Исповедь убийцы
Скачать 1.31 Mb.
|
| Глава 8. ЛОВУШКА ДЛЯ ОДИНОКОГО МАНЬЯКА Я не люблю слушать музыку, когда еду в машине. Она меня отвлекает. Машина - это единственное место, где я одна. Правда, с появлением у меня сотового телефона, с таким определением можно тоже поспорить, но его, если уже совсем приспичит, можно выключить. Поэтому в машине я думаю. Именно, когда я спокойно еду, никто меня не дергает, к обгонам я равнодушна, мне приходят решения проблем, мучающих меня на работе или дома. Вот и сейчас я вспоминала все, что говорил мне доктор Рабинович, врач с тонкими пальцами пианиста и печальным взглядом Джона Леннона. Наверное, доктор и не подозревал, что когда он описывал маньяка, каждое его слово било меня со всего размаха. Хотя он заметил, что я примеряю к себе его объяснения и предложил не быть мнительной. Мнительной. .. Все, что он говорил о маньяках, идеально подходило к одному человеку, которого я хорошо знала. Слишком хорошо. Доктор рассказывал, а я сидела и видела перед собой Дениса. Все было в точности. И деспотичная мать - седовласая вдова (я просто не смогла бы себе представить, что она могла бы развестись!), и поиски женщины, старше его... Я оборвала себя. Попробуем рассуждать логично. Где был Денис во время совершения этих трех убийств? Например, когда убили Когана? Вечером того дня он, по-моему, разговаривал по Интернету. А где был Денис, когда убили священника? В Иерусалиме. А когда убили Зискина? В тот вечер он пришел ко мне веселый, мы прекрасно провели время, он что-то болтал, какие-то милые глупости. Почему я это помню? Светила яркая луна, я стояла возле открытого окна и он мне еще сказал, что я напоминаю ему Маргариту, только метлы не хватает. А Рабинович говорил, что после совершения убийства маньяк обычно бывает в прекрасном, расслабленном настроении. Да что же это я, в самом деле! Ко мне подбирается маньяк. Близко - близко. Очень хитрый. Зная, что я сообщу в полицию о его звонке, говорит со мной на иврите, имитируя аргентинский акцент. А записку на лобовом стекле машины оставляет уже на русском. Он хочет сотворить со мной что-то, а мне в голову лезет совершенно невообразимое! Что делать? Пойти в полицию и сказать: я подозреваю своего любовника, потому что он классно трахается в полнолуние и мамочка у него тиранка? И что они мне на это скажут? Я примерно представляю. А Борнштейн вообще недоволен тем, что я влезаю в расследование, хотя без меня он бы ни за что не поймал Яира Бен- Ами. Я должна сама выяснить, в чем дело. Я должна потихоньку расспросить Дениса. Но как я это сделаю, ведь маньяки не помнят, что они творят?! Я подъехала к дому. Дашка уже ждала меня. Все было как обычно. Я поцеловала ее и спросила: - Ты ела, доча? - Нет, я тебя ждала. Мамуля, я нашла глаз весталки. Я подошла к пазлу, разложенному на столе. Действительно, лицо девушки было собрано и она смотрела на меня прямо и даже несколько укоризненно. Я увидела в этом добрый знак: значит я на правильном пути и то, что задумала, обязательно выполню. Мы сели за стол. Кусок не шел мне в горло. Дарья даже заметила мое состояние. - Мам, что с тобой? Ты заболела? - Нет, все в порядке, Денис звонил? - Да, он сказал, что придет сегодня и что не мог до тебя дозвониться. Это действительно было так. Я выключила свой телефон, когда поговорила с Дашкой у доктора Рабиновича. - Дарья, - обратилась я к ней, - я хочу попросить тебя кое-что. - Что? - Ты можешь сегодня пойти переночевать к Инге? - Да, конечно, - в голосе дочери послышалась радость, - я сейчас ей позвоню, - Дашка бросилась с телефону. Вообще-то я не сторонник таких ночевок, но на этот раз делать было нечего. Я же не знаю, чем все обернется. Даша уже не раз приводила к нам своих подружек, сама, правда, ночевала у них реже. Но так принято у израильских школьников. Моя дочь уже собиралась. - Не забудь зубную щетку, - напомнила я ей. Оставшись одна, я вытащила сотовый телефон и запрограммировала его так, чтобы можно было вызвать номер следователя Борнштейна нажатием одной кнопки. Удостоверившись, что батарея полная, я успокоилась и положила его на столик у входной двери. Потом искупалась, высушила волосы феном и слегка подкрасилась. Меня не отпускала мысль, что все это я делаю в последний раз. Я приказала себе не быть дурой и начала одеваться. Денис пришел около десяти. Он был одет в строгий костюм и галстук, видимо, приехал сразу с выставки. В руках он держал кожаный чемоданчик - дипломат, которые смешно называются в Израиле "Джеймс Бонд". Чмокнул меня в щечку: - Прекрасно выглядишь, дорогая. - Вашими молитвами. Проходи. - Чем кормить будете, хозяюшка? Я зверски голоден! - Сейчас посмотрим, - сказала я. Он был совершенно обычным на вид. "А что ты хотела, Валерия, - одернула я сама себя, - чтобы он оскалил зубы и набросился на тебя? Игаль говорил же, что маньяка невозможно определить, пока не произойдет смещение личностей." Денис открыл дипломат и достал из него бутылку хорошего шампанского и несколько разноцветных коробок. На них были надписи: салями, балык, шоколад. Я таких коробок еще не видела. Видимо он купил их на выставке. - О! - воскликнула я. - По какому поводу пируем? - Сегодня особенный день, - сказал Денис, - проект закончен, на выставке удалось заключить выгодный контракт с японцами и мы не едем на Кипр. - Почему? - Потому, что мы с тобой поедем в другое место, далеко-далеко, - мечтательно протянул он. - Куда это? - Это пока секрет, я скоро расскажу тебе. Меня эта новость встревожила. Денис что-то замышляет, неужели двойное убийство? Сначала меня, а потом себя? Ой, нет, что-то я не слышала о маньяках-самоубийцах. Мы просидели за ужином полтора часа. Мне было не по себе. Денис заметил мое состояние и спросил: - Что с тобой, Лерочка, случилось что? - Нет, все в порядке, не обращай внимание. Он притянул меня к себе: - Давай закругляйся с ужином, - прошептал он мне, - я уже не в силах ждать. Я хочу тебя. "Прирезать", - мысленно закончила я его фразу. Вслух сказала: - Иди в спальню, раздевайся, а я уберу со стола и скоро буду. Денис вышел из комнаты, на ходу развязывая галстук, а я стала складывать посуду в раковину. Вдруг моя нога за что-то зацепилась, чемоданчик-дипломат опрокинулся, крышка раскрылась и я машинально нагнулась, чтобы закрыть его. То, что я увидела, заставило меня оцепенеть. В дипломате лежал нож. Я не верила своим глазам. Новенький сверкающий нож, кажется итальянского производства, в прозрачной упаковке. Обычный кухонный для резки хлеба или мяса, достаточно большой и массивный. Ближе к кончику на нем были насечки вроде пилки, для остроты. Я тут же вспомнила, что говорил эксперт во время осмотра тела покойного Когана. Что того зарезали обыкновенным кухонным ножом. "Бежать!" - в голове промелькнула эта единственная мысль. А полиция? Я же хотела звонить в полицию. Но телефон в спальне, а там Денис. Если звонить с сотового, то он все равно услышит. Смогу ли я продержаться, до приезда полицейских? Как будто услышав мои слова, Денис крикнул из спальни: - Лера, ну где ты? Я заждался. - Иду, иду, - ответила я, схватила сотовый телефон и выскочила из квартиры. Я бежала вниз по лестнице, не помня себя. Выскочив на пустынную улицу, я стала нажимать на кнопку вызова сотового телефона Бурштейна, но ответа не было. Наверно, я что-то не так напрограммировала. Нужно было туда ехать. Из-за поворота выехала машина и знакомый голос окликнул меня: - Валерия! Я обернулась. Это был зеленый "Форд". За рулем сидел Додик. Я совершенно не удивилась, что он делает около моего дома. Просто в этот момент я вспомнила, что ключи от машины я оставила дома, и Додик был весьма кстати. - Додик! - бросилась я к нему, - отвези меня в полицию. Срочно. - Садись, - коротко сказал он. Я села и он сам пристегнул мой ремень. - Что происходит? - спросил Додик. - Я не могу сейчас тебе объяснить, просто мне нужно немедленно известить полицию. Маньяк около меня и намеревается меня зарезать. - Да? - удивился он. - Ну тогда поехали. До полиции было несколько минут езды. Я посмотрела на дорогу - мы ехали совершенно незнакомыми улицами. - Где мы находимся? - обеспокоено спросила я, словно очнувшись. - Не волнуйся, просто перерыли улицу Шапиро и я еду в объезд. Это займет немного времени. - А... - я успокоилась. У нас в городе вечно что-нибудь перекрывали и рыли. Додик неожиданно свернул к морю. Я испугалась не на шутку. - Куда мы едем? Останови машину! Немедленно. - Сейчас, сейчас, - пробормотал Додик и машина действительно остановилась спустя некоторое время. - Пусти меня, - я пыталась отстегнуть ремень безопасности, но у меня ничего не получалось. - Не старайся, только я сам могу его открыть, - как бы устало сказал он. - Где мы находимся? - хотя я уже поняла где. Мы были в Национальном парке, на берегу моря, но не там, где стоят колонны и жарят шашлыки около палаток, а совсем в пустынной его части, заросшей колючим кустарником. - Когда ты села в мою машину, я просто не мог поверить в свою удачу, - неожиданно произнес он, - я же ехал к тебе. - В полночь? Ко мне? Зачем? Я тебя не приглашала, - вдруг я поняла, что сморозила глупость - не надо было его унижать. - Конечно не приглашала, кто я для тебя?! Его голос почти сорвался на крик. Боже, ну можно ли быть такой дурой?! Денис... Никакой не Денис, а вот этот странный, незаметный тип, с которым я виделась каждый день, который сидит сейчас тут, в машине, в нескольких сантиметрах возле меня. Я привязана, вокруг ни души. Меня можно зарезать, задушить, изнасиловать, а потом выбросить в море. И все. Финита ля комедия. Что же делать? Как выйти из этого положения? Я пыталась освободиться, шаря руками вокруг себя. Вдруг я наткнулась на телефон в кармане своей юбки. Мысленно моля, чтобы он заработал, я нащупала эту единственную кнопку вызова и нажала на нее вновь. Додик ничего не заметил. Он был углублен в себя и говорил прерывисто, слова безостановочно слетали у него с губ: - Меня никогда никто не хотел выслушать до конца. Я никому не был интересен, даже собственной матери. Она била меня по лицу, когда я врал - так она считала. А я не обманывал, я просто жил в своем мире, лучшем из миров. Там никто не смеялся надо мной, там никому не было дела до моих оттопыренных ушей и я всегда рассказывал интересные истории, которые все слушали до конца... А вот я прислушивалась к сотовому телефону, который сжимала в кармане. И о, чудо, послышался еле слышный гудок вызова. Я быстро зажала рукой микрофон, чтобы эти звуки не прорвались наружу. Гудки окончились и из кармана послышалось неясное вопросительное бормотание. Я громко сказала: - Додик, ну зачем надо было привозить меня в парк леуми - я специально произнесла название Национального парка на иврите - ведь Борнштейн не говорил по-русски, - разве мы не могли бы посидеть у меня? А то здесь так страшно - в парке леуми, - последние слова я буквально выкрикнула. - Мне тоже было страшно, когда я ее убил, - надрывно проговорил он, - но жить с ней было еще страшнее. Она говорила мне, что я никчемный, глупый урод, что я недостоин был родиться на белый свет и что ее уговорили не делать аборт. Каково это выслушивать ребенку. Если я приносил плохие отметки из школы, она называла меня тупицей, который весь в отца. Его я не помню, они разошлись, когда я был совсем маленьким. Я вспомнила, что доктор Рабинович говорил: пока маньяк не выговорится, он не убьет свою жертву. И я торопливо стала задавать вопросы: - Почему она тебя так не любила? Ведь она же мать? - Я родился, когда она была совсем молодая. Ей хотелось жить и развлекаться, а бабушек не было. Я ей постоянно мешал. Она убегала из дома, а я оставался совсем один и боялся. Боялся темноты, привидений, крыс - всего. А она только смеялась и называла меня трусом. Я до двенадцати лет мочился в постель и это было еще одно подтверждение моей никчемности. - А что потом было? - продолжала я спрашивать. - Она безумно хотела выйти замуж и не просто так, а за богатого мужчину. А я ей мешал. Мне было семнадцать лет, я еще учился в школе и однажды пришел рано домой. Нас отпустили с уроков. Я вошел в дом и позвал ее: "Мама!". Она вышла из спальни, а за ней какой-то пузатый дядька. Он усмехнулся: "Я не знал, Симочка, что у тебя такой большой сын, а ты ведь говорила, что тебе двадцать девять." Он ушел и никогда больше я его у нас не видел. Моя мать как с цепи сорвалась. Она кричала на меня, била по щекам, а я не понимал за что. Зато сейчас я понимаю. Ей противен был сам факт моего существования. У нее не было не только любви ко мне, даже самого элементарного материнского инстинкта. Я бы ушел из дома, но мне некуда было идти. Даже в армию. От службы я был освобожден по состоянию здоровья. -Ты сказал, что ты ее убил. Неужели это было на самом деле? - Однажды я пришел в дом с девушкой. Мать была дома, в сильном подпитии. С каждым годом она пила все больше и больше. Увидев нас, она сказала: "А, ты уже начал трахаться, надоело дрочить в ванной." Девушка в слезах выскочила из нашего дома. Это просто была хорошая подружка, у меня с ней ничего не было. Она никогда надо мной не смеялась. Я развернулся и закатил матери пощечину. Она от удара упала виском на стол. Умерла она мгновенно. Я стоял возле ее тела, не зная, что делать. Вызвал скорую. Врачи увезли ее. Потом меня таскали несколько раз к следователю, но дело закрыли за недостатком улик. - Тебя мучает совесть? - осторожно спросила я. - Нет, не мучает, - выкрикнул он, - поделом ей. Это из-за нее я такой, как я сейчас. Она умерла, потому, что я всю свою жизнь желал ей смерти. Она была для меня единственным близким человеком, и я ее убил своей ненавистью. Я принимал наркотики, я не мог жить с этой тяжестью на душе... Он зашелся в рыданиях. Я прислушалась. Телефон жил своей жизнью, что- то в нем потрескивало. Я одернула юбку так, чтобы карман с телефоном оказался у меня на коленях и снова громко сказала: - Додик, я не хочу оставаться в парке леуми, поедем ко мне. У тебя |
Похожие:
 | Исследовательская работа Киты-убийцы Популярная гипотеза гласит: Киты — морские млекопитающие из отряда китообразных, не относящиеся ни к дельфинам, ни к морским свиньям.... | | Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах... «Халльгрим Хельгасон. Советы по домоводству для наемного убийцы»: Астрель, corpus; Москва; 2010 |
| Патрика Зюскинда «Парфюмер. История одного убийцы» Франции во многом условного XVIII века, а общая атмосфера произведения демонична и метафизична, что лишь оттеняется рациональной... |  | Блаженный Августин Аврелий исповедь книга первая Философия: планы семинарских занятий для студентов гуманитарного факультета. Спб, 2004 |
| Исповедь гипнотизёра книга третья эго или профилактика смерти Февральская оттепель, ночь Шепчутся капли, с глухим стуком падают талые комья | | Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах... Предисловие российских издателей к книге Дж. Гатто «Фабрика марионеток. Исповедь школьного учителя» |
| Пауки и скорпионы Пауки – безжалостные убийцы. Поймав жертву в шелковые сети они впрыскивают ей смертоносный яд. Почти все пауки ядовиты, но лишь очень... | | Департамент образования ярославской области Олега Панкова «Очки-убийцы». Олег Павлович — один из немногих российских офтальмологов, который не просто признает бессмысленность... |
| Исповедь «ревизиониста из Прибалтики» Омский институт водного транспорта (филиал) фбоу впо «Новосибирская государственная академия водного транспорта» | | Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах... Классицизм, романтизм, ода, послание, лироэпическая поэма, байронизм, богоборчество, лирическая исповедь, кольцевая композиция, философская... |
| Леви Владимир Львович Исповедь гипнотизера (книга 2) кот в мешке... Чтобы быть счастливым, достаточно жить внимательно, утверждает Коллега. Чтобы не быть несчастным, согласен я | | Программа на каждый день Упражнения в постели Утренние процедуры... Олега Панкова «Очки-убийцы». Олег Павлович — один из немногих российских офтальмологов, который не просто признает бессмысленность... |
| Учебной дисциплины опд. Ф "Онтология и теория познания" специальность... Язык философии (гномы, поэма, диалог, лекция, исповедь, медитации, аффоризм, эссе, научный трактат) | | Исповедь на заданную тему Ссср председателя Верховного Совета рсфср бориса Николаевича Ельцина широко известна за рубежом. Не во всех оценках и выводах соглашаясь... |
| «Уроки садоводства», «Мои уроки садоводства», «Оптимистическая трагедия» «деревенском» этапе, в том числе и за время занятий садоводством. Без прикрас и самолюбования, а как бы исповедь самому себе – ибо... | | Программа по формированию навыков безопасного поведения на дорогах... Выразить его – удел немногих. Книга – это исповедь автора, это человек. Творец её не волшебник. Настоящий писатель – совесть человечества.... |
