19. ГРЕХИ ПРОТИВ БЛИЖНИХ
Грех зависти и злоречия. Добродетели кротости и миротворчества. Обязанность побеждать зло добром. Греховность мести. Гнев. Греховность дуэли.
Когда Господь беседовал с апостолами о последних временах, Он говорил, что тогда, "по причине умножения беззакония, во многих охладеет любовь." Это предсказание кажется уже исполняющимся в наши дни - дни взаимной отчужденности и холодности отношений. И в особенности заметно теперь, что взамен христианской любви и благожелательства врагами Христовой веры в народных массах усердно насаждаются зависть и зложелательство. А "завистливое око" Самим Спасителем причислено к роду тяжелых грехов. Да по существу своему зависть и невозможна для христиански настроенных людей. Ведь в каждой хорошей семье - внутри ее зависти быть не может, и все члены этой семьи радуются {а не завидуют) успеху кого-либо одного из них. Тоже должно быть во взаимных отношениях всех христиан - как детей одного любящего Небесного Отца. И поэтому, ап. Павел призывает нас не только плакать с плачущими, но и радоваться с радующимися - в противоположность тем, кто завидует успехам других. А для того, чтобы освобождаться от чувства зависти, - нужно помнить то, что в основе этого греховного чувства лежит наше тщеславие и эгоистическое соперничество. Обычно люди в своем эгоизме боятся, что их "не признают," не отдадут должного, других поставят выше и т. д. Христианин же боится обратного - боится того, чтобы себя не поставить выше других, не обидеть их.
Наряду с завистью, сильным врагом добрых отношений между людьми является еще различного рода злоречье - лживые речи, ссоры и брань. И странно: люди настолько отупели и ослепли, что все эти грехи считают ни за что, и постоянно согрешая злоречием, этого уже и не замечают. А вот как говорит апостол Иаков о грехах языка: "Посмотри, небольшой огонь так много вещества зажигает; и язык - огонь, прикраса неправды... это - неудержимое зло; он исполнен смертоноснаго яда..." И в другом месте он говорит: "Если кто... думает, что он благочестив, и не обуздывает своего языка, но обольщает свое сердце, у того пустое благочестие..." А Сам Господь прямо говорил: "от слов своих оправдаешься и от слов своих осудишься..." Так опасны грехи слова!
Но самым отвратительным из всех грехов" злоречия нужно, безусловно, признать позорную и отвратительную привычку к непечатной брани - которой подвержены многие русские люди. Какой это стыд, какой позор, какое надругательство над чистотой и целомудрием, которых ждет от нас и заповедал нам Господь. И люди думают, что все это - "пустяки," "ничего," забывая о тех страшных словах; "от слов своих оправдаешься и от слов своих осудишься," - которые уже приводили. "Течет ли из одного источника соленая и сладкая вода?" - спрашивает ап. Иаков. А мы, когда скверним свои уста этой отвратительной бранью, не думаем, что чрез эти же самые уста польются к Богу благоуханные слова чистой молитвы, и этими же оскверненными и загрязненными устами принимаем Святыню всех святынь - пречистые Тайны Христовы... Нет, отложите теперь вы все: гнев, ярость, злобу, злоречие, сквернословие уст ваших, имеющий уши слышать, да слышит!
В противоположность всем этим источникам взаимного озлобления и ссор, христианство призывает нас к миролюбию и прощению обид. Так снова мы приходим к заповедям блаженства: "блажени кротции, яко тии наследят землю... Блажени миротворцы, яко тии сынове Божий нарекутся..." Кроткий человек - это, прежде всего, человек незлобивый и простой и безусловный противник всякого эгоизма. В нем нет самоугождения и своекорыстия - наоборот, он ищет прежде всего того, что нужно не ему самому, а другим. В то время, как масса эгоистов обычно представляет из себя свору голодных волков, наперебой набросившихся на добычу, отнимая ее друг у друга, кроткие люди всем уступают и во всем помогают. Но замечательно то, что, по Евангелию, именно их линия поведения является наиболее прямою и устойчивою; ибо не кто другой, как они, кроткие, наследуют землю, хотя и проходят жизнь, как овцы посреди волков - по яркому образу Спасителя.
Еще выше - добродетель миротворчества. И награда за нее - высшая, богоподобная: "ибо они назовутся сынами Божиими." Миротворец-христианин подобен по своей деятельности первому "миротворцу" - Сыну Божию, при рождении Которого ангелы пели: "На земле мир." Кроткий человек создает уют и мир вокруг себя, не раздражает других. Миротворец эту атмосферу мира и добрых отношений стремится распространить как можно шире - и старается мирить других. А такой подвиг требует большого духовного напряжения, терпения и готовности встретить холодное непонимание, насмешки, вражду и противодействие. Но христианин-миротворец ко всему этому всегда готов, т. к. он хорошо знает, что всякий христианский подвиг доброго дела тем ценнее и выше, чем больше он встречает затруднений и противодействия.
В неразрывной связи с кротостью и миротворчеством стоит то Евангельское незлобие, которое должно быть отличительной чертой каждого христианина. Оно больше всего проявляется в прощении личных обид и оскорблений, которое нам заповедал Спаситель, сказавший: "если кто ударит тебя в правую щеку, обрати к нему и другую..." Иными словами - не отвечай на насилие насилием, а отвечай на зло добром. И апостол Павел разъясняет: "если враг твой голоден - накорми его; если жаждет - напои его. Не будь побежден злом, но побеждай зло добром." И наоборот: если человек на зло отвечает злом - то он сам, очевидно, сделался пленником этого зла, и им побежден (конечно, речь здесь идет о личных обидах, нанесенных христианину).
В жизни мы постоянно наблюдаем, что человек, обиженный кем-либо, гневается и даже мстит. Но месть, безусловно, греховна и недопустима для христианина. "Не мстите за себя, возлюбленные," - призывает апостол Павел. Месть - полная измена христианскому духу кротости и всепрощения, показывающая в человеке отсутствие христианской любви. Что же касается гнева, то тут положение несколько иное. Господь запрещал не всякий грех, но -"напрасный" гнев. И апостол говорит: "гневаясь не согрешайте," - указывая таким образом на то, что гнев может быть и не грешным.
Сам Г. И. Христос гневался на лживость и упорство фарисеев (Марка 3:5). Таким образом, гнев может быть естественно-законным и справедливым. Таким гневом воспылал святитель Николай Чудотворец, Когда на вселенском соборе он ударил по щеке еретика-богохульника Ария. Этот гнев исходил из чистого источника - пламенной ревности о славе Божией. Грешным же грех бывает, во 1-х, тогда, когда он несправедлив и напрасен. Это бывает очень часто, в особенности тогда, когда человеку "правда глаза колет" и бьет по его эгоизму и самолюбию. А о. Иоанн Кронштадтский советовал не только не сердиться на тех, кто уязвляет наше самолюбие, но и ценить их, как духовных врачей, открывающих язвы нашей гордой и тщеславной души. Далее, даже гнев, справедливый по своему началу, может оказаться грешным, когда он затягивается человеком намеренно, как проявление недоброго сердца. Тогда человек уже сам настраивает свое сердце на гнев и этим безусловно, грешит. Против этого апостол говорит: "солнце да не зайдет во гневе вашем. Сознательно раздуваемый и удержанный гнев может уже перейти в злопамятность - так противную духу христианской любви.
Мы уже говорили о том, что месть непозволительна для христианина. Тем более непозволительна для него дуэль - нелепый пережиток средневековья. Иное было в средние века, когда люди живо верили в то, что Правда Божия не попустит пострадать невинному, и на дуэль смотрели как на суд Божий. Теперь же и веры той нет, и раскрытое христианское сознание ясно говорит нам, что Господь никому из нас не давал такого права пользоваться Его судом в нашей грешной жизни. Да обычно теперь дуэлисты о Боге думают менее всего, а только руководятся своим оскорбленным самолюбием, злобой и нелепыми понятиями о "чести." Как известно, эта самая "честь," "чувство собственного достоинства," "благородная гордость" и т. д. являются, по существу, все той же богопротивной гордыней и самопревозношением, от которых так предостерегает нас христианство. Да и исход дуэли теперь, по общему убеждению, зависит от ловкости противников и от"слепого случая," так что от средневековой идейной подкладки в нынешней дуэли ничего не осталось. И не напрасно указывают в дуэли - адское сплетение трех грехов: самосуда, убийства и самоубийства. Самосудом дуэль является потому, что она есть дело произвола дуэлистов. Убийством она является потому, что каждый из противников идет для того, чтобы убить другого, а самоубийством - потому, что оба противника ставят себя под пулю или шпагу врага...
20. НЕХРИСТИАНСКИЕ СИСТЕМЫ ЭТИКИ
Эвдемонизм (эпикурейство) и утилитаризм, философия общего блага. Несостоятельность этих систем морали.
Легко видеть, что все рассмотренные нами подробности отношений христианина к ближним - кротость, миротворчество, незлобливость и т. д. - приводят нас к одной добродетели - основной и главной. Эта добродетель - христианская любовь, и она-то и есть коренной принцип христианской нравственности.
Помимо того учения о нравственности (морали), которое предлагается христианством, существуют нехристианские, светские системы морали. Согласуясь во многих своих пунктах с учением христианской морали, эти системы, однако же, отказываются признать принцип христианской любви основой учения о нравственности. Их как бы пугает высота любви, заповедуемой Евангелием, и они ищут более легких и приемлемых для себя принципов.
Из этих светских систем морали наиболее известны и, в то-же время, наиболее распространены в практической жизни: эвдемонизм и утилитаризм.
Эвдемонизм (иначе - эпикурейство) в основу нравственности ставит свойственное людям стремление к счастью. При этом, счастье здесь понимается как сумма удовольствий и наслаждений, от которых жизнь человека делается приятною и счастливою. Однако, эвдемонисты расходятся в своих мнениях по вопросу о том - каких же именно удовольствий должен искать человек, желающий быть "счастливым." Некоторые из них (едва ли не большинство) говорят почти исключительно о грубых, чувственных удовольствиях. О таком грубом эвдемонизме ал. Павел говорил: "Станем есть и пить, ибо завтра умрем." Другие эвдемонисты, ссылаясь на то, что увлечение чувственными удовольствиями разрушает тело и душу человека, рекомендуют не прельщаться ими, а добиться удовольствий более устойчивых и длительных, а также более одухотворенных. Таковыми являются, напр., музыка, поэзия и вообще - различные роды искусства и науки.
Но, конечно, ни в том, ни в другом виде эвдемонизм не приемлем для христианина как основное начало нравственности. Основной вопрос нравственности - различие между добром и злом, между тем, что хорошо, что дурно. А эвдемонизм говорит о том, что приятно и что неприятно. А кто же будет спорить о том, что это - далеко не одно и то же?! И не ясно ли, что человек-эвдемонист в жизни практической всегда будет эгоистом, который охотно будет требовать и получать то, что ему приятно, и отказываться от того, что ему неприятно (хотя бы это было приятно и полезно другим). Да и о какой нравственности можно говорить в том случав, если все люди начнут добиваться только того, что им нравится?..
Еще более несостоятельным и положительно нелепым является эвдемонизм со строго христианской точки зрения. Христианство все время обращает мысль человека к бессмертию души и отчету человека о своей земной жизни и поведении на Страшном суде. А чего же должны ожидать эгоисты-эвдемонисты на суде Того, Кто спросит у них дел любви и помощи страдавшему брату? Участь богача в Евангельской притче о богатом и Лазаре - вот их ужасный удел в вечности. И иначе быть не может, т. к. основной принцип христианства известен: "входите тесными вратами; ибо широки врата и пространен путь, ведущий в погибель, и многие идут ими. Ибо тесны врата и узок путь, ведущие в жизнь, и немногие находят их" (Матф. 5:13-14).
Несколько лучшею системою безрелигиозной морали является утилитаризм (иначе - философия общего блага). В нем человеку предписывается делать не то, что ему приятно, а то, что для него полезно. Но и эту систему нравственности нельзя признать состоятельною. Прежде всего, само понятие пользы далеко не всегда совпадает с идеей блага, как чего-то, безусловно, доброго. Полезно, напр., лекарство для укрепления здоровья, но ведь полезно разбойнику и его оружие - револьвер или нож, полезные для осуществления его злой цели. Таким образом, принцип полезности в основу нравственности поставлен быть не может. А если его выразить в резкой и краткой форме: "поступай как тебе полезно, т. е. выгодно," то разве не ясно, что здесь опять проглядывает тот же грубый эгоизм, о котором столько уже говорилось ранее. А поэтому некоторые утилитаристы-философы стараются смягчить это обстоятельство тем, что рекомендуют человеку добиваться не своей только личной выгоды, но и общего блага, общей пользы, в которой, говорят они, - заключается и личное благо каждого. Конечно, в этом случае утилитаризм является в более облагороженном и возвышенном виде, однако он и здесь все же является несостоятельным, если не подкрепить его высокими принципами христианства. Во-первых, основной его недочет - несовпадение понятий "пользы" и "добра," остается и здесь. Во-вторых, в жизни практической бывают положения, в которых человека может удержать от преступления именно только религиозный страх - боязнь нарушить закон Высшей Правды, а не сухой расчет утилитаризма. Напр., голодный человек стоит пред искушением украсть хлеб или деньги у соседа. Что его может удержать от этого? Конечно, только религиозное сознание греховности такого поступка. Но утилитаризм ему нравственной опоры в таких колебаниях дать не может. Пусть утилитаристы его учили искать не своего, а общего блага - именно потому, что в общем благе заключается его личное благо, но ведь если он во имя этого "общего блага" не украдет денег или хлеба, то может погибнуть от голода. Где же тут его личное благо? В голодной смерти?
Так, ни эвдемонизм, ни утилитаризм мы, христиане, не можем признать сколько-нибудь состоятельными системами нравственности. И хотя эти системы морали, эти эпикурейско-утилитаристические взгляды широко развиты теперь - однако же необходимо отметить, что те, кто придерживается их, - часто бывают вполне порядочными людьми. Почему? А потому, что общественная нравственность, воззрения и взгляды на жизнь у нас до сих пор носят на себе отпечаток влияния христианства. Много веков существует христианство в человечестве - и на все наложило оно свою крепкую печать. И только поэтому, люди, считающие себя эвдемонистами или утилитаристами, в действительной жизни являются христиански-честными и добропорядочными. Они выросли, воспитались в чисто-христианских, возвышенных нравственных понятиях, и потому - во многом остаются по душе христианами, и даже - сами того не сознавая - на свои утилитаристические и эвдемонистические идеи накладывают покров христианского идеализма...
21. ХРИСТИАНСКАЯ ЛЮБОВЬ
Христианская любовь как основное начало нравственности. Ее характерные черты. Гимн христианской любви у ап. Павла - 13 глава 1 послания к Коринфянам.
Мы видели, что те системы нравственности, которые не принимают как основу Евангельское учение о христианской любви, оказываются несостоятельными. Нравственность же христианская целиком утверждается на законе любви, эта любовь - и основа, и вершина ее.
Что же такое - эта христианская любовь? Конечно, в полном своем развитии она является самым возвышенным, сильным и ярким из всех человеческих чувств. Она представляет собою переживание особой духовной и нравственной близости, сильнейшего внутреннего тяготения одного человека к другому. Сердце любящего человека открыто для того, кого он любит, и как бы готово принять, привлечь его к себе. В своей любви оно и другого принимает в себя, и себя отдает другому. "Сердце наше расширено к вам, коринфяне, вам в нас не тесно," - писал своим любимым духовным детям апостол Павел. "Потому узнают все, что вы - мои ученики, если будете иметь любовь между собою" (Иоан. 13:39), - говорил своим апостолам (а в их лице и всем нам, христианам) сам Г. И. Христос.
Христианская любовь есть чувство особое, приближающее человека к Богу, Который Сам есть - Любовь, по слову Его возлюбленного апостола (1 Иоан. 4:8). В сфере земных чувствований нет высшего чувства, чем чувство материнской любви, готовой на самопожертвование. И вся история отношений Бога к человеку есть сплошная история самопожертвования Небесной любви. Отец Небесный как бы за руку ведет ко спасению грешника, Своего врага и изменника, и не щадит для его спасения - Своего Единородного Сына. Сын Божий, сойдя с неба, воплощается, страдает и умирает для того, чтобы чрез воскресение дать грешнику ту блаженную вечность, которую он утерял чрез свою измену. А пред страданиями Он дает Своим верным как бы завещание - заповедь, идеал: "Как Я возлюбил вас, так и вы - да любите друг друга..."
Таков идеал бескорыстной христианской любви. Она обнимает всех - не только друзей, но и врагов. Господь в Евангелии прямо говорит: "Если вы любите любящих вас, какая вам за то благодарность? Ибо и грешники любящих их любят. И если делаете добро тем, которые вам делают добро, какая вам за то благодарность? Ибо и грешники тоже делают..." (Луки 6:32-33) Этим Господь предупреждает нас против эгоистически-корыстного характера любви нехристианской, языческой. В такой эгоистической любви главное - наше собственное "я," наше самоудовлетворение от этого чувства. А нам, христианам, Господь заповедал иное: "любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящих вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас..." - Таким образом, христианин любит других людей не за доброе или угодливое отношение к себе, а т. ск. за них самих, они дороги ему сами по себе, и любовь его ищет их спасения, хотя бы они и враждебно относились к нему.
Но, быть может, ни в одном месте Священного Писания не раскрывается сущность и свойства христианской любви так, как в 13 главе 1-го послания ап. Павла к Коринфянам. Не напрасно толкователи Священного Писания называют эту глазу гимном христианской любви. В ней апостол сопоставляет христианскую любовь с разными духовными дарованиями и добродетелями и, назвав эту любовь путем превосходнейшим (в конце предыдущей 12 главы). с неотразимой убедительностью разъясняет, насколько она выше всех других дарований и переживаний человека.
"Если я говорю языками не только человеческими, но даже и ангельскими, а любви не имею," - говорит апостол, - "то я - медь звенящая и кимвал звучащий" (т. е. подобен бездушным предметам, которые действуют только на внешний слух человека, а не на его сердце). И все высшие добродетели - пророчество, ведение всех тайн, чудотворящая вера и даже подвиги самоотречения и мученичества, без любви - ничто, и только от нее приобретают свою цену.
"Любовь долготерпит, милосердствует, не завидует, us превозносится, не гордится, не бесчинствует'' - она делает человека терпеливым. кротким, смиренным и благожелательным но всем. "Любовь не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине..." Это - сила, все побеждающая, сила смиренной любви, уничтожающая эгоизм и злобу, гнездящиеся в сердце человека. И эта истинная любовь всегда ищет правды и истины, а не лжи и угодливости, И наконец - "Любовь все покрывает, всему верит, всегда надеется, все переносит. Любовь никогда не перестает..." Да, именно - никогда. Ничто не переломит ее - ни испытания, ни муки, ни горе, ни лишения, ни разочарования. И в иной - лучший мир - пойдет она с христианином, и во всей полноте раскроется именно там - когда исчезнут не только дары пророчества и языков, но прекратятся уже вера и надежда. Вера заменится там зрением лицом к лицу, а надежда станет сбывшеюся; одна любовь будет царствовать во веки веков. И поэтому-то и говорит тот же апостол: "Любовь есть исполнение закона" (Римл. 13:10).
|
