Тезисы докладов
Скачать 5.15 Mb.
|
Весенний период календарных праздников и обрядов немцев Урала в конце ХIХ – начале ХХ в. Традиционный народный календарь немцев Урала – явление, формирование и эволюцию которого охватывает длительный период времени. Календарная обрядность немцев Урала возникла на базе общенемецкого годового цикла, в основе которого лежат церковный и сельскохозяйственный календарь. Одним из основополагающих факторов в системы календарной обрядности немцев Урала является «исходные» – принесенные традиции, сохраненные переселенцами. Значительную часть немецкого населения Урала составляли переселенцы из Европейской части России – западных Волынской, Киевской, Таврической, Херсонской, Екатеринославской, Одесской и других губерний. Заселение и освоение немцами Урала наиболее интенсивно происходило на рубеже ХIХ – ХХ в. В это время осваивались преимущественно южные уральские губернии – Уфимская и Оренбургская, в настоящее время эти территории в административном отношении относятся к Пермскому краю, Оренбургской и Челябинской областям, Республике Башкортостан. Особенности заселения и освоения Урала стали причиной того, что традиционная культура немцев в регионе не была однообразной. Немецкое население не было однородным, оно было представлено не только разными регионами выхода, но и разными этноконфессиональными группами (меннониты, католики, лютеране), каждую из которых, отличали особенности языка и культуры. Наиболее ярко эти особенности были представлены в календарной обрядности, которая также не представляла собой единого целого. Одной из отличительных сторон немецкого календаря на Урале, от календарной обрядности других территориальных групп немецкого населения России, являлась его пестрая регионально-конфессиональная специфика, проявляющаяся в устойчивости религиозных обрядовых форм и вариативности обрядовых действий разных локальных групп. Особое место в структуре календарного года немцев Урала занимают весенние праздники обряды. Весенний период в народном календаре более всего наполнен празднично-обрядовыми комплексами, а также был наиболее значимым в системе сельскохозяйственного года. В структуре весенней обрядности немцев Урала можно выделить несколько особо важных периодов: предшествующий Пасхе пост с предпасхальной подготовительной неделей (Karwoche, Leidenswoche, Stillewoche), собственно праздник Пасхи (Oster, Ostern, Oschtre) и постпасхальный период, а также праздник Пятидесятница (Pfingsten), знаменующий собой окончание весны и начало лета. Праздник Пасхи (Oster) у немцев Урала, как и у немцев других групп, считается самым главным весенним и самым большим годовым праздником в народном календаре. В основе народных представлений с празднованием Пасхи закреплены идеи о новой жизни и смены времени годы. Так, праздник знаменует собой окончание поста и прихода весны. Смена постной пищи на не постную также отождествляет собой идею переходности времени в календаре. Непременными элементами пасхальной обрядности немцев Урала являются традиции крашеных яиц (Gefarbene Eier, Efrovne Eier), пасхальных гнезд (Nast, Nescht) и пасхального зайца (Osterhas, Osterhus, Uschterhase, Oshterhos), которые известны в немецкой традиции повсеместно. Одним из обрядовых действий праздника был - пасхальный обмен подарками, известный у немцев Урала в двух вариантах. Первый вариант праздничного одаривания, связан с сюжетом пасхальных гнезд и крашеных яиц, другой вариант пасхального обмена подарками связан с пасхальным обходом домов, распространенный в некоторых деревнях Оренбургской области и Республики Башкортостан, когда дети при совершении обходов, приносили пасхальные подарки и получали их в ответ, от хозяев. В некоторых немецких деревнях Урала в ночь на Пасху устраивали шуточные проказы (праздничные бесчинства). Некоторые проказы предшествовали брачному периоду в календаре. Такие проказы были призваны стимулировать брачную активность, и высказывали идею общественного осуждения неженатой молодежи. Одним из распространенных вариантов такого осуждения, была традиция стелить соломенные дорожки. Среди наиболее ярких проявлений пасхальной обрядности немцев Урала, особое место занимают обычаи пасхальных обходов домов, начинающиеся в канун праздника и продолжающиеся все время празднования Пасхи. Пасхальные обходы имеют наиболее развернутую форму в традициях волынских немцев Альшеевского и Стерлитамакского районов Республики Башкортостан и Октябрьском и Чернушинском районах Пермского края. В традиции волынских немцев пасхальные обходы проводились дважды. Как правило, первые обходы домов совершались с наступлением пасхальной ночи. Основными участниками пасхальных обходов была молодежь. Обход деревни продолжался почти до самого утра и под окнами каждого дома исполнялось не менее трех песен-гимнов из лютеранских сборников, посвященных воскресению Христа, за исполнение которых молодежь получала подарки. Утром в пасхальное воскресение, либо утром на второй или третий день праздника волынские немцы Урала совершали еще один обход домов с березовыми ветвями с использованием хлестанья. В целом, весенний период календарных праздников и обрядов явился одним из ярких маркеров этнической культуры немецкого населения Урала. Календарные праздники и обряды весеннего периода сохранились как целостный комплекс; пасхальный празднично-обрядовый цикл маркировал важный переходный период, связанные с наступлением нового календарного года и нового земледельческого сезона. С.Р. Курманова (Омск. Россия) Стабильность системы питания сибирских немцев как результат успешной адаптации Миграционные потоки немецкого населения из различных земель Германии в Россию делали адаптацию значимой как для самих переселенцев, так и для жителей тех территорий, куда оказывались направленными эти потоки. В ситуации, когда часть этноса мигрирует на новую территорию, удаленную от основной зоны его расселения, возникает целый комплекс адаптационных проблем. К их числу относится и адаптация системы питания. Под адаптацией мы понимаем «приспособление человеческих сообществ, социальных групп и отдельных индивидумов к меняющимся природно-географическим и историческим (социальным) условиям жизни посредством изменения стереотипов сознания и поведения, форм социальной организации и регуляции, норм и ценностей, образа жизни и элементов картины мира, способов жизнеобеспечения, направлений и технологии деятельности, а также номенклатуры ее продуктов, механизмов коммуницирования и трансляции социального опыта» [1, с.15]. Будучи сформированной из устойчивых признаков сезонных изменений и характерных черт важнейших хозяйственных занятий, система питания подвергается изменениям, следуя за эволюцией социально-экономического уклада, а также в том случае, когда ее носители попадают в новые природно-климатические условия. При изучении системы питания немцев Сибири учитываются не только природно-климатическиу условия сибирского региона, но и направления миграционных потоков из различных мест промежуточного проживания (Поволжье, Украина, Волынь). Регионы европейской части России, где поселились немецкие переселенцы после эмиграции, а также Сибирь, куда часть из них переселилась позднее, как и Германия, находятся в зоне внутриконтинентального умеренного климатического пояса. Однако сравнительный анализ средних температур января и июля указывает, что в России немцы оказались в условиях резко континентального климата с холодной зимой и жарким летом. К примеру, если средняя температура в Южной и Западной Германии, откуда шел основной поток колонистов, составляет -1,2 С, а июля - +18 С, то в Одессе: -3,7 С в январе и +22,6 С в июле; в Житомире: -5,1 С и +18,2 С; в Саратове: -12,5 С +22 С и в Омске: -18 С и + 18 С [2, с. 108-109]. Разница в климате не могла не отразиться на системе питания, однако эти изменения нельзя назвать существенными. В основном они коснулись обрядовой стороны. Что касается ландшафтной характеристики мест переселения немцев в России, то большинство из них оказались в степной и лесостепной зонах, экологические возможности которых способствовали сохранению важнейших хозяйственных занятий немцев, какими являлись в Германии земледелие и животноводство. С момента переселения процесс адаптации системы питания к новым условиям шел очень активно. Немцы стремились восстановить свою традиционную систему питания. Недостаток продовольствия подтолкнул переселенцев к активному включению в рацион местных продуктов, используемых аборигенным населением. Кроме того, были усвоены местные приемы обработки и приготовления продуктов. Так, немцы научились готовить щи. Для первых немцев-поселенцев они представляли нечто новое, чего немецкая кухня не знала. Г.Г. Дингес отмечал: «На первое почти ежедневно подается кушанье, называемое «аши» (т. е. щи, может быть в основе этой формы лежит народная форма ащи), род супа, приготовляемого из кислой капусты» [3, л. 35]. Особенности русской кухни, определяемые совершенно иными хозяйственно-бытовыми условиями, естественно бросались в глаза немецким переселенцам. Они близко познакомились с русской крестьянской кухней, с ее пирогами и блинами, которые являлись общеупотребительной пищей [4, л. 33]. Большое значение в традиционной немецкой кухне имели мясные и молочные блюда. Сибирь не была исключением. Из мяса домашних животных предпочитали свинину и мясо птицы, употребляли и говядину, крайне редко встречается потребление баранины. Кроме мяса домашних животных, употребляли «зверину» и «дичину». Большое распространение получила заготовка продуктов впрок. Одной из форм консервирования мяса было приготовление домашних свиных колбас, копчение и засолка мяса говяжьего и свиного. Немцы принесли в Сибирь большое разнообразие хлебных изделий [5, л. 8-13]. Таким образом, основной пищей немецких переселенцев в Сибири служили продукты земледелия и животноводства. Недостаток традиционных продуктов пополнялся за счет местной флоры и фауны. Во второй половине XX века система питания продолжала адаптироваться за счет пополнения местными продовольственными ресурсами и кулинарными рецептами сибирских народов, но в тоже время восстанавливалось традиционное питание, основанное на продуктах земледелия и животноводства. Проведенное исследование позволяет констатировать, что для системы питания немцев Сибири характерны длительная сохранность традиций и устойчивость национальных форм, базирующихся на пищевых предпочтениях (вкусах), выработанных многими поколениями. В результате успешной адаптации немецкого населения в новых природно-климатических, хозяйственных и этнических условиях Сибири сформировались локальные пищевые комплексы, соответствующие природно-географическим особенностям территорий, образу жизни поселившихся там людей. Сложившееся в Сибири соотношение традиций и новаций с локальной динамикой в отдельных районах позволило немецкому населению, не утратив этнической специфики, создать систему питания, адекватную местным условиям и адаптированную к ним. Источники и литература 1. Культурология. XX век. Словарь. – Спб.: Университетская книга, 1997. – 630 с. 2. Рублевская С.А. Календарная обрядность немцев Западной Сибири конца XIX – XX вв. Рукопись диссертации… кандидата исторических наук. – Омск, 1997. 3. Государственный исторический архив немцев Поволжья в г. Энгельсе. Объединенный архивный фонд-Р-1821. Оп. 1. Ед. хр. 18. 4. Там же. 5. Архив Музея археологии и этнографии Омского государственного университета им. Ф.М. Достоевского. Ф. I. 1997. Д. 179 – 4. Плохотнюк Т.Н. (Ставрополь. Россия)). «Cъемки ближним и крупным планом» или «ready-made» немецкого сюжета российской истории: микроистория как направление в исследованиях истории и культуры российских немцев Немецкий сюжет в истории российских регионов в частности и истории России в целом сохраняет свою актуальность на протяжении многих лет, получив особое звучание в последние два десятилетия. Как показало время, и исследовательский, и общественный интерес обусловлен не только политическим фактором, но еще и действенным желанием потомков тех, кто вошел в историю под собирательным названием «российские немцы», добиться полной социально-политической реабилитации своего народа, своих родственников, своей семьи и не допустить забвения самого факта исторического присутствия «народа в пути». Благодаря стараниям профессиональных историков и историков-любителей история российских немцев, охватывающая события и процессы на уровне макроизмерений, теперь написана. Но даже сейчас – вряд ли кто возразит по этому поводу – реконструкция немецкого сюжета в российской истории еще далека от завершения. И дело вовсе не в том, что, несмотря на многолетние исследования в архивах разного уровня, коллекция архивных документов остается неукомплектованной. Да, и спустя двадцать лет после начала работы в архивах по выявлению комплекса документов здесь можно отыскать новые. В силу специфики исторического знания, прежде всего, трансцендентности исторического факта, завершенность исторической реконструкции не достигаема, но в процессе воссоздания исторического факта для понимания широких исторических связей и теоретического осмысления необходима постоянная смена перспективы взора, обращенного в прошлое, этакое «перемежение панорамной съемки со съемками ближнего и крупного плана». Но для этого нужны не архивные документы, а материалы, принадлежащие российским немцам. Чтобы перейти от политической истории к истории социальной, от глобальной – к истории повседневной жизни, от сильных мира сего – к рядовым участникам исторического процесса – требуется расширение круга источников. К комплексу источников, состоящего из архивных документов и предметов материальной культуры – одежды, домашней утвари, орудий труда, фотографий и т. п., привлекаемых для исследования, требуются нарративы, созданные на основе интервью или записи «устных рассказов». Такие нарративы позволяют постигнуть предмет «изнутри», раскрывая прошлую жизнь через постижение присущего этой жизни мира идей и менталитета. Ценность такого нарратива возрастает, если существует некое сродство, во всяком случае, тесная взаимосвязь между исследователем и объектом исследования. В случае нарратива в рамках истории российских немцев такая взаимосвязь может усилиться за счет того, что в качестве исследователя выступает прямой потомок, который скрупулезно и дотошно собирает «улики», обеспечивающие четкость отдельному фрагменту расплывчатого изображения макроистории. И это уже микроистория с ее особым пристрастием к деталям, позволяющим максимально обеспечить «полифонию» истории. Следует отметить, что нарратив, создаваемый посредством метода микроистории, так же как и любой исторический документ отягощен субъективностью, но его ценность усилена за счет того, что автор пытается передать интерпретацию того или иного события или сюжета самими российскими немцами. В качестве примера сошлюсь на опыт таких авторов как Готлиб Бири (Die weitere Entwicklung der Kolonie / Die Gemeinde Gnadenburg im Nordkaukasus), Артур Флегель (Escape from USSR in 1928; The memorable travel experience of Johann and Julianne (Pflugrath) Flegel), Вальтер Ланге (Der steinige Weg Die Geschichte einer Tempelgemeinde menonitischer), Генрих Фризен, Арнольд Дик (The Kuban Settlement), других. И хотя авторы представляют разные страны – Германию (Г.Бири, В. Ланге), США (А.Е. Флегель), Канаду (Г. Фризен, А. Дик) – но их объединяет то, что они представляют северокавказских немцев и меннонитов. Они – потомки сторонников Движения Исхода, лютеран, темплеров и новоменнонитов. Уникальный материал, который был взят ими, попадает под анкерсмитовское определение «ready-made», т.е. его не извлекали из архивов, не подвергали интерпретации в процессе систематизации. Его взяли и зафиксировали. Это – отдельные сценки, запечатлевшие трудности коммуникации в иноязычной среде; опыт адаптации к климатическим условиям и обустройства в новых природных и социальных условиях, характер взаимоотношений с представителями других этносов, живущих по соседству; сложности выстраивания отношений с представителями власти и т.д. Этот материал оживляет ткань истории, возвращая в неё обычного рядового человека. А еще микроистория, как особый вид повествовательной практики, способна обеспечить «присутствие прошлого», так как она сама по себе есть великолепное средство воссоздания многомерности реконструкции. И вот почему. Микроистория эмпирична, она исследует непредсказуемо-индивидуальные, «нормально исключительные» поступки исторических агентов, не сводимые к абстрактным категориям и вытекающие из их свободной самодеятельности. Она изучает их, потому, что ей интересен человек, потому что память о нем дорога. Микроистория ориентирована на «индуктивную» причинность, действующую не на уровне макросоциальных процессов, а в частном опыте и сознательном горизонте исторического агента. Но результат может быть потрясающим. Так, Артур Флегель создал нарратив о бегстве из Советского Союза в 1928 году родственного клана Флегель. Он провел десятки интервью со своими родственниками, живущими в США и Германии для того, чтобы в деталях запечатлеть семейную историю о спасении родных братьев своего отца и их семей. В конце девятнадцатого века весь клан Флегель, представленный многодетными семьями трех братьев, эмигрировал в США, но процесс природно-хозяйственной адаптации оказался сложным, а воспоминания о Кавказе столь теплыми, что двое из братьев – более состоятельные – приняли решение вернуться в Россию. Их потенциала хватило на то, чтобы еще раз обустроиться с нуля на новом месте (они не стали возвращаться на Кубань, а основали новое поселение близ КМВ), но оказалось, что его недостаточно, чтобы противостоять процессу коллективизации. Успев избежать полной экспроприации собственности, братья осуществили грандиозный замысел – сумели организовать выезд заграницу … при полностью закрытых границах. Они вывели семьи через Закавказье, Среднюю Азию на Ближний Восток, а оттуда – вывезли их в Германию. Архивные документы зафиксировали только факт бегства или ухода через границу «контрреволюционеров и саботажников», «врагов советской власти». Их клеймили позором на заседаниях в парторганах всех уровней. В протоколах допросов арестованных НКВД, подозреваемых в оказании помощи ушедшим, не оказалось информации, проясняющей ситуацию. И только после появления нарратива Артура Флегеля (вернее, не после появления, а после сопоставления архивного материала и авторского нарратива спустя 20 лет после его создания…) удалось «вернуть» сюжет в историю. Оказалось, что никто из оставшихся в Мариенбруннен не был посвящен в замысел. В противном случае его не удалось бы реализовать. Конечно же, Анкерсмит то ли немного не прав, то ли немного лукавил, называя такие нарративы «ready-made». Мы же видим, какой это кропотливый труд – составление из этих осколков-воспоминаний цельного полотна прошлой реальности. Отметим, что микроистория, предлагающая нарративы, имеет много общего с филологией. Обе науки имеют дело с познанием единичного (событий, текстов), что заставляет их прибегать к методам «уликового», предположительного знания. Соотносясь с таким типичным филологическим жанром, как биография, микроистория тяготеет скорее к событийной, чем к интеллектуальной биографии. Ее ценность определена тем, что автором репрезентации прошлого выступают носители культуры, представители этой социальной группы, этот социума. История работает, во всяком случае преимущественно, не с немыми памятниками прошлого, из которых вычленяются «признаки» (indices) этого прошлого, а со свидетельствами, осмысленными высказываниями людей, и хотя в этих высказываниях, конечно, могут содержаться неосознанные моменты, которые послужат «уликами» для исторической реконструкции, но в них всегда есть и собственный, «авторский» смысл, который история не вправе игнорировать. Тезис о "негомогенной структуре" "исторического универсума", который так проницательно сформулировал Зигфрид Кракауэр в своем посмертно опубликованном труде "История. Предпоследнее", был выдвинут в защиту многообразия подходов в исторических исследованиях и описаниях. Кракауэр признавал за обоими крайними подходами к истории и, разумеется, за теми, которые находятся между ними, успехи в познании и право на реконструкцию "истории в целом", но он отмечал также свойственное каждому из них в соответствии с масштабом исследования соединение четкости и расплывчатости. Что же касается претензии исторической науки на синтез и создание общей картины, то ее он ограничивал частным и относительным, временным, но никоим образом не произвольным познанием реальности и исторического опыта. Поэтому исторические исследования на высших уровнях обобщения столь же существенны, как и изучение деталей. Подобная точка зрения, с одной стороны, объясняет приверженность «истории повседневности» изучению небольших общностей: прихода, деревни, семьи. Заметно повысился интерес к истории провинциального города, городского квартала, улицы, дома, пивной как места общественных собраний и просто вечернего времяпрепровождения, столовой, прачечной и т. д. "Не все в исторической реальности можно рассмотреть под микроскопом. История в целом охватывает события и процессы, которые разыгрываются над уровнем микроизмерений. Поэтому исторические исследования на высших уровнях обобщения столь же существенны, как и изучение деталей. Но они страдают неполнотой, и если историк хочет восполнить пробелы "собственными представлениями и догадками", он должен исследовать также и мир мелких событий. Макроистория не может стать историей в идеальном смысле слова, так пусть же она влечет за собой микроисторию... Чем выше уровень обобщения, на который восходит историк, тем более отвлеченной становится историческая реальность. То, что он сохраняет из прошлого, когда смотрит на него с большого расстояния, – это глобальные ситуации, долговременные процессы, идеологические тенденции и т.д. – крупные нагромождения событий, объем которых уменьшается или возрастает прямо пропорционально расстоянию...Мы узнаем о прошлом недостаточно, концентрируясь на макровеличинах... Чем больше удаление, тем труднее историку понимать исторические феномены, которые достаточно специфичны и бесспорно реальны" (Kracauer, 1971 [1968], S.115ff)8. С 1965 г. значение и смысл понятия "микроистория" изменились и совершенно освободились от негативного и конкретного образа мелкого, не стоящего внимания, как бы частного остатка "большой" истории. Сам предмет развился или даже вообще впервые конституировался, выработав собственный метод исторического исследования. С конца 70-х годов в первую очередь в Италии, но также и в США, во Франции. Федеративной Республике микроистория, прежде иронически отождествляемая с "жалкими остатками" истории, превращается в новый способ исследования и познания, открывающий возможность проникнуть в неисследованные области социальной истории (см. Medick, 1994a). Возникновению этого нового направления исторических исследований одновременно способствовали многие моменты, и сегодня нелегко отделить их друг от друга и определить важность воздействия каждого. Для некоторых историков стимулом стало "изменение опыта", накопленного современниками, но в конечном счете решающую роль сыграла "смена метода"2. Для этой микроисторической "смены метода" толчком, несомненно, тоже послужило "изменение опыта" современников, однако дело нельзя свести только к нему. Собственная динамика внутринаучных противоречий и событий, как, например, широкие интеллектуальные дебаты по проблемам гуманитарных наук и особенно вызов, брошенный социальной истории этнологией и культурно-антропологическими исследованиями (см. Medick, 1984), также явились конституирующими факторами. Когда Карло Гинзбург и Карло Пони в одном из текстов, положивших начало систематическим размышлениям о микроистории, писали о наличии "достаточных оснований" для утверждения, что "большой успех микроисторических реконструкций находится во взаимосвязи с возникающими сомнениями по поводу известных макроисторических процессов" (Ginzburg und Poni, 1985), они ссылались на перемену в опыте современников. Христиан Майер описывает эту взаимосвязь подобным же образом, но более точно, усматривая причины возникновения интереса к микроистории в "определенном общественном и политическом опыте современности и недавнего прошлого", следствием которого он считает "ослабление" "идентификации с более крупными общностями, будь то нация или государство, крупные партии, профсоюзы или прогрессистские движения" (Meier, 1990, S.120, 122). Это привело также к "утрате эффективности определенных подходов к макроистории" (ibid.) и в результате породило интерес к микроистории, который, по мнению Майера, определяется открытием новых тем и сюжетов, интересом к преимущественно частным историческим "микромирам", или "малым жизненным мирам", тем самым "малым областям", в центре которых стоит отдельный человек. Будь то сомнения в идентификации с теорией прогресса, отказ от эволюционного понимания истории или критика глобально-исторической евроцентристской точки зрения – эти возникающие в результате современного "изменения опыта" сомнения в существовавших до сих пор историко-философских и социально-теоретических интерпретациях связывались и связываются с возникновением микроистории. Несомненно, что они были важны как причинные факторы, но их особое воздействие вполне можно усмотреть в том, что в недрах самой науки они внедряют новые методы и развивают собственную линию исследований Тем самым микроистория дает гораздо больше, чем просто импульс к переосмыслению опыта и обращению к мелкому и повседневному в истории3. Микроистория пытается найти выход в применении метода по ту сторону концепции макроисторической синтезирующей истории. При этом она ведет свои поиски не вторгаясь на территорию, где историческое исследование, истолкование и изложение осуществляется в духе постмодернистской "фрагментализации" и отмежевания от идеи глобальной взаимозависимости и единства смысла. Именно это имел в виду. Специфические возможности познания в микроистории гораздо больше определяются ее способностью к сужению поля наблюдения и изучению его с помощью микроскопа. "Историки не проводят исследования деревень, они проводят исследования в дерев нях", – как сказал Леви, перефразируя Клиффорда Герца4. Таким образом он дал понять, что исторические реконструкции и интерпретации, осуществленные благодаря концентрации на ограниченном поле наблюдения, будь то деревня, часть города, социальная группа или даже один или несколько индивидов, позволят качественное расширение возможностей исторического познания. Важнейшее достижение в области социально-исторического познания, полученное с помощью методов микроистории, заключается в том, что именно благодаря максимально многостороннему и точному освещению исторических особенностей и частностей, характерных для общности индивидов исследуемого района, взаимосвязь культурных, социальных, экономических и политико-властных моментов раскрывается как взаимозависимость всех объектов исторического бытия. Вероятно, для решения подобной задачи должна быть разработана специфическая методика сопряжения данных и источников, отличающаяся от методов обычной местной и региональной истории. Вместо того чтобы оперировать категориями макроисторических субстанций (семья, индивид, государство, индустриализация), микроисторические исследования осуществляют экспериментальное изучение сети социальных отношений и типов поведения, конечно, никогда не замыкающееся только на них самих, а всегда учитывающее также общественные, экономические, культурные и политические условия и отношения, которые действуют и выражаются через них и даже вопреки им. Таким образом открывается возможность нового взгляда на становление исторических структур, а также на кратко- и среднесрочные исторические процессы. Тезис о "негомогенной структуре" "исторического универсума", который так проницательно сформулировал Зигфрид Кракауэр в своем посмертно опубликованном труде "История. Предпоследнее", был выдвинут в защиту многообразия подходов в исторических исследованиях и описаниях. Кракауэр признавал за обоими крайними подходами к истории и, разумеется, за теми, которые находятся между ними, успехи в познании и право на реконструкцию "истории в целом", но он отмечал также свойственное каждому из них в соответствии с масштабом исследования соединение четкости и расплывчатости. Что же касается претензии исторической науки на синтез и создание общей картины, то ее он ограничивал частным и относительным, временным, но никоим образом не произвольным познанием реальности и исторического опыта. При этом он настаивал – и это было принципиально новым словом, очень актуальным для 90-х годов, – на необходимости микроисторического взгляда. Кракауэр как бы срывает гностический, утопический или метафизический покров "окончательного" со свойственного Уолтеру Бенджамину, Эрнсту Блоху и Теодору Адорно подчеркнутого и философски-созерцательно преувеличенного выдвижения на первый план частного, особенного и конкретного в истории. Взамен он вводит заинтересованного участника дискуссий XX столетия по вопросам культуры и науки в разумные рамки исторического поиска, исследования и изложения, в рамки "дисциплины", которая посвящает себя не "окончательным", а "предпоследним" ответам ("last things before the last") и отдает предпочтение "конструкции, опирающейся на исторический материал", перед закоснелостью и пошлостью поспешной или односторонней ориентации на "большую" теорию. Кракауэр таким образом предопределил направление микроисторического наблюдения, открытое для понимания широких исторических связей и теоретического осмысления и в то же время изменяющее, благодаря своим историческим "съемкам ближним и крупным планом", взгляд на историческое целое А.А. Задерейчук (Симферополь. Украина) |
Похожие:
 | Тезисы докладов Тезисы докладов, опубликованные сотрудниками Вашего подразделения (в т ч в сборниках научных трудов, указанных в п. 2) | | Material science and technology Научные статьи, монографии, тезисы докладов и доклады на конференциях, депонированные тезисы докладов, статьи и доклады, отчеты |
| Тезисы докладов Часть I секции 1−4 Москва − 2010 в части I сборника... В части I сборника представлены тезисы докладов VIII всероссийской научно-технической конференции «Актуальные проблемы развития нефтегазового... | | Тезисы докладов VIII международной конференции. Москва, 4-6 октября... Российская академия наук институт биохимической физики им. Н. М. Эмануэля ран институт химической физики им. Н. Н. Семенова ран |
| Тезисы докладов и выступлений II всероссийская научно-теоретическая... России: образование, тенденции, международный опыт: тезисы докладов и выступлений II всероссийской научно-практической конференции... |  | Файла заявки участника должно содержать фамилию участника, например... Фио авторов и названия организаций. Название файла должно содержать фамилию участника, например – Иванов-тезисы doc |
| Тезисы VI всесоюзного симпозиума по психолингвистике и теории коммуникации. М., 1978. С. 176-178 Собкин В. С. К формированию представлений о механизмах процесса идентификации в общении / Теоретические и прикладные проблемы психологии... | | Правила подачи тезисов Внимание! Тезисы докладов будут опубликованы... Ооо “подиатр” – официальный дистрибьютор Медицинской Системы ФормТотикстм (Новая Зеландия) |
| Тезисы докладов Международная конференция «Российский Императорский Двор и Европа. Диалоги культур» | | Тезисы и рефераты докладов первой дагестанской конференции терапевтов.... |
| Тезисы докладов участников Школы 68 Евразийское мировоззрение и геополитические процессы в Южной Сибири и Центральной Азии 9 | | Тезисы докладов «12th International Seminar on Inclusion Compounds». Book of abstracts. – Stellenbosch, South Africa, 4-9 Apr. 2009. P. 8 |
| Тезисы докладов Два с половиной века с Россией: актуальные проблемы и дискуссионные вопросы истории и историографии российских немцев | | Академии Естествознания «Современные наукоемкие технологии» Журнал публикует обзорные и теоретические статьи, материалы международных научных конференций (тезисы докладов) по |
| Программа и тезисы докладов Конгресса-2008 санкт-петербург Проезд: метро “Московская”, автобусы 13, 113, 213, Авиагородок, ул. Пилотов, дом 38 | | Академии Естествознания «Успехи современного естествознания» Материалы конференций (тезисы докладов), (правила оформления указываются в информационных буклетах по конференциям) |
