В. Ф. Чешко В. Л. Кулиниченко
Скачать 3.14 Mb.
|
| Генетические манипуляции. США, Западная Европа (1975- 2002 годы) Основными “болевыми” точками современной генетики, выступающими в качестве своеобразных каналов давления и внешнего политического нажима на науку, являются генетика человека, генетическая инженерия и экологическая генетика. Если евгеника и изучение наследования социально-поведенческих реакций у человека в США и Западной Европе имеют длительную историю, то интенсивно развивающаяся за последние 25 лет генетическая инженерия (основанная на методиках трансгеноза и клонирования), а также влияние современных технологий на генофонд человека и других биологических видов, придали особую остроту взаимодействию науки с основными социальными институтами. Развитие генно-инженерных технологий (рекомбинантная ДНК и клонирование) еще больше усилило обострение политической напряженности вокруг порождаемых ими проблем. Их применение к человеку имело очевидные последствия — расширение возможностей изменения генофонда и перевод евгенических мер с популяционного уровня (требующего для их реализации таких общегосударственных мер, которые способствуют изменению частот отдельных генов безотносительно к их конкретным носителям) на индивидуальный (основанный на личностном выборе генетически детерминируемых или считающихся таковыми признаков, наличие которых у потомков является желательным). Индивидуальный уровень использования евгенических методик делает их значительно более приемлимыми с точки зрения этических и политических стандартов, господствующих в западной цивилизации [Caplan, 1995]. Использование технологий генной инженерии уже в момент их возникновения имело явные политические акценты. Они стали причиной известного моратория на проведение генно-инженерных экспериментов, инициатором которого стала группа ученых во главе с П. Бергом (1974 год). Его продолжением и логическим завершением стала Асиломарская научная конференция (февраль 1975 года), на которой были согласованы и приняты основные принципы проведения генно-инженерных исследований, а также и практического использования их результатов. Участники конференции, в первую очередь, были озабочены разработкой мер, необходимых для социального контроля нежелательных последствий развития этой области исследований и практического использования полученных в ней результатов. Конкретнее, у инициаторов объявления моратория на генно-инженерные исследования возникли опасения, что существует возможность “утечки” или же сознательного и злонамеренного использования плазмид-векторов, применяемых в ходе клонирования генов, носителей наследственных детерминантов рака, устойчивости к антибиотикам, опасных токсинов и т. д. Однако, в массовом сознании мораторий и решения конференции формируют другой стереотип — миф о неустранимой и неконтролируемой опасности генной инженерии и клонирования, как таковых. И в научном сообществе, и за его пределами ситуация в генной инженерии отождествлялась с той, которая возникла в ядерной физике конца тридцатых годов. Поэтому объявление моратория на научные исследования в области генной инженерии политически и содержательно напрямую соотносилось с предложением Л. Сциларда и других физиков о прекращении публикаций результатов исследований, которые впоследствии могут привести (и действительно, привели!) к созданию ядерного оружия. Поэтому социально-политическая реакция (с самого начала возникновения генетической инженерии) развивалась с учетом исторического опыта использования достижений ядерной энергетики [Crimsky, 1989, p.17]. Впервые в истории Западной демократии встает вопрос об организации внешнего контроля не за прикладным использованием науки, а за проведением фундаментальных теоретических исследований, как таковых [Bennet, Gurin, 1977; Dickson, 1984]. В отечественных публикациях (вчастност, в комментариях по поводу этого моратория и решений Асиломарской конференции) говорилось, что если теперь “ученые не смогут сами объективно регулировать свои исследования, то за них это сделают другие” [Цит. по: Фролов, Юдин, 1986, с. 296]. В настоящее время, тенденция вненаучного (социально-политического, административного) контроля тематики научных исследований, как мы покажем на примере ситуации с проблемой клонирования млекопитающих и человека, не только сохранилась, и усиливается. Исходный конфликт генетической инженерии и общества, актуализированный в 1974-1975 годах, трансформируется в дальнейшем по нескольким направлениям — разработки и использования пищевых продуктов и лекарств, получаемых с использованием “организмов с модифицированным геномом” (т.е. с помощью технологии клонирования генов) и репродуктивных технологий, применяемых к человеку. Следующая фаза развития коллизии “Генетика—социум” связана с Международным проектом “Геном человека”, планы реализации которого появились в конце 1980-х годов. Основанием проекта стала технология автоматизированного определения последовательности нуклеотидов в молекуле ДНК (секвенирования), разработанная двумя независимыми исследовательскими группами, возглавляемыми У. Гилбертом и А. Максамом в Гарварде и Ф. Сэнджером в Кембридже. К этому времени были уже составлены карты геномов многих организмов — миксомицетов, кишечной палочки (Escherishia coli), дрожжей, плодовой мушки (Drosophila melanogaster), культурных и лабораторных растений и т.п. Уже само название проекта свидетельствует о том, что его цель — создание детализированной карты нуклеотидных последовательностей генома человека. Заметим, что к периоду начала воплощения проекта была уже картирована некоторая часть человеческого генома. Непосредственная реализация проекта “Геном человека” началась в результате объединения двух государственных исследовательских программ США — Департамента энергетики и Национального института здоровья. Первоначально научным руководителем проекта был Дж. Уотсон, заявивший, о стратегической цели этого объединения — “выяснить, что на самом деле представляет собой человек” [Roberts, 2001]. Очевидно, что этим заявлением он, вольно или невольно, наметил линию этических и политических коллизий и противостояний, равно как и социально-психологических трансформаций в последующих десятилетиях истории цивилизации. По объему финансирования и масштабам предпринимаемых усилий, исследование генома человека19 зачастую сравнивали с двумя другими крупнейшими научно-исследовательскими и технологическими предприятиями — созданием ядерного оружия (Манхетенский проект) и высадкой человека на Луне (проект “Аполлон”). Помимо США, значительную роль в его осуществлении играли специалисты Великобритании, Франции, Японии. Для координации исследований и усилий экспертов различных стран была создана международная организация HUGO (Human Genome Organization). Но уже в самом начале возник конфликт между двумя технологическими схемами определения структуры генома. Принятая официальной организацией, осуществлявшей проект (International Human Genome Sequencing Consortium), технологическая схема предусматривала секвенирование сегментов ДНК, локализация которых в геноме (т.е. отнесение к некоторому району определенной хромосомы) была предварительно установлена. Через несколько лет после начала проекта параллельные исследования по картированию генома человека начали проводить и ряд не государственных компаний и исследовательских учреждений, в том числе TIGR (The Institute of Genomic Research) и Celera, возглавлявшиеся Крейгом Вентером, бывшим сотрудником проекта. Предложенная им, совместно с Марком Адамсом, технология секвенирования позволила резко сократить продолжительность первых стадий картирования генома и значительно снизить финансовых расходов. К 10 января 2000 г. была установлена последовательность нуклеотидов, составляющая 90% всего генома, что соответствовало 97% от общего количества генов, входящего в его состав [Public Versus, 2000; Macer, 2000]. В июле 2000 года было объявлено о завершении первой стадии картирования человеческого генома — определении последовательности большей части из составляющих его 3109 нуклеотидных пар. Успешная реализация задач проекта, о чем в совместном заявлении объявили тогдашний Президент США Б. Клинтон и Премьер-министр Великобритании Т. Блэр, стала, безусловно, достойным завершением уходящего века и впечатляющим началом нового тысячелетия. Но нельзя недооценивать серьезность проблем, которые в результате завершения проекта стали не просто актуальными, но и крайне острыми. Это не только вопросы чисто биологического характера. Сама возможность выяснения генетического фундамента “природы человека” — основной идеи проекта воспринималась научным сообществом и общественным мнением по-разному, начиная от осторожного скепсиса (в начале) и до глобальных надежд и опасений (в конце). Последние сильнее всего стимулировались на начальных стадиях практической реализации картирования генома — в первой половине девяностых годов. В своем историческом обзоре, написанном непосредственно по следам событий, Л. Робертс пишет: “Это были горячие дни для охотников за генами. Первоначальные усилия в осуществлении геномного проекта принесли плоды в виде составления весьма изощренных карт геномов человека и мыши. С этими картами в руках время, необходимое для выявления генов наиболее опасных наследственных болезней, сокращалось от десятилетий до, возможно, двух лет. Казалось, каждую неделю обнаруживался новый опасный ген. Игру портил только факт, что это — еще очень далеко от возможности лечения” [Roberts, 2001]. Большинство экспертов, опрошенных в 2000 году, заявили о том, что в результате успешного завершения проекта, период разработки новой технологии лечения болезней займет от трех до пяти лет, а переподготовка и обучение практикующих врачей — от пяти до десяти лет. По их мнению, произойдет методологическая революция в теоретической и практической медицине, которую можно определить как интеграцию медицинской генетики в повседневную практическую медицину на основе учета особенностей генотипа каждого пациента [Billings, 2000]. Участники проекта, сразу же после завершения определения молекулярной структуры человеческого генома, заговорили о методологической недостаточности редукционистского подхода, утверждая, он знаменует переход от фазы структурного анализа генома к новой — функционального исследования [Venter, Adams, Myers et al, 2001]. Вместе с тем, как сотрудники официального проекта, так и исследователи компании Celera,, объединившие свои усилия на заключительной стадии и одновременно опубликовавшие отчеты в специальных выпусках журналов “Nature” и “Science” в феврале 2001 года [International Human Genome, 2001; Venter, Adams, Myers et al. 2001], пришли к неожиданным и “провокационным” выводам [Clavene, 2001]. Они были связаны с существованием нескольких фактов и вытекающих из них очевидных (по крайней мере, на первый взгляд) соображениях, которые не вполне соответствовали сформировавшимся ранее представлениям, как научного сообщества, так и общественного мнения. Только 1,1% генома человека представлены экзономи, несущими информацию о первичной структуре белковой молекулы; 24% составляют интроны и 75% — межгенные участки ДНК. Иными словами, большая часть генома представлена, так называемой, “молчащей” или “эгоистической” ДНК. Количество обнаруженных транскрипционных единиц (генов), кодирующих структуру белковых молекул, составляло от 30 до 40 тысяч20. С учетом альтернативного сплайсинга, допускающего несколько вариантов прочтения генетической информации, такой размер генома обеспечивает набор индивидуальных белковых цепей в клетке (протеинов), равный приблизительно 90-120 тысячам. Эти количественные характеристики в несколько раз меньше ожидавшихся, полученных на основе предварительных расчетов, базировавшихся на несколько расплывчатом критерии “биологической сложности”. Вместе с тем, они лишь в незначительной степени (в 1,5 — 3 раза) превышают число структурных генов в геномах круглого червя нематоды и плодовой мушки Drosophila melanogaster. Гомологичность геномов человека и высших приматов достигает 99 процентов. С учетом сказанного выше можно предположить, что процесс антропогенеза сопровождался совершенно незначительными, внешне несопоставимыми с масштабами культурной эволюции человеческой цивилизации, преобразованиями генетического материала. Не вызывает особого удивления, что приведенные выше факты сопровождались комментариями об ожидаемых неизбежных изменениях в духовной жизни человечества. Так, французский исследователь Ж.-М. Клавен (ранее мы уже обращались к его исследованиям) заявил, что это “послужит спусковым механизмом для новых научных, философских, этических и религиозных вопросов в новом столетии” [Clavene, 2001]. Другой эксперт — С. Паабо (Германия) сказал о “совершенно новом философском вызове”, заставляющем иначе смотреть на происхождение и историю человечества [Paabo, 2001]. Мы считаем, что завершение проекта “Геном человека” — конец только первой стадии исследовательского процесса. Идеальный результат его окончания предполагает ответ на вопрос: “Каковы механизмы, при посредстве которых наследственная информация, записанная в геноме, во взаимодействии с факторами и сигналами, приходящими из внешней среды, развертывается в единый организм, становящийся, в свою очередь, элементом более сложных самовоспроизводящихся, экологических и социальных систем?”. Расходы на секвенирование ДНК составляли (в пересчете на один нуклеотид) от 0,01 до 1,0 доллара США. Но в огромных суммах, выделенных на осуществление Проекта, только 5% предназначались для исследований социальных, правовых и этических последствий его реализации [Boyd, Doering, 2001]. Между тем, в настоящее время очевидно, что по своему значению эти последствия начинают играть одну из ведущих ролей в истории человеческой культуры начала третьего тысячелетия21. В последней четверти ХХ века определились два, частично перекрывающих и соответствующих друг другу, сектора: социального бытия и духовной жизни общества, где напряженность коллизий, обусловленных прогрессом фундаментальной и прикладной генетики, становится максимальной (или воспринимается общественным мнением как таковая). Это — влияние фундаментальных генетических концепций и генно-инженерных технологий на взаимоотношения человека с экосистемами, с одной стороны, и судьбу отдельных индивидуумов, социальных групп, всего человечества в целом — с другой. Последний аспект многократно интенсифицировался с началом осуществления проекта “Геном человека”. В развитии нескольких исследовательских направлений отчетливо прослеживаются этико-политические составляющие:
В статье члена коллегии директоров Американского совета по делам науки и здравоохранения Г. Миллера приводятся примеры сложившегося в массовом сознании искаженного имиджа генно-манипуляционных технологий [Miller, 1997]. Любопытно наблюдение и Д. Мейсера, который, опираясь на данные социологических исследований, утверждает, что массовое сознание не делает различия между генетическими манипуляциями, проводимыми с отдельными соматическими клетками и тканями, и собственно клонированием человека как таковым [Macer , 1992]. В середине семидесятых годов перспективы развития и того, и другого направления оценивались средствами массовой информации значительно более оптимистически [Gaylin , 1972], чем это впоследствии оказалось [Конюхов, 1998]). В этой связи симптоматичен колоссальный успех книги Д. Рорвика “По образцу и подобию” [Rorvik, 1978; 1983]. В ней был описан успешный опыт клонирования человека, якобы проведенный на средства некоего американского миллиардера. Впоследствии в результате судебного процесса (г. Филадельфия, США) книга была признана “фальшивкой и подлогом”. Безусловно, утвердившиеся в массовом сознании установки и стереотипы относительно роли и возможностей генетических манипуляций в трансформации генома22, в достаточно очевидной мере влияют на политические решения, принимаемые в связи с внедрением достижений биотехнологии и генетической инженерии. Необходимость социального, в том числе государственного, контроля в этой области не подлежит сомнению. В целом, разрабатываемая в большинстве западных стран система мониторинга и биоэтического консультирования достаточно взвешена и осторожна. Однако если в начале семидесятых годов инициатива принятия политических мер исходила от научного сообщества, то в последнее время, принятие административных или юридических (как правило, — запретительных) мер инициируется политическими органами США и Евросоюза23 [Тема номера, 1998]. Вновь создаваемая законодательная база развитых стран допускает определенную интерпретационную неоднозначность. М. МакКлюре, один из экспертов в области новых биотехнологий Национального института здоровья ребенка и развития человека, в начале 1997 года подчеркнул три особенности современной ситуации, сложившейся в области генетической инженерии человека:
В сумме все эти факторы влияют на интенсивность экстранаучного давления и кумулируются. Научное сообщество оценивает сложившееся положение неоднозначно, но чаще всего высказываются опасения, что будет нарушена свобода научного творчества и социальная автономия науки [Eiseman, 1997]. Наука как социальный институт реагирует на политическое давление, превышающее адаптивную норму, включением одного из трех привычных механизмов — миграции, мимикрии и ухода в подполье. Все они, в той или иной степени, предполагают развитие эффекта торможения и деформацию ее дальнейшего развития. Термин “миграция” употребляется нами здесь не только в географическом, но и в социально-экономическом смысле. |
Похожие:
 | Греков В. Ф., Крючков С. Е. Чешко Л. А ... | | Календарно-тематическое планирование Учебник: «Русский язык 9 класс». Москва. Просвещение,2011 г. Авторы С. Г. Бархударов, С. Е. Крючков, Л. Ю. Максимов, Л. А. Чешко |
| Протокол №1 от Русский язык. 10-11 классы: учеб для общеобразоват учреждений/ В. Ф. Греков, С. Е. Крючков, А. А. Чешко. – 4-е изд. М: Просвещение,... |  | Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах... Русский язык. 8 класс. Авторы С. Г. Бархударов, С. Е. Крючков, Л. Ю. Максимов, Л. А. Чешко |
| Рабочая программа по русскому языку (наименование учебного предмета, курса, дисциплины (модуля)) Умк под редакцией С. Г. Бархударова, С. Е. Крючкова, Л. Ю. Максимова, Л. А. Чешко. М. Просвещение | | Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах... «Русский язык. 8 класс» Автор: С. Г. Бархударов, С. Е. Крючков, Л. Ю. Максимов, Л. А. Чешко |
| Учебник Л. Ю максимов, Л. А чешко. «Русский язык для 9-11 кл вечерней сменной и заочной школ» Цель урока: закрепить основные понятия, рассматриваемые в законах механики Ньютона | | Календарно -тематическое планирование уроков русского языка в 9 классе на 2013/2014 учебный год Учебник Бархударов С. Г., Крючков С. Е., Максимов Л. Ю. Чешко Л. А. Русский язык. 9 класс. М. «Просвещение» 2005 г |
| Рабочая программа по предмету: русский язык 10-11 классы М. Т. Барановой (базовый уровень), на основе «Пособия для занятий по русскому языку в старших классах» В. Ф. Грекова, С. Е. Крючкова,... | | Учебник для общеобразовательных учреждений / В. Ф. Греков, С. Е.... Форма урока: диалог; индивидуальная подготовительная работа; проектно-исследовательская деятельность, проверка выполнения знаний... |
| Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах... Русский язык. 10-11 классы: учеб для общеобразоват учреждений / В. Ф греков, С. Е. Крючков, Л. А. Чешко. 4-е изд. – М.: Просвещение,... | | Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах... Русский язык. 10-11 классы: учеб для общеобразоват учреждений/ В. Ф. Греков, С. Е. Крючков, А. А. Чешко. – 4-е изд. М: Просвещение,... |
| Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах... Фгос общего (полного) образования по русскому языку на базовом уровне и ориентирована на работу по учебнику В. Ф. Грекова, С. Е.... | | Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах... Планирование составлено на основе программы общеобразовательных учреждений по учебнику «Русский язык. 9 класс» под редакцией С. Г.... |
| Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах... Планирование составлено на основе программы общеобразовательных учреждений по учебнику «Русский язык. 8 класс» под редакцией С. Г.... | | Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах... Планирование составлено на основе программы общеобразовательных учреждений по учебнику «Русский язык. 8 класс» под редакцией С. Г.... |
