Скачать 9.17 Mb.
|
Глава вторая ПЕТЕРБУРГСКАЯ ДРАМА ПЕТЕРБУРГ Остановился я на углу Караванной1, откуда писал Блоку: жду его видеть у Палкина;2 после ссоры с Александрой Андреевной и письма к Л. Д. не хотел ехать к Блокам; долго сидел я в переосвещенном зале, средь столиков, над которыми, бренча мандолинами, передергивала корпусами, затянутыми в атлас, капелла красных, усатых неаполитанцев; и вижу: студент с высоко закинутой головой нащупывает кого-то за столиком: Блок! Перед ним - похудевшая, в черном платье Л. Д. пробирается нервной походкой; оба издали обласкали улыбкой; в протянутой руке Саши прочел: "Объяснение - факт приезда!" Мы сели за столик, конфузясь друг друга, как дети, которым досталось; и стало смешно: Саша с юмором воспроизвел "сцены" в Шахматове со взрывом "испанских страстей"; Л. Д. улыбнулась: "Довольно играть в разбойников"3. Не было объяснений: стесняла Л. Д.; и кроме того: Блок сумел, точно тряпкой, снимающей мел, в этот вечер стереть все сомненья; рисую его, каким виделся он, без еще понимания, почему же в Шахматове был он другим; а он - вот он какой (увы, скоро опять обернулся "коварным"); пережитое в Шахматове показалось химерою; Л. Д. встретила с необыкновенным радушием; Александра Андреевна теперь называла меня просто "Борей", доказывая: мне-де жить в Петербурге; Москва-де нервит; здесь-де будет теплей; все поглаживая по плечу, наклоняясь и глядя глазами в глаза; приговаривала с таким ласковым шепотом: - "Как вам без нас обойтись? Вы же - наш". Бекетова, Кублицкие, Блоки расспрашивали о Сереже с участием; думалось: летний приезд - невпопад; мы некстати вломились с программой собственных "разговоров"; произошло недоразумение: на почве нервности всех; и его я, вернувшись в Москву, непременно Сереже рассею. А "объяснение" с Блоком?4 Но здесь - отступление: этот этап отношений с поэтом подам под вуалью; в него вмешаны лица, которых роль видится мне до сих пор отрицательной; я не бросаю прямых обвинений, не зная тогдашних мотивов, создавших из Блока "врага"; требования себя объяснения эти лица отвергнули; да здравствует именуемое: "неизреченность"! Судьба пошутила: в "Начале века" я рассказал, как встал на дороге Брюсова; не прошло и двух лет, как... Блок встал на моей дороге. Была в Петербурге дама; назову ее Щ.;5 мне казалось: мы любили друг друга; часто встречались; она уговаривала меня переехать;6 я ж был уверен: ее любит и Блок; перед Щ. стояла дилемма: "Который из двух?" Я хотел сказать Блоку, что может он меня уничтожить; он может просить, чтоб убрался с пути; коли нет, то настанет момент (и он близок), когда уже я буду требовать от него, чтобы он не мешал. Вот с чем ехал. Объятья поэта, открывшие мне роковой Петербург, означали одно: "Боря, - я устранился"; я этот жест принял как жертву; взрывом взвинченной благодарности на него отвечал; а ревнивая подозрительность, что неправильно мною понят жест Блока, - отсюда. Зинаида Гиппиус - моя конфидентка в те дни - мне внушает доверие, прибирая этим к рукам; она укрепляет во мне убеждение, что я - для Щ. и что Щ. - для меня;7 разговор с Зинаидою Гиппиус, посещения Щ. и простертые братски мне руки немого поэта - причины, почему иные поступки мои в эти дни - диковаты; не ясны: Блок, Щ.; ведь последняя, не объяснивши себя, меня вынудила скоро думать, что изнанка ее обходительности - эксперимент похоти, сострадание - любопытство к мушиному туловищу с оторванной головой, "чистота" - спесь и поза комедиантки, взывание ж к долгу - безнравственность; когда Блок разрешился поздней прямым словом о Щ., то упал повод к вражде с ним; в годах восстанавливались человеческие отношения. Раз только Блок в эти дни объяснился со мной, посвятивши в туманы "Нечаянной радости"; он взял меня за руку: - "Мне, Боря, надо тебе показать кое-что без мамы и, пожалуй, без Любы". Из оранжевой столовой Кублицких увел в уединение сизого своего кабинета; меня усадил на диван и сел рядом, поставив рой сбивчивых образов; они-де касаются его жизненной сущности: и они-де связалися с пахнущею лиловой фиалкою; цвет ему заменил категорию; красное, желтое или лиловое - значили: идеализм, материализм, пессимизм; прикасаясь к руке, он приблизил свои голубые глаза, расширяясь доверием: - "Цветок пахнет душно: лиловый такой и ночной". И он спрашивал: что значит вот этот лиловый оттенок среди прочих, - с отливами в аметисты и в пурпур; но синеватый, тяжелый оттенок связался мне с Врубелем: цветок, вырастая, вел Блока в лилово-зеленые сумерки ночи; поэт в поясненье своих ощущений прочел мне наброски поэмы "Ночная фиалка":8 о том, как она разливает свой сладкий дурман; удручил образ сонного и обросшего мохом рыцаря, перед которым ставила кружку пива девица со старообразным и некрасивым лицом; в генеалогии Блока она есть "Прекрасная Дама", перелицованная в служанку пивной, подобной "бане с пауками" (бред Достоевского);9 позднее "служанка" в поэзии Блока выходит на Невский проспект, предлагая "услуги" ночным проходимцам; в печати указывал я, что из "розы" здесь вылезла "гусеница" (скорлупчатое насекомое "Идиота");10 Блока же силился я прочесть без "идей": только в логике ощущений; повеяло таким душным угаром, в чем я и признался ему; он сказал мне в ответ: - "Так что ж... хорошо". Он вполне отдался уже субъективным эмоциям, превращая обстание в материалы к "Comedia dell'arte"; 11 Л. Д. - явно мечтала о сцене; Блоки слушали Вагнера; еженедельно у них собиралася молодежь: все поэтики и музыканты. У них я встречал юного говоруна с взъерошенными мохрами; студентик, махая руками, кричал за столом; со мной спорил о физике; скоро ж Блок показал мне стихи, изумившие яркостью; автором их оказался "студентик"; так я встретился с Городецким12. Здесь помню и Пяста и Е. П. Иванова:13 оба - студенты; Иванов меня поразил ярким цветом бородки, мохрами, веснушками; Иванова Блок очень чтил: - "Он - совсем удивительный, сильный; спроси-ка его: он все тебе скажет; придет и рассудит; спроси-ка!.." Иванов и Пяст - друзья Блока; на похоронах его Е. Иванов ко мне подошел и, взмахнувши рукой, стер слезу со щеки рукавом: - "Ушел... Мы остались тут: догнивать!" Соединение веселой легкости с лаской было лишь авансценою, на которую влек меня Блок, а не фон отношений; последний - жуть крадущейся катастрофы, грозящей нам с ним; но на попытки коснуться ее Блок как бы говорил: - "Переезжай в Петербург; тогда выясним". А улыбкой своей договаривал: - "Будем - играть; и когда игра выразится, - то ее примем мы". Мережковские мне не раз повторяли:14 - "Блок развел декадентщину; а вы, Боря, - с идеями: вам с ним - не путь; вам путь - с нами". Но "путь" с Мережковскими, в этом теперь убедился, - не путь! У БОГОМУДРОВ У Мережковских я был тотчас же по приезде;15 и, по примеру прошлого года, был ими перетащен в уже не интересующий быт; [См. "Начало века", гл. четвертая] мне выцвел он; я удивлялся холодному любопытству к происходящему и выхолащиванию из него бескровных идеек, с которыми носились как с динамитом; оговариваюсь: Мережковский, пожалуй, еще с большим усердием нарыкивал "революционные" лозунги, публицистически овладев своей темой и выявив всю ее уродливость для меня в спорах с здесь собирающимися людьми о том, от какого радикального попа сколько процентов церковности нужно вспрыснуть "папствующему" радикалу, чтобы он умел взмахивать, как знаменем, "революционным" крестом; революция, все ж кое-как зацепившая этих людей год назад, теперь ими виделась даже не из окон, которым подставлялась спина; протопопик нового сознания, Мережковский, делатель литературных бомб, издаваемых Пирожковым16, взрывал нестрашных и дряхлолетних епископов; места последних уже занимали: Зинаида Гиппиус, благословляющая лорнеткой, и миропомазующий перчаткою Дмитрий Владимирович Философов; он наталкивался на Булгакова, стоящего за не столь благовонное мирро; кандидатами последнего стали - Свенцицкий и Эрн, руководители братства борьбы: православия с православием. В этой компании я, обиженный за рабочий вопрос, все еще существующий вне "Нового Иерусалима", сошедшего с небеси, пока что только в красной гостиной и именно перед козеткой, с которой "епископесса" себе притирала к руке туберозу "Лубен" [Духи], выпуская из крашеных губ "благодать" папироски, - обиженный, я становился заядлым "марксистом"; но мне доставалось от встряха бердя-евского кудря и от тиком высунутого языка, которые аргументировали: ненужность, праздность и не модность подобных вопросов после того, как Николай Бердяев все это преодолел в последней статье; и потому: кричащий факт всеобщей забастовки - явление запоздалое, "ставшее"; он проповедовал лишь "становление" здесь разрешаемой антиномии меж пока не молящимся и поэтому грешным "святейшим" политиком Струве и еще не кадетствующим, но молитвой уже святым протопопом; он разрешал антиномию тем, что Николай Бердяев, придя к молитве и к Струве, - центральная ось, через которую бегут токи мирового переворота; антиномию коллегия почтенных людей разрешала весь месяц; а Мережковский кричал: - "Боря, - вы, такой, каким мы вас знаем, - как можете вы увлекаться марксистской схоластикой, сдобренной неживым кантианством?"17 Я не мог доказать, как ни силился, что и рабочий вопрос, и теория знания не "увлечение на стороне", а проблема, в сложностях которой запутался и не я, а - культура. Темпераментней, но уже других, мне казался Булгаков, хватавшийся за черную бороду, поджимавший губы цвета владимирской вишни и устремлявший в кончик стола глаза цвета... тоже владимирской вишни; скоро я замолчал, сославшись на зубные боли, весьма донимавшие целый месяц; был же горько разочарован не только в круге интересов всех, меня окружавших; в Москве пережили мы сердцем октябрьские дни; как ни барахтались в трудностях найти себе дело; как ни был комичен Петровский, схватившийся за железную жердь (против пушек); как ни был комичен сухарь, Киселев, пригласивший нас к "минной" деятельности, - а все ж в наших жестах изживался порыв, прохвативший насквозь; ведь неспроста Пигит в свое время мечтал бросить нас, "аргонавтов", на первую баррикаду; за этот порыв, пусть наивно пережитой, и хватался я, как за сердцу близкую память, - при созерцании этого организованного безделья "передовых" общественников. Почему ж, меня спросят, торчал здесь? Я ждал окончания ежедневного галдежа, чтобы после него при камине всю ночь напролет посвящать сестер Гиппиус (3. Н. и Т. Н.) [См. "Начало века", глава четвертая] во всю сложность создавшегося положения между Щ., Блоком, мною; сочувствие, пусть показное, меня бодрило; всему прочему лишь механически я подчинялся - "постольку поскольку"; и хаживал с Мережковским к Розанову, к Бердяеву, к Вячеславу Иванову, салон которого уже распухал [См. "Начало века", глава третья]. ЧУЛКОВ, МЕЙЕРХОЛЬД, БАКСТ, РЕМИЗОВ Передо мною вырастают: Г. И. Чулков, В. Э. Мейерхольд, Л. С. Бакст, А. М. Ремизов. Георгий Иванович Чулков очень нравился;18 он бросался на все точки зрения; и - через них перемахивал; но от этих спортивных занятий прихрамывал он то на правую, то на левую ногу. Еще в прошлый приезд его образ связался с влетанием в комнату: дверь распахнулась - влетел Чулков с дыбом взбитыми волосами, - худой, впалогрудый и бледный, поднявши сквозняк; резолюции, протоколы, бумажки, взвитые, уносятся в вентилятор; Георгий Иваныч, присевши, стучит двумя пальцами: на мимеографе;19 и от него из редакции "Вопросов жизни"20 "несется" он с пачкой листков, иль размноженного протеста, торчащего из его фалды с платком носовым; сюртучок его, узенький, с короткими рукавами; Георгий Иваныч басит трубно: в нос; а клок волос пляшет; махает рукой; набасив, намахавшись, настукивает он сызнова. Он всегда оголтелый: и это - от всех преодоленных позиций; недоуменье в его широко открытых глазах; рот - полуоткрыт: через что перемахивать, когда все уже вымахано? Махать в бездну? В такие минуты истинно Зевесова, многохохлатая голова со взбитыми в щеки кольцами густой бороды, коль сбрить бороду, напоминает голову мистера Дика ("Давид Копперфильд"), особенно когда он влетит в идэ-фикс; мистер Дик не умеет изъять короля Карла Первого из своих мемуаров, которые в образе бумажных змеев затем летают под небом;2 Георгий Иваныч страдает настойчивым зудом: поспеть первым куда бы то ни было; быв в ссылке с Дзержинским22, партийцев своих обогнав, он бросается перегонять декадентов; и в этих усилиях он припирается к религиозным философам; его застаю уже на другом перегоне, когда, перегнав Мережковских и сбив с ног Булгакова, на которого он налетел, локтем трахнув под бок Анну Шмидт на бегу23, догонял он Иванова, Вячеслава, чтоб вместе с ним броситься к Блоку: его обгонять - в манифесте от имени мистических анархистов;24 он им известил - Мейерхольда, Иванова, Блока, что, собственно, есть Мейерхольд, Блок, Иванов. Меня же влек пафос его; влекла истинно героическая попытка, заранее обреченная на неудачу: вздуть пламя из еле тлеющего пепелища "Вопросов жизни". Бывало, он выставит перед собой свою руку, встопыривши пальцы; и это подобие лапы орлиной качает он в воздухе, целясь глазами в ладонь и ее наполняя, как чашу, своими словами; но вдруг, от нее оторвавшись глазами, хватается за покрытый холодной испариной лоб, удивляясь тому, что из слов его вытекло вовсе не то, что втекло: втек - схематизм Мережковского; вытекло же - козлиное игрище: с Вячеславом Ивановым; носом пыхтит, оговаривается; и, не зная, как справиться со всеми точками зрения, их изживает "стоустым" он воплем, в изнеможении бросаясь на стул; отирает испарину и опрокидывает стакан вина себе в рот: содержание ж слов остается-таки под углом в 90№ к себе самому; "следовательно" не вытекает из "так как"; "так как" он следовал в ссылку, то - прав Иванов и Блок! Встает мне с Зевесовой головою, закинутою в анархию, с рукой, брошенной в мистику, с корпусом, обращенным к левейшим заскокам левейших течений в искусстве; и - все ж: меня тянет к нему; он весь - подлинный, искренний, истинно Прометеев пыл (а не "пыль"). Ставлю я образ молодого Чулкова: "Чулкова" в бороде, - еще не "врага"; когда ж он сбрил бороду, из парикмахерской вышел страдающий молодой человек с синевой под глазами и с заостренным очень бледным ликом больного Пьерро; в |
Андрей Белый Начало века Воспоминания в 3-х книгах | Андрей Белый Начало века Воспоминания в 3-х книгах | ||
Между двух революций Андрея Белого. Перед читателем проходят "силуэты" множества лиц, с которыми писатель встречался в Москве и Петербурге, в Мюнхене... | Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах... Это воспоминания, воспоминания и кое-какие размышления об Эвальде Ильенкове, о времени и немного о себе | ||
Республики Дагестан Республиканский Дом народного творчества «в дружбе... Российской Федерации. Будучи самой южной частью России, он олицетворяет собой своеобразный мост между Европой и Востоком, между Севером... | Реферат написан на основании собственного опыта, а также по материалам... Микропроцессорный комплект Z80: Справочное пособие. В 7-ми книгах. Кн "Центральный процессор Z80cpu". Минск, укик "центр" 1991 г | ||
Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах... В своей книге «Воспоминания» академик А. Д. Сахаров высказал следующее: «Иногда говорят, что человек как синица в полёте нуждается... | Прайс-Лист Топливораздаточные колонки Трк одним из 7 стандартных цветов: белый ral 9010, белый ral 1013, красный ral 3000, желтый ral 1021, зеленый ral 6018, серый ral... | ||
Гейнц Гудериан "Воспоминания солдата" Гейнц Гудериан, принимавший активное участие в осуществлении гитлеровских планов "молниеносной войны". "Воспоминания" представляют... | Как провести грань между наукой и псевдонаукой? Свой подход, позволяющий провести границу между наукой и лженаукой, предложил Майкл Шермер, американский историк науки. Печатаем... | ||
О проведении единого Урока Милосердия Губернатора области – начальника департамента внутренней и кадровой политики Белгородской области от 19 августа 2013 года №126-рп... | Презентация книг писателя: «Белый пудель» Оборудование: Мультимедийное оборудование; презентация книг писателя: «Белый пудель», «Чудесный доктор», «Тапер», «Слон»; музыкальное... | ||
Тема урока: Сочинение описание по картине И. И. Машкова «Клубника и белый кувшин» Учитель: Сегодня у нас урок развития речи, мы познакомимся с творчеством русского художника Ильи Ивановича Машкова. Внимательно рассмотрим... | Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах... Виргиния Дэйр, первый белый ребенок, родившийся в Северной Америке, была среди тех, кого не видели больше никогда. Вместе со своими... | ||
Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах... В нем право выбора между сохранением 6% отчислений на накопительную часть пенсии или их обнулением в пользу страховой части продлевается... | Биология в моей жизни Воспоминания студента медицинского университета Биология в моей жизни: воспоминания студента медицинского университета: Учебное пособие / В. Н. Фросин. – Казань: ООО “Диалог-Компьютерс”,... |