последней визитной карточкой обитателей Шахматова к нам влетела из окон летучая мышь; мы ее выгоняли, подняв свои свечи; я утром уехал; и более не был здесь. Пережитое стояло, как боль; предстояло еще мое личное столкновение с Блоком (я был "секундантом" Сережи пока); мне казалось: противник коварен; не скрестит меча своего он с моим: "Боря, Боря" - с задумываньем удара мне в спину; горела обида за оскорбление друга; задумался и - пролетел мимо Крюкова; вот и Москва; но на что она мне? На перроне, купивши газету, узнал: взбунтовавшийся броненосец "Потемкин" ушел из Одессы в Румынию;68 ненависть к "гнездам", к традициям переплеталась с ненавистью к режиму. "Ага, - думал я, - началось: навести бы орудия на все Одессы, столицы, усадьбы; и жарить гранатами!" И - попадаю я в Павшино [По Виндавской дороге], не зная зачем; здесь товарищ, Владимиров, этим летом расписывал церковь в имении Поляковых; я вылез из мрака пред ним; он же ахнул: - "Лица на вас нет!" Утром еду я в Дедово; умница "бабуся", увидев, каким стал у Блоков, меня ни о чем не расспрашивает; на ее устах змеится та сладенькая улыбочка; по адресу же Бекетовых - тонкие жальца; известно-де ей: тяжеловаты Бекетовы; Саша Блок - недоросль; словом, - "гнездо"; я знал: эти "гнезда" - "змеиные"; Дедово - тоже. На следующий день - Сережа:69 худой, опаленный, оскаленный смехом. - "Ну как?" - "Ничего, - подмигнул он мне дьявольски, - жарились в мельники!" Вместо внятного объяснения он предложил: биться в карты; над картами три дня орал он: - "О, карты, о, карты!" Раскланялся: больше туда - ни ногой; "объяснился" позднее - полемикой нашей в "Весах". Блок не понял "иронии" карт, означавшей ведь: с "умницей" - с тем говорить любопытно; с тобой любопытно сыграть в "дурачки". Партия карт отразилась в поэзии Блока стихотвореньем, написанным: вслед за карточной битвой. Палатка. Разбросаны карты. Гадалка, смуглее июльского дня, Бормочет, монетой звеня, "Слова слаще звуков Моцарта" [Последняя строка взята из баллады Томского в "Пиковой даме"] 70. Это карты судьбы: человеческих отношений! В начале лета в Дедове была мода на Оссиана, Жуковского; к концу лета на наших столиках лежали: Достоевский и Гоголь: мы сократили "бабусины" сказки за чайным столом; исчезла и "крылатка" В. Соловьева; Сережа ходил теперь в красной рубахе; крушенье утопии о человеческих отношениях отразилось в статье моей "Луг зеленый";71 вечерами, когда из окон "бабуси" мерцали осиного цвета огни, шли в село Надовражино из обвисшего цветами "гнезда"; и там покупали себе папиросы "Лев" (шесть копеек за пачку); все это выкуривалось у Любимовых, где задорней орались "бунтарские" песни; и им иногда откликалось издали революционное Брехово [Село недалеко от Дедова], мерцая огнями; и там парни пели: "Вставай, подымайся" 2. О Блоке не было произнесено ни единого слова. По приезде в Москву я получил пук его темноватых, последних стихов: невпрочет73. Я послал свое мнение о них;74 в ответ на него - Л. Д. уведомила, что она оскорбилась;75 после чего ей писал: предпочитаю пока наши письменные отношения ликвидировать76. ИЗ ТАРАРАХА В ТАРАРАХ Переезд из Дедова в Москву77 подобен спрыгу с утеса - в волны; смыт островок вытягиваемых сказок: таким оказалось Дедово; забыт инцидент с Блоками; недаром Брехово издали посылало нам революционные песни; недаром в Дедове мы подымали протест, превышавший повод к нему; повод - ссора кузенов, |
Похожие:
 | Андрей Белый Начало века Воспоминания в 3-х книгах | | Андрей Белый Начало века Воспоминания в 3-х книгах |
| Между двух революций Андрея Белого. Перед читателем проходят "силуэты" множества лиц, с которыми писатель встречался в Москве и Петербурге, в Мюнхене... | | Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах... Это воспоминания, воспоминания и кое-какие размышления об Эвальде Ильенкове, о времени и немного о себе |
| Республики Дагестан Республиканский Дом народного творчества «в дружбе... Российской Федерации. Будучи самой южной частью России, он олицетворяет собой своеобразный мост между Европой и Востоком, между Севером... | | Реферат написан на основании собственного опыта, а также по материалам... Микропроцессорный комплект Z80: Справочное пособие. В 7-ми книгах. Кн "Центральный процессор Z80cpu". Минск, укик "центр" 1991 г |
| Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах... В своей книге «Воспоминания» академик А. Д. Сахаров высказал следующее: «Иногда говорят, что человек как синица в полёте нуждается... |  | Прайс-Лист Топливораздаточные колонки Трк одним из 7 стандартных цветов: белый ral 9010, белый ral 1013, красный ral 3000, желтый ral 1021, зеленый ral 6018, серый ral... |
| Гейнц Гудериан "Воспоминания солдата" Гейнц Гудериан, принимавший активное участие в осуществлении гитлеровских планов "молниеносной войны". "Воспоминания" представляют... | | Как провести грань между наукой и псевдонаукой? Свой подход, позволяющий провести границу между наукой и лженаукой, предложил Майкл Шермер, американский историк науки. Печатаем... |
| О проведении единого Урока Милосердия Губернатора области – начальника департамента внутренней и кадровой политики Белгородской области от 19 августа 2013 года №126-рп... | | Презентация книг писателя: «Белый пудель» Оборудование: Мультимедийное оборудование; презентация книг писателя: «Белый пудель», «Чудесный доктор», «Тапер», «Слон»; музыкальное... |
| Тема урока: Сочинение описание по картине И. И. Машкова «Клубника и белый кувшин» Учитель: Сегодня у нас урок развития речи, мы познакомимся с творчеством русского художника Ильи Ивановича Машкова. Внимательно рассмотрим... | | Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах... Виргиния Дэйр, первый белый ребенок, родившийся в Северной Америке, была среди тех, кого не видели больше никогда. Вместе со своими... |
| Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах... В нем право выбора между сохранением 6% отчислений на накопительную часть пенсии или их обнулением в пользу страховой части продлевается... | | Биология в моей жизни Воспоминания студента медицинского университета Биология в моей жизни: воспоминания студента медицинского университета: Учебное пособие / В. Н. Фросин. – Казань: ООО “Диалог-Компьютерс”,... |
