Академия наук СССР философское общество СССР новые идеи в философии
Скачать 3.74 Mb.
|
| 27 Из сказанного о важности истории как науки прикладной следует, что господствующие сейчас взгляды на то, какие знания всего более нужны для практики, страдают упрощенчеством. Хотелось бы задуматься и над тем, какова возможная роль искусства в будущем. Давно замечено, что в России литература (а с ней вместе и другие виды искусства) несла особую функцию: она заменяла отсутствующие общественные установления. И до сих пор наша литература перегружена задачами, которые, по сути, могли бы решать другие виды духовной деятельности, если бы они были достаточно развиты. При отсутствии хороших работ по новейшей истории страны их частично вынужден заменять роман на темы этого периода. По сути, для искусства это не нужно: исторический, в том числе и документальный, материал в художественной прозе должен быть трансформирован сообразно с собственно эстетическими задачами. Но это можно осуществить, только разгрузив литературу от дополнительных (и очень трудных для нее) задач. Если бы у нас история (особенно новейшая), философия, право были бы по-настоящему развиты, литература могла бы несколько иначе отнестись к тому материалу, с которым она имеет дело. На первый план мог бы выступить тот эстетический принцип игры, который, например, делает столь притягательным для многих читателей роман Булгакова «Мастер и Маргарита». Нет сомнений в том, что это не могло бы помешать собственно содержательной стороне литературы. То, что в России прозаик одновременно был и философом, и основателем новой религии, и историком, могло заинтересовать и привлекать многих читателей, с такого рода синтетической духовной деятельностью незнакомых. Но причины возникновения этой гибридной формы литературы можно было бы сравнить с общеизвестными особенностями использования техники в нашей стране: из-за ограниченности возможностей пользующиеся ею нередко вынуждены придумывать достаточно изобретательные способы, компенсирующие недостатки аппаратуры. В общем случае можно сказать, что трудные условия, в которые поставлена культура, могут в определенном смысле способствовать появлению новых ее форм. Но чрезмерная широта, этими условиями вызываемая, грозит дилетантизмом, и естественно стремление вернуться к профессиональной специализации. Согласно классификации, предложенной знаменитым французским этнологом К. Леви-Стросом, современные культуры принадлежат к числу «горячих»: они помнят все уже созданные тексты (в широком смысле, включающем любые знаковые последовательности, не только книги, но музыкальные, живописные, графические и другие) и стремятся к тому, чтобы создать текст, обязательно непохожий на уже существующие. На протяжении многих тысячелетий преобладали культуры противоположного типа, где стремились к точному воспроизведению уже существующего текста (на ранних этапах — обычно священного: гимна богам, нравственной или правовой формулы и т. п.). Холод- 28 дым культурам память нужна для того, чтобы сохранять запас священных текстов в неизменном виде, горячим — для того, чтобы избежать повторения сделанного раньше. Одним из больших достижений науки середины века явилось обнаружение методов количественного измерения основной величины, характеризующей культуру, — информации. Согласно математической теории информации, эта последняя величина определяется мерой неожиданности. Поэтому на основании метода измерения количества информации в словесном тексте, который использовался покойным академиком А. Н. Колмогоровым (являющимся вместе с американским математиком К. Шенноном одним из первых, кто применил эту теорию к языку), для измерения можно использовать угадывание по буквам: вы читаете книгу до определенного места, а дальше вам не разрешается читать, вы угадываете продолжение, вам говорят, верно ли вы угадали одну букву, тогда вы угадываете следующую. В начале 60-х годов, когда теория информации стала применяться к количественному изучению разных областей культуры, я участвовал в занятиях, которые Колмогоров вел по статистическому изучению русского стиха. Помню, с каким восторгом он сообщил нам однажды, что почти все (ранее ему неизвестное) стихотворение, напечатанное в отрывном календаре, он угадал по первым его словам — иначе говоря, этот текст почти не нес никакой информации, не содержал ничего нового, тривиально было и его содержание, и рифмы, и размер, и подбор слов. Текстов с минимальной или даже нулевой информацией современная культура производит очень много. С этим нынешняя наука сталкивается не только благодаря использованию теории информации. В компьютерах предполагается хранить банки данных по разным областям знания. Как использовать разного рода тексты для создания этих банков? Для этого из текстов нужно уметь извлекать информацию. Они оказываются весьма неравноценными. Большее число текстов — не только учебных и обзорных — повторяет содержание других, ранее написанных. Следовательно, степень «го-рячести» нашей культуры нельзя преувеличивать. Имело бы смысл специально заниматься проблемой новизны текста и поощрять к изданию именно оригинальные сочинения. Обычно дело обстоит иначе. Один известный поэт недавно, уже после изменения ситуации в литературе, говорил мне, что он прочитал рукописи более чем сотни молодых поэтов и ни одного из них не счел возможным рекомендовать к печати: все они непонятны, как Хлебников, за увлечение которым он заодно корил и меня. Разумеется, критерий непонятности для старшего поколения не только не может быть основанием для отвергания текста. Наоборот, за непонятностью может скрываться новизна образов и языка. Современное авангардное искусство (как тот же Хлебников или Филонов, бесподобные откровения которого только теперь становятся широко доступными) поначалу большинству казалось непонятным, озадачивало и сердило. Сейчас мы к нему привыкли и как бы включили его в свой пантеон классики. Но общественный 29 пафос авангардного искусства состоит именно в преодолении сложившихся шаблонов, в том, чтобы никому не давать становиться классиком, в том, чтобы приучать к идее непрерывного изобретательства. Эта идея важна для культуры в целом. Оттого бульдозеры, разрушавшие авангардные картины, были символом остановкивсей культуры, ее крушения. Науке и технике, как и современному искусству, требуются те же черты горячей культуры: способность к непрерывному по- ; иску самого нового, к открытию самого неожиданного и готовность среды к принятию нового открытия. В такой жгуче актуальной области, как философия русской истории, мы их немало найдем уже у Чаадаева. Но ведь и рукописям Чаадаева пришлось дожидаться перемен последних лет, когда их — и то фрагментарно — начали печатать. Столетие или полтора — слишком большой срок, такие интервалы между открытием и его обнародованием нетерпимы. Мы очень медленно начинаем публиковать труды наших великих философов, лежат неизданными еще многие рукописи Владимира Соловьева и Сухово-Кобылина, не говоря о всех последующих. Это же можно сказать о литературоведении — под спудом лежит в архиве книга Ярхо о математическом литературоведении — и о других гуманитарных науках. В замечательных работах Н. Д. Кондратьева, чью идею циклов в экономике капитализма давно оценили на Западе (потому что по его схеме правильно предсказывается реальное чередование спадов и подъемов, скажем, в 80-е годы нашего века), мне кажется особенно верной идея, что открытия, в большом числе делаемые во время спада (в разных областях науки и техники), затем должны внедряться для того, чтобы привести к следующему подъему. В более широком понимании мы сейчас переживаем период внедрения тех достижений, которые были сделаны в трудные времена в нашей литературе и гуманитарных науках, но тогда во всем объеме не могли достичь читателя. В сборнике «Иного не дано» (который в свою очередь с трудом достигает читателя) я уже писал о воскрешаемой нами только теперь культуре, созданной такими великими учеными и людьми искусства, как Выготский, Бахтин, Пропп, Эйзенштейн, Фрейденберг и другие их современники. Они все вместе образуют целую школу в науке, которую можно было бы назвать семиотической культурной антропологией. Она возникла в 20-е годы в нашей стране, намного опередив западную науку (что вполне признается теперь многими). Не знаю, какие чувства должны мы теперь испытывать в большей степени: гордости за тех ученых, которые в неимоверно трудных условиях создавали предпосылки для гуманитарной науки будущего века, или боли но поводу их судьбы и трудностей, до сих пор испытываемых при попытках издать и сделать общедоступным их наследие? Наш век постепенно от увлечения биологией движется к гуманитарным наукам. И как переход от века физики к веку биологии был облегчен тем, что биологи опирались на достижения других естественных наук, так можно было бы ждать и синтеза 30 биологии с науками о человеке. И здесь мы впереди других в выдвижении новых идей, но и в преследовании тех, кто их выдвинул: я имею в виду труды Л. С. Выготского, лишь недавно (с полувековым опозданием) изданные, и книгу С. Н. Давиден-кова о психоневрологическом подходе к архаическим культурам- Она была издана сразу после войны, но с тех пор не переиздавалась и полузабыта (как многое из тогда сделанного). А между тем к сходным выводам в самые последние годы приходит и западная наука. В нашей науке, особенно гуманитарной, до сих пор не восстановлен тот стиль благожелательности к самым неожиданным гипотезам, без которого немыслимо дальнейшее движение вперед. В работах крупных физиков по космологии, например, в статьях, напечатанных академиком А. Д. Сахаровым в «Журнале экспериментальной и теоретической физики» в период его ссылки в Горьком, смело обсуждаются вопросы, касающиеся основных черт эволюции Вселенной, в том числе и связанные с человеком (я имею в виду «антропологический принцип», согласно которому на первых этапах истории Вселенной значения таких параметров, как плотность и температура, благоприятны для последующего возникновения человека и разума). Я не знаю столь же смелого и безоглядного обсуждения общих проблем истории и истории культуры в нашей пауке. Работы на эти темы Вернадского, сформулировавшего для биологической эволюции «принцип Дана», близкий к антропологическому, изданы со множеством цензурных купюр. Нам необходима и серьезная школа скептицизма, в том числе научного. В России всегда было принято, разочаровавшись в одной вере, немедленно переходить в другую (пусть хоть бы в форме радикального отрицания всех догматов первой). Мы нуждаемся в изучении опыта мыслителей сомневающихся, как Лев Шестов. Мне вообще кажется, что при обилии возникших под влиянием Кахтина серьезных работ о смеховой культуре мы совершенно недостаточно учитываем необходимость ее и для себя самих. Я имею в виду юмор совсем не как отдельный жанр, а как часть общего настроения, которую тоталитаризм всегда воспринимает как враждебную (общественное мнение у нас продолжало о себе заявлять в анекдотах, но свобода печати не доходит до того, чтобы анекдоты, упоминающие важных персон, публиковались). В этой связи стоит еще раз вернуться к уже упоминавшейся проблеме массовости культуры. В наш век появляются статьи по экспериментальной физике, число подписей под которыми превышает несколько десятков. Но обычно речь идет о совместной работе нескольких лабораторий, в каждой из которых не так много сотрудников. В специальных трудах по науковедению оценивается это число, остающееся в пределах десяти творческих работников. Технических помощников (как и в кино, и на телевидении) может оыть очень много, но основные достижения связаны всегда с сообществом немногих людей. Другое дело — число потребителей 31 культуры. У нас оно необычайно велико — миллионными тиражами расходятся книги таких авторов, как Булгаков и Ахматова. Я склонен думать, что особенность нашей культуры, недооцениваемая до сих пор теми, кто ведает издательствами и другими средствами организации информации, заключается в том, что она одновременно и массовая, и элитарная: массовая по числу участников, элитарная — по основному направлению их вкусов, ориентированных на искусство как таковое. В этом меня убеждает опыт и лекций перед большими аудиториями, и экзаменов на вечернем отделении, когда приходится общаться с сотрудниками разных учреждений. Для последних лет и особенно месяцев характерно пробуждение к активности больших групп населения; это относится и к их интеллектуальным интересам. Не противоречат ли эти оптимистические наблюдения сказанному выше о кризисных явлениях? Молодежь, судя по кругу ее чтений и интересов, готова к усвоению и претворению новых веяний в искусстве, науке, разных сферах общественной жизни. Это не облегчает, а затрудняет выполнение тех задач, с которыми и раньше — до начала этой бурлящей повсеместной деятельности — не справлялась средняя и высшая школа. Одной из основных проблем представляется изложение главных вопросов современной жизни в такой форме, которая была бы понятна и занимательна для молодых поколений. Речь идет совсем не о том, чтобы сменить в учебных изданиях и программах плюсы на минусы, положительные утверждения на отрицательные. Но нужны достаточно смелые и по сути, и по форме высказывания на все те темы, которые много лет оставались табуиро-ванными: о смысле — или абсурдности? — жизни и смерти, о бессмертии и Боге, о любви и сексе. Пруст писал когда-то, что мы неправильно себя ведем: «Мысли» Паскаля стоят на книжной полке и пылятся, их мы перечитываем раз в год, а ежедневную газету спешим читать каждое утро. Не лучше ли было бы поменять местами ежедневную прессу и собрание высказываний философа? Современный интерес к журналам, печатающим историко-философские эпопеи, подобные роману Гроссмана, показывает, что читатель интуитивно подходит к подобным решениям. Показательна и эволюция некоторых телевизионных программ (особенно ленинградских), вбирающих в себя все более широкую информацию. Даже если бы идеи сторонников новых средств передачи информации по звукозрительным каналам и не были поддержаны новейшими исследованиями, касающимися возможностей человеческого мозга (в частности, его правого полушария, ведающего зрительными образами), мы все равно из общемировой практики должны были бы сделать вывод о нарастающей значимости телевидения (и других связанных с ним средств, таких, как видеозапись). Едва ли стоит сетовать об уходе былой книжной культуры. Постараемся продумать все возможности телевидения — хотя бы безграничные перспективы, которые видеотехника открывает перед образованием. Ведь сейчас курс лекций самого лучшего 32 профессора (из любой страны мира) может быть прослушан и увиден в самом удаленном от университетов месте. Не означает ли это, что реальность реформы высшего (а может быть, и школьного) образования, скорее всего, лежит на этом пути, который для нашей огромной страны кажется всего заманчивей? Разумеется, речь идет в этом случае о необходимости капиталовложений в ту информационную технику, которая понадобится для видеошкол и телеуниверситетов, но в данном случае нельзя сомневаться в оправданности затрат. В наше время, когда хозяйственная сторона любого вида деятельности привлекает к себе особое внимание, нужно напомнить, что в самых развитых странах (США, Япония, отдельные земли Германии, ушедшие от одностороннего и оказавшегося экономически разрушительным увлечения тяжелой промышленностью) информационная индустрия — только часть которой, хотя и самую важную, представляет компьютерная технология, — стала занимать первое место. Этот урок нужно учесть незамедлительно. За последнее время в США и других странах стремительно происходит перемещение ученых, особенно молодых, в фирмы. Можно, конечно, сожалеть о том, что наукой при этом можно заниматься только в связи с ее практическими приложениями в фирмах (я не говорю сейчас о гибкой системе поощрений, которые дают разные фонды) или в связи с педагогическими приложениями в университетах. Но, во-первых, и фирмы (как и разные фонды, частные и государственные) часто субсидируют и фундаментальные исследования (совсем не узко прикладного характера), во-вторых, необходимость приложений науки избавляет ее от излишней академической традиционности, чтобы не сказать косности, которой так много во всех институтах нашей Академии наук (напомню, что во всем мире лишь в двух академиях наук — нашей и испанской, сейчас совсем не столь научно значимой, членам академии платят только за их членство в академии). Наша академическая наука развивается — в большинстве институтов стоит на месте — вне возможной связи с высшим образованием; но и технологические ее приложения часто более чем скромны, что хорошо можно видеть на примере компьютерной техники и ее использования. По сути, Академия наук давно стала столь же бессмысленной, как Союз писателей или Союз художников: каждое из этих предельно бюрократических учреждений — помеха, а не помощник в порученных им делах. Разумеется, можно утверждать, что реальные достижения (а их у нас в каждой области науки до сих пор много, хотя, как правило, не те, кто больше всего сделал, заметнее других в официальной академической иерархии, на вершинах которой до сих пор отсутствуют, например, такие филологи с мировым именем, как Ю. М. Лотман, и такие математики, как Ю. И. Манин) не находятся в прямой связи с какой бы то ни было системой поощрений и стимулов. Это особенно наглядно видно на примере художественной и политической литературы, где необозримы за- Заказ № 1192 |
Похожие:
 | Президиум академии наук СССР распоряжение от 7 мая 1980 г. №10143-688... Разработано Сибирским научно-исследовательским институтом энергетики, фирмой оргрэс, Научно-исследовательским институтом гигиены... | | Лекция: Содержание, задачи и методы патологической анатомии. История предмета Рамн, доктора медицинских наук, профессора М. А. Пальцева, академика амн ссср, доктора медицинских наук, профессора А. И. Струкова,... |
| Ссср на пути кардинального реформирования общества 5 Глава Причины распада СССР 11 Но зачастую упускаются несколько обстоятельств. Всё это подчас приводит к мифологизации и необоснованной трактовке фактов и событий,... | | Предполагается, что школьники усвоили и могут оперировать знаниями... Обострение межнациональных противоречий. Августовские события 1991 года. Распад СССР. Образование СНГ. Образование Российской Федерации... |
| Предполагается, что школьники усвоили и могут оперировать знаниями... Обострение межнациональных противоречий. Августовские события 1991 г. Распад СССР. Образование СНГ. Образование Российской Федерации... | | Деятельность оун-упа из документов нквд-мгб СССР рассекречено в 2008 году Управления нквд СССР судоплатова заместителю начальника 3 управления нквд СССР илюшину |
| Законодательство СССР Утверждены Главным управлением ветеринарии Министерства сельского хозяйства СССР 27 декабря 1983 г по согласованию с Главным санитарно-эпидемиологическим... | | «О кадровом обеспечении сферы культуры и искусства Краснодарского... Ссср кинорежиссер Сергей Бондарчук, народная артистка СССР актриса Нонна Мордюкова, народный артист СССР дирижер Юрий Силантьев,... |
| Распоряжение президиума ан СССР от 03. 12. 1979 г. №10115-1966 «Об... Методические указания предназначены студентам специальностей 060800(080502) "Экономика и управление на предприятии (строительство)";... | | Конкурс исследовательских работ «Без истока- нет реки» Указов Президиума Верховного Совета СССР от 21 февраля 1948, от 28 ноября 1948 года; Приказа Министерства государственной безопасности... |
| Программа : О. Билый (д ф. н., Институт философии нану): Военная... О. Билый (д ф н., Институт философии нану): Военная доминанта российской цивилизации и крах СССР |  | Академия наук СССР институт востоковедения памятники литературы Гос впо по специальности 080111. 65 Маркетинг, утвержденный Министерством образования РФ «23» марта2000 г., №202 эк/сп |
| Еще раз об отношении СССР к плану Маршалла Военно-промышленный комплекс СССР на международной арене | | Реферат с элементами исследования Амн ссср, заслуженному деятелю науки рсфср, лауреату Государственной премии СССР зинаиде Виссарионовне Ермольевой |
| Ссср в 1950 – 1970-е годы Международная обстановка после второй мировой войны. Ссср в условиях холодной войны | | Методические указания по оценке почвенно-мелиоративных условий» (1987),... Почвенно-мелиоративная карта сельскохозяйственных земель Узбекистана м 1: 500 000 составлена в составе «Схемы развития и размещения... |
